HwangLee: Nothing to lose

У Хёнджина давно был чёткий план в голове, о котором никто, в том числе и Феликс, не догадывался. С самого начала второго мирового тура он знал, что эти несколько десятков концертов должны запомниться фанатам надолго. И так и было, каждый из уже проведённых концертов отличался от предыдущего своей неописуемой атмосферой и невероятными, новыми звучаниями песен, которые не могли передать ни одна камера и ни один диктофон. И самое главное отличие заключалось в том, что теперь парни могли не загонять себя в рамки и проявлять желанное внимание на глазах у тысяч людей. Те только радовались какому-нибудь секундному поцелую или же переплетённым пальцам рук во время припева. Самим парням это приносило нескрываемое удовольствие, в особенности Хвану, который на протяжении долгого времени был вынужден сдерживать себя. А делать это с Феликсом было очень нелегко, особенно в те моменты, когда его звезда находилась так близко. Однако, последний концерт в его любимом Чикаго должен был переступить грань запоминающегося. Хёнджин придумал такое, что не сравнится ни с одним прикосновением или нежным словом, кинутым невзначай в момент партии возлюбленного. Этот день должен был отложиться в памяти не только у их драгоценных фанатов, а и у самих Хёнджина и Феликса. От одной лишь мысли о том, что Хван действительно может решиться на подобный шаг перед огромным количеством людей, камер и звуков, его потряхивало, а тело покрывал холодный пот. И нет, он не собирался заняться с Ли какой-нибудь непристойностью. Это абсолютно из другого разряда, но менее чувственным и эмоциональным от этого не становится. Возможно, что люди посчитают Джина любителем хайпа, который захотел популярности и оваций погромче, сделав предложение своему возлюбленному прямо во время концерта. Да-да, именно сделать предложение руки и сердца, встав на одно колено с кольцом и клятвами о вечной любви. Это звучало сумасшедшим даже для самого Хёнджина, которого терзали сомнения из разряда: «быть или не быть». Конечно же быть, думал он, а через секунду, пересёкшись с Феликсом взглядом, мысли заполняло сплошное отрицание этой идеи. Больше всего его волновало не только то, что после этого их дуэт возненавидят ещё больше, а где-то и вовсе запретят, а то, что Ликс может ему не поверить. И у него есть на это весомые основания. Хван уже не раз за их продолжительные отношения предлагал Феликсу выйти за него замуж, вставал на одно колено и протягивал луковое колечко, а тот без задней мысли саркастично соглашался, и уже через секунду всё вокруг заливалось их слившимся в унисон громким смехом. Он переживал, что Ли посчитает это очередной забавой и идиотством, которых у Хёнджина хоть отбавляй. Но в этот раз он действительно был настроен серьёзно, даже рассчитал примерный бюджет их будущей свадьбы, а это о многом говорит. Ну, в понятии Хвана это не являлось как минимум пустышкой. А когда у него был свободный от графика день, он договорился со своим близким другом сходить в ювелирный магазин и выбрать кольцо, которое будет сверкать на пальце Феликса. Выбирал Джин до безумия тщательно, подбирая кольцо с таким камнем, сияние которого напоминало блеск в карих глазах. Но тем не менее, когда он вернулся в отель, скрыть своё напряжение ему не удалось. У Феликса был поистине орлиный глаз, от которого скрыть что-то было невыполнимой задачей. Парень сразу заподозрил, что Хван был в жёстком напряге и не чувствовал себя в своей тарелке, даже находясь рядом с ним, что было ему несвойственно. Естественно Феликс поинтересовался, не случилось ли у него чего, а Джин, понятное дело, активно отнекивался, хоть и было понятно, что лжёт. Но после длительного перелёта у Ли не было сил копать глубже и донимать своего бойфренда, поэтому он просто предложил вместе завалиться в постель, от чего Хван конечно же не отказался. В тот вечер эта тема больше не всплывала. На следующее утро Хёнджин проснулся раньше из-за кошмаров. Кошмаров, которые, чёрт возьми, никогда ему не снились. По крайней мере, когда он в другие разы думал о создании семьи, подобного не наблюдалось. Он сидел на краю кровати и смотрел на оголённую спину Ли, которую освещали лучи солнца, придающие фарфоровой коже сверкание, и вновь заключал у себя в мыслях тот самый чёткий план, который закрепился в голове уже очень-очень давно. Если не сегодня, то больше никогда.

