Белка в колесе сансары

... - Люциус Абраксас Малфой, Визенгамот приговаривает вас к смертной казни посредством Арки Смерти. Что?.. Люциус Малфой дёрнулся как от удара. Он словно пребывал в каком-то оцепенении и даже плохо помнил, что с ним происходило. Волшебную палочку отобрал Тёмный Лорд, а колдовать без неё он так и не научился... Битва за Хогвартс... А где он был в это время? В мыслях царили хаос и туман, он совершенно не помнил события нескольких последних дней. Кажется, этот щенок Лонгботтом приложил его каким-то заклинанием... Или это была банальная дубинка по голове? Как мог чистокровный пойти против чистокровного?.. Где сын? Где жена? ... - Приговор окончательный, обжалованию не подлежит, - снова ввинтился в мозг тот же монотонный голос, - и будет приведён в исполнение немедленно. Приговорённый препровождается в зал Арки Смерти. "Что?? Смерть? Как они посмели? Меня?.. Немедленно? Я умру!" В голове Люциуса Малфоя моментально прояснилось. Ощущение было таким, словно ураганный ветер сносил последние клочья тумана, окутывавшего его мысли, и оно было жутким. - Но... Почему я?.. Разве я... - горло перехватило, и он больше не мог выдавить ни слова. У кого просить пощады? Лица окружавших его расплывались и казались белыми пятнами. - Почему вы? Я отвечу вам, - раздался женский голос, и суровая фигура немолодой уже волшебницы приблизилась к нему. - Амелия Боунс! - прошептал Люциус. - А разве вы... - А разве вы живы, хотели вы спросить? - переспросила она. - Жива. Том Реддл не убил меня, не смог, я осталась жить, хотя, великий Мерлин, предпочла бы смерть! Знаете ли вы, что значит жить, когда твоя семья погибла?! - Но это не я... - горло Люциуса сдавил спазм, - не я их убил... - Верно, не вы, - произнесла Амелия Боунс. - Однако не вы ли всячески одобряли и поддерживали так называемого Тёмного Лорда? - повысила она голос. - Не вы ли творили иные преступления якобы под заклятием подчинения? Не вы ли, - её голос упал до шёпота, - не вы ли воспитали своего сына фанатиком, помешанным на чистоте крови, лицемерным, злобным и надменным? Не вы ли внушили ему, что родословная важнее поступков и намерений человека, что нечистокровность или отсутствие магических способностей - достаточное основание, чтобы уничтожать? - Меня так воспитал мой отец... И я не один служил Тёмному Лорду. - Это не оправдание и не извинение, - устало ответила Амелия Боунс. - По вашей вине погибли многие, поэтому и вы не заслуживаете права на жизнь. - Осуждённый препровождается в зал Арки Смерти, - без всякого выражения произнёс тот же голос. Они не назвали даже его имя, словно он уже умер! Его подхватили под руки и, похоже, готовы были тащить волоком, если он откажется идти. Нет, нет, он не хочет умирать! А ноги тем временем делали шаг за шагом, словно не подчиняясь ему. Вот уже и выход из зала Визенгамота... В концах большого и довольно мрачного коридора неизвестно зачем висели зеркала, размещенные напротив друг друга, так что коридор казался бесконечным. Шаг, ещё шаг, ещё.. Люциус поднял голову и увидел самого себя, шедшего навстречу. Этого, другого Люциуса также вели, крепко взяв за руки, два молодых волшебника с суровыми лицами. Он всмотрелся в своё отражение. Покрасневшие глаза, щетина, спутанные волосы. Странно, разве платиновые блондины седеют? Видимо, да, но скоро всё закончится... Всё? Неужели всё?! Дикий страх, захлестнувший Люциуса с новой силой, был так силён, что ему захотелось завопить, однако он смог только сделать прерывистый вздох. Из-за игры отражений ему показалось, что за ним в тёмной глубине зеркал движется целая вереница фигур. Что это? Сейчас их много, а скоро не будет ни одного... Скрытая заклинанием зеркальная дверь отворилась. За ней оказалось большое помещение с сиденьями, расположенными амфитеатром, а посередине стояла Арка Смерти. Колыхавшаяся в ней будто бы рваная завеса внушала невыразимый ужас. В самом ли деле оттуда доносятся шёпот и вздохи, или ему это только кажется? Почему Арка становится всё больше? Оказывается, его уже к ней подвели. Какая она огромная, какие гладкие края. Уцепиться за них?.. И внезапно его толкнули прямо