wild is the wind

Английский городок. Маленький коттедж. Просторная гостиная, заросшая цветами и семейными фотографиями. Огромный жёлтый диван, на котором тихо и неподвижно сидела бастардша, душа пустоту окровавленными пальцами. Разум затих, утопая в море скорби, посланном сентиментальным органом. Изара не понимала себя. Она не плакала, когда испорченное водой тело достали из реки, когда труп уложили в гроб и даже когда все речи были прошёптаны. Дочь не вздрогнула, обузданная и ведомая ужасом, засевшим в глубины рассудка. Пока мертвец ни приобрёл силуэт отца. Тогда что-то внутри Изары взорвалось. И теперь она в доме матери. Теперь Изара знает, что отец не придёт. Детство не просто закончилось: оно оборвалось со свистом гильотины. Муж Иссы, некий мистер Калверт, попытался начать мирно: усадил Изару на диван, предложил ей стакан воды и исчез с женой на кухне для приватной беседы. Сначала они шептались. Мистер Калверт был так же нежен, как отец Изары, когда находил ту плачущей в его объятиях. Ласковый голос, способный убаюкать любую боль. — Нет, Исса, я должен быть счастлив, что у тебя есть вторая семья! Сюрприз, блять! Уже пускаю салюты! Видимо, любое терпение имеет свойство подходить к концу. — Ты можешь потише? — шипела женщина. — Алуна может... — Не поверишь: мне плевать! — крик мужа разрезал воздух, почти заглушая хлопок по столу. — Как будто она не увидит ребёнка у нас в гостинной! Твоего ребёнка, Исса, про которого мы ничего не знаем, потому что ты не удосужилась упомянуть! Ребёнок, Исса! Не бывший, про которого ты хочешь забыть! Изара поёжилась, предчувствуя наступление шторма. Отец кричал на неё так лишь порой, когда дочь вела себя безрассудно и волновала тревожное сердце родителя. И пусть если Изара не может повысить голос, всё ещё сглатывая скорбь, то хоть чей-то крик будет звучать заботой и щитом от жалкой женщины, неспособной справится с последствиями собственной лжи. — Ты думаешь я этого не понимаю?! — раздражённо бросила Исса, расхаживая по кухне, судя по звукам. — Ей сколько? Десять? Одиннадцать? — продолжил наступление мистер Калверт. — Я... — Исса замолчала, видимо, подсчитывая. — Двенадцать, я думаю. — Ты думаешь?! — Потише! — Исса, да я хочу кричать! Как ты этого не понимаешь?! И я хочу услышать от тебя что-то, кроме помолчи! В конце то концов, мы взрослые люди, а ты... — Что ещё тебе нужно?! — вскрикнула женщина, глотая слёзы, ломающие речь. — Я уже попросила... — Мне не нужны твои извинения. Мне нужно объяснение! — взорвался Калверт. Пауза. Изара едва успела ощутить её, пытаясь скрыться от звука парализующего крика, всё ещё звеневшего в ушах. И вместе с тем такого холода, как в словах мистера Калверта, Изара не слышала никогда: — Или я уйду с Алуной. — Ради всего святого, Оливер, — в полушоке прошептала женщина. — Сколько ещё у тебя детей? Я не могу сказать, Исса, — со всем презрением и ядом продолжал мистер Калверт. — Как мне знать, что у тебя нет ещё одного мужа? — Это уже бредово, — нервно смеясь, ответила Исса, — Ты начинаешь звучать, как твой отец. — Может, он был прав насчёт тебя! Одно предложение было достаточным ударом, чтобы заморозить разговор. Мертвенная тишина повисла в кукольном домике, срисованном с сотен популярных журналов об интерьере. Волна, принёсшая отца к берегу, поднялась достаточно, чтобы накрыть собой весь дом, очищая уродливые стены от притворства. Голос женщины дрогнул, предавая уже преданную хозяйку: — После всего, Оливер? — Я не знаю, что ещё ты закопала, Исса, — тихо заговорил мистер Калверт, но его голос быстро взлетел в акте обвинения: — Эта девочка, твоя девочка, пришла к нам, и ты не можешь сказать мне ни слова! Что я должен думать, Исса!? Объясни мне! — Да, мне стыдно. Ты это хочешь услышать?! — Тебе стыдно? Тебе стыдно?! Тебе должно быть стыдно, Исса! — Я