Анатомия проклятий

Сэн Руми танцевала. Она казалась немного зажатой, но пластичной в бёдрах и поймав вдохновение приличной дозой алкоголя, выводила идеальную восьмёрку в такт энергичной музыке. Утахиме рядом с ней не отставала, виртуозно владея гибкими руками, и девушкам, казалось, было очень весело. Удивительно, что два человека, испытывающие к Годжо противоположные чувства, танцевали бок о бок, смеялись и дурачились, подначивая друг друга. Сатору Годжо смотрел. Откинувшись на спинку стула и скрестив руки ниже груди, он не сводил глаз с Руми. На расслабленном лице не было привычной полуулыбки — крепко сомкнутые губы и напряженная челюсть. Во взгляде читалось нечто примитивное и первобытное. Нет, не дикое и безумное, а первичное и естественное, как восход солнца. Так смотрят на своё, но чем не обладают. На того, кого желают, но считают равным. Хима видела такой взгляд прежде — ловила своё отражение в зеркале, когда рядом был Нанами. Глаза влюбленных вовсе не светятся счастьем и нежностью — они жадные и голодные. Хима, наблюдающая за странной парочкой со стороны, невольно задалась вопросом — когда они успели так сблизиться? По Годжо заметно, транспаранта только не хватает, что он готов закинуть Руми на плечо и утащить куда-нибудь подальше. Неужели, их собственные жизни не подвластны им и всё решено судьбой? Стоит встретить нужного человека, время теряет смысл? Достаточно обнять своё, родное и незнакомец становится необходим, как воздух? Подцепив бутылку пива, Хима прошла через полупустой зал — без студентов стало пусто, и сев рядом с Годжо, протянула ему запотевшую бутылку. С неохотой оторвавшись от созерцания пьяных плясок учительницы, он кисло улыбнулся и покачал головой. — Безалкогольное. Выгнув правую бровь, мужчина потянулся за пивом. Крышка с шипением открутилась с резьбы и Годжо, сделав первый долгий глоток, прикрыл глаза. Ходил слух, уже принятый за истину, что Сатору Годжо не пьет. Не пьет, потому что не нравится вкус. Не пьет, потому что не знает, как алкоголь повлияет на техники. Не пьет, потому что, перебрав, может потерять контроль и снести половину Токио чисто из вредности. Но Хима была одной из немногих, кто знал правду — Годжо не пил, потому что всегда должен быть готов. Отразить удар, среагировать на неожиданную угрозу, прийти на подмогу, когда остальные бессильны. Он был единственным, кто мог решить абсолютно любую проблему. Спасательный жилет для всех и вся, отказывающий себе в удовольствии выпить бокал вина за вкусным ужином или расслабиться в компании друзей после сложного дня. Её начальник был лучшим во всём, за чтобы не брался — иностранные языки, учеба, спорт, драки или умение заболтать до смерти. Но осознает ли он сам, скольких маленьких радостей жизни лишается из-за статуса сильнейшего? Дело не только в выпивке — бешенный темп жизни, недосып и физические нагрузки, бесконечные сражения с проклятьями, командировки, столкновения лбами со старейшинами вместо хобби. Когда же жить? Быть может, поэтому он так крепко, но отчаянно цепляется за Руми в надежде получить хоть толику нормальности? Выбив сигарету, Хима закурила, и Годжо, ворча, как старый дед, замахал ладонью, отгоняя от себя горький дым. Внимание невольно переключилось на Нанами — они с Сёко сидели через несколько столов от них, склонившись головами друг к другу близко-близко и касаясь локтями, о чём-то оживленно беседовали. Очки с зелеными линзами едва держались на кончике носа поддатой Сёко, но её это не волновало — откинув голову назад, она громко рассмеялась и очки сползли обратно на переносицу. Нанами тоже рассмеялся, в расстегнутом сбитом вороте рубашки выступила ключица от небрежного взмаха рукой. Хима прищурилась через дым — она не ревновала. Она завидовала. Завидовала тому, как расслабленно и дружелюбно, насколько дружелюбным может быть этот мужчина, Нанами общался