***

Скрыть свои переживания и нервозность Хёнджину так и не удалось. Оно и ясно, потому что он никогда раньше не трепал руками одежду, пока стилисты делали ему укладку; никогда не кусал свои губы до кровоточащих ранок; никогда не бегал глазами по всему подряд, лишь бы не сталкиваться взглядами с не менее напряжённым Феликсом; никогда не стучал ногами под столом, тем самым делая всю ауру вокруг себя сплошным переживанием. Ли видел всё это и даже представить не мог, почему вечно раззадоренный и игривый Хван сейчас напоминал закрытого и напуганного ребёнка. А вот сам же Джин прекрасно понимал, ведь он продумал всё до мельчайших деталей. Реально до мельчайших. Хван договорился со стилистами, чтобы они нашли те самые костюмы, в которых они были в тот день, когда грань их отношений перешла дозволенную черту. Он был готов терпеть Феликса в галстуке, лишь бы всё прошло по плану. Его всё ещё волновала чужая реакция, потому что, несмотря на несколько лет отношений, за время которых они, кажется, узнали друг о друге всё до мелочей, Хёнджин не мог быть с точностью уверен, что Ликс оценит его предложение. Особенно при фанатах. Самое забавное было то, что Хёнджин всегда действовал по правилу «сначала делать, а потом думать» и не учился на ошибках. Кто знает, вдруг после того, как он встанет на одно колено перед Ликсом, кто-то из зала выстрелит ему в это самое колено. Брр. — Ты в норме? — голос подошедшего близко Ли выбил из пугающих мыслей. — Я? Абсолютно. Просто переживаю немного, последний концерт всё-таки, сам понима.. — Что ты сказал?.. Переживаешь? Хёнджин, по-моему тебя подменили. Не ты ли ещё неделю назад радостно пищал о том, что скоро всё закончится и у нас появится время? — в голове Феликса слова бойфренда звучали как полнейший абсурд, потому что Хван никогда бы не сказал что-то похожее на слово «переживаю». И сам Хёнджин прекрасно понимал, что убедить Ликса в правдивости этой белиберды у него точно не выйдет, поэтому выдал первое и самое базовое, что пришло ему в голову: — Я просто переживаю, что к тебе будут проявлять слишком много внимания, бэйби-Ли, — он закусил щёку с внутренней стороны, понимая, что это прозвучало немного странно и некорректно, касаемо ранее сказанных им слов. Но собственничество было у Джина в крови, так что, наверное, прокатило. — Ты сегодня особенно красив, а если вдруг кто заглядится дольше положенного, я с удовольствием поиграю с ним в убийственные гляделки. Феликс наигранно закатил глаза, после чего хихикнул и, кажется, поверил в чужую болтовню. Он любил Хёнджина за то, что тот всегда умел выкручиваться из неудобного положения. Пусть и врёт, чертёнок. — Так уж и быть, верю, — Ликс уже собирался вернуться на своё кресло, как внезапно в последнюю секунду остановился и добавил: — Если вдруг чего натворишь, то всё свободное время ты проведёшь не со мной в постели, а на улице под отелем. Хёнджина натурально передёрнуло, но Феликс этого, слава небесам, уже не увидел.