знаю, но... — Что нам теперь с ней делать, а?! Изара подняла голову, направив гневный взгляд на стену, за которой решалась её судьба. Не прошло и двое суток с тех пор, как отец прыгнул в воду, и Изара готова была вернуться домой, где ей и призраку Корвина Миллера хотя бы отвели место. Уж лучше жить в вечном воспоминании, чем здесь, с тенью трусливой женщины. Должно быть, так ощущал себя монстр Франкенштейна, когда оказался лицом к лицу с создателем. Отвращение, ненависть, агония. И все, что услышала Изара, было молчание в ответ на её собственный вопрос, сошедший с губ мистера Калверта. Следовательно, был задан другой: — Этот ребёнок был для тебя побочкой или что? — Оливер, — стальным предупреждением отозвалась Исса. Миг молчания. — Мамочка? Изара едва ли не подскочила от звука детского голоса. Ребёнок с фотографий, наверняка. Младшая, лучшая версия Изары. Сложно сказать, что изменилось в воздухе или что произошло в соседней комнате, но через несколько секунд, через всего шесть ударов бастардского сердца, Оливер Калверт принял решение. Он вышел из кухни, неся плачущую дочь, пока та рвалась на волю и тянулась к матери, хватавшейся за плечи мужа в последней пассивной попытке остановить его. И если девочка была отчасти скрыта от глаз Изары, то плачущая и кричащая в отчаянной мольбе женщина стала одним из тех портретов, навечно вбитых в юный разум. Выражение агонии стало лицом Иссы Калверт, сквозь слёзы и всхлипы обещавшей дочери: Всё будет хорошо, милая. Это всего на несколько дней, а потом ты вернёшься к маме, да? Последнее, что сделал Оливер Калверт, — затолкнул Алуну в машину и уехал. И во всём этом хаосе Изара осознала, что давно проиграла войну за любовь матери, родившись старшей дочерью. Скажи, куда идти, если твои руки уже заняты?

°.•.*✦*.•.*✦*.•.°

Стоит ли говорить, что произошло дальше? Эффект домино, последствия собственных действий. Цепочка событий была очевидна, легко предсказуема. Исса заранее приготовила вещи мужа, аккуратно сложила одежду, книги, документы, зубную щётку, полотенца, цветы — всё, что так или иначе принадлежало Оливеру Калверту. Вечером он приехал, молча загрузил всё это в машину и уехал. Ещё через два дня (благодаря другу-юристу) он вернулся с бумагами о разводе, дав обещание отправить Алуну домой, и уехал в последний раз. Исса была почти уверена, что Калверты праздновали долгожданный развод, посыпая Оливера Мы тебя предупреждали и Стоило послушать нас. Эта семейка со странностью смотрела на молодую девушку-сироту, которая работала в подозрительном баре в Лондоне и не ходила в церковь. Этот небесный мудак. Исса даже не могла сказать, что сильно скучала по мужу. Она любила его когда-то, до того, как он стал просто отцом Алуны, которого жена уважала как родителя, собеседника, а иногда и друга. У него были другие, разумеется. Исса не скрывала, что знает, а Оливер не прятался. И они играли в семью лучше всех других, воспитывая Алуну поддерживая друг друга. До появления Изары, конечно. Точная копия Иссы, зеркало в забытые годы. Та же злоба, тот же шторм в глазах, та же сдержанная улыбка, таившая клыки. Наверное, поэтому Иссе было так тяжело даже взглянуть на Изару без ненависти и ярости, без гримасы, повторяющей прошлое. Мать надолго застыла перед дочерью, скрипя зубами и сжимая кулаки. Тишина ощущалась кислотой, прожигающей кожу. И что ещё могло быть между вулканом и ураганом, если не молчаливая борьба стихий? До самого вечера Исса заперла себя в маленькой студии на чердаке, нараспашку открыв окно, чтобы выкурить с десяток сигарет и унять отцовскую ярость, гниющую в Иссе с первого вздоха. Мужа стоило похоронить, к сожалению, только метафорически. Всё было кончено. Эра сладостного притворства и комфорта рутины. Оливер не был способен да и не хотел заботиться о чужом ребёнке, а