Давай бояться вместе

- Ты сейчас слюнями весь стол зальешь. Ноль реакции. - Ау, Земля вызывает Феликса! Прием! То же самое. - Как же ты задолбал, боже… Джисон тяжело вздохнул и от души пнул приятеля в коленку под столом. Феликс вздрогнул, перестал сверлить взглядом черноволосую макушку с задорным хвостиком на затылке в очереди к кассе и моргнул. - С возвращением, бро, - прочавкал Джисон, набивая щеки жареным рисом. – Ты бы видел себя со стороны – зрелище одновременно жуткое и жалкое. Почему бы тебе не рассказать ему обо всем? - Почему бы тебе не пойти на хрен? – любезно осведомился Феликс, ковыряясь в своем салате. - Почему бы вам обоим не заткнуться и дать людям спокойно поесть без ваших пиздостраданий? – подключился сидящий рядом Сынмин. - Ты душнила и сухарь, - констатировал Джисон, обличительно ткнув в него палочками, и тут же перевел их на Феликса. – А ты собери, наконец, яйца в кучу! Подошел, засосал – и все! Мужик ты, или где?! Если он тебя пошлет, то потом можешь спокойно помереть со стыда, но с гордостью, потому что сделал все, что мог. - А ты долбоеб, - парировал Сынмин. - Сам-то давно таким смелым стал? Или наконец научился связывать слова в предложения, когда на горизонте появляется Ли Минхо? Пока они переругивались, Феликс вздохнул и сунул в рот кусочек помидора. Если бы все было так просто…

* * *

Он смотрел на экран ноутбука и пытался понять, в какой момент его жизнь свернула не туда. Там мелькали кадры какой-то дикой расчлененки. Реки на Ютубе – страшно непредсказуемая штука. Сейчас ты умиляешься видосам с котиками, а в следующий момент тебе вкидывают видео про каннибализм среди племен Центральной Африки. Практически метафора всей человеческой жизни с ее дуализмом. Но что самое ужасное – у Феликса стоял. Нет, не на кровавое месиво и оторванные руки-ноги, а на Хёнджина, который устроился рядом на полу, опираясь спиной об изножье кровати, и касался плеча Феликса своим теплым плечом. Это была катастрофа. - Хёнджин-а… - Парень прочистил горло, пытаясь незаметно поправить штаны, и покосился на одногруппника, который стеклянным взглядом тоже таращился в экран. Кадры из трешового третьесортного ужастика сменились на видео про морских свинок. - Думаю, мы уже достаточно отдохнули, давай продолжим. Тот пошевелился и вымученно вздохнул. - Давай… Кончиками пальцев дотянувшись до валявшейся на полу растрепанной стопки распечаток, Хёнджин уставился в нее с обреченным видом. А Феликс уставился на него. Хёнджин красивый. Объективно. У него блестящие черные волосы, лукавые лисьи глаза, потрясающая фигура и губы, которые стали влажной мечтой и одновременно ночным кошмаром Феликса. Потому что когда Хёнджин их облизывает, у Феликса начинается головокружение и нехватка воздуха. А облизывает он их часто, будто специально. Поэтому вместо подготовки к зачету по английскому Феликс практически борется за собственное выживание. - Подберите правильный синоним к слову «очаровательный» в контексте предложения… - загробным голосом читает задание Хёнджин, а в голове у Феликса крутится «you». Если бы его спросили, он бы с точностью до секунды назвал момент, когда пропал. Это произошло на втором курсе, сразу после летних каникул. Феликс сидел перед лекцией и пытался смириться с суровой действительностью, в которой снова нужно вставать в несусветную рань и корпеть вечерами над домашкой вместо того, чтобы до утра рубиться в геншин. Лежа лицом в парту, он боролся с экзистенциальным кризисом, когда по аудитории раскатилось отвратительно бодрое профессора Вона: «Всем доброе утро! Знакомьтесь, это наш новый студент – Хван Хёнджин. Он перевелся