Совершенная пустота

      «Бизз, Бизз-з» — тихонько пробовала на языке Вельзевул. Ей нравилось это прозвище. Оно жужжало как муха, но голосом, которым она это слышала в ушах, слово звучало бархатисто и мягко. Странно, она раньше не думала о звуках, а теперь словно поняла что они бывают разные. Тональность, мелодичность, протяженность — она у звуков разная.       Одни нравятся, одни — нет. Нравится тот звук с земли, который играл из аппарата. Он ходит теперь с нею — где-то кружится в обозримом внимании отдельным роем, отвлекая на себя от общего клубка.       А теперь еще это «Бизз»…       Князь Ада может изменить свой голос и произнести его похоже. Ради развлечения.       «О, Бизз, смотри сюда, смешные смертные гоняют за мячом!» — Вельзевул звучала выразительным баритоном — словно далекий рокот грозы.       Она переменила позу на твердом, жутко неудобном троне и закрыла глаза. Как непривычно различать теперь звуки. Оказывается, все демоны в Аду говорили по-разному: хрипели, рычали визжали, сопели. Она раньше этого не замечала, раньше это была лишняя информация, которую она не могла себе позволить. Слишком много мыслей, слишком много контроля за мухами, слишком много дискомфорта и головной боли. Удерживать каждую подле себя, кружить, приближать и откладывать дальше — это все стоило неустанной концентрации и приносило настоящие мучения.       Но рой с «Бизз» ей нравился и страданий не приносил. Когда ей становилось совсем душно, а твердое кресло впивалось в тело, причиняя непроходящую ломоту во всем теле, она призывала к себе рой с мыслями о земных звуках и «Бизз». И слушала.       Это приносило облегчение. Конечно, не такое, как чистота трезвого разума, но все же хоть что-то.

***

      Габриэль сложил руки на столе и долго смотрел на папку. Он устал думать над новым Планом, над заданиями для сонма ангелов, над пунктами подготовки, вычитывать отчеты и раздавать нагоняи. Он этим занимался больше шести тысячи лет, надеясь, что это все не зря и ради Великого Плана. Стиснуть зубы и работать, видя перед собой конечную цель — это совсем иное, чем осознать, что за одной целью будет другая, третья, четвертая и так бесконечность.       В белоснежном пространстве все было идеально — стол стоял там, где нужно, кресло строго по центру, папка — на равном расстоянии от краев столешницы. Здесь давно было все идеально и радовало глаз. Но хотелось иной радости — придание несовершенству совершенных форм. Этот процесс всегда пробивал восхищенную дрожь по эфирному телу Архангела. Видеть, как под твоими руками рождается Порядок — непередаваемое чувство.       Габриэль неопределенно хмыкнул и резким движением сбросил папку на пол. Она упала невыносимо криво, перекособочась в корешке. Файлы рассыпались в жутком беспорядке. Архангел поморщился и неосознанно повел плечом — жест явного раздражения. Хаос, фу!       Но через миг он, вдохновенно сверкнув лиловыми глазами, поднял папку. Поправил ее корешок, чтоб он сгибался идеально ровно. Начал раскладывать файлы в строгом порядке и последовательности, размещая их точно на том месте, где предназначалось. Как хорошо вот так — придавать форму хаосу, творить чистоту и порядок. И не думать о Плане…

***

      Бармен за стойкой в «Воскресителе» бросал мимолетный взгляд на «масонов», которые опять пришли. Снова эта музыка, снова они. Явно что-то замышляют, строят план по захвату правительства. Его пугала их манера общаться — безмолвно сидеть за столиком, пялясь на друг друга. К пиву не притронувшись, к чипсам тоже. Как есть рептилоиды!