***

Кажется, что сколько бы лет ни прошло, атмосфера концертов будет чем-то новым всегда. Невозможно было перестать глядеть по сторонам и сталкиваться со взглядами, а на некоторых песнях с фонариками фанатов, которые те направляли на них с невозможными чувствами. Хёнджин считает, что все они — большая и верная семья, ближе которой уже не будет ничего. Ближе не будет ничего, кроме Феликса, который стоял неподалёку от него и исполнял свою партию. Сегодня тот был каким-то другим. Он словно светился в несколько раз ярче, походя не на звезду, а на самое настоящее солнце, свет которого озарял абсолютно каждое сердце, находящееся в этом зале. Его свечение проникало глубоко под рёбра, заставляя чувствовать невероятный трепет в груди и чувство наполненности энергией. Именно это чувствовал Хван, когда сталкивался с Ликсом взглядами. Сегодня он полюбил его ещё сильнее, и это чувствовали оба. Всегда горячие парни, уничтожающие сексуальным напряжением в двойном количестве были до невозможного нежными по отношению друг к другу. Шлепки по задницам сменились на лёгкие, но чувственные объятия, которые словно помогали их разносторонним энергиям обмениваться в одно целое. Слова, подмечающие непристойные и вызывающие громкие шипперские визги факторы, тоже превратились в мягкие и нежные слова о таланте и красоте партнёра. Всегда горячий Джин, выделяющийся непристойно-горячим поведением напоминал на заключительном концерте в Чикаго мягкое облачко, переполненное самыми светлыми и отчасти робкими чувствами. Он чувствовал себя подростком, когда впервые начинал выступать на мелких концертах со своими стихами, к которым плавно подключалась музыка. Все его сомнения по поводу предложения целиком испарились, сменяясь невероятным желанием сделать это как можно скорее, но, как назло, всё не находился момент. Несмотря на располагающую обстановку и подходящее «настроение» концерта, что-то всё же, пусть и немного, но останавливало. Хотя, в тот самый день, когда они выглядели абсолютно так же и пели ту самую песню, после которой их имена не сходили с самых частых запросов Твиттера в районе месяца, что-то определённо было по-другому. Если тогда Хван хотел сделать что-то такое, что заставит людей расплавиться и разжечь пожар, то сейчас ему хотелось доказать, в первую очередь Феликсу, всю ту любовь, которая хранилась у него в сердце с самой их первой встречи. Когда началась его партия, Хёнджин попросил жестом руки убавить звук, на что по всему залу разнеслись визги и немного растерянные крики, а Ликс, стоящий рядом, ахуел в несколько раз сильнее. — Ты что творишь? — в недоумении прошептал он Хвану в самое ухо, на что тот лишь расслабленно улыбнулся одними уголками губ. Это означало, что у него всё под контролем. Повернувшись к залу лицом, Хёнджин, ещё секунду молча окинув сияющим взглядом народ, набрал побольше воздуха в лёгкие и начал говорить: — Мой родной Чикаго, как я счастлив снова оказаться в твоих пленяющих объятиях, — искренне делился своими чувствами Хёнджин, положив руку на сердце и не сумев скрыть немного нервной улыбки. — С этим городом у меня связано огромное количество воспоминаний. Например, наше первое свидание с Ликсом прошло именно здесь, представляете? — он на секунду повернулся в сторону Феликса, который всё ещё не до конца понимал происходящее. — Как и самый первый крупный концерт. В воздухе, витающем здесь, я чувствую спокойствие и уют. Я чувствую желание жить и стремиться к мечтам и целям дальше. Думаю, у меня не получится передать словесно, что я чувствую, но я смогу сделать это кое-чем другим. Весь зал замер в тихом ожидании, когда Хёнджин, встав напротив Ли, немного нервно сжал пальцами скользящий из-за вспотевших рук микрофон и продолжительно выдохнул. А после этого он, не разрывая зрительного контакта с возлюбленным, опустился на одно колено, в один момент забыв обо всём, что их окружало в тот момент. До него даже не сумели донестись шумные крики, возгласы и визги фанатов, он словно находился под куполом своей любви вперемешку с быстро колотящимся сердцем, который абстрагировал их с Ли от всего и всех. Он, всё так же не отрывая глаз от Феликса, глаза которого покрылись лёгкой пеленой накативших от осознания слёз, потянулся рукой в заднему карману брюк, достал оттуда бархатную коробочку и протянул