Исса не обладала мерзотностью, чтобы выставить Изару за дверь. Конец истории. К сожалению, живые существа состоят из воспоминаний, так что конец истории не отнимает её мучительных последствий, в том числе царапин в черепушке. Исса потеряла многое, строя жизни одну за другой в той же попытке заполнить пустоту, создать нечто большое, чем скорлупу с намёками на жизнь. Изара была продуктом эксперимента, Алуна — идеальной версией. Но это опухоль пожирает здоровый организм, а не наоборот. Своевременно Исса сделала всё, скрыв семейное проклятие от дочери и создав лживую историю о дедушке-герое и бабушке-мечтательнице. Алуна хотела видеть их такими — Исса не могла отказать. Мать спрятала огромную коробку дневников и блокнотов, измученных до последних страниц, и поклялась не касаться их — остатков Иссы Абени, Иссы Коэн, Иссы Джонс и почти Иссы Миллер. К счастью, обещания крайне хрупки. Корвин. Милый Корвин. Как ты посмел оставить нашу девочку? Колдография не могла ответить. Как и Смерть, принявшая предателя и величайшую ошибку Иссы. И всё же Корвин улыбался, почти засыпая в кресле. На обратной стороне аккуратным почерком растянулось прелестное имя и '61. Год выпуска. Исса похоронила слишком многих, чтобы оплакивать неудачные отношения, но она помнит, каково оплакивать родителя, не имея напоминания об их жизни. Лишь поэтому Исса оказалась в гостиной, сидя поодаль Изары, с тоской изучавшей отцовское лицо, будто видела его спустя долгие годы разлуки, будто он вернулся к ней. — Корвин не любил колдографии, но... Исса не смогла даже закончить, прерванная тихим всхлипом дочери. Изара содрогнулась, роняя лицо в ладони и издавая самый убогий и немощный звук, который когда-либо касался ушей Иссы. Та не сдвинулась с места, с сочувствием следя за одним огромным эмоциональным потрясением, каким была Изара. Первая потеря всегда забирает больше всего — иногда и всего тебя. Нет ничего, способного исправить душу после. Иссе, наверняка, стоило оставить дочь, чьей матерью она не была — и всё же, без причин и логики, Исса не сумела уйти. — Можно спросить: как он умер? — осторожно поинтересовалась она через пару минут. — Болел после убийства тёти Агаты, — коротко, будто подготовлено, ответила Изара, стирая соль со щёк. Значит, сам. — Они были близки, — прошептала Исса, грустно улыбнувшись. — Корвин всегда... Изара резко развернулась, прожигая мать ненавистью в сверкающих слезами глазах, и выплюнула слова прямо в лицо: — Хватит делать вид, что ты его знаешь! Тебя с нами не было! Ты ушла! В груди с уколом обиды разгоралось пламя ярости, быстро поднимаясь вверх по шее и окрашивая лицо гневом, способным захватить власть над колким языком, но Исса прикусила его раньше, скквозь зубы процедив: — Я хотела вернуться, Изара. Дочь лишь посмеялась, делая мысль о пощёчине весьма заманчивой. — Хотела. Конечно! — фыркнула Изара, едко выделяя каждую фразу. — Как и хотела рассказать обо мне своей новой семье? Или я недостаточно важна, чтобы обо мне говорить? Ты же всего лишь родила меня, так? Назвала меня, дала мне своё лицо, свою фамилию... — Изара... — Мы были ошибкой, да? — с тихой злобой спросила дочь, смахивая слёзы. — Я и папа? Или ты ушла только из-за меня? Никогда ещё Исса не ощущала себя настолько сражённой и злой. Никогда ещё Исса не была ближе к собственному отцу-мудаку. И от одной мысли Иссе стало тошно. Ты ушла, чтобы не стать, как он. И кто ты теперь? Твоя дочь ненавидит тебя, как ты ненавидела его. — Я ушла, потому что болела, как твой отец, — тихо, пряча слезящиеся глаза, сказала Исса. — Так было лучше для всех. Изара закатила глаза, практически смеясь в лицо матери и не подозревая, что у той есть лимит на чувство вины. — Он отреагировал так же, — мрачно усмехнулась Исса, впиваясь ногтями в ткань дивана. — Это подобие мужа сказало, что