к нам из университета Ханянг…». Подняв голову, Феликс понял, что жизнь больше никогда не будет прежней. Потому что рядом с преподавателем стояло само совершенство и скромно улыбалось, обводя глазами аудиторию. А когда профессор закончил представлять нового студента, этот ангел во плоти подошел прямо к окаменевшему Феликсу и робко спросил, можно ли сесть рядом. Феликс тогда смог только кивнуть. В течение пары он чуть не заработал косоглазие, пытаясь незаметно рассмотреть своего соседа, и заодно практически сожрал свою ручку. В общем, вот тогда-то он и втрескался со всем пылом, которого сам от себя не ожидал. Он никак не осмеливался показать, что испытывает нечто большее, чем дружеские чувства. Нечто большее – это бессонные ночи, проведенные за изучением профиля Хёнджина в инсте. Он уже помнит наизусть каждое фото, но все равно рассматривает их снова и снова. Нечто большее – это то, как сердце подскакивает к горлу, когда он слышит в институте звонкое «привет, Ликси» и видит, как улыбка превращает темные глаза в очаровательные полумесяцы. Нечто большее – это паника пополам с восторгом, когда Хёнджин кладет голову ему на плечо во время особенно скучных пар. В такие моменты Феликс распадается на части и теряет всякую способность к мыслительному процессу. Ему кажется, что он слишком очевиден (и Джисон с Сынмином это хором подтвердят), но Хёнджин будто бы ничего не замечает и ведет себя как ни в чем не бывало. Как будто они просто одногруппники и приятели, которые иногда готовятся вместе к контрольным и коллоквиумам. Хотя для Феликса такие моменты – источник самых мучительных и самых прекрасных переживаний. Потому что Хёнджин не просто красивый – он еще добрый, умный, веселый, заботливый, творческий, яркий… Список дифирамбов можно продолжать до бесконечности. Он никогда не унижает других и всегда готов помочь. Когда Феликсу на несколько месяцев поставили брекеты и он дико комплексовал из-за этого, стараясь лишний раз не открывать рот, именно Хёнджин сказал, что с ними его улыбка выглядит ярче. Иногда Феликс искренне не понимает, почему Хван вообще с ним дружит. С самого первого дня, как он появился в их университете, за ним бегают толпы поклонников и поклонниц. Девушки при виде него хлопают ресницами так, что могут вызвать локальный ураган, и ослепительно улыбаются (хотя Феликсу кажется, что эти улыбки больше похожи на голодные оскалы); парни предлагают сходить в боулинг или выпить пива после занятий. Хёнджин может выбрать кого угодно. Но почему-то он продолжает сидеть на парах рядом с Феликсом, вместе с ним ходит в столовку и в кафе, чтобы поесть мороженого, и зовет к себе с просьбой помочь подготовиться к зачету по английскому, хотя у него нет особых проблем с этим предметом. - Pretty? – Хёнджин поднимает на него глаза, и лицо у него такое несчастное и одновременно милое, что Феликс готов наброситься и зацеловать его до смерти. Но, конечно, он этого не делает. Он слишком дорожит его дружбой и доверием, поэтому скорее умрет, чем сделает что-то, чем может оттолкнуть Хёнджина. А делать морду кирпичом, когда внутри бушует пожар, он уже привык. - Какие еще варианты? – спрашивает он. Хёнджин сводит брови к переносице, закусывает нижнюю губу, и давление в штанах Феликса становится почти невыносимым. - Handsome? - Это слово можно применять только к мужскому полу. – Феликс ерзает, пытаясь сесть поудобнее, чтобы ширинка не так давила на возбуждение. Хёнджин смотрит на него как-то странно: внимательно и озабоченно одновременно, и щеки заливает жаркий румянец. - С тобой все в порядке? – Отложив конспекты, Хван тянется к нему и