её Феликсу. Тот готов был с секунды на секунду разреветься, но стойко держался, пока его губы дрожали, а в голове творился бушующий хаос. — Феликс.. — Хёнджин запнулся от вновь накативших переживаний, но лёгкая улыбка Ли, как солнечный свет, придавала ему спокойствие и расслабление. — Феликс, ты самое дорогое, что у меня когда-либо было и будет всегда. Мы с тобой прошли через столько всего вместе: подарили людям столько музыки, путешествовали по миру, безвозвратно утопали друг в друге, не считая дни и ночи, наслаждались каждым моментом, проведённым рядом. И всё это вместе, ты и я. Чикаго подарил мне тебя в роли моего возлюбленного, моего парня, моей самой большой любви, без которой я больше не смогу представить своей жизни. Ты всегда поддерживал меня несмотря ни на что, верил в положительный исход всех моих начинаний и, самое главное, любил. Любил своего глупого идиота, который часто не думал о том, что делает. Но то, что я делаю и говорю сейчас, исходит вот отсюда, — Хёнджин положил ладонь на грудь в области сердца, преданно смотря на уже плачущего Ли. — Это всё горит ярким пламенем не только в сердце, но и в моей душе, которая существует благодаря тебе. Каждая мысль о тебе заставляет меня ощущать то, что я не ощущал никогда и ни с кем, это что-то такое, что я никогда не смогу объяснить даже себе самому. Но всегда смогу почувствовать.. Я понимаю, что раздражаю тебя своими резкими и порой сумасшедшими поступками, к которым бы ты отнёс даже то, что я делаю сейчас, но.. Ненадолго повисло молчание, сопровождающееся тихими звуками тронутого зала и слышным только Хёнджину плачем его Феликса. — Бэйби-Ли, мой лучик света, ты станешь моим мужем? В эту секунду время словно остановилось. Хёнджин слышал, как бешено колотилось его сердце, как голова слегка кружилась от сложно даваемого осознания его действий, на которые он решался такое долгое и продолжительное время. Ему не раз снилось, как он будет стоять перед Феликсом на одном колене, но сейчас это всё было не сном. И слёзы Ликса тоже были не сном, и его слёзы тоже были реальны. Хван не нуждался в словесном ответе, потому что он всё читал в глазах Феликса, которые напоминали два голубых из-за линз кристаллика. И в этих кристалликах крутилось всего лишь одно слово из двух букв, которое решало всё. Но Ли, всё же, набрался сил и прочистил горло, чтобы громко закричать, предварительно отодвинув микрофон подальше: — Да, Хван Хёнджин! Да, дурак! Фанаты торжественно закричали и стали выкрикивать слова поддержки и различные приятности, пока Хёнджин нежно сжимал в объятиях своего Феликса, запрыгнувшего на него сверху и повалившего на сцену. Губы нашли другие напротив автоматически, сливаясь в медленном и тягучем, словно мёд, поцелуе, который был необходим, словно кислород. Сейчас их накрыла волна чувств, передаваемая друг другу через стекающие по лицам слёзы, которые смешивались в одно целое, через их руки, сжимающие тела сквозь слои одежды как можно крепче и, самое главное, их чувства передавались через заплаканные глаза, любовно уткнувшиеся друг в друга. Возможно, что уже через несколько часов Феликс начнёт на него ругаться, как было тогда, а возможно и нет. В любом случае, это было бы не сейчас, когда они глубоко утонули в друг друге.

***

Феликс ругался. Несильно, но ругался. — Я боюсь представить, что сейчас в сети творится. Хёнджин, что у тебя в голове было вообще? Вот как ты додумался до этого, а? Он бурчал почти всю дорогу домой после завершения концерта и продолжил вплоть до номера отеля, развалившись на кровати и утонув в больших подушках. Это было так забавно на самом деле, потому что Ликс напоминал маму нашкодившего ребёнка, который сотворил что-то безбашенное. — Ну Фели-икс, ну не зли-ись, — завывал Хёнджин, растягивая гласные и размытой походкой плетясь за ним. — Ты ведь согласился, а значит никаких возражений не имел. — Ещё бы я имел, с ума сошёл? — прикрикнул от удивления Ли. — Я не настолько гадкий, чтобы у тебя были основания так считать. Или?.. Джин даже на месте подпрыгнул и заметно взбодрился от чужих сомнений, подлетая к нему за считанную секунду и ложась рядом. — Никаких или! Мне наоборот нравится твоя иногда всплывающая грубость, а теперь, — Хёнджин нашёл руку, на которой красовалось колечко. — Ты станешь моим мужем, и это значит, что