Полюбил...

Если бы знать,

Как примириться со всем,

Когда один и выключается свет;

Не задавать

Богу вопроса: зачем

Спорят в нас две стихии —

Ритм и аритмия?

И тем, кто был прав всегда,

Нас не понять никогда…

      Гермиона бежала по лесу, а в голове, как набат, бились одни и те же слова: «Ты знала, на что шла».       Да, конечно, она знала. И знала, что будет тяжело, но думала, что у неё всегда будет поддержка любимого.       Любимого?..       Нет, сейчас, конкретно в этот момент, Гермиона всеми фибрами души ненавидела Рона за то, что он напрочь отказывался понимать её.       «И зачем тебе это сдалось? Ты — Героиня войны! Ты можешь работать кем угодно и никогда больше не учиться».       Да, может. Но не хочет. Ей всегда нравилось учиться, и она была готова не спать днями и ночами и не жаловаться, если бы на неё ещё не свалилась свадьба. Предложение и первая эйфория — всё это было очень мило, но от добавившегося груза забот Гермиона буквально задыхалась. А по мнению Рона, все его обязанности были исполнены предложением руки и сердца. И после этого окрылённая счастьем невеста всё должна делать сама, ведь получила такой подарок — мужа!       Вот только Гермиона никогда не мечтала о свадьбе, замужестве, семье. Нет, конечно, она не была против выйти замуж и родить детей, но это не было её идеей фикс. Она не планировала свадьбу, как многие её сверстницы, не грезила предложением руки и сердца. Серьёзно, подари ей Рон кольцо за их обычным ужином без свечей и украшенного ресторана, она бы ничуть не расстроилась. Ей не нужна была подобная мишура. Но прямо сейчас её буквально топили в этой мишуре, пайетках и блёстках.       Нет, Молли, Флёр и Джинни, безусловно, помогали ей, но иногда от этой помощи становилось тошно, а возразить просто не было сил. Чтобы не тратить энергию на сопротивление, она соглашалась, и в итоге проблем становилось только больше.       И вот сейчас она оказалась на опушке леса, где должна была пройти церемония (потому что столько приглашённых гостей вместил бы только атриум Министерства или Большой зал Хогвартса, и то не факт). Из-за одной лишней встречи, вставленной в расписание загнанным секретарём, весь выстроенный график полёг, как в принципе домино. Ей надо было присутствовать в двух местах одновременно, и никто не мог помочь. Только Рон. Хотя и он не смог. Смог только сказать роковое «Ты знала, на что шла».       Мерлин, на ней было руководство Отделом регулирования и контроля за магическими существами и магистратура в Лондонском магическом колледже, и она попросила всего лишь проконтролировать постановку необходимых чар аврорами! Будь здесь Гарри, она бы и не просила Рона, но Поттер был в командировке, возвращался только к самой свадьбе. А для жениха посиделки в пабе с командой по квиддичу были намного важнее. Вот их уж никак нельзя отменить. И когда Гермиона взорвалась и потребовала хоть немного поддержки от жениха, на неё обрушилась это горькая правда.       Ты знала, на что шла…       А ведь она не знала. Вернее, старалась не думать. Старалась спрятать куда подальше мысли о том, что так и будет тянуть на себе быт, а потом и детей. У Рона всегда будет только работа, а на ней — всё остальное. Она упорно закрывала глаза на то, что жених вместо поддержки и друга становится ей обузой. Но не расставаться же при первой трудности! Хотя первой ли? Нельзя назвать это трудностями, но непонимания между ними было хоть отбавляй. Рон не поддержал её учёбу в магистратуре, постоянно подтрунивал над работой её отдела и всё чаще намекал на то, что пора заводить детей, если они хотят такую же большую семью, как у него.       Но Гермиона не хотела этого! Пределом её мечтаний и возможностей были двое детей максимум. Она говорила об этом мягко, Рон словно не слышал. Она стала говорить жёстче, Рон начинал закипать.       А сегодня чаша терпения переполнилась у обоих. Гермиона вспоминала, что они наговорили друг другу, и слёзы закипали в глазах, а горло словно обжигала желчь. Как после этого они смогут даже просто общаться, не то что жить вместе и играть свадьбу? Но нельзя же рубить с плеча?..       Гермиона запнулась об корень дерева, упала на колени и закашлялась. Только сейчас она заметила, как задыхается. Лицо горело, а лодыжки уже пульсировали от боли. И куда же она забралась?       Собравшись трансгрессировать, Гермиона потянулась за палочкой и обомлела от ужаса. Карман лёгкого пальто был пуст. И другой тоже. Как она умудрилась выронить палочку? Или же оставила её на опушке? Она могла бы трансгрессировать сразу оттуда, но её просто раздирали эмоции, надо было их как-то выплеснуть. Вот она и побежала, как идиотка, в лес.       А ведь Рон и не особо пытался её догнать…       Гермиона зарычала от злости на саму себя и зарылась пальцами в спутанные волосы. Она пропустила рабочую встречу, разругалась с Роном и потеряла палочку. Всё сегодня шло наперекосяк.       