прикладывает ладонь ко лбу прежде, чем Феликс успевает уклониться. Тонкие прохладные пальцы приятно остужают пылающую кожу. – У тебя как будто жар… Как себя чувствуешь? Лицо Хёнджина становится таким обеспокоенным, что Феликса начинают мучить угрызения совести. Но стояк сильнее. - Все нормально… - хрипит он. – Я… мне надо… Я сейчас, в общем. Вскочив на ноги, он бежит в ванную, где сует голову под струю холодной воды и старается думать о всяких неприятных вещах. О профессоре Пак, у которой мерзкий голос и манера брызгать слюной во время разговора. О кастрюле с рисом, которая уже месяц стоит в холодильнике, и в ней уже наверняка зародилась новая жизнь. О грязных носках, которые его сосед по общаге копит под своей кроватью. Он честно пытается успокоить разум и тело, но тщетно. Притягательный образ Хёнджина заслоняет собой все, и мысль о том, что он прямо за дверью, обретению дзена никак не способствует. Кажется, влюбленность Феликса перешла в терминальную стадию. Умывшись, он вытирает лицо бумажным полотенцем и глубоко вздыхает, собираясь с силами. В конце концов, они не первый раз готовятся вместе к учебе. Он выдержит, и будет потом еще долго лелеять в памяти эти драгоценные моменты. - Ты сможешь, - бормочет он себе под нос, вспоминая аффирмации Джисона. – Соберись, тряпка. Мужик ты или героиня сопливой сёдзё-манги?! В попытке отвлечься взгляд падает на батарею баночек с уходом возле зеркала. Он берет первую попавшуюся и крутит в руках. От Хёнджина всегда так вкусно пахнет! И еще у него изумительная кожа – предмет белой зависти усыпанного веснушками Феликса. Надо будет купить себе такой же крем. Он смотрит на этикетку, чтобы запомнить название, цепляется взглядом за одно слово и хихикает. - А ты в курсе, что таурин – это продукт семяизвержения бы…ков… - Выйдя из ванной с баночкой в руках, он поднимает глаза и давится воздухом на ровном месте. Пока Феликса не было, Хёнджин снял толстовку. И теперь сидит в одних домашних штанах и обычной майке на краю своей огромной кровати, которую Феликс мысленно окрестил траходромом, как только увидел. Прежде он видел Хёнджина только в футболках или рубашках, поэтому эффект сейчас… Однажды в детстве Феликса случайно огрели по затылку качелями. Он до сих пор помнит ощущение того, как земля уходит из-под ног, а перед глазами мелькают яркие пятна пополам с черными мушками. Вот сейчас примерно то же самое. Взгляд парня жадно пробегает по широким плечам и крепким рукам с четким рельефом мышц. А когда Хёнджин поднимает голову и смотрит на него снизу вверх, по привычке облизывая губы, Феликс чуть не роняет банку с кремом. - Все в порядке? - Д-даа… - Он мнется возле ванной и боится сделать шаг, не доверяя своим ногам и самообладанию. Потому что колени стали какими-то слишком мягкими, а сам он либо хлопнется в обморок (вот будет позорище!), либо выпрыгнет в окно. Хёнджин слишком соблазнительный, а Феликс, знаете ли, не железный. Им еще учиться вместе, и терять ни его дружбу, ни возможность любоваться им вот так близко не хочется совершенно. Чего хочется – так это запрыгнуть на него и целовать-целовать-целовать до онемевших губ и дрожащих ног. И чтобы Хёнджин обнимал вот этими своими красивыми руками и шептал «Феликс… Феликс…». - … Феликс? Вынырнув из сумбура своих мыслей, он обнаружил, что стоит столбом и пялится в одну точку в пространстве, а Хёнджин обеспокоенно заглядывает ему в лицо. - А? - Я говорю, может, на сегодня закончим? Мне кажется, ты переутомился… И смотрит так заботливо и внимательно, что хочется заорать. А потом протягивает к нему руку, и Феликс перестает дышать вовсе. - У тебя тут… кусочек