Я буду для тебя весной в пору, когда белеют вишни

Леви закусил губу, стараясь не давать волю гневу. В большинстве случаев Микаса была так же аккуратна, как и он, но только не когда дело доходило до работы в саду. В этом случае от нее можно было ожидать чего угодно: грязные следы тянулись от входа и покрывали весь кухонный пол, заваленный стеблями, обрезками овощей и фруктов, пока Микаса возилась со своим урожаем. Они жили вместе уже два месяца и все было намного лучше, чем он ожидал. Большую часть времени они мирно уживались, стараясь особенно не пересекаться, встречаясь за завтраком и после расходясь каждый по своим делам до самого ужина. Почти все их разговоры сводились к обсуждению домашних дел. Тем не менее, Леви было хорошо в ее компании. Микасе не нужны были пустые разговоры и внимание, которое непременно бы потребовал кто-то другой на ее месте. Руки Леви подрагивали, пока он разглядывал грязные следы, ведущие к корзинам с вишнями на столе. Микаса пристально посмотрела на него, когда он потянулся к метле. — Отложи ее пока. Мне еще нужно собрать помидоры. Леви нехотя положил метлу в сторону и осторожно переступил через полосы грязи на полу. Меньше всего хотелось растащить эту дрянь по всему дому. — Когда ты закончишь? — спросил Леви раздраженно. Вид грязи выводил из себя. — Когда закончу, тогда и закончу. Ты так и будешь стоять и пялиться на меня, как в прошлый раз? Стиснув зубы, Леви подошел к двери и, взяв шляпу и бумажник, вышел на улицу. Дверь за его спиной закрылась с громким хлопком, заставив его поморщиться. Медленным шагом он направился по дороге, ведущей в Шиганшину. Позже он обязательно пожалеет о своем решении, когда больная нога даст о себе знать. Но оставаться сейчас в этом тесном доме еще хоть на минуту было выше его сил. Черепичные крыши Шиганшины уже виднелись вдали, когда Леви ощутил спокойствие. Где-то в глубине души он знал, что его одержимость чистотой — не самое хорошее последствие юности в Подземном городе. Наверное, не стоило ожидать того же от Микасы, но он ничего не мог с собой поделать. Беспорядок и грязь заставляли мысли путаться, отнимали покой и чувство безопасности. Головой Леви понимал, что это глупо и неправильно. Будто кучка немытых фруктов и немного грязи из сада шли хоть в какое-то сравнение с зловонными улицами Подземного города, залитыми помоями. Но от их вида ему было некомфортно, а он ведь заслужил комфорт. Ведь так? Проходя мимо прилавков с цветами и фруктами и ремесленных лавочек на городском рынке, Леви начал понимать, что смотрит на вещи слишком однобоко. Микаса нуждалась в комфорте не меньше, чем он сам. Он проебался. И только разглядывая корзины с овощами и фруктами, Леви осознал, насколько сильно. Сам-то он свыкся с мыслью о браке за последние месяцы, но вот что было на уме у Микасы, не знал. А теперь он пытается отобрать у нее одну из немногих вещей, которые приносят ей счастье, только потому, что не может немного потерпеть небольшой беспорядок и грязь на полу. Ругая себя на чем свет стоит за недальновидность, Леви направился к единственной приличной чайной в Шиганшине. Надо было подумать, как извиниться перед Микасой. Цветы не подойдут. Их у нее и так целый сад, да и женаты они только на бумаге, а модные безделушки Микасе никогда не нравились. «Может, что-то более практичное? Только не кухонный нож, а то это плохо для меня кончиться», — весело подумал Леви. С надеждой, что торговка сжалится над ним и поможет выбрать подарок, он допил свой чай, захватил купленную домой заварку и вышел на улицу. Через двадцать минут он уже стоял у магазина с небольшим свертком. С заметно опустевшим кошельком и кучей вопросов о хобби Микасы Леви медленно двинулся к дому, надеясь, что подарка будет достаточно, чтобы передать его искреннее раскаяние в случившемся. Стоило поторопиться. Колено болело так сильно, что Аккерман уже приготовился провести весь завтрашний день в постели. Тихо открыв входную дверь и повесив на крючок шляпу, он осторожно осмотрел гостиную и кухню. Пусто. Дверь в комнату Микасы была плотно закрыта, а на столе стояла прикрытая тарелка с едой. Плечи Леви опустились. Он положил подарок и сел за стол. Тарелка была еще теплой, и Леви задумался, не поставила ли ее Микаса, как только заметила его на дороге. Он просидел на кухне до самого вечера, но она так и не вышла. Леви зажег лампу и уселся читать, то и дело ерзая на стуле от назойливых мыслей и чувства вины. В конце концов он сдался, взял сверток с подарком и ушел в свою комнату. Может, завтра ему повезет.

