Морская симфония. Пристанище заблудшего путника

Корсар не солгал: после мирных переговоров пленных калларийцев вернули домой. Вопреки ожиданиям Тео, его не казнили и даже не бросили в темницу. Но оставить потерю эскадры безнаказанной адмиралтейство не могло. Скрепя сердце лорд-адмирал сообщил Тео, что тот разжалован и лишен всех офицерских званий. Любой другой на месте Тео лил бы слезы счастья, что легко отделался, но Тео предпочел бы умереть на месте: его команда — потеряла друзей и братьев, его король — разгромлен и опозорен, его адмиральские погоны… Не то чтобы он так дорожил званием адмирала, хотя оно давало свои преимущества: солидное жалование, вход в высший свет, общение с прекрасными дамами… На любом приеме были ему рады, в любом салоне его встречали с улыбкой. Даже если эти улыбки были притворством и порождением свойственного высшему свету лицемерия, Тео по большому счету было плевать. Иногда встречались правда достойные собеседники. Главное, никто здесь не копал глубже, чем того позволяли приличия. Адмиральский ранг незримой броней ограждал Тео от чьих-либо попыток залезть к нему в душу. Эта броня дала трещину, когда Тео оказался в лапах проклятого корсара, решившего, что будет забавно порыться в его прошлом. А теперь — разлетелась вдребезги, и на него шквалом хлынули угрозы, обвинения, сожаления. Последние пугали Тео больше всего. Он был достаточно надменен, чтобы снести льющиеся со всех сторон потоки грязи, но искреннее участие и вопросы: «Что же с вами будет?» — от редких друзей — вгоняли его в ужас. В одночасье все, к чему Тео шел половину сознательной жизни, обернулось пеплом. Он вновь оказался никем. Вернулся на семнадцать лет назад, когда он, озлобленный несправедливостью судьбы подросток, бросил дом, братьев, мать и сбежал на фронт. Тогда им двигали ярость и честолюбие. Теперь же только остатки гордости удерживали от того, чтобы наложить на себя руки и положить всему конец. Дурацкая гордостью притащила его в порт и заставила обходить суда в попытках наняться на службу. Объективных причин спешить у Тео не было. Отложенных денег хватило бы на несколько месяцев спокойной жизни, пусть не в казенной адмиральской квартире, но в милой светлой комнатке у какой-нибудь почтенной старухи на окраине города. Днем он гулял бы по залитым солнцем улицам, вдыхал дрожащий от зноя морской воздух, слушал струящийся с полей аромат лаванды; вечерами бы музицировал, иногда позволяя себе поход в музей или оперу. Но Тео претила сама мысль о том, чтобы остаться в столице. Кастель бывал на удивление мал, когда дело касалось людей, которых хочешь обходить стороной. А Тео предпочел бы избегать всех, с кем прежде водил знакомство: косых взглядов и упреков ему хватило с лихвой, когда он покидал адмиралтейство. Хуже было только то, что на выходе его поджидала тонкая, одиноко жавшаяся у массивных колонн фигурка. Оливия. Дочь лорда-адмирала, первая красавица Кастеля, одна из главных невест Калларии. За последний год они довольно сильно сблизились. Оливия явно выделяла Тео среди кавалеров и, по-видимому, питала к нему нежные чувства. Внимание столь прелестного создания не могло не льстить. Тео даже думал сделать ей предложение. Не сейчас, но через несколько лет, если ее чувства не остынут. Сам он не был влюблен, но относился к Ливви с большим уважением, а этого вполне достаточно, чтобы устроить счастливую совместную жизнь. Теперь, глядя в чуть раскосые, полные сочувствия карие глаза под завесой темных ресниц, Тео порадовался, что не поступил опрометчиво. Ливви заслуживает гораздо большего: человека, который по-достоинству оценит ее преданность. Ему же своими попытками поддержать она делает только хуже. Благо, кроме Ливви, всего одному человеку было до него дело. С Виктором он познакомился два года назад, когда юный ученый вернулся со стажировки из-за границы. Это был долговязый юноша лет двадцати пяти, в кудрях и с веснушками на бледном вытянутом лице. Появлялся он неизменно в полинявшем бархатном сюртуке цвета светлой охры и клетчатых брюках, дополняя образ старинным пенсне в массивной кованой оправе. Одним словом, чудак, но общество склонно прощать мелкие странности, если ваш отец крупный промышленный магнат. Виктор был наивен, местами даже инфантилен, вечно витал в облаках и продолжал искать себя. При этом бывал на удивление проницателен и оставался абсолютно глух к мнению общества. Трудно представить двух людей более непохожих друг на друга, чем они с Тео. Может, поэтому они и поладили? Виктор часами болтал о своих жучках да цветочках, а Тео лишь посмеивался над такой увлеченностью. Когда Тео объявил, что намерен покинуть город, Виктор рассеянно кивнул и принес пачку сигар. Они, не торопясь, выкурили, пожали друг другу руки и простились. На прощание ученый вручил другу блокнот с ботаническими иллюстрациями: — Тут все местные травы. На память о Кастеле. Тео был почти тронут… но это не умалило его желания уехать.