в Арку головой вперёд! "Жить, жить, жить!!!" - показалось ли ему, или он в самом деле истошно закричал это в ту секунду, пока летел в небытие? Арка поглотила того, кого звали Люциусом Абраксасом Малфоем, и только эхо от вопля "Жить!" понемногу затухало. Два молодых мракоборца, которым вменили в обязанность исполнить наказание, и чиновник Визенгамота покинули зал. "Странно. Я словно бы лечу. Это я умер так или ещё нет? А куда я прилечу? Темно вокруг, хотя, кажется, впереди какой-то просвет. Задержаться бы, осмотреться как-нибудь..." Тот, кого недавно звали Люциусом Малфоем, подлетел к источнику света, напоминающему окно с витражом. При его приближении витраж ожил, фигуры зашевелились и, кажется, даже заговорили: - ... Мессир де Монфор (1), город взят. Но как нам отличить еретиков от истинно верующих? - Бейте всех, господь разберётся, где свои! Крепкий мужчина в рыцарских доспехах, произнесший эти слова, чем-то неуловимо походил на него, на Люциуса, по крайней мере, на такого, каким он себя помнил. Цвет волос и черты лица иные, однако повадка и манера речи... Тем временем картинка сменилась: тот же мужчина пытал двоих связанных пленников, потом заставил одного из них повесить другого, потом приказал разрубить первого на куски. И вновь в жестокой усмешке Люциус увидел что-то похожее... Да это же он сам именно так улыбался, он же любил рассматривать себя в зеркале! Люциуса замутило. Он не ощущал ни рук, ни ног, он был бестелесной сущностью, и однако ужас и отвращение были такими, словно заглянул в выгребную яму, полную отвратительной живности. Тем временем его снова повлекло куда-то в темноту, да он и сам был рад оказаться подальше от увиденного. Какое-то время он летел в этом мраке, но вот наконец снова впереди забрезжил свет. Люциуса притянуло к следующему окошку с витражом, но на этот раз картинка и звуки были иными. Непривычная растительность, высокие деревья с гладкими стволами и огромными перистыми листьями. Горит костёр. Рядом стоят люди, некоторые в явно европейской, но старинной одежде, в доспехах. "Видимо, маглы. Хотя маги в прежние времена тоже носили кирасы и шлемы, если не умели наколдовывать защиту. А кто рядом с ними?" - Сеньор Франсиско (2), это ничтожество не хочет сказать нам, где золото, - говорит один из европейцев, обращаясь к человеку, явно возглавляющему эту группу, - даже побои ему нипочём. - В таком случае его разговорит огонь, - отвечает предводитель. Его смуглое лицо с чёрной бородой искажается жестокой усмешкой: - Его святейшество папа римский отдал Кастилии все вновь найденные земли. Мы устанавливаем здесь власть и пополняем казну его католического величества, кроме того, несём свет христианской веры этим жалким существам. И если они не хотят ему внимать, то... тем хуже для них. Разожгите сильнее костёр! И Люциус с оторопью видит, как один из подчинённых этого человека подбрасывает сухих веток в костёр, а двое других тем временем подводят третьего, смуглокожего, одетого в набедренную повязку, усаживают на землю и, выждав, когда пламя разгорится сильнее, суют его ноги прямо в огонь! Люциусу кажется, что он сейчас сойдёт с ума, он хочет скрыться от этого кошмара, не слышать жутких криков пытаемого и не видеть нечеловечески кошмарной и опять-таки знакомой усмешки на лице предводителя... но не может, словно какая-то сила заставляет его смотреть на происходящее. Заткнуть уши и закрыть глаза также не получается, ибо ничего этого у бестелесной сущности, которой он является сейчас, нет. Собственно, глаз и ушей тоже нет, однако каким-то образом он всё видит, слышит и понимает. "Я больше не могу это видеть!" - кричит он, - "Пожалуйста, не надо!" - просит Люциус, сам не зная кого. Его снова увлекает в кромешный мрак, однако на этот раз путешествие в темноте оказывается очень недолгим, и он останавливается у третьего витража. "Что это? Город? Вроде бы Париж, но не такой, как сейчас.." На улицах Парижа темно. Однако внезапно тишину августовской ночи (как ни странно, Люциус уверен, что это действительно август) нарушает набат (3). Резкие, предвещающие беду удары колокола разносятся над спящим городом, и, подчиняясь