Смерть как въедливая привычка

Звук стекающей в канализацию воды обволакивает пустующие коридоры техникума; на дне раковины прозрачность мешается с кровью. Хриплый, приглушённый кашель мерзким эхом расплывается по кафельным стенам. Глотку дерёт так, будто вспарывают рывками, тупым ножом. Кожа расходится по миллиметру — кровит и щиплет, когда он выблёвывает остатки лепестков. Мальва. Её любимый цветок. Целое поле, на которое они наткнулись на одном из совместных заданий. Сатору до сих пор помнит, будто вчера было — как она с блестящими от восторга глазами поймала его за рукав и кивком указала на них. Годжо-сенсей, смотрите! Сэйери казалась ему странно лёгкой, почти окрылённой. Она любила цветы больше, чем спасать человеческие жизни и слышать их ненужные слова благодарности. Уйти из техникума не позволяла ответственность. Сила — ответственность. Иметь силу = иметь обязательства.

знаете, ведь за красотой мальвы скрывается любовь. любовь, от которой страдаешь, от которой мучаешься и умираешь. измученные любовью, сенсей, разве это не похоже на трагедию?

Тебя не спрашивают, хочешь ты этого или нет; ставят перед фактом — ты маг, будь любезен. Спасать у них в крови, как и смерть; шаманы этим живут, как по заповеди. Убивать, чтобы спасать. Умирать, чтобы спасать. А их никто не спасает. Они не бессмертны, не всесильны. Людей миллионы, их в сравнении — ничтожная горстка. Люди боятся, злятся, ненавидят, люди обесценивают смысл борьбы и порождают собственный ад на земле, а шаманы теряют человечность и конечности, теряют друзей, любимых, семью, себя, теряют жизнь и веру в лучшее. Некоторые сходят с ума. Некоторые добровольно с собственной жизнью прощаются, не справляясь с грузом вины и ответственности. А некоторые просто сбегают. Сбежать — совсем не эгоизм, а желание выжить и жить в итоге спокойно. Работать в уютном кафе, познакомиться там с будущим мужем, нарожать кучу детишек, завести собаку, добровольно зайти в этот замкнутый семейно-рутинный круг, из которого нет выхода. Но лучше не найти выход из круга стабильности, чем из круга кровавых смертей. И Сэйери сбежала бы, если бы Годжо Сатору стабильно не промывал ей мозги и не давил на все кнопки на панели её чувств. Годжо Сатору умеет убеждать. Это всегда жёстко, хлёстко, но хирургически аккуратно, чтобы не надломить остатки светлого в душе. Ей кажется, что остаться и принять вес ответственности — её добровольное решение. Пока Сатору легко рассуждает о силе и её применении, пока изгоняет проклятья и ослепительно улыбается, его ученики ломаются, потому что не могут так же. Переступить через себя и свои чувства, вычеркнуть к себе жалость, тренировать тело до той грани, когда оно забывает, что такое усталость. Их всего пятеро. Но за три года под одной крышей никто из них так и не понял, чего от них добивается и пытается выстроить сенсей. Тсукичи обучается у великого из пафоса, но всё равно подаёт большие надежды. Он единственный из класса более ограничен в чувствах; однажды вырезал полклана за попытку переворота. У него с детства руки в крови, ему проще ориентироваться в их мире. Роми, напротив, боится крови, однако всё равно учится в техникуме, ходит на задания и блюёт в кусты, потому что она — единственная наследница своего клана, но не может встать во главе без силы. Без силы людей не уважают. Особенно женщин. Юичиро однажды убил гражданских своей проклятой техникой. У него нет выбора, кроме как служить человечеству во искупление тяжкого греха. Впрочем, он не чувствует ни желания, ни угрызений совести. Вялый, апатичный и ленивый — пока не вступит в бой. С людьми ли, с проклятьями — он превращается в безумца, поэтому, если его и отправляют на задания, то только в сопровождении Годжо-сенсея. Юмиса — самая младшая и неопытная, но старательная. Она влюблена в Сатору, оттого и старается изо всех сил — чтобы заметил, чтобы обратил на неё внимание. Смерть легко рушит ход жизни. Вчера вы обсуждали планы на выходные, ходили за покупками, готовили ужин, смеялись и сплетничали, а сегодня тебя встречает одиночество, хмурое небо и истерзанное тело на холодном столе.