со старой подругой. Как наклонялся к её уху для фразы, чтобы не перекрикивать музыку, как морщит нос при улыбке, как она положила руку на его плечо. Смогут ли они когда-нибудь вот так просто сидеть и разговаривать? Сможет ли она испытывать спокойствие в его присутствии, а не едкую смесь злобы и разрывающей любви? Порой ей казалось, что она проклята. Проклята любить его, так на судьбе написано — любить до конца жизни и неважно, будет это счастливый конец в объятьях любимого мужчины или однажды, выпивая дома, Хима разобьёт бокал и вонзит осколок себе в горло. — Эй, — перед глазами замелькала пятерня с широко растопыренными пальцами. — Земля вызывает Такэмуру, приём. — Выхлебал уже что ли? За добавкой сам иди. — Да нет. Просто ты так пялилась неприлично. Вздохнув, Хима с трудом отвернулась — если Годжо употребил слово «неприлично», то она выглядела как маньяк или сталкер. Глаза упёрлись в большое зеркало у стойки — тусклые волосы, бледное лицо и сине-зеленые синяки под глазами. Она ещё не пришла в себя после нападения и чувствовала себя примерно так же, как и выглядела. Злобная усмешка растянула бескровные губы — конечно, не такая роскошная красотка, как Мио Танаси. Хоть сука и тёмный мастер проклятий, но справедливости ради, нечеловечески красива. Хима нахмурилась, пытаясь поймать проблеск смутной догадки, которая юркой серебристой рыбкой ускользнула в омуте неразборчивых мыслей. — Удалось выяснить что-нибудь о нападении на меня и техникум? Сатору скривился и качнул головой — разозлился. Разозлился не на вопрос, а потому что им ничего не известно — захваченный мастер нёс бред о бесполом монахе, а в квартире не найдено никаких следов. Неизвестно, кто стоял за покушением и чего именно они хотели. Существо, как и паразит, разложились в вонючую субстанцию спустя пару часов после смерти и Сёко почти ничего не выяснила. Хима потёрла грудь через футболку — новая кожа чесалась и зудела, чувство чего-то чужого давило изнутри. Словно неопытный хирург вскрыл ей грудину для операции и забыл там скальпель. — Твоя девушка спасла мне жизнь. — Надеюсь, ты поблагодарила её? — Разумеется. Но не так хорошо, как это мог сделать бы ты. — Ты на что намекаешь? Девушка рассмеялась в ответ. Некоторое время они молчали, каждый погруженный в свои мысли — Годжо меланхолично ловил капли конденсата, стекающие по пустой бутылке, а Хима сминала в пыль окурок в пепельнице. — Как ты думаешь, — неожиданно он пихнул острым локтем девушку в бок и подбородком указал в сторону заскучавшей Мэй-Мэй. — Если кинуть монетку на пол, она побежит поднимать? — Сатору, это как-то не красиво, — Хима бросила на него укоризненный взгляд. — У тебя есть монетка? — А то, — он с готовностью достал из кармана блестящий кругляш. Провести неэтичный эксперимент не дал бармен — объявил, что они закрываются и пора закругляться. Время приближалось к двум часам ночи и разномастная компашка, опрокинув по последней порции, гурьбой вывалилась на улицу. Было принято решение не тревожить помощников так поздно, поэтому вызвали несколько такси. Хима, устав от долгого дня, присела на бордюр у дороги. Она размышляла. Сегодня ей удалось выяснить имя — Ишимура. След купленного на чёрном рынке Тюремного Царства вёл к человеку с этим именем. Химе пришлось дорого заплатить, чтобы отследить несколько банковских транзакций — кем бы он не был, он очень не хотел быть обнаруженным. Но деньги на заказ поступили именно от него, а после расползлись по нескольким десяткам переводов с различными кодировками. — Привет, — Сэн, растрёпанная и с горящими глазами, и очень хорошенькая, села рядом. — Ты какая-то тихая. До сих пор плохо себя чувствуешь? — Да нет, — Хима искренне улыбнулась ей в ответ. — Просто устала. В стороне галдели шаманы, разбираясь, кто поедет первым. Годжо, возвышаясь над всеми и кривляясь, предлагал массовую