им, на улицы выходят вооружённые люди. Они стучатся в дома к своим соседям, и когда те им открывают, убивают их. Начинается массовая резня, кровь течёт по мостовым, слышны удары оружия, вопли убийц и убиваемых... "Зачем мне это показывают? Что это за бунт? Восстание чистокровных? Но я не помню таких событий, это точно было не при мне... Или грязнокровки с ума посходили?" И тут Люциус замечает мужчину с всклокоченной бородой, залитого кровью и с полубезумной улыбкой, волокущего по дороге какого-то старика. Мужчина заставляет старика стать на колени, положить голову на какой-то парапет. На всё это Люциус смотрит с предчувствием, что сейчас произойдёт что-то кошмарное, а покрытый чужой кровью убийца ударом топора обезглавливает жертву, мочит руки в крови, хлынувшей потоком и пьёт её! Люциус цепенеет. Его снова утаскивает в темноту и несёт довольно долго. "Кто все эти люди? Какое отношение они ко мне имеют?" Почему-то ему кажется, что кровного родства между ним и всеми увиденными нет, так почему же они все так на него похожи?! Он пролетает ещё пару оживающих витражей, из одного доносится рыдающий вопль "Барыня, матушка Дарья Николаевна, не погуби!" (4), из другого недоумённая фраза "Почему эти русские так плохо нас встречают?"(5). Увиденное тоже тоже вызывает неприятное чувство. Сначала перед ним предстает женщина, видимо, богатая, которая с садистским удовольствием избивает другую, более молодую и бедно одетую женщину и выдирает у неё клочья волос. Потом картина меняется. Несколько человек держат у плеча какие-то трубки, напротив них стоят несколько стариков. Тот, кто явно возглавляет первую группу, командует: "Огонь!" - и из этих трубок вырываются вспышки, а стоящие напротив них люди падают на землю. Это не похоже ни на одно из поражающих заклинаний, которые ему известны, но люди явно убиты. Вроде бы эти трубки называются "ружья", но это изделие маглов, а Люциус уверен, что его предками были только чистокровные волшебники. Но тогда почему и эта богатая женщина, и этот мужчина, отдающий команды - почему они столь похожи на него самого? Откуда это пугающее сходство? Внезапно Люциус понимает, что все показанные ему персоны говорят на разных языках. Однако он их отлично понимает, как старофранцузский, так и русский язык, и испанский... Ещё одна загадка, однако задуматься над ней он не успевает. Его снова утягивает во мрак и внезапно выносит к окну, которое на этот раз имеет вид железных ворот, поверху которых змеится надпись "Arbeit macht frei". Решётка словно бы растворяется, и он видит толпы людей, похожих на скелеты, видит огромные печи и валящий из их труб чёрный дым, каким-то неведомым образом - ведь тела у него нет, значит, и носа тоже - ощущает запах горелой плоти... Потом перед ним появляется человек на трибуне, явно не волшебник, с чёрной прилизанной чёлкой, черными усами, бешено жестикулирующий (6). Люциус слышит: "Только истинные арийцы получат всё!.. Мы должны вырастить молодёжь, похожую на диких зверей, резкую и требовательную!.. Жизненное пространство на востоке..." Почему-то Люциус сразу понимает, что это прямо связано и с толпами истощённых людей, и с дымящимися печами. Но ведь этот беснующийся магл уж точно не может быть его родственником, совершенно никакого сходства... Или всё же сходство есть? Люциус растерян: "Так я всё же умер или нет? Если да, то почему я всё вижу и слышу? Если нет, то почему, кто и зачем мне всё это показывает? Какое это имеет ко мне отношение?" И вдруг он ощущает сильный рывок. Его относит от окошка и бросает из стороны в сторону, как щепку в бурном море. Неужели никогда не прекратится эта тряска, неужели ему отныне бесконечно суждено не знать покоя? Внезапно его отбрасывает к ещё одному окну, имеющему странно знакомый вид. Так это же одно из окон в его поместье! Он видит себя в маске Пожирателя Смерти, рядом с ним прочие приверженцы Волдеморта. Вот он отбрасывает маску и накладывает непростительное пыточное заклинание на маглорожденного волшебника... Вот он насылает то же заклинание на какого-то магла... Как отвратительно его выражение лица! Люциус хочет отвернуться, спрятаться от