почему вы так беспечно относитесь к смерти, Годжо-сенсей? Юми погибла, а вы сидите здесь, такой… спокойный, будто ничего не случилось.

Можно ли словами выразить глубокое, почти бездонное безразличие к смерти как таковой? Внутри не осталось ни сочувствия, ни скорби по умершим, ни страха потери. Сатору так много за свою жизнь терял, что это уже превратилось во въедливую, нездоровую привычку.

все когда-нибудь встречают свой конец, Сэйери-чан. если зациклиться на смерти, она отыщет тебя быстрее, чем ты успеешь подумать о завтра.

Сэйери до сих пор верит в лучшее, хоть и не тешит себя больше надеждами, что успеет прожить достаточно. Каждый день как последний, ей бы хотелось и проживать его так же: бросаться с головой во что-то новое, знакомиться, без памяти влюбляться, рисковать, потерять девственность где-нибудь на заднем сидении чужой машины… потому что времени на нормально-прочно-медленно-обдуманно нет. Времени никогда не будет достаточно.

ты чего-то другого от меня ожидала?

Вот так. Никто из них не строит планов на будущее, даже ближайшее. Никто не заводит животных. Большинство не заводит семьи. Потому что их конец — близко. За спиной или через день, через месяц, три, восемь. Слишком рано. Даже сильнейшие умирают.

хотя бы намёк на печаль. скорбеть — это по-человечески.

Даже Годжо Сатору умирал.

скорбь не воскрешает мёртвых. печаль вообще чувство бесполезное, пустая трата времени. если тебе грустно, мир не изменится и не перестанет вращаться.

Смерть никого не красит. Смерть ломает людей. Сэйери знает наверняка — глубоко внутри него давно что-то сломалось. Шаманы, дожившие до тридцати, — везунчики и ходячие мертвецы в одном флаконе. Годжо Сатору — мертвец в квадрате.

не трать время зря. живи. будь счастлива и наслаждайся всем, чем сможешь. так ты чтишь мёртвых.

Сатору своему правилу не следует, потому что жить, быть счастливым и наслаждаться для него — пустые слова. Он давно умер как человек, ради блага всего мира выпотрошил себя и превратил в то, чем видят его окружающие — оружие в руках бесчеловечного человечества.

я не хочу… ломаться, понимаете? принимать это как должное и жить, не чувствуя внутри себя того, что делает меня человеком. так не должно быть…

Когда-то и он был счастлив. Сатору вспоминает времена учёбы. Не было неподъёмного груза ответственности, до глухоты глубокого одиночества и противоречий. Было безмятежно и знойно. Было лето, которому он когда-то радовался, брызги волн, достигающие кожи, были разговоры по ночам о личном, нарушения правил и стабильное получение пиздюлей от Яги. Воспоминания — ещё одна ступень его личного ада.

это приходит с опытом, Сэйери-чан. ты ещё ребёнок, но ты… привыкнешь.

Привыкнешь смотреть на смерть не как на конец жизни, а как на что-то обыденное. Умереть будто кота погладить — такая же стабильность. У неё, кстати, нет кота. И привыкать она не хочет. Быть шаманом — тоже.

ты сильна и умна, Сэйери. ты уже спасла много людей. пути назад нет.

             

с

м

и

р

и

с

ь

             Она не плачет. Слёзы катятся внутрь, забивают глотку комком оголённых нервов. Сатору трепет её по макушке, спутывая волосы, — хвалит. За то, что лицо сохранила, за то, что не выставляет напоказ свою слабость даже перед ним.

а вы смирились, Годжо-сенсей?