***

      В эфирном пространстве бар выглядел иначе, зависимо под какой вывеской ты вошел. Под благостной или под проклятой. Здесь или все сияло чистотой и уютом или напоминало старинный затхлый морг.       Это всегда их забавляло — они даже заходили с разных сторон, чтоб проверить, бар ли влияет на их восприятие, или их восприятие — на бар?       Но сегодня Вельзевул было не до веселья — ее демоническая аура была особо дерганной, ее багровое мерцание неровным, острые перепончатые крылья прижаты плотно к телу. Можно было четко видеть, как голову сжимал беспорядочный комок мушиных роев — ее мыслей. От них было не скрыться никуда — они летали, жужжали, стягивали сознание жгутами, сводили с ума. Невыносимость длинною в вечность.       Но не здесь. Не сейчас.       Ощутив на себе мягкий свет, демон открыла глаза — он намеренно был в максимально теплом спектре, чтоб не бить ей по лицу кристальной белизной нейтронной звезды, болезненной для демонического взора.       — Спасибо, — безмолвно сказала Вельзевул, и они оба поняли, за что.       Сидевший напротив Габриэль сосредоточено потянул за одну из мушиных нитей, роящихся над ее головой. Те послушно последовали за его магическим полем, выстраиваясь ровной вереницей.       — Жуть какая, — проговорил он, размещая мух в строгой последовательности.       — Рабочий хаос, Гейб, — прокомментировала демон, пытаясь сосредоточиться. Удавалось пока плохо. От полного падения в бездонный рой своих мыслей, забивающий, глаза, рот и уши, ее удерживало только бездумное созерцание на трёх пар белоснежных крыльев напротив. Нужно посчитать перья — подумалось ей.       Наилучшее, что можно делать, когда твое сознание корчится в удавке безумных мыслей — это считать перья ангела. Раз, два, три… В одном ряду их 333, кто бы мог подумать — можно было и не считать! Теперь умножаем на количество рядов и количество крыльев…       — Это не хаос и не рабочий, — сказал вдруг архангел, сбивая ее со счета, — это ваша адская бессистемность, следствие накапливающего тотального беспорядка и нечистоплотности мысли.       Он раскрутил еще одну живую нить, что мухами опутала разум Вельзевул. Та, сбившись, скривилась. Ну вот сейчас начнет высокомерно менторствовать. Эту часть ритуала она не так любила, хотя и находила в ней своеобразное мазохистическое удовольствие. Начальство Ада не отчитывало — начальство могло бросить в последний круг потому что у него плохое настроение. Другое дело — когда тебе делали выговор предметно и по пунктам, а ты четко понимал за что… в этом что-то было притягательное, правда демон в этом никогда не признается.       Но в этот раз Архангел не стал предаваться свойственному ему критиканству — наверное, вид у Вельзевул был и без того жалок… Подумав об этом, она даже приосанилась, будто в ее воротник были вшиты булавки — э нет, она слишком быстро расслабилась. Нельзя давать себе столько воли — привыкнешь сейчас и сдохнешь без нее в Аду.       Так что там с перьями? Двенадцать тысяч триста двадцать восемь? Нет, что-то сбилась. Надо заново.       Габриэль, наверное, сам понятия не имел, сколько у него перьев. Он был занят другим.       Наводить порядок — прекрасное чувство! Когда видишь, как твоими усилиями что-то бесформенное, уродливое и беспорядочное превращается в четкое, стройное, понятное, структурированное, это приносит экстатическую сатисфакцию, сравнимую с созданием новых миров.       Даже если речь идет о надоедливых мухах Вельзевул. Архангел расставлял их рядами и шеренгами, расположив согласно приоритетности и актуальности. Они больше не будут жужжать в броуновском движении в ее голове, а готовы поступать порциями, в строгом порядке, не отвлекая и забивая собой эфир.       Самодовольная улыбка просияла на лице Габриэля — ему нравились идеальные построения проклятущих мух. Приятное тепло разлилось по его эфирному еству, от чего он стал светится сильнее.       Вельзевул пришлось зажмуриться — яркость архангела приближалась к дискомфортной для ее глаз. Но она не возражала. С каждым упорядоченным роем ей становилось легче, думалось свободнее, голова просветлялась. Плотно прижатые к спине крылья чуть расправились, тусклое демоническое сияние перестало судорожно мерцать. Она не помнила, когда последний раз ее голова была такой ясной — может, до падения. Это было настоящим облегчением, пусть и временным, но таким желанным.       — Знаешь, я до этого никому не позволяла рыться в моих мыслях, — проговорила она, сминая в руках подол эфирного костюма.       — А больше никто б и не справился, Бизз — хмыкнул Габриэль, удерживая снующие рои с помощью чуда, — случай звиздец какой запущенный…       Вельзевул криво улыбнулась — она чувствовала энергию на лазарей двадцать и искренне была удивлена, что архангел ее тратил на построение мух. Чувство благодарности она еще не выучила, потому часто его не осознавала.       Когда разум демона полностью очистился и она ощутила блаженную пустоту, Вельзевул засияла в инфракрасном спектре словно звезда — коричневый карлик. Она даже открыла глаза, бездумно подставляясь под голубоватый свет архангела, бьющий ей в лицо. Странно, но свет этот больше не резал глаз — сталкиваясь с ее багровым сиянием, их спектры смешивались, выдавая теплое, ламповое свечение на стыке.       — Как хорошо — ни о чем не думать… — сказала она, — это такое счастье…       Она протянула руку и дотронулась к щеке архангела. Тот был сосредоточен и напряжен, удерживая целые легионы мух в совершенном порядке, даже закусил губу от усердия. Его чувству перфекционизма для полного удовлетворения не хватало еще одного штриха.       — Это не все мухи, — проговорил он строго, устремив на Вельзевул лиловые глаза, — не хватает до полного числа! Бизз, ты что-то прячешь…       Демон вздохнула и улыбнулась шире — она подозревала, что педантичного архангела так просто не проведешь. Хотела скрыть свою уязвимость — привыкла ее скрывать… но то чувство полной свободы, которое Габриэль так великодушно дарил ей на время их свиданий, стоило того, чтоб уступить принципам. Вельзевул сложила губы трубочкой и выдула муху. Ту самую, с «Бизз». Она с тонким жужжанием принялась кружиться между ними, нарезая неровные рваные линии. Габриэль проследил за ней прищуренным взглядом, а потом поймал одним движением и запульнул туда, где ощущалась мучительная недостача к идеальному ряду. Муха встала на свое место, зафиксировавшись чудом. Архангел облегченно выдохнул — больше ничего не нарушало идеальные ряды.       — Я не читал их, — сказал он, переведя взгляд на Вельзевул, — если ты беспокоишься.       Демон не беспокоилась — она сейчас вообще не думала. Это было так хорошо.       Она широко улыбнулась в ответ.       — Мне сейчас все равно, — сказала она, расслаблено расправляя остроконечные крылья и откидываясь назад.       Сияние обоих стало ярче — раскаленное инфракрасное и холодное нейтронное. Они сидели слишком близко и светились слишком ярко, поэтому ламповый ареол на стыке их гало стал походить на маленькое солнце.

