День, когда я останусь один

Бывали дни, когда во взгляде Наступающего на бессмертных императора Тасянь-Цзюня вновь узнавался лучезарный юноша с пика Сышен. Как и тогда, Чу Ваньнин стоял под цветущим деревом. Стоило ему прикрыть глаза, и незатейливый образ сам собой возникал в голове. Первый раз он увидел Мо Жаня около Пагоды Тунтянь. Тогда, своевольно ухватив Чу Ваньнина за обе руки, юноша с улыбкой на лице сказал: — Меня зовут Мо Жань. Я никого здесь не знаю, но как только увидел ваше лицо, сразу понял, что вы мне нравитесь больше всех. Давайте я поклонюсь вам как учителю? В мгновение ока богатая на события жизнь пролетела перед глазами, оставляя после себя лишь догорающее пламя пожара. И сколько невинных душ увлекла за собой в преисподнюю так внезапно налетевшая буря? На улице была одинокая лунная ночь. Чу Ваньнин продрог до костей. Однако мужчина всё ещё не спешил войти в дом, любуясь, как никогда, пышным цветением яблони. В отдалении можно было услышать звуки торжественного пиршества в главном зале. Мо Вэйюй, восседая на высоком троне, взирал на окружающих его людей. Один наполнял чашу сладким вином, другой набивал брюхо едой, третий же смотрел на красавиц-танцовщиц. И только Император всё ещё не знал, на что обратить свой взор. Ему больше не хотелось ни есть, ни пить. А посторонний шум всё сильнее глумил голову. Осушив залпом чарку вина «Белые Цветы Груши», Тасянь-Цзюнь поднялся на ноги и тихо покинул главный зал. Лишь стоящий в углу веселящейся толпы старик Лю печально покачал головой, провожая Мо Жаня взглядом. Когда императорские одежды подхватил порыв ветра, а бусины на мяньгуань покачались из стороны в сторону, сердце его сковала невесть откуда взявшаяся удушающая тоска. В такие дни под бескрайним звёздным небом Мо Вэйюй долго блуждал в одиночестве. И словно вернувшись в прошлое, всё ещё находился на пике Сышен. В конце концов, бездумно бродя среди ночных огней, он оказался у павильона Алого Лотоса. Сидя напротив бронзового зеркала, Чу Ваньнин готовился ко сну. Погружённый в свои мысли, он и не заметил, как чужой силуэт показался на фоне догорающей в фонаре свечи. Увидев в зеркале ещё одно отражение, Чу без лишних слов поднялся на ноги. Мо Жань молча следил взглядом за человеком в полупрозрачных одеждах. То, как он в спешке подошел к невысокому комоду и вынув с подставки курящуюся палочку благовоний, тут же опустил её в небольшую чашу с водой. — Зачем потушил? — поинтересовался Тасянь-Цзюнь. Ваньнин по прежнему стоял к нему спиной. Сладкий дым благовоний должен был отгонять злых духов, оберегая сон. А есть ли в этом теперь хоть какой-то смысл? Не выдержав, Мо Жань сократил расстояние, и со всей силы отпихнул Чу Ваньнина в плечо. — Перестань Ваньнин! Чаша опрокинулась на пол, и разлившись, вода подступила к самому краю ног Чу Ваньнина. Сохраняя внешнюю невозмутимость, учитель даже не шелохнулся. Он, как и всегда держался отстранённо, холодно и не выказывал должного уважения, словно по прежнему был образцовым наставником Чу, всячески отрицая нынешнее положение вещей. — Что, имея глаза, не разглядел горы Тай?! — в голосе Мо Вэйюя читалась откровенная издёвка. — Всё так же считаешь, что у этого достопочтенного дурной характер? — теперь голосом Мо Жаня говорила колкая и едкая обида. Сократив расстояние за два шага, Тасянь-Цзюнь схватил Ваньнина за подбородок, наблюдая за тем, как его брови в недовольстве сошлись над переносицей. Наступающий на бессмертных император по прежнему ждал хоть слова, но Чу Ваньнин давно перестал ему отвечать. Он слышал лишь его сдержанные стоны и вскрики боли, когда из разу в раз, ночи напролёт всячески истязал и насиловал его. Мо Жань до синяков сжимал запястья, рывками сдирал одежду, удерживал Ваньнина за волосы, когда неистово вбивался в его тело. Мужчине нравилось смотреть на чужое измученное лицо и шептать непристойности прямо на ухо. Однажды Мо Вэйюй не удержался и, криво улыбнувшись, спросил: — Учитель, вы так возбуждены, неужели вам в самом деле нравится то, что я делаю? Однако, столкнувшись с чужим взглядом, этот достопочтенный и сам не понял, какое чувство испытал. Пока в его сердце цветок восьми страданий бытия, разве останется в нём место для любви и сострадания? Мо Жань пожертвовал собой, и теперь, терпя все унижения и лишения, разве есть у Чу Ваньнина хоть малейший шанс противиться его воле? Он сам виноват, что всё зашло настолько далеко. И пусть он по прежнему остался с ним груб, всё чаще на белоснежной коже Чу Ваньнина, словно цветы хайтана, распускались новые багряные