А Годжо-сенсей закопал глубоко в себе любой намёк на «смирился». Тогда, когда вместо тёплых бесед получил одиночество. Тогда, когда вместо лучших друзей обрёл безграничную силу. Тогда, когда его безграничной силы не хватило, чтобы избежать катастрофы. Люди кругом продолжали умирать, а Сугуру — единственный, кого Сатору считал близким, — предал всё, во что они верили и за что боролись. Предал его. Сатору не смог отпустить. Сатору сломался. Уход Гето был конечной точкой. Треснул он после собственной смерти. Когда переродился. С тех пор он забыл, какого это — что-то светлое и тёплое по-настоящему чувствовать. Забыл, что такое любовь. Пока любовь не напомнила о себе. Иронично до ёбаного смеха. И Годжо от души бы посмеялся над колючей иронией, если бы не тот факт, что он умирает. Чем больше он пытается избавиться от сорняков внутри себя, тем отчаяннее они разрастаются. Даже его безграничная, божественная сила не может совладать с силой любви. Смирился ли ты, Сатору? Это наказание за беспечность. За то, что она своей глубиной и взглядом почти понимающим напоминает ему о слабости. Он давно научился хоронить иногда колыхающиеся в себе отголоски эмоций, но, смотря на Сэйери и понимая, что, как бы они ни были близки, она не любит его — ему становилось по-настоящему хорошо. Собственная смерть маячит перед глазами, врезается в глотку острыми стеблями, а ему спокойно, потому что Сэйери видит в нём не объект ненависти или помешательства, не сексуального сенсея, перед которым хочется до зуда раздвинуть ноги, не машину для убийств, а… блеклую, почти забытую им самим тень человека. Простого обычного человеческого че-ло-ве-ка. Человека в нём осталось слишком мало, но стебли, плотно оплетающие лёгкие, напоминают, что он всё ещё смертный. И что смерть его слишком близка. Но Годжо Сатору нельзя умирать по-человечески от чего-то столь тривиального, как любовь. Но можно умереть в бою с более сильным противником, снова послужить оружием и щитом для людей и своих учеников. И ещё хоть немного построить из себя героя.

ты прощаешься.

Годжо понимает, что по-настоящему смирился только с одним — с неизбежной смертью. Она раскрывает податливые костяные лапы, любовно зовёт его, обещает вечность свободы там, за ободком свода белоснежных небес, в кругу тех, кого он уважал, любил и оберегал. Он оставит своё тело как лишний балласт и возьмёт наконец бессрочный отпуск. Потому что заслужил, потому что воспитал на замену себе способных шаманов, потому что на его счету тысячи спасённых душ. Потому что ему не страшно умирать. Потому что хочет. Сатору добровольно делает шаги вдаль, когда не говорит о болезни, хотя лепестки уже прорастают в вены, а стебли прорываются из-под кожи. Когда улыбается почти нежно, оплетая пальцами шею Сэйери, и бережно мажет сухими губами по её нахмуренному лбу. Да. Они перешли на «ты» после того, как дожили до четвёртого курса. Последний курс чёртового техникума, а у Сэйери уже панические атаки и желание сдохнуть. Стабильность. И да, потому что в здравом уме Годжо Сатору никогда бы не позволил себе открыто проявить привязанность.

ты о чём? нет, конечно, Сэйери-чан, ты так просто не избавишься от меня!

Между ними один поцелуй и сотни слов, которые они так и не сказали друг другу. Между ними слишком много слабости и отчаяния, прикосновений, возможностей, взглядов, спокойствия. Между ними принятие, смирение и доверие. Не любовь. Она пахнет мальвой. Сатору оставляет подстраховку в случае поражения, выписывает рекомендации ученикам, опустошает холодильник и нервы всем в техникуме — в последние дни он кажется неуправляемым на шалости и колкие поддразнивания. Впрочем, все понимают — Годжо разбавляет стрессовую атмосферу на свой извращённый лад. Сэйери не плачет, как учил сенсей, но внутри неё всё равно осколками осыпается сердце, когда она узнаёт, что рекомендательные письма были для всех, кроме неё. Она с горем пополам доживает четвёртый курс в составе трёх человек и выпускается из техникума. Сразу после, не оставляя себе времени передумать, переезжает в родной Сендай, оставляя позади одногруппников, послевоенное пепелище и отложенный разговор с Сёко. Её не мучает совесть. Он отпустил её. Он подарил ей жизнь.