себя самого, увиденного со стороны, но не может и вынужден пересматривать всю свою жизнь. Внезапно в памяти всплывает слово "реинкарнация". Что оно значит?.. Совсем уж дремучим Люциус не был и однажды услышал об этой забавной магловской идее. Кажется, это как-то связано с душой и её переселением?.. И вдруг Люциуса настигает понимание того, что ему было позволено увидеть: "Неужели маглы оказались правы? Неужели это всё был... я сам?!" Как же страшно... Люциус мечется, и окружающая его тьма словно бы окутывает его и продолжает толкать в разные стороны, как игрушку. Сейчас всё, что он натворил и в этой жизни, и в предыдущих, как ему становится ясно, воплощениях, кажется ему тем, чем и является: жестокостью, коварством, изуверством, фанатизмом. Неужели ему теперь суждено бесконечно сожалеть о сделанном и мучиться мыслью о том, что уже ничего не исправить?! - Тебе же было сказано, что надо крепче надевать на ось! Россыпь звёзд, образовавшая длинную полосу, слегка качнулась. Огромное колесо слетело с оси не менее огромной повозки и, подскакивая, откатилось. Время - возница на повозке Вечности - весьма бодро спрыгнуло на звёздную дорогу и устремилось ловить пропажу. - Опять пришлось назад бежать, - вздохнуло оно. - Вот именно, - ускорила его Вечность. - И каждый раз именно колесо сансары у тебя отваливается, да ещё и назад катится! А, может, ты это нарочно? - Очень может быть, - хитро усмехнулось Время, - иногда ведь хочется что-то сделать заново! - Ты о тех, кого называют людьми? Так они при каждом рождении проживают худший из возможных вариантов своей жизни, - ответила Вечность. - Ну не всегда, - возразило Время, - у некоторых из них сразу получается сделать правильный выбор, кто-то в следующих жизнях ведёт себя лучше, чем прежде. - Ну а эта душа? Ты к ней явно неровно дышишь: сколько раз уже давал возможность переродиться, а она в каждом воплощении творит зло себе подобным! - с упрёком возразила Вечность. - На этот раз ты даже дало ей возможность при жизни усилием воли управлять структурой вещества, и что вышло? Эта глупая душонка посчитала это достаточным основанием, чтобы презирать тех, кто так не может! - Я всё же надеюсь, что поймёт рано или поздно... - ответило Время, держа колесо сансары и прислушиваясь к тому, что происходило внутри него. - Тем более из-за этой встряски она, кажется, получила возможность прожить ту же жизнь ещё раз. Может, что и запомнит из увиденного. - Пробуй, я же не запрещаю, - примирительно ответила Вечность. - Что ты там выслушиваешь? - Ну да, этой душе суждено ещё раз родиться в том же теле, я же пробежало несколько шагов назад, да и колесо пару оборотов вспять крутанулось. Вот посмотри... - ответило Время. - ... Сэр, поздравляю, у вас только что родился сын! Восемь фунтов весом и один фут и восемь дюймов ростом, прекрасный младенец! - Как себя чувствует моя жена? - Она в порядке и отдыхает после родов. Простите, не будет ли с моей стороны чрезмерной наглостью узнать, как вы назовёте сына? - Это уже давно решено, его будут звать Люциус Абраксас, и он должен занять достойное место в чистокровном обществе волшебников... - Ну вот, снова та же песня, - скептически заметила Вечность, - надо глянуть, что там в других мирах, потому что тут снова эта людская глупость о мнимом превосходстве. Сможет ли он сделать правильный выбор хоть на этот раз? - А я оптимист, - жизнерадостно ответило Время. - Думаю, сможет. Выбор есть всегда. Гигантская повозка катилась меж звёзд в той части Вселенной, которую люди назвали рукавом Ориона в галактике Млечный Путь. (1) - Симон де Монфор, крестоносец, изувер и клятвопреступник, жестоко покаравший альбигойцев. (2) Франсиско Писарро, испанский конкистадор, печально прославившийся при завоевании империи инков. (3) Варфоломеевская ночь в Париже, 24 августа 1572 года, массовые избиения гугенотов католиками. (4) Дарья Николаевна Салтыкова по прозвищу Салтычиха, садистка и психопатка, за издевательства над крепостными осуждённая на пожизненное заключение. (5) Наполеоновское нашествие 1812 года. (6) Адольф Гитлер, устроивший одну из самых кровавых гекатомб в истории человечества.