я смогу наслаждаться этой грубостью чаще, и ты никуда от меня не денешься, — его хитрый прищур и поджатые губы заставили Феликса несдержанно цыкнуть. — Ну куда я от тебя денусь? Ты вон, второй год подряд нас на весь интернет прославляешь. Скоро ХванЛи будут знать не как музыкальную группу, а как парочку, творящую что-то крышесносное на концертах, — предсказывал будущее Ли, ткнув кулачком в чужую грудь. — И самое крышесносное то, что это всё не ради забавы и подогрева аудитории, а ради наших чувств и любви-и, — снова ушёл в романтику Хван, прикрывая глаза от сегодняшних воспоминаний. Ликс же не мог перестать смеяться, потому что сегодняшняя выходка Джина удивила во всех смыслах. Он уже с интересом предвкушал, как тот на каждых последующих выступлениях будет называть его своим мужем, и это вызывало щекочущий трепет в душе. Но ругался он на него уж точно не из-за разочарования и злости. Феликс никогда не признался бы, но он уже несколько месяцев каждую ночь грезил о том, чтобы подняться на ещё одну ступень их отношений вверх. Чтобы он мог гордиться и восхищаться не просто своим парнем, а мужем, с которым они скрепили любовь крепкими узами. Пусть кроме колец и штампов в паспорте для многих роспись ничего не меняла, то для Ли это было поистине чем-то волшебным, чем-то верным и крепким, как нить, которую так просто не разорвать. Ликс даже хотел взять фамилию возлюбленного, невзирая на их название, которое перестанет быть действительным и правильным, потому что, как бы сильно он ни ценил свою карьеру и фанатов, Хёнджин и его, зараза такая, до чёртиков красивая фамилия были ему важнее. — Бэйби-Ли, а у нас будет брачная ночь? — Я ещё не твой муж, чтобы ты такие вопросы мне задавал, — обломал замечтавшегося в край Хёнджина парень. Тот обиженно опустил нижнюю губу, вызывая улыбку на чужом лице и желание укусить за эту самую губу. — По твоему мнению брачная ночь самая важная из тех, которые у нас были или будут? — Нет, просто она будет по-особенному торжественной и красивой. Я бы раскидал по квартире лепестки роз, расставил по всем углам ароматные свечи, ведущие до постели со светлым постельным бельём, и разложил бы тебя на ней.. Феликс, подперев голову ладонью, с интересом вслушивался в каждое слово Хвана, который, кажется, настолько глубоко ушёл в представление, что немного свернул не туда. Он его не перебил и не остановил, пока до самого парня не дошло, что суть повествования явно сменилась. Хёнджин посмотрел на Ликса, которого разыграли его красивые описания того, как бы он трахнул его в тот день, и потянулся к нему за поцелуем. Феликс ожидал такого исхода и с рвением ответил, потому что взгляд возлюбленного был настолько читаемым и очевидным. Собственные слова не на шутку разогрели в Джине игривое настроение. Их губы поочерёдно сминали друг друга, делясь теплотой и горячим дыханием, которые заставляли тонуть друг в друге сильнее с каждой новой секундой. Поначалу всё было невинно, постепенно перерастая в более чувственный и глубокий поцелуй, который знатно пришёлся по вкусу обоим. Хёнджин не смог отказать себе в желании запустить ладонь в мягкие волосы, за них притягивая Ли ближе к себе, чтобы как можно больше насладиться его малиновыми губами, по которым он жесть как соскучился за весь день, проталкивая сквозь них кончик своего юркого языка. Феликс не противился, с радостью давая одобрение на вылизывание своего рта. Их языки периодически сплетались в одно целое, смешивая слюну и вырабатывая потребность быть ещё ближе. — Зачем тебе ждать брачной ночи, когда ты можешь реализовать свои желания сейчас? — на выдохе прошептал Ликс между их соприкасающимися губами, видя, как огонёк в глазах Хёнджина стал ярче и горячее. Он до последнего выжидал его согласия. Руки переместились на чужое тело почти автоматически, надавливая в нужных, давно изученных точках. Они завалились в отель прямо так, с макияжем и в костюмах, которые с затруднением пытались снова собрать стилисты. На Феликсе снова был сраный галстук, за который его хотелось притянуть к себе, кожанка и обтягивающие брюки, которые обволакивали стройные ноги. Лучше образа на Ли Хёнджин ещё не видел, разве что тот, когда на нём нет ничего. Это его главный фаворит во всех случаях. Через слои различной ткани добраться до любимой тёплой кожи было