телепортацию, которая может обернуться массовой блевотиной и почему-то его предложение никому не нравилось. Подул легкий ветер, принеся с собой слабый запах цветущих хризантем. Хима, продолжая улыбаться, вдохнула полной грудью — она ждала своего водителя и немного злорадствовала, что поедет одна в тишине в пустом салоне, а не зажатая с двух сторон на заднем сидении в духоте. — Руми? — Мм? — Я очень рада за вас с Сатору. — Спасибо, — покраснев, она отвела взгляд в сторону. — Честно говоря, я сама не понимаю, как так вышло. Он ведь меня так бесил, я прибить его хотела. — Ну, это часть его очарования. В детстве он часто издевался надо мной, пока я не научилась давать сдачи. — Правда? А потом что? — А потом он в идеале освоил бесконечность, и я отбивала руки, пытаясь достать его. — Он тут жаловался, что ты пнула его. — Было дело, — Хима тихо засмеялась. — Порой Сатору выводит из себя. — Да, этого у него не отнять. — Снова меня обсуждаете? Девушки синхронно обернулись — за ними стоял довольно ухмыляющийся Годжо. Голубоглазое божество наслаждался происходящим. — Да, обменивались наблюдениями, какой ты замечательный. Недоверчиво хмыкнув на ехидное замечание подруги, он, наклонившись, просунул руки подмышки Руми, и легко, как котенка, поставил на ноги. Та, до жути смущенная, прижалась спиной к его груди, и сдерживая улыбку, посмотрела на Химу. — Ну посмотри, как мы хорошо смотримся вместе, — Годжо положил подбородок на макушку девушки. — Ага, инь и пьянь. По правде говоря, они действительно хорошо смотрелись вместе — темноволосая кареглазая Сэн приглушала своим сдержанным обликом и прямым взглядом вырвиглазную внешность Годжо. Несмотря на разницу в росте, она не выглядела на его фоне маленькой хрупкой девочкой, благодаря фигуре с приятными формами. Они выглядели гармонично, так, как и должно быть. — Ой, кто бы говорил. И вообще, нас тут обижают, пора сваливать. — Нет-нет, только не телеп… Обхватив за плечи брыкающуюся Сэн, Годжо подмигнул Химе на прощание и беззвучно телепортировал их. Наверное, в техникум, но Хима не исключала и отель для романтического продолжения вечера. Точнее, ночи. Водитель задерживался, Хима закурила, наблюдая, как шаманов с пятиминутными промежутками забирает такси. Спустя примерно двадцать минут остались только она и Нанами — отчего-то он не захотел уезжать с подозрительно хихикающими Мэй-Мэй и Утахиме. Постояв под фонарём словно в нерешительности, он перебросил пиджак на другую руку и направился к ней. Сердце болезненно сжалось — очень хотелось думать, что он специально не поехал с остальными, чтобы остаться наедине. Хима едва заметно усмехнулась — глупая надежда отдавала горечью на языке. Нанами сел рядом, на тоже место, где совсем недавно сидела Сэн. — Ждешь водителя? Девушка слегка кивнула в ответ и сгорбившись, обняла себя за колени. Нанами, наоборот, вытянул длинные стройные ноги в светлых брюках. — Не замерзла? Повернув к нему голову, Хима в недоумении приподняла брови — на улице, несмотря на поздний час, стояла духота, земля парила после недавнего дождя. — Прости, — подняв лицо к небу, он потёр шею, недовольный неуместным вопросом. — Да ничего. — Нет, не за… Прости, что не навестил тебя. Я хотел приехать, когда узнал, что ты ранена, но меня дёрнули на миссию. — Ты не должен был, — она слегка пожала плечами. — Но я хотел. Хима промолчала, всматриваясь в его профиль, очерченный на фоне фонаря сбоку — впалая щека и прикрытый узкий глаз, прядь волос, падающая на ровный лоб. Его внешний вид был отражением его характера — прямой и строгий, такой острый, что коснись и поранишься, физически и душевно. — Тебя подвезти? — поинтересовалась она из вежливости, желая услышать отказ. — Да. Спасибо. Мигнув на повороте, в темноте загорелись фары подъезжающего авто. Чёрный корпус почти терялся в густой ночи. Остановившись и не заглушив двигатель, водитель