Девушка попыталась успокоиться и несколько раз глубоко вдохнула с закрытыми глазами. Лёгкие заполнились немного влажным воздухом с запахом опавших листьев. Сердце восстанавливало ритм, дыхание замедлялось. Где-то недалеко раздался пронзительный птичий крик.       Гермиона вздрогнула, как от будильника, и вскочила на ноги. Надо идти. Но куда? С трудом Гермиона залезла на дерево. Дурацкое платье, которое она сегодня надела на встречу, жутко мешало. Шёлк не порвался об ветки и кору только благодаря чарам. Осмотревшись, Гермиона увидела ту самую опушку, на которой планировалась церемония, но оказалось, что она убежала очень далеко. И вдруг поблизости девушка увидела небольшой охотничий домик. До него идти было ближе, и там наверняка должен был жить маг, потому что территория леса была открыта только волшебникам. Причём абы кого сюда тоже не пускали, так что можно было не бояться нарваться на какого-нибудь отброса из Лютного.       Гермиона запомнила направление, почти свалилась с дерева и зашагала к домику. Он действительно был недалеко. Она дошла быстро и обомлела. Дом выглядел сказочно. Из камня и дерева с огромными панорамными окнами. Ухоженный островок, окружённый морем деревьев. А возле небольшого дровяного сарая стоял шикарный вольер с соколом.       Девушка прошла мимо него, и птица громко вскрикнула. Именно его она слышала, когда упала.       — Всё хорошо, я не враг, — пробормотала Гермиона, зная, что птица всё равно её не послушает.       Но сокол затих и пристально наблюдал за ней. Гермиона прошла к террасе, где стояло кресло-качалка, накрытое коричневым клетчатым пледом, а рядом, на столике, лежали румяные яблоки. Девушка взяла одно и тут же ощутила его сладковатый аромат.       Внезапно дверь домика открылась, Гермиона вздрогнула от неожиданности и выронила яблоко. Оно покатилось прямо под ноги хозяину дома, которым оказался Люциус Малфой.       Гермиона просто замерла, не в силах вымолвить и слово. От удивления у неё даже приоткрылся рот. А вот Малфой выглядел почти невозмутимо. Только коронная, слегка приподнятая бровь выказывала удивление.       — Мисс Грейнджер? — его бархатистый голос напомнил раскаты далёкого грома, и по коже побежали мурашки.       — Мистер Малфой, что Вы тут делаете?       — Я тут живу. А Вы?       Неужели он сбежал сюда? После суда и оправдательного приговора семейство Малфоев разделилось. Драко отправился во Францию, строил карьеру в банке. Люциус и Нарцисса стали затворниками в мэноре, а вскоре миссис Малфой умерла. Пошли нехорошие слухи о том, что её на тот свет спровадил муж. Но тщательное расследование ничего криминального не показало, а семейный лекарь подтвердил, что Нарцисса сильно мучилась от проклятия, которое её зацепило при побеге из Хогвартса. Ей не смогли помочь и в Мунго, так что её уход был вопросом времени. Люциус старался держаться, но после смерти жены выглядел так, словно это он был покойником. Гермиона видела его в Министерстве, когда авроры вызвали Малфоя на допрос. Он весь посерел, щёки ввалились, тени залегли под глазами, а сами они смотрели устало и безразлично. Гермиона, немного шокированная, поздоровалась с ним, а он рассеянно кивнул в ответ. Девушка корила себя за мягкотелость, но ей было жаль бывшего врага.       Это было почти два года назад, и после они больше не виделись, а вскоре Малфой куда-то уехал, отдав бóльшую часть своего состояния на благотворительность. Гермиона думала, что он отправился к сыну. И сейчас, при виде бывшего Пожирателя смерти, её сердце бешено колотилось, словно прыгая в грудной клетке. Но страха она точно не чувствовала. Теперь Малфой выглядел лучше, чем в их последнюю встречу. А непривычные свободные брюки и лёгкая куртка делали его каким-то… уютным!       — Так что Вы тут делаете? — бархатный голос вырвал её из раздумий, и Гермиона встряхнула головой.       — Я… Здесь недалеко… Моя свадьба…       — Ваша свадьба? Но ведь она не сегодня.       — Да, но… А Вы откуда знаете?       — Мисс Грейнджер, — усмехнулся Люциус, — тут не надо быть самым умным выпускником Хогвартса. «Ежедневный пророк», вот уж ирония, ЕЖЕДНЕВНО пишет о предстоящем торжестве. Да и смотритель леса мне сказал, что вы с Уизли проведёте церемонию здесь.       — Ну, да… Как я не додумалась, — вздохнула Гермиона.       Вдруг у неё закружилась голова, и она оперлась на деревянную стойку веранды, чтобы не упасть.       — Вам плохо? — молниеносно кинулся к ней Малфой. — Вызвать помощь или трансгрессировать в Мунго?       — Нет-нет, пожалуйста, ничего не надо, — Гермиона вцепилась в его запястья. — Я просто бежала, и мне надо немного отдохнуть.       — И от кого же Вы бежали? — Люциус снова вопросительно изогнул бровь.       — От Рона…       — Сядьте сюда, — он подвёл её к креслу-качалке. — И что же он натворил?       — Просто… небольшое недопонимание.       — Мисс Грейнджер, — усмехнулся Люциус, — от небольшого недопонимания люди не несутся сломя голову через лес, толком его не зная.       — Это не важно, — от волнения голос у Гермионы сел.       — В принципе, да. И уж меня это не касается. Кто я такой, чтобы лезть Вам в душу, — Люциус пожал плечами.       — Я не это имела в виду.       — О, а я не имел в виду, что меня что-то обижает. Я действительно последний человек, который мог бы требовать от Вас откровений.       — Но я ведь вторглась на Вашу территорию, так что уж на объяснения Вы имеете право.       В её голове никак не укладывалось, как они, настолько разные и так ненавидящие друг друга раньше, могли так спокойно беседовать сейчас.       — Не буду отрицать, мне это интересно. Но если мы хотим продолжить разговор, лучше сделать это в доме. Уже холодает, а Ваш наряд… — он бросил взгляд на её изумрудное платье и замшевые сапоги с узорами, — не очень подходит для осеннего вечера.       Гермиона оглянулась и только теперь заметила, что небо на западе стало багряным, а солнце наполовину зашло.       — Днём было тепло, и я была на встрече…       — Если что, мне очень даже нравится Ваше платье. Особенно цвет, — Люциус улыбнулся. — Не думал, что Вы можете такое надеть.       Да уж, Рон тоже не думал. У него моментально испортилось настроение, когда он увидел её в зелёном. И никакие аргументы о том, что это просто цвет и что Уизли были одеты в зелёное, когда болели за Ирландию, не могли пробиться сквозь стену ненависти ко всему слизеринскому.       — Я не могу ненавидеть цвет только потому, что его носит мой враг.       — Да-да, а ещё Вы не боитесь имени только потому, что его носит Ваш враг, — Малфой криво усмехнулся.       — Вы помните?       Их первая встреча во «Флориш и Блоттс»! Когда он растоптал её гордость и на долгое время поселился в её мыслях. Глупо и даже обидно, но именно Малфой-старший стал её первой влюблённостью. С длинными платиновыми волосами, пронзительно-ледяными глазами, бархатным голосом, одетый с иголочки, он словно сошёл со страниц готического романа. Ни до, ни после Гермиону не привлекали «плохие парни», но Люциус чем-то зацепил её. Он был так высокомерен, а ей хотелось доказать ему, что он не прав, что она — самая умная и достойная ведьма поколения. Глупость несусветная.       Но довольно скоро ненависть к Пожирателям и страх за близких выбили из неё эту дурость, и её борьбе больше ничего не мешало. Она была уверена, что вытравила из себя глупую детскую влюблённость, но первый раз сердце ёкнуло, когда они встретились в Министерстве после смерти Нарциссы, а сейчас оно даже не думало успокаиваться.       — Конечно, помню. Девчонка, которая храбрее многих взрослых. Маглорождённая, которая умнее и способнее многих чистокровных.       — Больше не говорите «грязнокровка»? — Гермиона постаралась возродить в душе ненависть к этому человеку.       — Стараюсь, — Люциус опустил глаза. — Когда произношу, сразу вспоминаю войну и Тёмного лорда, — он сжал кулаки так, что костяшки побелели. — И жену.       — Сочувствую Вашей утрате, — Гермиона опасливо коснулась его руки. — Я не успела сказать тогда, в Министерстве.       — Я бы всё равно не услышал или не понял. Всё тогда было, как в тумане. А сейчас — спасибо. Так Вы не надумали возвращаться домой?       Гермиона не могла вернуться. Куда бы она ни пошла, везде её мог найти Рон, если он вообще искал её. Но встретиться с ним даже случайно она сейчас просто не могла. А если в таком виде отправиться к родителям, они всполошатся. Мистер и миссис Грейнджер не вернулись в Англию, им очень понравилось в Австралии. Гермиона, конечно, часто навещала их, но её график был распланирован на год вперёд, и родители сразу поймут, что что-то не так.       — Нет, — Гермиона покачала головой, — не надумала. Можно злоупотребить Вашим гостеприимством?       — Сколько Вам будет угодно, — Люциус галантно, как джентльмен на балу, подал ей руку и помог встать.       Вместе они вошли в дом, и Гермиону сразу окутало тёплое чувство уюта. Новое жилище Малфоя было обставлено без шика, можно даже сказать, просто. Нет пафоса и роскоши мэнора, Гермиона даже не увидела каких-то безделушек, только необходимое. Но вместе с тем домик не смотрелся холодным и нежилым. Этакая берлога аккуратного и практичного холостяка.       — Хотите чай или кофе? — спросил Люциус, помогая ей снять пальто.       — Чай, если можно.       — Конечно, можно. Правда, у меня только чёрный.       — Без разницы.       — Тогда присаживайтесь, — он кивнул в сторону камина.       Гермиона опустилась в обтянутое мягкой тканью кресло и тут же почувствовала, как устала. От пробежки по лесу, от подготовки к свадьбе, от Рона… Она смотрела на огонь и не могла даже рукой пошевелить. Её окутало тепло от камина и потянуло в сон. Но почти сразу подошёл Люциус и поставил перед ней чашку с ароматным чаем, а сам сел напротив. От его кружки шёл терпкий запах свежесваренного кофе.       — Пьёте кофе вечером? — спросила Гермиона, отпивая чай.       — Он на меня почти не действует, да и к тому же у меня нет жёсткого графика. Могу не спать допоздна. Только Аякс держит меня в некоторых рамках.       — Аякс?       — Сокол.       — Вы занимаетесь соколиной охотой?       — Занимался раньше. Не смог расстаться с Аяксом, иногда выбираемся в лес, но очень редко. Он уже стареет, так что скоро и эти вылазки прекратятся.       — А как Вы вообще здесь оказались? Почему именно этот домик в этом лесу?       Люциус молчал, глядя в огонь, и Гермиона подумала, что сейчас он скажет: «Не лезьте не в своё дело!». Но Малфой всё-таки заговорил:       — Из всего, что было в моём владении, это единственное место, не связанное с Нарциссой. Она ненавидела охоту и никогда не ездила сюда со мной. Мне хотелось отгородиться от всего, что напоминает о ней. Хотя бы на время. Можно было бы купить новый дом, уехать в другую страну, но тогда у меня не было на это сил. Хотелось просто забиться в какой-нибудь угол и отсидеться. Вполне в моём духе, — криво усмехнулся мужчина. — Я даже с сыном свёл общение к минимуму. Во-первых, он тоже источник воспоминаний, во-вторых, мне было стыдно перед ним. У нас до сих пор натянутые отношения… Потом я смирился с потерей, взял у Драко портреты Нарциссы, забрал из хранилища несколько памятных вещей. Но я очень привык к этому домику. Такая тишина и спокойствие. Я думал, что люблю риск и авантюры, но устал. Мне хотелось уединения.       Гермиона не знала, что сказать, и просто пила чай, глядя то в кружку, то на огонь. Ей вообще было страшно хоть о чём-нибудь думать сейчас. Задумаешься об ответе, и мысли уцепятся одна за другую, и снова закипит в голове извечный вопрос «что делать?». Сегодня её мир на несколько часов перевернулся. Она сбежала от жениха, с которым была долгие годы, и прибежала к врагу, которого эти же годы ненавидела. Но враг был понимающим и притягательным, а от жениха хотелось спрятаться на краю света. Не слишком ли опрометчиво она поступает? Ну, вот и начались раздумья. Но она не хочет думать! Хочет сидеть вот так в кресле, поджав ноги, пить ароматный чай и смотреть, как отблески огня играют на лице Малфоя, словно выточенном из мрамора античным мастером.       — Здесь так хорошо, — вдруг вырвалось у неё. Люциус улыбнулся в ответ, и она продолжила. — В смысле, я понимаю Вас. Со всей той суматохой, что творится в моей жизни, я бы тоже хотела сбежать в место, наподобие этого.       — И чем же Вас так возмутила подготовка к свадьбе?       — Не совсем подготовка, вернее, не только она… Чёрт, это так сложно.       — Ну, я-то никуда не тороплюсь. К тому же, у меня давно не было собеседников, кроме лесничего. Так что буду рад Вас выслушать.       Изливать душу бывшему Пожирателю смерти, который напал на них в Министерстве, подложил крестраж Джинни, пресмыкался перед Волан-де-Мортом и пальцем не шевельнул, когда её пытали в его доме? Идиотская идея! Но Гермиона чувствовала себя такой одинокой, у неё больше не было кандидатур для жалоб. Не плакаться же Джинни на её собственного брата? Да, подруга встанет на её сторону и вправит ему на некоторое время мозги, но потом Рон же будет высказывать Гермионе, что она втягивает сестру в их склоки. А больше у неё и подруг-то толком не было. Гарри в командировке, мама постоянно твердит о противоположностях, которые притягиваются, и о терпении, на котором держится брак. Гермионе казалось, что она загнана в угол. И по иронии судьбы рядом с ней оказался только бывший враг. Которого она даже не может больше ненавидеть…       — Знаю, я не самая подходящая кандидатура, но я правда хочу помочь. Хотя бы выслушать.       — Зачем? Я ведь Ваш враг.       Люциус глухо рассмеялся:       — У меня теперь нет ни друзей, ни врагов. И с врагами не пьют чай у камина.       — Только если хотят их отравить.       — Кстати, — Малфой посмотрел на большие часы на каминной полке, — у Вас осталось не так уж много времени. Может, всё-таки поделитесь, что Вас тяготит?       Это была шутка. Конечно, шутка… Она даже улыбнулась. Но что ему мешало действительно причинить ей вред? Ничто. Только зачем?       — Сейчас я работаю в Министерстве, руковожу отделом и учусь в магистратуре Лондонского магического колледжа. Это не очень просто совмещать, но я думала, что пару лет смогу потерпеть…       Ей давно не было так легко! Как приятно всё рассказать человеку, который внимательно слушает и не лезет с идиотскими советами. Она как будто снимала груз со своих плеч и становилась свободнее.       Выслушав её, Малфой протянул:       — Мне нужно успокоить Вас, высказать своё настоящее мнение или просто промолчать?       — Скажите, что Вы думаете обо всём этом.       — Я всегда поражался вашей с Уизли паре. Вы настолько не подходите друг другу, что просто диву даёшься. Мне всегда казалось, что Вы с ним просто из жалости.       — Жалости?       — Ну, некоторым женщинам не нужны сильные мужчины, которые будут им опорой. У них сильна потребность в заботе о ком-то. Они выбирают мужчин, за которыми нужно ходить по пятам, решать их проблемы, следить за ними, как мамочка.       — Я не такая!       Люциус только усмехнулся и развёл руками, а Гермиона почувствовала, как пылает её лицо. Больше всего злило то, что Малфой был прав!       — Я просто высказал своё мнение, как Вы и попросили.       — И что же мне делать теперь?       — Боюсь, мой совет Вам не понравится так же, как и мой вывод.       — Я не буду злиться, просто скажите.       — Я не могу давать советы. Просто представьте, что такие ссоры будут возникать при каждой напряжённости, что Вы должны надеяться только на себя, даже когда загружены по горло. Если Вы готовы к этому, то завтра помиритесь с Уизли и скоро выйдете за него замуж. Ну, и вспомните всё хорошее, что между Вами было. Если оно перевесит, то… милые бранятся — только тешатся.       — А у Вас с миссис Малфой были такие моменты, когда хотелось всё бросить?       Люциус тяжело сглотнул:       — Нет, у нас такого не было. Но надо признать, что это редкость. Поэтому-то мне и было так тяжело, когда она умерла. Мы столько пережили и всегда были друг за друга горой. Она убеждала меня не присоединяться к Тёмному лорду, но когда я решил иначе… даже когда мы оказали из-за этого в плачевном положении, она ни разу не попрекнула меня этим. Только помогала мне и всегда была рядом. Я хотел много детей, и она тоже, но когда родился Драко, стало понятно, что больше Нарцисса родить не сможет. Она была в депрессии, но я убедил её, что главное — это Драко. Мы поняли, что не важно, сколько у нас будет детей. Главное — нам быть рядом. И мы старались сделать всё, чтобы сыну было хорошо. Она пошла на огромный риск ради него, а я даже не смог её защитить.       Гермиона почувствовала, как быстро бьётся её сердце. Именно о таких отношениях она мечтала, чтобы каждый подставлял другому плечо в трудные моменты. Мерлин, неужели же она завидовала Малфоям? Ей стало так обидно, что захотелось как-то задеть Люциуса. Она заметила, что он смотрит в никуда, как будто сквозь неё, потерянный в своих воспоминаниях, и нервно чешет левое предплечье.       — Метка? — само собой вырвалось у Гермионы.       Люциус замер, поймал её взгляд и криво усмехнулся:       — Да, она.       Он задрал рукав серого свитера крупной вязки, и Гермиона ужаснулась. Всё предплечье Люциуса было покрыто уродливым красно-коричневым шрамом, как от сильного ожога, но даже сквозь него слабо просматривался чёрный череп со змеёй.       — Когда Нарцисса умерла, мне хотелось причинить себе боль. Метка лучше всего подходила для этого. Такой символ… — он замолчал, глядя на её левую руку. «Грязнокровка» всё ещё красовалось на предплечье Гермионы, хоть и стало бледнее. — Его нельзя свести?       — Я свожу, но требуется много времени. Беллатриса постаралась.       — Мне правда жаль. Тогда я ни о чём не думал, только хотел уберечь семью и себя самого. Мне часто снится тот день. Слизеринцев часто называют слизняками. В этом сне я чувствую себя именно слизняком.       Конечно, подобного «извинения» было мало, но от Малфоя она и такого не ожидала.       — Да, мне тоже это часто снится… — вдруг её взгляд наткнулся на книгу в потрёпанном переплёте, лежащую на столике между ней и Люциусом. — Байрон?! Откуда у Вас магловская книга?       — Кажется, всю магическую литературу я перечитал. Вот решил перейти на магловское чтение.       — Вы серьёзно?       Люциус пожал плечами:       — Оказалось не так плохо, как я боялся. Есть парочка достойных авторов.       — Думаю, Ваш любимый — Макиавелли, — скривилась Гермиона.       — Для обычных людей «Государь» может показаться слишком грубым и жестоким, но в те времена в этом не было ничего необычного, Макиавелли просто констатировал факты.       — Значит, всё-таки читали. А «Mein Kampf» Гитлера как?       — Об этой книге я не слышал. И вряд ли буду её читать…       — А сейчас Вы читаете Байрона? — Гермиона решила сменить тему. Почему-то ей больше не хотелось касаться неприятных вопросов. Хотелось просто забыть обо всех противоречиях и прошлом на один вечер. Завтра начнётся обычная жизнь, всё вернётся на круги своя, а сегодня она будет обсуждать с Люциусом Малфоем творчество Байрона и пить чай, и пусть всё остальное останется за дверью этого охотничьего домика.       — Да, у него изысканный слог и необычная передача чувств, эмоций… Не хотите вина? — внезапно спросил Люциус.       Пить в доме врага слишком безрассудно, но Гермиона уже многое сделала сегодня, чего делать не стоило. Так чего ей терять?       — Можно, — она пожала плечами.       — Правда, у меня только гранатовое. Я не стал тащить за собой винный погреб из мэнора, да и пить в одиночестве мне не очень нравится.       — Гранатовое подойдёт.       Вино оказалось сладким с небольшой горчинкой. От первого глотка потеплело в животе, а к концу бокала легко закружилась голова. Гермиона давно не отпускала себя, не позволяла себе слабостей. Слишком большой груз лежал на её плечах. Но сейчас она позволила себе пить вино с красивым и интересным мужчиной и думать только о литературе. Люциус прочитал пару стихов, которые нравились ему больше всего. Оказалось, что он прочитал почти всего Шекспира. Ещё Малфой упорно штудировал научные книги, изучая историю маглов.       Гермиона слушала его и отчаянно старалась убедить себя, что Люциус исправляется.       Внезапно её взгляд упал на часы, и она охнула:       — Уже полпервого ночи!       За разговорами Гермиона и не заметила, как быстро пролетело время.       — Да, Вам, наверное, пора домой, — Люциус сразу помрачнел.       — Мне… Да нет, мне никуда не пора. Я просто не представляю, как встречусь с Роном. Но Вам мешать не стоит, так что мне надо отправиться в какую-нибудь гостиницу. Только я забыла палочку… Могу воспользоваться Вашим камином?       — Можете, — Люциус пожал плечами.       Гермиона встала и только теперь поняла, как опьянела. Пришлось приложить усилия, чтобы идти прямо. Люциус помог ей надеть пальто, и вдруг его руки замерли на её плечах:       — Но Вам не обязательно куда-то идти. Вы устали и расстроены.       Гермиона подумала о том, что кто-то может увидеть её в магической гостинице, и уже завтра «Ежедневный пророк» будет строить версии, почему она не ночевала дома.       Люциус крепче сжал её плечи, а его голос опустился почти до шёпота:       — Можете остаться здесь.       Гермиона резко оглянулась на него и поразилась его виду. Люциус Малфой нервничал? Он хотел, чтобы она осталась, или предложил из вежливости и теперь боялся её согласия?       — Здесь есть свободная комната, правда… она не очень хороша для гостей. Я могу переночевать там, а Вам уступить свою спальню.       — Я не хочу Вам мешать.       — Гермиона, Вы мне совсем не мешаете, — зашептал Люциус, похоже, не заметив, что назвал её по имени. — Наоборот… Я думал, мне хорошо в уединении, но соскучился по обществу. С Вами так приятно говорить. Мне давно не было так хорошо.       — Несмотря на то, что я — грязнокровка? — Гермиона тоже шептала, чувствуя, как у неё дрожат ноги и руки.       Люциус зажмурился, его лицо исказилось, как от боли:       — Мне жаль, правда жаль. Мне стыдно за всё, что я натворил. Я искренне прошу прощения, только останьтесь, прошу…       Люциус был так близко, что Гермионе казалось, будто она чувствует биение его сердца. И её собственное не отставало от этого бешеного ритма. Она смотрела в глаза Люциуса, и ей казалось, что он снял свою маску чванливого аристократа, как маску Пожирателя смерти. Перед ней был просто мужчина, которому хотелось, чтобы она осталась у него. И Гермионе хотелось в это верить.       — Хорошо, — она закашлялась, в горле пересохло от волнения.       Лицо Люциуса озарила радостная улыбка:       — Правда? Спасибо, — он поцеловал ей руку и помог снять пальто.       Гермиона собиралась не пить больше, чтобы не терять головы, но ей необходимо было успокоиться. Очередной бокал сдвинул неловко замерший разговор с мёртвой точки. Они с Люциусом обсуждали Францию, Гермиона рассказывала об Австралии, где гостила у родителей. Незаметно они перешли на «ты». Через пару часов глаза стали слипаться, и Люциус повёл её в спальню.       Гермиона злилась на себя за то, что выпила слишком много вина. Голова кружилась, а внутри словно были пузырьки воздуха. За время беседы у камина она несколько раз ловила себя на мысли, что ей хочется прикоснуться к Люциусу, взять его за руку. Да и в его глазах ей чудились огоньки интереса большего, чем просто к занятному собеседнику.       Глупые мысли! Но внутри неё упорно разгорелся огонёк, который неуклонно тянул её к Малфою. И, идя по небольшому коридору, Гермиона безвольно опиралась на его руку.       Комната Люциуса была обставлена без излишеств. Просторная кровать с тёплым пледом, тумбочка, шкаф и комод. Малфой бросил в сторону постели очищающее заклятие и неловко замялся перед Гермионой:       — Ванная рядом со спальней, та дверь, мимо которой мы прошли.       — Хорошо, спасибо, — Гермиона не знала, как себя вести. Почти весь вечер её неудержимо влекло к Люциусу, но это было дико неправильно. Рассудок сдерживал её от каких-либо попыток, которые точно закончились бы провалом.       Мерлин, да о чём она думает? У неё есть жених, скоро свадьба, а это её враг. Они терпеть друг друга не могут. Он годится ей в отцы. Это точно невозможно…       — Я могу дать чистую рубашку, чтобы переодеться, — Люциус нервно сглотнул.       — Спасибо, не надо. Я могу поспать и в платье.       — Что ж, хорошо. Тогда, спокойной ночи.       — Спокойной ночи. И, Люциус, — поддавшись порыву, Гермиона взяла его за руку, — спасибо за всё. Ты мне очень помог сегодня.       — Я не особо помог в проблеме с женихом, — криво усмехнулся Люциус.       — Ты меня выслушал, отвлёк от этих мыслей. Мне казалось, что у меня голова от них лопнет.       — Тогда не за что. Ты мне тоже помогла.       — Чем?       — Дала снова почувствовать себя человеком, — Люциус медленно поцеловал ей руку, но потом вдруг перевернул её и невесомо поцеловал треклятый шрам.       В голове Гермионы сработал какой-то рубильник, и тот самый рассудок, что сдерживал её весь вечер, отключился. Она закрыла глаза, задержала дыхание, словно собиралась нырять, и поцеловала Люциуса.       Пару секунд, показавшихся ей вечностью, она думала, что он оттолкнёт её. Но Люциус быстро отошёл от удивления и притянул её ближе к себе. Казалось, она задохнётся в его стальных объятиях, но Гермиона совсем не возражала против этого. Ей хотелось утонуть в ощущениях, обострённых до предела.       Бретель платья заскользила вниз, обнажая плечо, и тут же Гермиона почувствовала на ключице и шее несколько горячих поцелуев. Она потянула свитер Люциуса вверх. Так же, как недавно его лицо казалось ей выточенным из мрамора, торс Малфоя напоминал греческую статую. Гермиона растерянно водила по нему ладонями, не веря, что такой красивый мужчина хотел её. А он хотел, она чувствовала его возбуждение.       Люциус избавил её от платья и повернул к себе спиной. Одной рукой он приподнял её подбородок, целуя в шею, а другой — скользнул между ног. Там уже было влажно, а от пальцев Люциуса напряжение только нарастало. Гермиона не сдержала приглушённый стон.       Дальше все ощущения, всё происходящее напоминало вращение карусели на бешеной скорости. Гермиона не понимала, что делает, только чувствовала, как разгорается её тело от каждого прикосновения Люциуса и как ей приятно прикасаться к нему в ответ. Их тела сплелись вместе, словно это было жизненно необходимо. Гермиона держалась за плечи Люциуса, как за единственную опору. Он целовал её, будто всю жизнь мечтал только о ней.       На пике удовольствия Гермиона в беспамятстве поцеловала жуткий шрам на левой руке Люциуса. Словно возвращая ему тот поцелуй, что обрушил их в это безумство.

***

      Люциус проснулся рано, но Гермионы уже не было рядом. Он судорожно сжал простынь, чувствуя, как сердце учащает свой ритм.       Быстро одевшись, Малфой обошёл дом и вышел во двор, но не нашёл ни девушки, ни её одежды. Неужели она ушла вот так, даже не попрощавшись?       Хотя… А на что он посмел надеяться? Что она пробудет с бывшим врагом, с Пожирателем смерти, причинившим столько боли ей и её друзьям, больше, чем продлится опьянение от вина? Прошедшая ночь и так была слишком щедрым подарком для него. Просить о большем было бы наглостью.       Люциус усмехнулся сам себе. Чего-чего, а этого ему было не занимать. Он никогда не думал о других, шёл по головам и всегда считал себя правым, какие бы мерзости ни творил. Но когда его «империя» разрушилась, и он остался без внешнего лоска уважаемого аристократа, ему наконец пришлось посмотреть на себя без прикрас.       Да, у него не было выбора. Да, он заботился о семье. Да, были те, кто поступал ещё хуже. Но эти оправдания не вернут Нарциссу, не уберут из глаз Драко тень обвинения и пренебрежения. Люциусу пришлось признаться самому себе, что он проиграл во всём.       После смерти жены он жил только ради сына, надеясь, что когда-то тот простит отца. Год траура Люциус провёл, как во сне, забравшись в свою охотничью берлогу. Ему ничего не хотелось, его ничего не интересовало.       Но со временем горе притупилось, залегло на дно сердца. Люциус стал понемногу возвращаться к жизни. Даже начал читать газеты. И однажды прочёл новость на первой странице: назначена свадьба Гермионы Грейнджер и Рональда Уизли! Девушка, которую он, казалось, ненавидел всеми фибрами души, сейчас перестала быть для него врагом номер один. Она заступилась за их семью на судебном процессе, несмотря на то, что было между ними все эти годы. Это всепрощение первое время даже немного злило его. Оно доказывало, как неправ был Люциус по отношению к девчонке. А её полное искренним сочувствием лицо было единственным, что он помнил после того унизительного визита в Министерство на допрос.       