бумажного полотенца пристал… - Изящные пальцы невесомо прикасаются к его лицу. Феликс распахивает глаза, когда они задерживаются на щеке и будто поглаживают ее самыми кончиками. - Хёнджин. – Он облизывает пересохшие губы и хочет сказать «я, наверное, лучше пойду», но вместо этого получается почему-то: - Я, наверное, тебя сейчас поцелую… - Что? - Что? Это конец, пускайте титры. Феликс замирает испуганным зверьком, отказываясь поверить, что и впрямь ляпнул это вслух. Так бездарно проебаться! Честное слово, он зашьет себе рот нитками и до конца жизни будет общаться со всеми исключительно по переписке. Или уйдет в монастырь и даст обет молчания. Или… Хёнджин часто-часто моргает и смотрит на него со смесью замешательства и недоумения. А Феликс с трудом сдерживается, чтобы не заскулить, и в панике пытается придумать, что бы такого сказать. Притвориться, что это шутка? Пусть лучше Хёнджин думает, что он идиот с хреновым чувством юмора. Сделать вид, что ничего не говорил? А что, хороший вариант. И вообще идея с монастырем начинает нравиться все больше… - Ладно, - внезапно говорит Хван, и Феликсу кажется, что ему снова прилетело качелями. Он молча таращится на него и пытается понять, не ослышался ли. Хёнджин согласился с чем?! А на почве стресса слуховые галлюцинации случаются? Или у него окончательно отлетела кукуха, и больной мозг выдает желаемое за действительное? - Ч-чего? – Голос срывается на совершенно не мужской писк, когда Хёнджин делает шаг, сокращая расстояние между ними до минимума. От его близости, запаха, несмелой улыбки становится совсем плохо. - Ты сказал, что поцелуешь меня. – Хван то ли спрашивает, то ли утверждает, и выглядит одновременно смущенным, неуверенным и обнадеженным. Что-то в этой вселенной сдвинулось, какие-то сверхтонкие материи сошлись в резонансе, если все это происходит на самом деле. Может, дело в озоновых дырах и глобальном потеплении, а может, Феликс сам не заметил, как оказался в параллельной реальности. Или просто заснул на парах, и все это ему снится… Под ошарашенным взглядом Хёнджина он отвешивает сам себе звонкую оплеуху и ойкает. - Погоди минутку… - На всякий случай он еще и щипает себя за предплечье и тут же шипит. Больно, блин. - Что ты делаешь? – Совершенно сбитый с толку Хёнджин умилительно хлопает ресницами. - Хочу убедиться, что это не сон. – Феликс подумывает, не удариться ли еще на всякий случай – чтоб наверняка – головой об стену, но не успевает. Крупные ладони мягко ложатся на щеки. Распахнув глаза, он в немом шоке наблюдает, как лицо Хёнджина придвигается все ближе… ближе… пока на губах не оседает горячее дыхание, а затем их не касаются чужие губы – те самые, на которые он залипал во сне и наяву последние полгода. Феликс перестает дышать и кончается как личность. Хёнджин прижимается к его губам мягко, почти невесомо. Аккуратно держит его лицо в руках, давая возможность в любой момент отстраниться. А Феликс внутренне паникует и разрывается между желанием вцепиться в него сильнее или с криком убежать, потому что для него это слишком. Губы Хёнджина слишком нежные и сладкие. И ладони у него слишком ласковые и теплые. И Феликсу сейчас слишком хорошо – настолько, что почти плохо. Но когда Хёнджин делает попытку отстраниться, руки будто сами собой обхватывают его за талию и прижимают крепче, а сам Феликс, зажмурившись, подается вперед с такой отчаянной решимостью, что они впечатываются друг в друга носами и сталкиваются зубами. Он робко проводит языком по пухлой нижней губе, и Хёнджин вдруг приоткрывает рот, словно приглашая. А дальше… дальше на Феликса явно находит какое-то