***

С поиском работы возникли трудности. Третий день Тео бродил по порту, получая отказ за отказом. Он был неплохо сложен и достаточно силен, но что-то в нем отталкивало людей. И дело было не только в незажившем плече, рану на котором Тео так тщательно скрывал. Все в его фигуре, от идеальной осанки до плотно сжатых губ, сквозило высокомерием. Нуждаясь в спасительном забвении тяжкого труда, он продолжал мнить себя лучше тех, для кого этот труд был ежедневным долгом. Ему претили грязь, бедность и ограниченность этих людей: именно от такой жизни он бежал 17 лет назад. Но в одном эти люди много его превосходили. Они трезво смотрели на мир, не кривили душой и называли вещи своими именами. И когда читали в чужом взгляде презрение, отвечали тем же. Никто не собирался петь ему дифирамбы. Прошла неделя. Кастель накрыло северным циклоном, и мало какой капитан отважился теперь выйти в море. Небо скрылось за полотном свинцовых туч, дождь хлестал, словно пытаясь сбить с кастеллийцев спесь, а ветер рвал паруса и норовил сломить мачты, подрезая кораблям крылья. Казалось, сама природа обернулась против Тео, чтобы натешиться его страданиями. Пики мачт и острые шпили портовых крыш напоминали пасть, ощерившуюся в смертельном оскале, а в громовых раскатах чудился зловещий хохот.

***

На двенадцатый день поисков на него снизошла удача: буря чуть стихла, и одно судно — потрепанная одномачтовая тартана метров двадцать длиной — спешно отходило в море, пока ставка за перевозку груза была высока. Капитан Хорио — низкий черноволосый южанин с голубыми глазами — выглядел отпетым негодяем. Ни старпом, ни боцман оказались ему не нужны, только матрос, причем за до смешного малые деньги. При других обстоятельствах Тео плюнул бы жулику в лицо, но сейчас… альтернатив не предвиделось. Так Тео и попал на «Фельфен». Выплыли на рассвете. Хорио хотел в два дня доставить груз в Вильну — крупный торговый порт на противоположном берегу залива — и рассчитывал выручить там неплохие деньги.