затруднительно, но для Хвана, одной рукой удерживающего Ликса за отросшие светлые волосы, не было ничего невозможного. Чтобы было легче стянуть с парня всё это, он слегка изменил положение, нависая сверху, так и не разорвав поцелуя ни на секунду. Феликс одобрительно промычал, проводя тёплым языком по припухшей нижней губе Хвана, который и не думал, что именно сейчас это так сильно могло вскружить его уставшую голову. Он постепенно избавлял Ли от мешающей одежды, безжалостно отбрасывая ту за пределы кровати, пока парень хватался за его плечи, дабы найти в них опору от чужой торопливости и несдержанности. Смазано поцеловав Феликса в районе подбородка, Джин начал спускаться всё ниже, зацепляя кожу не только влажными губами, но и зубами. Было невероятное желание оставить свои следы во всех местах, пометить везде, чтобы доказать всем, а в первую очередь себе, что парень, извивающийся под ним как грациозная кошечка, занят. Занят до тех пор, пока они будут существовать на этом свете друг с другом. На светлой коже, избавленной от одежды целиком, проявлялись красные отметины, по которым Хёнджин проводил языком, как заключительный штрих, подобно художнику, покрывающему свою картину последними мазками, и приступал к другому участку кожи, проделывая с ним такие же махинации, вызывающие дрожь в коленях и тяжёлые вздохи, теряющиеся где-то в прижатой ко рту ладони. Чувствуя неравноправие в перерывах между новоиспечёнными засосами, Хван, не без помощи всё ещё соображающего Феликса, раздевался, касаясь своей кожей чужой. Каждое касание пробивало по телу ток, отдающий лёгкими импульсами в кончиках пальцев, которыми он плотно удерживал худое тело. Голова начинала гудеть, пока всё вокруг расплывалось, а разум затуманивался. Всё, что чувствовал Хёнджин — тепло любимого тела и шумные выдохи, разогревающие температуру в комнате только выше и горячее. Он не осознавал, как снова немного резко столкнулся с малиновыми губами, которые одурманивали одним лишь своим видом и трещинками от частого покусывания. Не прошло и нескольких минут слияния их влажных от слюны губ, как в его руках очутился тюбик смазки, который Феликс, кажется, передал ему телепатией. Растяжка была настолько привычным процессом, что не успели его пальцы начать раздвигать и разрабатывать податливые стеночки, как Ликс уже скулил, что не может больше терпеть этих издевательств и сойдёт с ума, если Хван в него не войдёт. Сам Джин ощущал то же самое, поэтому не стал мучить ни себя, ни своего бойфренда, быстро отрыв в кармане неподалёку валяющихся штанов презерватив, раскатал его по длине твёрдого члена и нетерпеливо приставил к пульсирующему входу. Начав плавно входить, он ловил своим ртом чужие вздохи и скулёж, периодически кусаясь для отвлечения внимания. Его движения постепенно становились ритмичнее, увереннее и резвее, и у парня получилось выстроить равный темп, который всё ещё был осторожным и слегка медлительным. Он обожал любить Ликса долго, без спешек и попыток довести до конца как можно скорее, лишь бы получить расслабление. Для него ключевым расслаблением было именно время, с счёта которого он сбивался каждый раз, когда их тела сливались в одно целое, потому что оно было последним, что волновало его в этот момент. Но Ли же был не из усидчивых, поэтому частенько «подгонял» Хёнджина, когда горло начинало скрести от срывов голоса, а тело ломило от постоянного движения. Феликс принимал его глубоко, без промедлений, проталкивая как можно дальше с помощью ног, которые он обвил вокруг взмокшего торса, и до хруста выгибался в спине каждый раз, когда кончик крепкого члена касался самой чувствительной точки. Темп парня становился всё ритмичнее и теперь уже походил на гоночный и совсем не щадящий тело его мальчика, который ловил невозможный кайф, царапая вспотевшую спину короткими ноготками и не отказывая себе в требовательных поцелуях. Чужие губы были как нужда, без которой было невозможно просуществовать и секунду. Джин ощущал себя в неком вакууме, где был только он, Феликс, лицо которого морщилось в получающей удовольствие гримасе, и их руки, переплетённые в крепкий замок. Его рассудок мутнел, мысли спутывались в здоровенный комок, а повышенные стоны будущего мужа прокручивались на повторе в голове, как самая красивая мелодия для песни. Ему даже пришло несколько