затмение, потому что он не помнит, как оказывается на кровати с Хёнджином. Помнит только, как они целуются, пока губы не начинает саднить – но этого все равно мало. Как руки Хёнджина забираются под футболку и скользят по худым бокам, словно пересчитывают ребра; как он издает высокий мелодичный звук, когда Феликс обхватывает его ногами и вскидывает бедра, чтобы потереться пахом о твердый бугор, что топорщится спереди на его штанах. Опыта в сексе у Феликса примерно на уровне нескольких пьяных поцелуев и неловкого петтинга в туалете с парнем с их потока на одной из студенческих вечеринок. Хёнджин тоже оказывается на удивление робким и неумелым, но он так явно старается сделать Феликсу приятно, что тот готов разрыдаться от счастья. Подумать только, полгода он боялся сделать лишнее движение в сторону Хвана – а теперь лежит под ним и целует острое плечо, пока Хёнджин легонько кусает и теребит губами мочку его уха. - Хён… джинни… Джинни… - Он задыхается, когда Хван оттягивает широкий ворот его футболки и начинает покрывать шею и ключицы горячими влажными поцелуями. – Я не… то есть… у меня никого не было… я не умею… - Я тоже не умею, - отвечает Хёнджин и вопреки сказанному почти профессионально ставит ему засос на плече. Феликс охает, сильнее сжимает коленями его бока и жмурится под лавиной эмоций и ярких, прежде неизведанных ощущений, которые концентрируются внизу живота. - Я очень хочу… - Феликс вскрикивает, когда Хёнджин осторожно прикусывает чувствительное место под ухом, и почти теряет способность к связной речи, но все же отчаянно выдыхает: - Только… я боюсь… сделать что-то не так. Хёнджин замирает и поднимает голову. Губы у него такие яркие, покрасневшие, припухшие от поцелуев, а взгляд – настолько мягкий, плывущий и при этом обжигающий, что у Феликса сами собой поджимаются пальцы на ногах. То ли от страха, то ли от восхищения, то ли от предвкушения – поди разбери. - Я тоже боюсь, - неожиданно серьезно говорит Хёнджин. – Поэтому предлагаю бояться вместе – так будет проще. - Л-ладно, - выдыхает сбитый с толку Феликс, когда Хван легко целует его в губы, аккуратно одергивает на нем футболку и укладывается рядом, обхватив за пояс. Грудь кольнуло разочарованием, но любопытство оказывается сильнее. – А ты-то чего боишься? - Ну… - Тот задумчиво поднимает глаза к потолку и вздыхает. – Например, я боюсь, что один потрясающий парень с веснушками и светлыми волосами откажет, если я предложу ему встречаться. Сначала Феликс не понял. А когда сообразил, то вытаращился на Хёнджина так, будто он заговорил вдруг на марсианском языке. - Ты хочешь… встречаться… со мной? – Для верности он показывает на себя указательным пальцем. - Если ты не против, - улыбается Хван и тут же возмущенно вскрикивает, потому что Феликс снова заряжает самому себе звонкую пощечину. – Зачем ты это делаешь?! - Все еще пытаюсь убедиться, что это не сон, - отвечает он, потирая краснеющую щеку. – Я полгода боялся сказать, что ты мне нравишься. - А я полгода боялся тебя поцеловать. - А я боялся, что ты гомофоб. Ты так скривился, когда однажды в столовке Минхо сделал вид, что хочет засосать Чонина… - Потому что Минхо уже давно сохнет по Джисону, но упорно пытается отрицать очевидное. И из фобий у меня только гиппопотомомонстросесквиппедалиофобия. Феликс резко завис и ошарашенно захлопал глазами. - Гиппопотамо… Чего?! Ты как это вообще выговорил?! - Это боязнь длинных слов, - рассмеялся Хёнджин. – Иронично, правда? - Жизнь вообще ироничная штука. Оба помолчали. - Мы дебилы, да? – вздохнул Феликс, водя пальцами по обнимающей его руке. - Похоже на то. Но думаю, это поправимо.