всё это глупости. Как я могу ненавидеть собственного ребёнка? Но, видимо, он тоже не любил тебя достаточно, решив поиграть в русалок с сестрицей. — Не смей говорить так про моего отца! — вскрикнула Изара, готовая броситься на мать. Исса схватила кисть дочери на полпути, с лёгкостью удерживая оружие подальше от своего лица. В обоих говорила обида, ярость и усталость — кровь не значила ничего. И всё же сходство двух лиц было до отвращения реальным. Ничего от Корвина. — Я ушла, чтобы не навредить ни тебе, ни ему! — прошипела Исса. — Я оставила тебя с любящим отцом, Изара! — И теперь я должна быть благодарна за то, что ты ушла?! — Я хотела вернуться, но твой отец запретил! Секунда — Изара замирает, впиваясь глазами в лицо матери, будто оно могло выдать лживость заявления. Только Исса говорила правду — и Изара не знала ничего о тех письмах с мольбой матери, которая сейчас сидела перед ней с глазами, полными слёз. Исса осторожно отпустила руку дочери, грустно улыбаясь ей. Ты правда думала, что я забыла про тебя. — Он никогда бы не сделал этого, не спросив у меня, — без особого убеждения уверяла Изара. — Ты врёшь. — Изара, — со всей уверенностью проговорила Исса. — Я хотела увидеть тебя больше всего на свете. — Но ты сказала, что ненавидишь меня. — Я ненавидела тогда весь мир, — тяжело вздохнув, объяснила Исса, — особенно твоего олуха-отца. Я была не в себе, мне было девятнадцать... — Ему тоже, знаешь, — с редкостью перебила Изара. — Но он не вынашивал и не рожал. — Он воспитывал меня. Один. — И он прекрасно справился, — сдалась Исса, улыбнувшись. Изара промолчала, вновь повернувшись к колдографии отца, на которой он всё так же улыбался, держа на коленях какой-то тяжёлый учебник, от чтения которого Корвина отвлекала Исса. — Я не буду притворяться твоей матерью или пытаться сравниться с Корвином, Изара, но тебе нужна хотя бы крыша над головой. Временная, если ты пожелаешь уйти, когда сможешь работать. Поверь моему опыту, ночевать под мостом отвратно. Давно стоило осознать, что мать проиграла войну за любовь дочери. И всё по собственной вине.

°.•.*✦*.•.*✦*.•.°

После Исса и Изара разговаривали мало и редко. Да и темы были суховаты: быт, школа, переезд. Изара предпочитала держаться в стороне от матери, исключая моменты необходимости или, быть может, простой нужды в компании. Блуждание по окрестностям и чтение тысячи и одной книги были, скорее, побегом, чем попыткой оправиться. Скорбь не ценит одиночество, и красные глаза Изары служили тому доказательством. Однако вряд ли девочка хотела бы услышать это от матери. В остальном Исса ожидала, что с Изарой будет куда больше проблем. Все описывали подростков как заряженные гормонами бомбы замедленного действия — и сама Исса была такой, пробуя всевозможные наркотики, занимаясь грабежом и открывая для себя рок-н-ролл и Билли Холидей. Сейчас все эти побеги от магловской полиции и долгие посиделки в «Дырявом котле» казались другой жизнью. Лучшей, пусть и не менее сложной. Мир горел — и они танцевали, двигаясь в сегодняшнюю неизвестность. И теперь девочка, рождённая в войне, встречает её вновь матерью с двумя маглорождёнными дочерьми — Коэны были прокляты. Другого объяснения Исса найти не могла. Приход Дамблдора стал лишь вишенкой на торте подтверждения. Почему-то из всех членов Ордена именно Иссе доставалось воплощение самых безумных идей старика. — Вам есть, что терять, миссис Калверт, — сказал однажды ей Дамблдор. — Это делает вас осторожной. Хорошим шпионом было бы вернее. Исса была псиной на цепи, ожидавшей команды в любое время дня и ночи. Отец обучил Иссу многим трюкам: как красть и как убегать, как не вызывать подозрений и как прятаться. Но Дамблдор знал, что псов стоит бояться не меньше змей. Клыки есть у обоих. То был нудный летний вечер. Пиво в одной руке, сигарета — в другой. The Three Degrees удручали своим популярным звучанием, окрашивая мир подобием позитива и хорошей музыки. Лучшим развлечением оказалось чтение «Ежедневного пророка», где всегда находились способные проповедовать пацифизм. Исса читала это примерно так: Сложите своё оружие и примите смерть, потому что хотеть жить — это неправильно. — Эти идиоты правда думают, что Волан-де-Морт прольёт слезу и остановит войну, как только прочтёт их мудрые изречения? — усмехнулась Исса, стряхивая пепел на портрет очередного чистокровного мудака. Поиск новой жертвы сожжения прервал звук шагов, анонсируя приближение Изары. Как тень, та прошла мимо Иссы, желая выпить воды и поскорее сбежать в свой мирок меланхолии. Пожалуй, черта Корвина. Или его воспитание. Единственное, что досталось Изаре от отца. Откинувшись назад, Исса затянулась вновь, прежде чем её голос рассёк неловкость: — Хочешь пива? Вопрос застал Изару врасплох, и та резко развернулась, удивлённо уставившись на мать. Это поколение однозначно потеряно. — Да ладно тебе. Это всего лишь пиво, и тебе не пять, — возмутилась Исса. — Возьми, если хочешь. Оно в холодильнике. Изара помедлила. Усталый взгляд упал на тёмную бутылку в руках матери и только после долгих размышлений переместился в другой конец комнаты. Изара считала, что у каждого слова и действия есть ещё одно, секретное значение — и Исса могла только догадываться, что дочь думает о ней сейчас. И всё же Изара оказалась напротив матери, отпивая из бутылки и пытаясь не скривиться от непривычного, горьковатого вкуса. Исса была нелучшим собеседником, но для Изары — единственным. Сомнительное успокоение, но хоть какое-то решение. — Ох, кстати, старик Бинс всё ещё преподаёт? — поинтересовалась Исса. — Да, только теперь он призрак. — В смысле? Сигарета чуть не выпала изо рта матери, и та, приняв это как знак, сделала последнюю затяжку и выбросила окурок в импровизированную пепельницу, или же лицо министра в газете. — В прямом, — пожав плечами, ответила Изара. — Говорят, что он умер пару лет назад. — Серьёзно? И он всё ещё преподаёт?! Мерлин! Исса посмеялась, надеясь разрядить обстановку, но один взгляд на хмурую Изару вернул неловкое молчание, вечно ползающее рядом. Стыд, который Исса пыталась утопить пивом, был неописуем, приставая к щекам алыми пятнами. Изара же сделала пару глотков и уткнулась взглядом в стол. Видимо, вопросы в стиле: «Как дела в школе?» — дочери не особо нравились. — Ты говорила, что ночевала под мостом, — неожиданно вспомнила Изара. Исса расплылась в фальшивой улыбке. Была ли эта попытка передать роль рассказчика или вынудить мать на неприятный разговор? — Да, такое было — нехотя начала Исса, избегая уклона в детали. — В последний раз я рассказывала эту историю ещё в школе. Тогда это казалось не более, чем авантюрой или незначительной проблемой. Все вокруг завидовали. Мол я такая свободная, знаешь? Могу позволить себе приключение. — Мистер Калверт не знает? — уточнила Изара в лёгком непонимании. — Мерлин, нет! — посмеялась Исса, качая головой. — К чему вопрос? — Просто ты сказала про Хогвартс, но он ведь магл... — Да, ты очень внимательна. Изара заметно потухла, резко перебитая матерью и её горечью в тот хрупкий момент первого шага навстречу. В глазах — ни обиды, ни злобы. Лишь разочарование. Его вынести не могла даже Исса. — Когтевран? — со всезнающей ухмылкой предположила она, заминая очередной провал. — Д-да, — удивлённо выдавила Изара, но тут же добавила с большей твёрдостью: — Но это стереотип. — Ах, прости! Как я груба, — драматично вздохнула Исса, хихикая после. Изара бросила на мать раздражённый взгляд, и той пришлось поднять руки в знаке примирения. Видит Кассандра: эта девочка не коснётся белого флага в ближайшие лет пять. — Ты у нас явно не самый стереотипный когтевранец. — Это