Точно не сейчас, точно не в одиночестве

      Кристально чистые бусинки одна за другой скатывались по щекам голубоглазого парня. Холодный ветер неприятно обдувал мокрые дорожки от слёз и покрасневшие глаза, но это совсем не мешало Йосту продолжать безэмоционально рассматривать старые дома, переодически всхлипывая. Его дисквалифицировали, да ещё и по настолько глупой причине, что становилось в десять раз больнее и обиднее. А может он действительно во всём виноват? Но ведь это не так, правда? Он шёл к этому так долго, но все его старания разбились на мелкие кусочки намного быстрее, чем он успел моргнуть. Жить с бурей на душе и тревожными мыслями было невыносимо трудно.       Пережить и принять дисквалификацию можно, но точно не сейчас, точно не в одиночестве. Именно поэтому Йост слышит закрывающуюся дверь обшарпанного балкона позади себя, а затем моментальный щёлк зажигалки. — Я же просил не курить у меня дома, — тихим, дрожащим голосом произносит парень, рукой протирая слёзы, но он знает, что заплачет снова. — Даже на балконе? — придерживая сигарету пальцами, интересуется Август. Его вид совершенно непоколебим, как и всегда. Почти всегда. — Даже на балконе, — он глубоко вздыхает, хрипя.       Леденящий ветер снова дует в самое лицо, холодными иголками пронзая каждый уголок души и тела. Йост отходит от края и поворачивает голову в сторону Августа, уставшим взглядом изучая его профиль в сотый раз за последнюю неделю. Ему нравилась его внешность, нравилось, как он поджимает губы перед тем, как вдохнуть едкий дым своих дорогих сигарет. Кляйн обожал взгляд Августа, который он всегда прятал под маской на людях. Однажды, получив от Йоста комплимент, он стал снимать её, но только тогда, когда оставался с ним наедине.       Неловкое молчание. Дидерих выдыхает, совершенно игнорируя слова парня, а тот и не думает возмущаться. Он готов позволить хоть всю мебель пропитать запахом его любимых сигарет, лишь бы не остаться без его присутствия. — Ты снова плакал? — прерывает тишину Август, спокойным голосом обращаясь к Йосту. Он не смотрел ему в лицо, но знал о его неважном виде, об усталости и множестве пролитых слёз. Как же он злился на всех, кто заставил его так себя чувствовать. — Плакал не я, — почти сразу отвечает парень, прерывисто набирая воздух и отводя взгляд в сторону, — плакал он, маленький Йост, давший обещание своим родителям, так и не выполнив его.       Молчание. Дидерих тушит сигарету об бетон, а затем кидает в неизвестном направлении. Сейчас это явно не то, что его волнует. Краем глаза он замечает, что тот, ради кого он находился здесь последнюю неделю, прикрывает лицо руками и отходит назад. Он не привык показывать своё волнение, но за состояние Йоста он переживал так, как никогда не переживал за себя.       Август поворачивается, аккуратно обхватывает запястья и опускает его ладони, с трепетом заглядывая в лицо напротив. Кляйн поднимает на него глаза и на несколько секунд замирает, когда резко оказывается в объятиях. Его тело крепко прижимают к себе, рукой поглаживая светлую макушку. От таких ощущений плакать хочется ещё больше.       Вскоре Август чувствует руки на своей спине, а затем и тёплые слёзы, которые успешно впитывает его майка. — Ты ни в чём не виноват, Йост, эти люди слишком жестоко относятся к тебе, — успокаивающим голосом произносит он, — ты такой молодец, поверь мне, твои родители гордятся тобой…       Снова тишина. Только приглушённые всхлипы маленького Йоста. — И я горжусь, — Дидерих еле ощутимо целует его в щёку, чувствуя, как руки Кляйна обнимают крепче.       Он не требует никаких слов благодарности, ему важно лишь то, что состояние дорогого человека улучшается. Йост обязательно отблагодарит его своим доверием, рассказами о самочувствии и всём, что у него в голове, получая в ответ поддержку и ни капли осуждения. Маленький Йост перестанет плакать, хоть и не сейчас, но точно не в одиночестве.