***

Работа была тяжелой. Каждые два-три дня они входили в новый порт, выгружали и принимали груз, запасались водой и провиантом и пускались дальше. В остальное время драили палубы, латали на ладан дышащий «Фельфен» и сменяли друг друга у штурвала. Рук не хватало. Спать приходилось урывками. Зато когда такая возможность выпадала, Тео мгновенно проваливался в забытье. Даже прикосновения сотен лап сновавших по кубрику мышей не могли ему помешать. Долгие часы без сна, когда сцены прошлой жизни проплывают перед глазами, а мысли гложут и разрушают тебя изнутри, обошли Тео стороной. Так, в упорном труде, прошло два месяца. На третий же… Все произошло, когда «Фельфен», против обыкновения, зашел далеко в море, чтобы срезать путь до Тасканы — маленького вассального государства к югу от Калларии. Таскана славилась виноградниками и месторождением самого чистого горного хрусталя, что делало ее лакомым кусочком в глазах других держав. Но в остальном… это была небогатая горная страна, которой отчаянно не хватало ресурсов. Много лет эти земли переходили от одного монарха к другому, пока калларийский король не предложил тасканцам покровительство. Ему нужен был порт, где калларийцы могли бы пополнять запасы провианта для прохода в южные земли. Взамен тасканцы получили защиту и стабильный импорт по сравнительно гуманным ценам. На полпути к Таскане на горизонте мелькнул парус, а за ним показался и корпус судна. Вооруженная шебека метров тридцать пять длиной направлялась в их сторону. Какой стране она принадлежала? У тасканцев не было вооруженного флота, а все корабли Калларии Тео знал в лицо. Был шанс, что это кто-то из южных республик, но предчувствие подсказывало иное. Тео изложил опасения капитану, но тот предпочел пропустить предостережения мимо ушей. Оставалось надеяться, что ветер будет попутным и им не представится шанса узнать, на чьей стороне правда. Полдня так и было: ветер надувал косые паруса, и тартана, рассекая волны, уверенно держала курс на порт Анвель. Неизвестное судно давно скрылось за горизонтом. Хорио ликовал: такими темпами они уже к ночи достигнут Тасканы. Отойдя от привычного маршрута вдоль береговой, «Фельфен» сэкономил два дня пути — время на еще один рейс. Капитан уже смаковал сладкий перезвон золотых, когда ветер стих. Попавший в лапы штиля «Фельфен» проплыл последние метры и замер. Не прошло и пары часов, как неизвестная шебека вновь появилась на горизонте и, движимая размеренными ударами весел, начала приближаться. Еще час и сомнений не оставалось: судно целилось точно в застывшую, скованную морской гладью тартану. Тео чертыхнулся. Судя по скорости, с которой махина приближалась к их суденышку, там человек двадцать одних гребцов. А их всего десять, включая капитана, который куда-то запропастился. До стычки оставался час, максимум полтора. Не теряя времени, Тео оповестил команду, что им стоит быть готовыми принять бой. Семь пар глаз взглянули на него с недоверием, но — по мере приближения оскалившегося десятком пушек судна — предпочли вооружиться. С оружием, однако, было туго. Много ли сабель и пистолетов найдется на мелком каботажном судне, которое от берега-то отходить не должно, а капитан которого жуть как боится бунта. В ход пошли и кухонные ножи, и молотки. Смотрелось до невозможного нелепо. Тео крепче сжал рукоять родимого катласа, который под рубахой пронес на судно. Металл клинка приятно тяготил руку и остужал голову. Кажется, у жулика Хорио был пистолет? С такими мыслями Тео поспешил к капитанской каюте. Оттуда раздавались голоса. Неосознанно Тео, вместо того чтобы войти, припал ухом к двери. Говорили капитан и первый помощник: — Я не отдам бандитам груз, Грег. Тут вина на тысячу цей! Ни одна страховая не возьмется покрыть такие убытки, — последовали чертыхания, сопровождаемые шумом бьющейся о пол бутылки. По-видимому, глава судна уже порядком приложился. В подтверждение из каюты донесся нечелнораздельный хрип на грани кашля и отрыжки. Затем неровный, подрагивающий голос проскулил: — Меня бросят гнить в самые глубокие темницы Кастеля, Грег! Если не казнят. А потом капитан расхохотался, не дав помощнику вставить ни слова. И затараторил как умалишенный: — Мы будем драться. Пусть хоть все на этом треклятом судне слягут, мне плевать! Ха-ха! Вот же мерзавец. Тео уважил бы решение пасть в битве, но не тащить за собой людей. Недолго думая, подпер дверь и убедился, что пьяницам не выбраться. Разберется с ними, когда стычка будет позади. План родился сам собой. Он представится капитаном и предложит уладить дело мирно. Конечно, было бы заманчиво заманить неприятеля в трюм, а там осадить, но шансы на успех… сомнительны. Их всего восемь, не считая запертых в каюте; все измотаны тяжким трудом, и вряд ли, кроме Тео, кто-то бывал в серьезном бою. Сложат головы в бессмысленной передряге, и никто их не вспомнит. Тео предпочтет избежать кровопролития. Час спустя их взяли на абордаж. Кажется, пиратский капитан был настроен миролюбиво. Они уже начали выгружать вино, как со стороны каюты Хорио раздался грохот, взвизгнула сорванная с петель дверь и прозвучали выстрелы. Никто не успел понять, что произошло, но пиратский матрос на выходе из трюма покачнулся и рухнул на палубу. По тельняшке быстро расползалось алое пятно в месте, где в тело вошла пуля. Секунду спустя «Фельфен» превратился в поле боя. Мысли улетучились, мир схлопнулся до палубы крохотной тартаны, а планы, надежды и мечтания разом потеряли смысл. Остались лишь леденящий ладонь клинок и годами выверенные движения. Тео рубил быстро и наверняка. Двое уже попадали с распоротыми животами. Полоснув по руке какого-то юнца, Тео выхватил у того клинок и перебросил Отису. С оружием их шансы хоть немного уравняются. Нужно убить как можно больше, прежде чем его заденут. Никакой злости или ненависти, только холодный расчет… Руку пронзила боль. На пару секунд глаза застлала пелена, из горла готов был вырваться крик, но Тео проглотил его. Все в порядке. Просто царапина. Тем более на правой руке. Следующим было бедро. Тео пошатнулся, но устоял. Теперь им овладела ярость: удары стали сильнее, но беспорядочнее. Пускай ему недорога жизнь, но умирать в бесславной стычке на захудалом судне — ниже его достоинства! Команда пиратского судна казалась бесконечно большой. Шебека все продолжала и продолжала извергать из своих недр подкрепление, будто в ее трюме скрывалась армия. Пока Тео кромсал одних пиратов, на смену поспевали другие. Товарищей он давно потерял среди месива людских тел. На сколько же еще его хватит? В пылу сражения никто не заметил, как ветер вновь переменился. Теперь дуло со стороны, где должен был показаться берег, и на горизонте появилось судно. Снова пираты? Им точно крышка. Подобная смерть так нелепа! В тот же момент гвалт битвы прорвал пушечный залп. В шхуне противника образовалась пробоина. В глазах пиратов замелькала паника, по лицам пробежали тени. Противники закопошились, точно растревоженные муравьи, движения их стали хаотичны. Смело можно было сказать, что дух их сломлен. Но чье же это судно? Минут через десять им предоставится узнать. Осталось продержаться.