***

На следующее утро Микаса проснулась рано от ярких солнечных лучей, падающих в окно. Она слышала прошлым вечером, как вернулся Леви, но видеться с ним не было никакого желания. Раздражение разгорелось с новой силой, пока она готовила завтрак и заваривала чай. Почти все, что было у них на столе, появилось на нем благодаря ее саду. Из-за него она каждое утро находила в себе силы встать утром с кровати после переезда в Шиганшину. Постоянная забота о растениях, сбор урожая — все в ее саду напоминало о том, что жизнь, несмотря ни на что, продолжается. Самые тяжелые дни она проводила у грядок, погружаясь в воспоминания о детстве, когда они с мамой вместе ухаживали за овощами и фруктами. Знакомые, монотонные движения успокаивали, давая краткую передышку разуму и разбитому сердцу. Компания Леви казалась вполне терпимой. Временами ей даже нравились их тихие, спокойные разговоры. Но он должен был понимать, что и у нее есть свои границы. Работа в саду — это совсем не то, что можно сделать быстро и незаметно. И будь она проклята, если ей хоть еще от чего-то в этой жизни придется отказаться по чужому желанию. Леви вышел из комнаты в домашней одежде, держа в руках небольшой сверток. Микаса окинула его хмурым взглядом. Аккерман был чертовски упрям, но и она была готова ответить ему тем же. — Я не собираюсь отказываться от своих увлечений только из-за того, что мы теперь женаты, — заявила она. Леви нахмурил было брови, но слова хлынули из Микасы, как вода из прорванного крана. — Я ничего из этого не хотела, ни выходить замуж, ни торчать тут с тобой. Мне просто хотелось, чтобы меня наконец оставили в покое. Теперь и об этом можно забыть, а ты собираешься ругать меня за грязь на полу, — продолжила она, все жестче и жестче чеканя каждое слово, не замечая, что повышает голос. От волнения перехватывало дыхание. Микаса сглотнула, пытаясь избавиться от кома в горле. — Мне жаль, что ты застрял в этом грязном доме вместе со мной. Да, мои стандарты чистоты не дотягивают до твоих. И никогда не будут, поэтому, пожалуйста, оставь меня в покое со своими лекциями по уборке и дай насладиться той свободой, которая у меня еще осталась! По щекам катились слезы. Микаса поняла, что на последних словах сорвалась на крик. Тошнотворное чувство вины подступило к горлу, а сожаление о сказанном осело на губах пеплом. Она моргнула несколько раз, чтобы прогнать слезы и посмотрела на Леви, уловив тень обиды на его спокойном лице. Он положил сверток на стол и повернулся, чтобы уйти обратно в свою комнату, но на полпути в коридоре обернулся. — Я тебе не враг, Микаса, — мягко сказал он, но его слова задели ее за живое. Щелчок закрывшейся двери лишил ее возможности ответить. Микаса тяжело опустилась за кухонный стол, положив голову на руки. Почему все так? С войны прошли годы, а она все никак не может собрать себя в кучу. Потерев глаза, Микаса попыталась взять под контроль сбившееся дыхание и охваченный паникой разум. Дверь в комнату Леви открылась. Она тихо позвала его, но он не ответил. Вместо этого он снял с крючка свою шляпу, захватил с кресла книгу и вышел на улицу. Его холодное молчание означало, что он и правда расстроен. Микаса хорошо помнила, каким он может быть в гневе, но то, что происходило сейчас, было совсем другим. Нахмурившись, она заметила сверток, так и лежавший на столе, и придвинула его к себе. Микасу охватило любопытство. Она поспешно развязала узел и развернула плотную бумагу. Как же сильно она ошибалась. Микаса провела пальцами по ярким, блестящим ниткам. Леви хотел сделать ей подарок, а она сорвалась на него, наговорив лишнего. Хоть и не со зла, но она ранила его этим. Микаса уронила голову на руки. Ну что за дерьмо.