***

      — Они так сидят с самого обеда, — фыркнул бармен, покосившись на странную парочку за столиком, — и эта музыка еще долбаная…       Завсегдатай бара, Джон, к которому он обращался, пожал плечами.       — Масоны, они странные, — сказал он, — у меня соседка была в Ложе, так умела двигать предметы, да.       — Ой, миссис Дуглас? — скривился бармен, — ну вранье же…

***

      Михаил закончила доклад и спрятала папку под мышку. Габриэль окинул их взглядом. Команда архангелов была безупречной — форма, выправка, одежда, речь. Не было что поправлять или что-то систематизировать. Выглажено, выхолощено, отполировано веками. Он сжал руками края столешницы и фальшиво улыбнулся.       — Хорошо, приступайте, — сказал он, — имеете мое благословение.       Архангелы кивнули и, как один, синхронно развернулись и пошагали к дверям. Габриэль дождался, когда они уйдут и сел в кресло, шумно выдохнув.       Как же зудит внутри, когда нечего поправить… как хочется заметить хоть малейшее несовершенство, чтоб его самозабвенно устранить…       Вчера ему снились стройные вереницы мух. Проклятье. Соглашение с Адом уже достигнуто и им больше незачем встречаться…       Разве что…

***

      Вельзевул ерзала на троне. Он был неудобным, он натирал, он давил, он причинял дискомфорт. Но сидеть на нем — ее привилегия и ее наказание. Раньше она старалась заткнуть это чувство подальше, сосредоточившись только на Апокалипсисе — деле всей жизни. Но это было раньше.       Как же было душно, как раскалывалась голова… бездна мух стала просто невыносимой. Хотелось хоть немного глотнуть блаженного спокойствия.       Потому, когда к нее в кармане дивным образом материализовалось белое перо (а что, так можно было?), она тут же вскочила с ненавистного трона и куда-то очень заторопилась, разгоняя демонов по углам.