правда, что ты писала папе? Вопрос пришёл неожиданно, застав Иссу врасплох и, наверное, даже разбив её сердце умелым броском в могилу Корвина Миллера. И всё же Изара хотела знать: волнение ясно читалось в каждом движении и дрожи слов. Корвин — всё, о чем Изара хотела знать. Наверняка, она согласилась на разговор лишь ради него. Даже после смерти. Когда я здесь. — Конечно, — прошептала Исса, выдержав долгую паузу. — Первое пришло не сразу. Я до смерти боялась отправить его, переписывала месяцами, сжигала копию за копией. Тебе было тогда чуть больше двух. Он сказал, что ты счастлива и Агата помогает вам, и... Исса хотела сказать правду, вылить всю черноту Корвина Миллера, объясниться и получить заслуженное прощение, но глаза Изары были полны горя — останков любви к единственному герою в её жизни. Исса не имела прав отнимать это. — Я не осмелилась писать больше, — сократила она. — Наверное, мне стоило побесить твоего отца ещё разок-другой лично. Я струсила и потеряла тебя. «И я теряю тебя вновь, даже не вернув», — сдохло в горле. Изара молча кивнула и плавно поднялась с места, выглядя лишь более расстроенной и уставшей — болезненной до ожогов жалости в душонке матери. — Изара, — ласково, но твёрдо отрезала Исса, указывая обратно на стул. — Присядь. — Зачем? — Поговорить. Недолго. — Ты обещала не играть мать, — упёрлась Изара, грозно нахмурившись. — Я и не буду. Просто пару слов от старой женщины. — Тебе всего тридцать. — Тридцать один. Изара молчала, слегка покачиваясь из стороны в сторону, и Исса вновь обернулась к пиву, давая дочери всё необходимое время для ответа. Та вполне могла уйти, показав упрямство. Иссе пришлось бы навсегда смириться с таким исходом. Всё-таки лучшее, что Броди Коэн сделал для неё, — это отпустил. — Ладно. Принятие было бóльшим сюрпризом, чем отказ. Исса в полушоке следила за дочерью, но та отвечала лишь псевдолюбопытным взглядом и торопливым стуком ногтей о стол, будто мать посмела занимать время Изары в такой прекрасный день для посиделок в тёмном углу. И всё же Исса понимала раздражение Изары, оттого и не принимала его близко к сердцу. — Даже не знаю, с чего начать, — отметила старшая ведьма. — Просто скажи прямо, — метнула дочь. — Никто не должен скорбеть в одиночку, Изара. На это подросток только закатила глаза, всем своим видом насмехаясь над словами Иссы. — Если это твой потрясающий план примирения, мам... — Лучше не станет, Изара, — отрезала Исса, не щадя нежностью. — Ты просто привыкаешь к этой чёртовой дыре в своем сердце. И да, другие люди не залечат эту дыру, не заполнят её и не исправят тебя, но они могут облегчить боль. У тебя есть друзья, которые любят тебя и скучают по тебе. И как бы сильно ты это ни ненавидела, у тебя есть я, на которую можно кричать, если тебе так нужно кого-то презирать! Исса не знала, откуда льются эти слова, играющие на слезинках в тёмных глазах Изары, но не могла остановиться, выпуская наружу ответ — обвинение для одной и утешение для иной — на молчаливое убиение дочери. — Тебе не нужно идти и плакать у всех на плече, но тебе действительно станет легче, когда ты поймёшь, что потеряла не всё. Есть люди, которые скучают по тебе. Рука легла сверху ладони Изары, и кроткая улыбка коснулась губ Иссы с тем, как грудь наполнилась теплом, какое она не знала раньше. Её девочка улыбалась в ответ. Затмение. Ближе им уже не быть. — Иззи, это тяжело, и ты прошла через ад, и тебе кажется, что весь мир бессмысленно вращается и спешит жить, когда ты застряла в горе настолько глубоком, что оно кажется бесконечным. Перед тобой мили скорби, это правда. Но если ты пропустишь тьму через себя, если ты достаточно храбра, чтобы встретиться с ней лицом к лицу, со временем ты увидишь свет. Я обещаю. И как цветок на рассвете, твое сердце снова почувствует солнце.