вышел и коротко поклонившись, открыл дверь со стороны пассажиров. — Такэмура-сан, можем ехать? — Да. Только сначала завезем этого господина, адрес он скажет сам. Стараясь не смотреть на мужчину, Хима первая села в машину и отвернулась к окну — она устала. Присутствие Нанами сделало только хуже — её выкручивало внутри от тоски и жалости к самой себе. Она чувствовала, что если произнесёт вслух адрес их старой квартиры, то просто сломается. Но поняла, как сильно ошибалась, когда Нанами назвал улицу и дом сам — живот скрутило спазмом и затряслись руки. Она непроизвольно сжала кулаки. В салоне было прохладно, благодаря кондиционеру и пахло выпитым алкоголем. — Я даже забыл, какая ты важн … — Хима бросила на него предупреждающий недобрый взгляд и Нанами исправился. — Деловая женщина. — Всё ещё думаешь, что мы с Годжо ерундой всякой занимаемся? — Нет. Я не хотел тебя обидеть. — Но почти обидел. — Хима, прошу, хватит, — в тихом монотонном голосе зазвучала усталость. — Тебе ведь не нужна моя жалость или чтобы я чувствовал себя виноватым. — Ошибаешься, — подавшись к нему, прошипела Хима в лицо мужчине. — Мне нужна твоя жалость. Я хочу, чтобы ты жалел меня, вот такая я убогая и ничтожная. Мне. Это. Нужно, — осознав, что она сказала, девушка медленно моргнула и отодвинулась. — Забудь. Сглотнув несказанное, Нанами смотрел на отвернувшуюся от него девушку. Повисла тяжелая давящая тишина и водитель, чувствуя напряженную атмосферу, включил радио. Скрестив руки на груди и откинувшись на подголовник, спустя некоторое время Хима задремала под бормотание диктора новостей. Нанами что-то сказал водителю. Количество выпитого алкоголя оказалось сильнее тревоги, и она крепко уснула. Так крепко, что не почувствовала, как машина остановилась. Не проснулась, когда её взяли на руки и понесли, только недовольно сдвинула брови. Нанами тонко улыбнулся, медленно, чтобы не потревожить сон девушки, идя по коридору. Ему самому не верилось, что водитель послушал его и привез их в техникум, а не в город. И сам не понимал, зачем так сделал. Но почему-то считал, что в знакомых стенах, окруженной близкими людьми, ей будет лучше, чем в пустой квартире, где она подверглась нападению и вряд ли теперь чувствует себя в безопасности. Она сказала, что хочет его жалости. Эти слова давили виной, поселившейся в висках пульсирующей мигренью — насколько же он сделал ей больно, что она желала хотя бы сочувствия? Он эгоистичная тварь, превратившая ради своих раздутых принципов, некогда гордую и сильную девушку в разбитую тень прежней себя. У всех шаманов здесь была своя комната — всё-таки, в Токио техникум был не только обучающим заведением, но и перевалочной базой. И Нанами упорно игнорировал мысль, что он нёс Химу в свою комнату. Он оправдывал себя тем, что она ближе женского кампуса и что идёт туда по привычке. Доводы казались логичными, поэтому он со спокойной душой толкнул дверь плечом и не включая свет, направился к кровати. Положил Химу на покрывало и не выпрямившись, посмотрел на неё: даже во сне она выглядела чем-то недовольной и хмурилась. Тихо вздохнув, он убрал волосы, упавшие ей на лицо и почувствовал запах духов — слабый цветочный аромат, перебитый сигаретами. Его всегда раздражала эта пагубная привычка, точнее, та частота, с которой курила девушка. Но тогда он был готов закрыть глаза на вредное пристрастие, потому что любил. Было бы так просто, произнеси она сейчас во сне его имя. Тогда бы он остался, не раздумывая о последствиях. Поразмышляв, он достал из скрипнувшего дверцей шкафа тонкое одеяло и накрыл Химу, цыкнул, заметив кроссовки на её ногах. Мысленно обзывая себя пьяным идиотом, он снял обувь с девушки и аккуратно поставил рядом у изножья. Постоял немного, рассматривая спящую и тихо выругавшись, бросил пиджак на кресло в углу. Жалость — это последнее, что он испытывал к ней.