***

Следующие три дня прошли в тягостном молчании. Леви отмахивался от любой попытки завязать разговор, кроме мелких, незначительных фраз, брошенных между делом. Микаса не находила себе места от волнения, ее гнев сменялся сожалением, а сожаление — апатией, потом все шло по новому кругу. Тишина, которая раньше казалась комфортной, начала тяготить ее. Леви так глубоко погрузился в свои мысли, что по его лицу нельзя было догадаться, о чем он сейчас думает. Лучше бы он злился. Иметь дело с его гневом было бы намного проще, чем с безразличием. Когда Леви в очередной раз ушел на целый день, Микаса надела перчатки и вышла в сад. Стоя под теплыми солнечными лучами, она понадеялась, что работа и свежий воздух помогут отвлечься от нескончаемого шквала мыслей в голове, тревожившего ее в последние дни. Сперва она занялась грядками. Такое чувство, что сорняки успевали вырасти на них за ночь. Сложив в кучу неугодные растения, чтобы потом кинуть их в костер, Микаса принялась собирать остатки урожая. Стащив с руки перчатку, она с улыбкой провела пальцем по яркой, упругой кожице помидора. Было в этом что-то удивительное. Тяжелый красный плод в ее руках когда-то был крошечным семечком. Жизнь шла своим чередом, как бы сильно не менялся мир и она сама. Эта мысль успокаивала. Закончив со сбором, Микаса двинулась дальше, ловко убирая лишние листья и ростки. Работа в саду давалась ей лучше с каждым годом. Теперь она использовала не только знания, оставшиеся в памяти с детства, но и то, что удалось почерпнуть из книг. За работой время летело быстро, и солнце уже начало клониться к закату, когда Микаса добралась до грядок с цветами. В тишине сада тревожные мысли оставили ее, но они вернулись, стоило ей добраться до дальней клумбы. Она пять раз пыталась вырастить цветок, который так любила в детстве. В ее памяти до сих пор всплывали маленькие, трепетные цветы и темно-зеленые листья у их домика в горах. Но у нее снова ничего не вышло. Ростки взошли всего пять дней назад и засохли. Что-то внутри нее оборвалось. Микаса принялась выдергивать тоненькие стебли, откидывая их назад с клочьями земли, рыдая от отчаяния. Одно крохотное растение. Она и его не смогла спасти. Слезы с новой силой полились по щекам. Микаса зарылась руками в мягкую почву, захлебываясь плачем. Она и не заметила, как хлопнула сзади дверь, продолжая рвать и выкидывать погибшие растения, пока мягкие руки не перехватили ее запястья. Микаса вздрогнула от неожиданности и посмотрела на Леви, склонившегося над ней с волнением на лице. — Ты поранилась? — спросил он, осматривая ее руки. Мысли в голове путались. Микаса была не в силах даже пошевелить губами, чтобы ответить ему. Горький, безнадежный звук отчаяния вырвался из ее груди и повис в воздухе. Леви с угрюмым видом стряхнул грязь с ее рук, аккуратно разжав ладони, в которых она все еще сжимала комки земли. После он закинул ее руку себе на плечо и медленно поднялся. Боль в колене заставила шикнуть, когда Микаса оперлась на него. Ее ноги слушались плохо, и как бы она ни старалась идти сама, ему пришлось тащить ее на себе до самого дома. Дрожа и пошатываясь, она поднялась вместе с ним по ступеням и прошла в гостиную. Леви помог ей добраться до кухни и усадил за стол. Сердце защемило, стоило ему снова уйти. Наверное, она это заслужила. Слезы снова потекли из глаз. Микаса закрыла лицо руками, не обращая внимания на грязь, прилипшую к пальцам. — Эй, — окликнул ее Леви, — убери руки, пока грязь в глаза не попала. Он аккуратно потянул вниз ее запястья, и Микаса заметила, что он держит мокрое полотенце. Леви умывал ее, будто она была маленькой девочкой, извозившейся во время игр в саду. Но все же, как ей казалось, в этом была доля правды. Стерев пятна грязи с ее лица, он принялся за руки, смывая с них присохшую землю. — Микаса, что произошло? — спросил Леви, сидя так близко, что она впервые за все время их брака смогла рассмотреть шрам на его лице. Она сама не поняла, как протянула руку и провела кончиками пальцев по белой линии, тянувшейся от лба до подбородка. — Это несправедливо. То, что случилось с тобой. Леви не отстранился, как она ожидала, но в его взгляде появилась задумчивость, будто он погрузился глубоко в свои мысли. — Мир вообще несправедлив. Нам ли это не знать, Микаса, — ответил он. Глубоко вздохнув, он отложил полотенце в сторону и внимательно осмотрел ее пальцы. Морщинка между его бровей становилась все глубже, чем дольше он разглядывал обломанные ногти, царапины и ссадины, оставшиеся на ее руках после копания в земле. — Подожди немного, — сказал он, поднимаясь со стула. — И я надеюсь, что ты все- таки расскажешь, что произошло, когда я вернусь. Мысли по-прежнему путались, хоть и не так сильно, как раньше. Выразить словами все, что скопилось на душе за эти дни, а, может быть, и еще раньше, было