***

Первым на палубу спрыгнул рыжеволосый юноша в синем кителе. В руках его блеснули пистолеты, и пару раз он показательно пальнул в небо. Подобное бахвальство не вызывало ничего, кроме раздражения. Однако пираты присмирели. Неясно, стал ли тому причиной пушечный залп, человек пятьдесят вооруженных матросов или дерзкий взгляд рыжеволосого капитана, но разбойники сложили оружие. Впрочем, брать их в плен и отдавать под суд, видимо, не входило в планы юноши. Тот только заставил их вернуть награбленное и отпустил восвояси. Тео пригляделся к молодому капитану повнимательнее: что-то в движениях и манере юноши держаться казалось смутно знакомым. Будто почувствовав на себе пытливый взор, капитан повернулся, и взгляды их пересеклись. Тео застыл в оцепенении. В глазах цвета янтаря плясали насмешливые огоньки. Это были глаза дьявола. Вне всяких сомнений, это он и был. Морской дьявол. Анри Дрейзен. Какого черта он тут делает? Первым порывом было достать катлас и покончить с обидчиком раз и навсегда, но Тео сдержался. Все же внезапное появление Дрейзена спасло их жизни. Дрейзен тоже его узнал. На лице корсара проступило удивление, и он направился прямо к Тео. Проклятье. Слегка склонив голову, юноша поприветствовал Тео: — Добрый день, мистер Уайндлер. — Добрый день, — обратиться к нему «мистер» язык не поворачивался, а назвать просто Дрейзеном было, пожалуй, грубо. — Рад, что вы быстро оправились от поражения и вновь стоите во главе судна — корсар обвел взглядом палубу и бросил на Тео быстрый взгляд из под прикрытых ресниц. Точно мелькнула огненная вспышка. Тео чуть не поперхнулся от подобной дерзости. Этот юнец потешается над ним? Сыплет соль на раны? Бывший адмирал ответил холодно: — Вы ошиблись. Это не мой корабль. Дрейзен ничем не выдал, что оплошал, и вымолвил только: — Вот как, — но спустя мгновенье хитро прищурился и добавил, — тем лучше для вас. Тео готов был поклясться, что разглядел в рыжих глазах резвящихся бесенят. Они перебросились лишь парой фраз, а его дважды оскорбили, напомнив о его величайшем позоре, а потом ткнув носом в незавидное положение, в котором он сейчас пребывает. Этот Дрейзен и правда дьявол. Намеки, шпильки и уколы, слетавшие с его языка, ранили пуще клинка — от желания проявлять учтивость не осталось и следа. Тео дорого бы дал, чтобы побыстрее закончить разговор, но одна вещь не давала ему покоя: — Как вы тут оказались? — Мой контракт с нильдремским адмиралтейством подошел к концу, и ваша корона не преминула этим воспользоваться, — губы корсара растянулись в самодовольной улыбке. — Его величество Эдуард заинтересован в процветании тасканских земель и не брезгует услугами нашего брата. «Доминике» предложили каперскую лицензию, и вот я здесь. Это был удар ниже пояса. На Тео поставили крест, выкинули за борт привычной жизни, заставили за гроши горбатиться на гниющем корыте, а его враг — тот, кто обрек Тео на подобное существование — купается в королевской милости. Корсар продолжал: — Когда заметили ваши суда, сразу почуяли неладное и поспешили на выручку, — Тео больше его не слушал. Давние обиды выползли из щелей и сплелись в тугой змеиный клубок, камнем повисший на сердце. Еще и раны дали о себе знать. Пытаясь привести мысли в порядок, он вступил в очередную бессмысленную перепалку: — Вы дали залп. — Все так. — Откуда вам было знать, в кого вы стреляете?! — Ошибиться было трудно. Редко встретишь настолько отчаянных храбрецов, что готовы маленькой лодкой броситься на вооруженное судно. — Ошибись вы — погибли бы люди! Корсар пожал плечами: — Но я не ошибся. А люди погибли бы при любом раскладе. Это бесполезно. Его не переиграть. Самое мерзкое, что