***

Пробуждение вышло гадким — утреннее солнце слепило через закрытые веки, было очень жарко, болела голова, а во рту всё пересохло и словно кошки насрали. Последние события вечера стёрлись из головы и Хима не помнила, как добралась до дома. Судя по тому, что она уснула прямо в одежде, кондиция была приличная. Застонав, она пошевелись, пытаясь выпутаться из удушающего кокона одеяла, но удалось освободить лишь руку. Рука наткнулась на что-то твердое и определенно, живое и девушка испуганно ойкнула. Неужели она вчера так набралась, что кого-то подцепила и притащила домой? Хима замерла, прислушиваясь к телу — нет, всё, как обычно, потертостей не ощущалась, как и тянущего ощущения во влагалище. Это только в глупых комедиях героиня просыпается после пьянки рядом с мужчиной и решает, что у них был секс, настоящая женщина точно знает, тыкались ли в неё прошлой ночью, даже будучи пьяной в хлам. А почему она решила, что рядом обязательно мужчина? Может, это Сёко? Хима осторожно приоткрыла один глаз — она лежала на боку рядом со спящим Нанами. Он лежал на спине, свесив ногу с кровати и положив руку на живот. Девушка задержала дыхание — он был одет и не касался её даже во сне. Она крепко зажмурилась, в голове обрывками всплывал вчерашний вечер — они ехали вместе и кажется, она вспылила. Но почему он здесь? И здесь — это где? Хима снова открыла глаза и приподняла голову, через Нанами разглядывая обстановку — это была его комната, они ночевали здесь не раз во время обучения, наплевав на комендантский час и запрет. — Кенто, — тихим хриплым голосом позвала его Хима. — Кенто, проснись. Ноль эмоций. Проглотив густую кислую слюну с привкусом табака, она, стараясь не шуметь, выпуталась из одеяла и спустила ноги на пол со своей стороны. Тело отозвалось тупой болью от долгого лежания в неудобной позе. Хима облизала сухие шершавые губы и направилась к выходу, но взгляд остановился на её кроссовках, стоящих рядом с кроватью — он разул её. Почему-то этот простой жест оглушил до ступора своей заботой. Девушка прикрыла глаза, чтобы не видеть свою обувь и не разреветься. — Хима? Она обернулась — протерев заспанные глаза, Нанами убрал растрепанные волосы со лба и поднялся на локтях. Он снова так походил на молодого себя, как в те времена, когда они просыпались вместе, что горло сдавило от подкативших слёз. — Почему я здесь? — Ты уснула в машине, — спокойно пояснил он. — Я подумал, что в техникуме тебе будет спокойней, поэтому привез сюда и положил спать, и сам незаметно вырубился. — Нет. Почему я здесь? — с нажимом на последнее слово произнесла она, не сводя взгляда с помятого лица мужчины. — Не знаю. Просто. Застонав от бессилия, она села на край кровати у его ног и накрыла лицо ладонями. Всё ещё хотелось рыдать. Девушка громко и протяжно вздохнула. — Я хотел извиниться перед тобой, если не поздно. За всё. Она растопырила пальцы и посмотрела на мужчину через образовавшуюся щель тусклым синим глазом. Выжидающий взгляд требовал продолжения. — Возможно, у нас получится всё исправить? — Зачем? — глухо спросила Хима. — Зачем исправлять, если можно начать сначала? Улыбнувшись, Нанами склонил голову к плечу. Была ли эта улыбка согласием? Оттолкнувшись локтями, он сел и потянувшись к девушке, взял её за запястья, убирая руки от лица. — Только не целуй, от меня такой перегар — зрение потеряешь. — От меня тоже. Его ладони скользнули по женским рукам выше, к плечам и притянув к себе, Нанами обнял её, уткнувшись лицом в надплечье. Его дыхание горячо сушило кожу, заставляя гореть всё тело. Прикрыв глаза, Хима обняла его в ответ, прижавшись щекой к мягким светлым волосам. Сердце быстро и часто билось в груди, разнося громкий стук по конечностям. Хима крепче сжала руки, вжимаясь в твердый горячий торс мужчины и замерла, почувствовав острожное прикосновение губ к ключице и его пальцы на лопатках. Тоскливые и болезненные объятья почему-то принесли покой.