°.•.*✦*.•.*✦*.•.°

Осторожно выглядывая из-за деревьев, золотой рассвет обливал Изару водопадом из света и тепла. Никогда до этого девочка не засыпала достаточно поздно, чтобы встретить солнце в его пробуждении. Тени ускользали и прятались в страхе. Птицы звенели, напевая нечто о приближении осени, да и прохлада ночи снималась всё тяжелее с каждым днём. И всё же впервые за несколько дней Изара сумела согреться. Возможно, Исса была права. Жизнь вянет во тьме. Именно мысли о матери во многом поспособствовали случайному принятию ночного дозора. «Мать» как слово странно звучало без обычного яда иронии или унижения на языке, но «сестра» оставалось ещё более колким. Изара ни под одной пыткой не выдавит его из себя, хоть Алуна приезжает этим утром. Август всегда был месяцем ностальгии и перемен. Прошлое лето унесло тётю Агату, это — отца. И пусть Исса была жестока, как никакая мать не должна быть, нося в себе безмерное количество любви и ненависти, Изара спрашивала у звёзд, может ли она оставить хотя бы её. Быть может, боль и отвращение родителей породили проклятие, уносящее души светлых людей одну за одной, пока Изара сама не встретит смерть, протянув руку холодному другу. Быть может, Изаре не следовало быть рождённой вообще? Ошибка матери и бремя отца. Монстр Франкенштейна. Тогда Алуна была Уильямом? Невинным ребёнком, пострадавшим от рук творения матери — Изары, вернувшейся с яростью и слезами в глазах. Теперь они были полны печали, но вместе с тем принятия своей чудовищной натуры и одиночества в мире живых. Ведь часть Изары — этой полумёртвой девочки — навечно осталась погребённой под волнами.

°.•.*✦*.•.*✦*.•.°

Алуна быстро стала раздражителем. Исса была счастлива, плача и обнимая свою дочь, будто не видела ту месяцами. «Что же ты будешь делать, когда она пойдёт в Хогвартс», — подумала Изара, наблюдая за семейным воссоединением. Калверт уехал даже не зайдя в дом, что не оставило никаких препятствий между Изарой и Алуной. Разве что Иссу, уже десять минут обхаживающую дочь. — Ты сможешь видеться с ним, когда захочешь, милая, — успокаивала мать, нежно поглаживая ребёнка по голове. — Но ты больше не любишь папу! — визжала девочка. — Зато мы оба любим тебя, малышка. Алуне было лет пять, но Исса обращалась с ней, как с младенцем — Изара не могла вынести вида и тем более звука. Гадкий смех меж болтовнёй о детских глупостях сводил Изару с ума. Зудящая под кожей ярость, скрежет зубов, закипание крови — Изара чувствовала себя оскорбленной одним лишь присутствием этого ребенка, гния в странном чувстве, так схожим с завистью, страхом и ненавистью. Все ли старшие сёстры так смотрят вниз на своё лицо на другом, лучшем человеке? Исса будто не замечала ничего вокруг, кроме собственного счастья, обращаясь к Алуне с вдохновлённо и торопливо, будто вот-вот забудет про Изару: — Хочешь познакомиться со своей старшей сестрой? — Нет! — злобно резанула девочка, показательно отвернувшись. — Ну не нужно, — посмеялась Исса, спуская ответ как шутку, — вы подружитись, и... — Папа уехал из-за неё! Видеть её не хочу! Не хочу! — Н-нет, Луна... Ноги понесли Изару вон из дома быстрее, чем задымленный разум сумел прийти к осознанию. Когда голос матери потянул дочь домой, цепляясь за спину предательским языком: — Изара! Постой! Изара! Дверь хлопнула лишь единожды. Исса никогда не вышла.