В «Ежедневном пророке» были портреты пары. Уизли возмужал, но, хоть и стал солиднее, всё ещё выглядел туповатой деревенщиной. А вот Грейнджер вполне могла сойти за аристократку. Фото взяли с какого-то приёма в Министерстве. Элегантно уложенные волосы, неброский макияж и чёрное платье, обнажающее изящную шею и спину. А глаза… Взгляд всё время избегал камеры, но когда всё-таки сталкивался со «зрителями», можно было заметить тщательно скрываемую усталость. Люциус узнал, что Грейнджер теперь руководит Отделом регулирования и контроля за магическими существами и учится в магической магистратуре. Так что в усталости не было ничего необычного. Но её глаза притягивали чем-то ещё. Какой-то затаённой печалью.       Он понял это, когда принялся рисовать портрет Грейнджер по тому самому фото. Странно, но его просто потянуло это сделать. Со дня смерти Нарциссы он не брал в руки красок, и вот, впервые ему захотелось рисовать. Фото было чёрно-белым, и рисовал Люциус в той же палитре. Портрет с фото не двигался, но ему это даже больше понравилось. Это было ближе к маглам.       И так, воспроизводя понемногу лицо своего бывшего врага, Люциус разглядел в её глазах эту печаль. И из-за этого его мысли теперь были безраздельно заняты Гермионой Грейнджер. Умом он понимал, как это глупо и ненормально. Даже чувствовал себя предателем по отношению к Нарциссе, потому что Грейнджер стала второй в его жизни женщиной, которая занимала столько места в его жизни, хотя даже не присутствовала в ней лично.       Их встреча на крыльце в первые секунда показалась ему сном. Или галлюцинацией. Настолько забил себе голову этой девчонкой, что она стала ему мерещиться? Но Гермиона оказалась настоящей, живой. И загнанной в угол…       Он так боялся спугнуть её, а когда она собралась уходить, в душе стало пусто и тяжело одновременно. Люциус не имел права о чём-то просить, но не сдержался. Помогая Гермионе надеть пальто, стоя так близко и ощущая слабый аромат её духов, как он мог хотя бы не попытаться?       Её согласие и вино окончательно вскружили ему голову, но, похоже, и всё погубили. Они даже не сказали, что чувствуют друг к другу, а он уже потащил её в постель. С другими это могло оказаться не таким страшным, но Гермиона заслуживает лучшего. Вчера она была расстроена, слишком много выпила, и всё виделось не таким неправильным. Но, протрезвев, девушка точно не осталась бы с ним.       Люциус вздохнул, глядя на неподвижный портрет в кабинете, и отправился на кухню. Автоматически отправил в печь тесто, и вскоре комнату заполнил аромат свежеиспечённого хлеба. Люциус сварил себе крепкий кофе, но замер, не донеся кружку до рта, когда дверь открылась. В дом вошла Гермиона и смущённо улыбнулась ему:       — Прости, что не оставила записку. Мне очень хотелось подышать свежим воздухом, привести мысли в порядок.       — Конечно, — хрипло произнёс Люциус. — Главное, что ты здесь. Я боялся, что чем-то обидел тебя, и ты ушла.       — Чем ты мог меня обидеть?       — Тем, что… так поторопил тебя. Не объяснился толком. Подтолкнул тебя к измене… — отвратительное начало разговора. Молодец, Люциус! Если она не ушла до сих пор, то теперь точно уйдёт.       — Это только моя ответственность, — Гермиона сняла пальто и подошла к нему. — А ты жалеешь об этом?       — Нет. Ни секунды.       Она напряжённо смотрела ему прямо в глаза, и он надеялся, что в них будут видны его истинные чувства.       Слабо улыбнувшись, Гермиона погладила его по щеке холодной рукой:       — Я тоже.       Люциус не сдержал счастливой улыбки и притянул Гермиону к себе. Груз, давивший на его грудь, наконец исчез. Ненадолго соприкоснувшись с ним губами, Гермиона заговорила:       — А чем так вкусно пахнет?       — Свежий хлеб.       — Ты сам печёшь?       — Если так можно сказать. С помощью магии. Будешь есть?       — Да, и кофе, пожалуйста. Мне сегодня предстоит ещё пара встреч.       Люциус собирал нехитрый завтрак из хлеба, сыра и яблок, а его голову снова заполнили напряжённые мысли. Что же будет дальше? Да, Гермиона не жалела об этой ночи. Но это вовсе не значило, что у неё будет продолжение.       — У руководителя отдела нет выходных? — Люциус подал девушке чашку с кофе.       — На самом деле практически нет. Но сегодня ещё достаточно лёгкий вариант. Ненадолго заскочу на работу, потом… надо поговорить с Роном.       Сердце Люциуса пропустило удар и забилось быстрее.       — А потом я вернусь сюда. Если ты не против?       Гермиона нервничала не меньше его, а Люциус никак не мог ей ответить. Его словно парализовало. Гермиона смущённо опустила глаза. И наконец он смог собраться с силами:       — Конечно, не против. Я буду тебя очень ждать.       Гермиона подняла на него заблестевшие от слёз глаза и улыбнулась, а потом, поставив чашку на стол, крепко обняла Люциуса. Он зарылся носом в её волосы, сохранившие с прогулки аромат леса, и сжал так, что, казалось, будь его воля, и вовсе бы никуда её не отпустил. Но удерживать Гермиону было нельзя. Она станет свободной и скоро вернётся к нему.       — Кстати, — Гермиона зашептала ему прямо на ухо, — портрет получился просто прекрасным…