идей за всё это время, которые он обязательно изольёт в текст в ближайшем будущем. А сейчас Хван был на грани того, чтобы излиться в Феликса. Тот тоже уже держался на тончайшей ниточке, бормоча что-то нечленораздельное в мягкие губы и хватаясь за твёрдые предплечья как за последнюю возможность удерживаться в этом мире. Дабы не мучать прекрасное создание, Джин перевёл одну руку на истекающий природной смазкой член, начиная делать спешные фрикции, которые он быстро подстроил под свой усиленный темп. Голос был уже сорван к хуям, поэтому Ликсу оставалось только жадно целоваться с придыханием и сходить с ума от скручивающегося внизу живота узла, который вот-вот был готов разорваться. Феликс кончил так же резко, как и не успел набрать новую порцию кислорода в лёгкие и чуть не задохнулся. Но даже в этот момент он продолжал слипаться поцелуем с Джином, заменяя своё дыхание его тёплым и почти равномерным. В глазах засверкали звёзды, сквозь которые Ликс смог уловить чужое красивое лицо, которое стало ещё более живописным в момент настигшего яркого оргазма. Хёнджин свалился на Ликса сверху, не в силах больше держаться на руках, которые подрагивали и, находясь на лебединой шее возлюбленного, пальцами чувствовали быстро циркулирующую кровь в артерии. Оба дышали глубоко и сбито, напоминая двух спортсменов, пробежавших длительный забег. Феликс запустил ладонь в мокрые волосы, массажируя потяжелевшую голову Хвана и максимально успокаивая его этими чарующими движениями. Джин лениво оставлял поцелуи на груди и довольствовался оставленными совсем недавно укусами, которые усыпали прекрасное тело и не сойдут ещё ближайшую неделю. На их макияж было страшно смотреть, если от него в принципе что-то осталось, как и от укладок, которые некоторое время назад можно было назвать адекватными. Сейчас они утопали в ауре и любви друг друга, разделяя эти взаимные чувства вместе. Но про сегодняшний день, несмотря на размытую голову, никто не забыл. — Ну что, исполнил все свои мечты? — вдруг поинтересовался Ликс, выровняв дыхание. Он помнил, как красочно Хёнджин делился своими желаниями. До Хвана же, который, в отличие от парня, не совсем находился на конекте с миром, не сразу дошла суть вопроса. А когда он приподнялся на локтях, сталкиваясь с внимательным взглядом, его внезапно осенило. — Определённо да, но всё же есть один важный нюанс. — И какой же, интересно? — нетерпеливо хмыкнул Ли. — Ты всё ещё не мой муж, бэйби-Ли — слегка обречённо напомнил Хван, надув губки. — И я не могу дождаться, когда это наконец станет правдой. Ликс не смог сдержать эмоций от чужой милоты, широко улыбнувшись и оголяя белые зубы. Хёнджин был таким забавным и совсем не таким, каким его привыкли видеть фанаты. Только Феликсу было дозволено слушать, как Хван по-детски грезил об их заветной росписи и браке, сдувая лезущие пряди волос в глаза. — Поверь, не ты один. Давно мечтал посмотреть на преображение своего паспорта с новой фамилией, — хихикнул Ли, аккуратно выбираясь из-под парня, который совсем не хотел его выпускать, но его внезапная усталость подвела, и Ликс успешно ускакал в сторону ванной. И пока Феликс был в душе, Хван, не найдя себе другого занятия кроме представления их свадьбы и уже примерного количества гостей, решил ради интереса залезть в Твиттер, чтобы разведать обстановку и посмотреть, что там успели написать. От количества постов у него чуть глаза не выпали, но когда он стал вчитываться, по лицу растеклась блаженная улыбка, а ещё шире она становилась, когда люди прикрепляли фото с разных ракурсов. Джин обязательно покажет это Ликсу, который снова будет сердиться, но уже не так сильно, как в тот раз. Хёнджин снова умудрился навести шума, сделав то, чего до последнего не ожидал даже он сам. Он заставил весь интернет рыдать и кричать, при этом чувствуя внутри все те же самые ощущения, когда Ликс, выходя из душа в одном полотенце, натянул сияющее колечко обратно на палец. — И всё-таки в ту ночь, когда на твоём пальце точно так же будет блестеть кольцо, а наши свадебные костюмы будут разбросаны по дому, я устрою марафон, который ты запомнишь надолго, — то ли предупреждал, то ли угрожал Хёнджин, смотря то на почти что обнажённого Ли, то на его руку. Ли обернулся и с нескрываемым кокетством ответил: — С нетерпением жду, любимый муж.