в глубине души Тео согласен с каждым сказанным Дрейзеном словом: риск был оправдан. Но вслух Тео бы никогда этого не признал. Корсару диалог, видимо, наскучил. Вальяжно откинувшись на фальшборт, юноша бесстыдно стал бродить по Тео глазами, будто тот был экзотическим насекомым, попавшим в лапы заядлого натуралиста. Буквально все в действиях мальчишки сквозило заносчивостью и нахальством. После недолгой паузы корсар спросил: — Чем планируете заниматься дальше, мистер Уайндлер? — Вас это не касается. Корсар вскинул бровь и спросил внезапно серьезно: — Не собираетесь же вы всю жизнь прозябать на этом жалком судне? Это было последней каплей. — В борделях такту не учат, да, Дрейзен?! — звенящим от ярости голосом выплюнул Тео. Ответом ему была прохладная усмешка: — Как, видимо, и в кадетских школах. Нет, уколами в происхождении наглеца не пронять. Впрочем, Тео порядком утомили эти перепалки: он предпочитал решать проблемы иначе. — Вы задолжали мне бой. Корсар еще раз окинул его взглядом: — Если это вызов, я не приму его, пока не объясните, чем конкретно я вас оскорбил. — Возомнили, что вправе решать, жить мне и как, хотя никто вам права такого не давал! Кровь закипала от желания пустить в ход клинок. Только руки почему-то ослабели и стали подрагивать, а по телу прокатилась волна холода. Но это ерунда, минутная слабость. — Вы опять за старое, — юноша с театральным вздохом закатил глаза. Обращаясь к Тео, он подчеркнуто растягивал слова, будто вразумляя недалекого ученика, — Уайндлер, я не вижу ничего бесчестного в том, чтобы сохранить жизнь тому, кто заслуживает спасения. Но если жизнь вам недорога, разберитесь в ней сами, а не выставляйте палачом меня. — Согласись я драться, у вас не было бы и шанса, — Анри опустил руку на пистолет, — а я не имею ни малейшего желания быть повинным в вашей смерти, — на этих словах корсар отвернулся, взметнув сноп огненных искр, и направился обратно к товарищам, но на полпути замедлился и негромко сказал, — и если предпочтете жить, буду рад видеть вас в своей команде. В тот момент силы окончательно подвели Тео, и он упал бы, если бы не вогнал в палубу клинок, на котором повис всем телом. Кажется, он потерял слишком много крови. Его пробивал озноб, в глазах плыло; сознание мутилось, а мысли ускользали, словно влекомые ветром сухие листья — не было ни одной, чтобы зацепиться, удержаться, сохранить ясность ума. Тео совершенно ничего не понимал. Это очередная гнусная шутка? Срывающимся голосом он крикнул отдаляющемуся расплывчатому силуэту: — Вам мало было оскорбить, вы хотите меня унизить? — Тео напоминал обиженного ребенка, которого наказали родители. Корсар обернулся: — Я даю вам возможность. Все лучше, чем оставаться здесь под руководством подобного… отребья — Анри бросил полный презрения взгляд на заляпанного кровью, с вылезшими из орбит глазами Хорио, метавшего в их сторону гневные взгляды, — которое, кстати, точит на вас зуб. Вам следует держать с ним ухо востро. Даже на грани потери сознания Тео рассмеялся. Бояться Хорио — что себя не уважать. Но корсар настаивал: — Бешеный пес, загнанный в угол, опасен. Не знаю, чем его задели, но готов поспорить, что этой же ночью он попытается перерезать вам горло.

***

Оказавшись на борту «Доминики», Тео много раз спрашивал себя, что заставило его в тот день согласиться. Была то безысходность, помутившийся рассудок или абсурдность всего происходящего? Пожалуй, последнее. Ситуация настолько отдавала фарсом, что он не мог не подыграть. Во всяком случае, выбирая между ненавистью к одному и презрением к другому капитану, Тео вынужден был признать, что в ненависти хотя бы было благородство.