бутоны. Когда грубые мужские ладони блуждали по телу, образцовый наставник искусывал губы в кровь, и не противясь чужой воле, сам подстраивался под безудержные толчки. Мо Жаню нравилось наблюдать за таким Чу Ваньнином. Как менялось всё время безучастное выражение лица, а длинные чёрные ресницы едва подрагивали. В эти минуты учитель выглядел так, словно вот-вот заплачет. Тасянь-Цзюнь упивался этим чувством, доводя его до предела. И в конце концов дождём осыпались цветы груши. Император и учитель молча стояли друг напротив друга. — Мо Жань, — вымолвил Чу Ваньнин, и с непривычки его голос был ломким и хриплым. Он нежно поднёс свою ладонь, и коснулся чужой щеки, пытаясь разбудить в нём хоть какие то чувства. — Мне больно, Мо Жань, отпусти. Очарованный голосом, Мо перевёл свою ладонь чуть выше, повторяя за учителем. Он нежно провёл большим пальцем по острой скуле, пристально наблюдая, как поддавшись ласке, Ваньнин прикрыл глаза. В эту же секунду на лице Мо Вэйюя расцвела ехидная ухмылка. Мужчина провел рукой выше, и запутавшись пальцами в чёрных волосах, до одури сжал пряди в кулак, оттягивая вниз. — Больно, говоришь? Столько молчал, чтобы в конце концов сказать мне лишь это?! Чу Ваньнин от неожиданности распахнул глаза, в негодовании смотря на Мо Жаня. — Юйхэн ночного неба, Бессмертный Бейдоу! — процедил Тасянь-Цзюнь по слогам. — Ты всего лишь жалкий ублюдок, шлюха, которая раздвигает ноги перед этим достопочтенным, сучий выродок недостойный жизни! Взгляд Ваньнина стал более холодным. Подняв руку, он со всей силы дал пощёчину Тасянь-Цзюню. Вырвавшись из чужой хватки, учитель поспешил отойти на безопасное расстояние. Чу бездумно открывал ящики и шкатулки, в попытках найти хоть какое то оружие. — Что, смелый такой?! — рявкнул император. Чу Ваньнин испуганно обернулся через плечо, по спине пробежал озноб, в таком состоянии он перестал мыслить логически, и схватил первое что попалось под руку. Под складками белых рукавов блеснула острая шпилька. Мо Вэйюй молниеносно рванулся вперёд, прижимая своим телом учителя к комоду. Две ладони плотным кольцом обвили белую шею. Он видел в расширенных чёрных зрачках напротив своё отражение. В жалких попытках сделать вдох, Чу Ваньнин приоткрыл рот, и Мо Жань недолго думая накрыл его губы своими. Задыхаясь, в конечном итоге острый кончик шпильки прошёлся по смуглой щеке Мо Жаня, а там, где ещё недавно была ладонь учителя, появился кровоточащий порез. Из уст Тасянь-Цзюня послышался смешок, который, превращаясь в безудержный смех, пронёсся эхом по комнате. Не успевший убежать Чу Ваньнин был сбит с ног. Глухо вскрикнув, он повалился на ширму, и вместе с ней оказался на полу. Слушая крики Тасянь-Цзюня, учитель так и не нашёл в себе сил, чтобы подняться. Они давно уже жили по принципу: кто-то счастлив, кто-то печален. Но так и не заметили, как в этом огромном мире не осталось никого кроме них двоих. Чу Ваньнин больше не пытался вымаливать пощаду, не пытался сбежать. Когда Мо Жань, нарушая его уединение, приходил в павильон Алого Лотоса, он больше не сопротивлялся. И стоя в чужих объятиях, Чу Ваньнин безучастно взирал на серебристый свет за окном. Он стал для Мо Вэйюя днём и ночью, его зарёй и закатом, всей его жизнью в этом суетном мире. И несмотря ни на что, никогда не переставал его любить. И всё же пройдёт всего несколько лет, и стоя с кувшином вина под одинокой луной, захмелев, Мо Жань предастся воспоминаниям. Он снова пройдет по узкой тропе к павильону Алого Лотоса, неслышно приподнимет полог и войдёт внутрь. Наступающий на бессмертных император Тясянь-Цзюнь, будет сыпать проклятья, браниться, говорить о своей ненависти. А после рухнет на колени, и, прикрыв широкой ладонью красивое лицо, зарыдает в голос. В этот вечер дерево яблони снова будет пышно цвести, и на долю секунды Мо Жаню почудится что под ним, словно одинокий призрак, стоит человек в белых одеждах. Мо Вэйюй будет просить прощение, молить о том, что бы Чу Ваньнин вновь вернулся к жизни. Но даже спустя множества бессонных ночей, и впустую прожитых дней, нетленное тело будет всё так же лежать в лотосовых цветах. Его лучшие годы и умершие люди подобны бурной реке, воды которой не повернуть вспять. Он будет день ото дня рвать когтями своё сердце и выцарапывать печень, и однажды осенний ветер донесёт до него тихий нежный голос. — Не упивайся вином, вспоминая юность. Когда-нибудь я вернусь, и мы вновь будем вместе. С каждым днём, утопая в пучине ненависти и злобы, Мо Жань и не заметил, как настал тот самый день, когда он остался совсем один.