непросто. Но ради Леви она была готова постараться. Он вернулся, держа в руках сверток с чистыми бинтами и бутылочку антисептика. Микаса недовольно поморщилась. От этой штуки будет чертовски больно. Заметив ее недовольство, Леви ухмыльнулся, выдавив из себя нечто, похожее на улыбку, первую за несколько месяцев их совместной жизни. — Ты выжила на войне, остановила конец света. Думаю, маленькая баночка антисептика тебя не добьет, — сказал он мрачно. На ее губах мелькнула тень улыбки. — Я бы не была так уверена. Просто раньше мне удавалось вовремя удрать от санитаров с их антисептиками. Леви обмакнул ватку и провел по ссадинам на костяшках пальцев Микасы, делая вид, что не замечает недовольное шипение. — Теперь не удерешь. Так что произошло? — спросил он строго, но тревога в его взгляде говорила громче всяких слов. Глядя на него, Микаса успокоилась и попыталась ответить настолько честно, насколько могла. — Все дело в цветке из маминого сада. Я уже много лет пытаюсь его вырастить, но он каждый раз умирает. Каждый чертов раз. Сегодня это было слишком больно. Но дело не только в цветке… — сказала она, запнувшись. Мысли роились, как пчелы у развороченного улья, и Микасе стоило большого труда собрать их в кучу. Леви протер ваткой ссадины на другой руке, давая ей время собраться. Сделав глубокий вдох, Микаса продолжила, сдерживая слезы. — С того дня, как все закончилось, я все меньше чувствую, что моя жизнь мне принадлежит. Я думала, что, вернувшись сюда смогу что-то изменить. Что обо мне просто забудут. Леви внимательно смотрел на нее, опустив ватку из рук. Сглотнув от переполнивших эмоций, она снова заговорила. — Но они просто не могут оставить меня в покое. Хизуру хотят запихнуть меня в политику, Хистории нужно пугало, чтобы держать двор в страхе, а элиты Парадиза спят и видят, когда я уже наконец сдохну. И им этого мало, теперь они выдали меня замуж, — на последних словах ее голос сорвался. Микаса гневно смахнула навернувшиеся слезы. — Теперь и тебя в это втянули. Я стараюсь привыкнуть, но делаю только хуже. Ты ведь совсем не этого хотел. Но приехал сюда ради меня, чтобы другой человек не навредил мне. А что я? Кричу и прогоняю тебя. Все это гребаное безумие, и я не знаю, что мне с этим делать, — проговорила она. Стул скрипнул, когда Леви придвинулся, положил руку ей на шею и притянул к себе. Микаса неловко уткнулась носом ему в плечо. Так странно. Она прижалась к нему сильнее в поисках поддержки и заплакала. Боль утихала, стекая слезинками по щекам. — Все это - правда то еще дерьмо, — согласился Леви, положив руку ей на спину в успокаивающем жесте, — но только тебе решать, давать им власть над собой или нет. И я здесь по своей воле, так что даже не думай обо мне переживать. С души будто свалился камень. Микаса закрыла глаза и прижалась к Леви, стараясь выровнять дыхание. — Этот договор между странами — полный фарс. Все это было понятно с самого начала, но меня бесит, что они вынудили тебя участвовать в этом. И я тоже не знаю, как со всем этим быть, — тихо признался Леви, — но я точно знаю, что согласился на этот брак не для того, чтобы ты страдала. Мы с тобой оба попали в дерьмовую ситуацию. Если честно, то я и сам мечтал, чтобы меня наконец оставили в покое. В его руках было тепло. Микаса просидела, прижавшись к плечу Леви, еще несколько минут и отстранилась. — Прости меня. Я не знаю, что на меня нашло в тот раз, — она взяла его руки в свои, —Твой подарок прекрасен. Прости, что не сказала это раньше. Взгляд Леви заметно потеплел. — Я и сам хорош. Не стоило мне ворчать на тебя из-за сада. Мы оба проебались, — сказал он, пожав плечами. — Но не обещаю, что меня обрадует заваленная грязью кухня. Так что лучше я пойду прогуляюсь, когда ты в следующий раз соберешься копаться в саду. Микаса погладила его по руке, проведя большим пальцем по тыльной стороне ладони. — Я не знаю, что делать дальше, — призналась она. Леви снова пожал плечами. — Я тоже. Но если мы хотим справиться со всем этим, надо действовать сообща и, как раньше, прикрывать друг другу спины. Уж с этим она точно справится. Микаса почувствовала, как остатки тревоги рассеиваются. Леви был прав. — Звучит отлично, — ответила она. Леви кивнул, и она отпустила его руки. На мгновение он замешкался, подбирая нужные слова, прежде чем продолжить разговор. — Я знаю, что я не подарок. Если тебе станет совсем невыносимо, можем переехать в Лондон. Думаю, Оньянкопон сможет помочь скрыть, что мы не живем вместе. Хотя это довольно рискованно. — Буду знать. Но Леви, пожалуйста, не думай, что для меня это невыносимо. Это не так, — сказали Микаса, чувствуя неуверенность и вину в его словах. Леви скептично поднял бровь, но спорить не стал. Он поднялся и подошел к кухонным тумбам. Микаса последовала за ним. — Иди умойся, отродье. Сегодня ужин приготовлю я, — сказал он.