Ловец снов

Хуа Чэнжу верен своему единственному божеству. Хуа Чэнжу поддерживает его во всех начинаниях, помнит абсолютно каждое событие, что произошло с принцем. Помнит, как вчера. Всю боль, всю ношу, что Се Ляну пришлось перенести, каждый вонзенный в его тело меч, каждый удар, многочисленные падения, голод принца, его мучения и стенания. Хуа Чэну не будет смешно, когда принц не без иронии отметит, что боли он больше не чувствует. Ему не будет смешно в любой другой раз, когда Се Лянь попытается свести все в шутку. Не будет, даже если Се Лянь снова сменит тему, начнет рассказывать забавные истории, лишь бы они не вспоминали о тех днях. Он мягко дотрагивается до оков, всем своим нутром пытаясь убедить, что вот он, рядом. Не уйдет. Не покинет. Останется с принцем, даже если от самого себя не останется ничего. Он докажет это еще множество раз. Се Лянь, сам того не замечая, к касанию льнет. Хуа Чэну кажется, принца он никогда не сможет понять. Князь смотрит в любимые глаза. Те светят ему добром. Се Лянь подается вперед, схватившись за плечи в красных одеяниях. Он знает этот взгляд Собирателя Цветов - задумчивый, тот наверняка заново переживает события, произошедшие несколько сотен лет назад. Лбом прижимается к чужому, температура вокруг - пламя, но сейчас время предоставлено лишь для заботы. Се Лянь гладит чужие щеки, лица не отворачивает, принц слишком близко - по-другому ему и не позволят. Он шепчет Хуа Чэну слова успокоения, подтверждает, что все-все у него хорошо и совсем не надо волноваться. Хуа Чэн не в силах в это поверить. Он прячется в родных ключицах, отчаянно хватаясь за ткани на спине. Вина накрывает его с головой - он мог бы защитить принца, но был слишком слаб. Мог бы обратить в прах каждого, кто причинял Се Ляню боль. Мог бы. Мог бы. Но Се Лянь этого не позволил. Се Лянь смиренен, он пощадит всех, всех простит. Се Лянь не хочет убивать - он хочет путешествовать с Хуа Чэном, далеко и надолго убегая от людского шума. Ничего ему не нужно, кроме мужчины в кроваво-красных одеждах, его чувств, его нежности. Этой ночью Хуа Чэн не уснет. Потому что боится пропустить тихое «Сань Лан» из уст принца, когда тому снова приснится кошмар. Он хочет успеть, спасти, хотя бы так спасти, от выдуманного, но имеющего поразительную схожесть с реальностью сна. Се Лянь, расположившийся с ним на циновке (той самой циновке), хмурится, хнычет, ворочается. Сань Лану тревожно, Его Высочество зовет его во сне. Он не может туда проникнуть, не знает совсем, что Гэгэ видит, насколько ему страшно, но держит теплую руку крепко, молит, чтобы тот проснулся. Не может просто лежать: привстает, руками оглаживает лицо любимого, просит, просит, просит. Се Лянь выглядит болезненно, по щекам скатываются жгучие слезы, но глаза все равно не открывает. Хуа Чэн уже выдержать не может, хватает принца за плечи, умоляюще кричит: - Гэгэ!..Гэгэ…Се Лянь! Принц распахивает ресницы, громко и сбито дыша: не знает, когда вдыхать, а когда выдыхать, куда смотреть, где он? А поняв, все-таки, что он дома, в Храме Водных Каштанов, и вот он, Сань Лан, смотрит на него взволнованно, испуганно, загнанно, то разрешает себе - набрасывается на Хуа Чэна, держась за него так, будто бы он вот-вот исчезнет и громко рыдает. Сань Лан и сам на взводе, но он старается держаться. Гладит по голове, обняв широко, в защитном жесте, создав свой такой маленький, но такой нужный сейчас мирок, поломавшимся голосом продолжает свои попытки: - Я рядом, Гэгэ, рядом. Рядом, Гэгэ, слышишь? Я с тобой. Се Лянь в ответ лишь воет снова, крепко-накрепко обхватив близкого человека. - Гэгэ, что же тебе приснилось? Назови тех, кто ранил тебя во сне, и я убью их наяву! Принц мелко трясется, но не отвечает. Потребовалось немного времени, чтобы он, наконец, начал: - Ты… - он осекся. - Я посмел задеть Вас, Ваше Высочество? Тогда я… - Нет! - завопил Се Лянь, - Не смей, не смей, не смей!!! - и вцепился в Хуа Чэна отчаянно, будто бы тот действительно намеревался поступить так, как сказал ранее. Было бы тело Хуа Чэна живым, на нем бы осталось несколько довольно ярких следов. Он держался за Сань Лана долго, не отпускал, и хватка его не ослабевала. На улице поднялся ветер, Се Лянь, сжавшись и испугавшись его, открывая душу, едва слышно произнес: - Ты…Хуа Чэнжу в моем сне распался на множество бабочек и не пообещал обратно вернуться. Я…Я чуть не… Се Лянь в руках Хуа Чэна снова задрожал. Последний и вдоха сделать не посмел - злился на себя. Значит, у принца был повод подумать, что Хуа Чэн покинет его? Тот и сейчас трясется как осиновый лист, Сань Лан этому больше продолжаться не позволит. - Гэгэ. - Сань Лан дотронулся до любимого лица, ласково потянул принца за подбородок, - Мой Гэгэ, посмотри на меня! Се Лянь послушался. В покрасневших глазах одновременно плескались и загнанность и облегчение. Князь не выдержал, нежно поцеловал в переносицу. Спустился к щекам, дотронулся губами до каждой. Коснулся виска. Потом снова вниз, к шее. Целовал невесомо, целомудренно. Лежал на плече у принца, без слов показывая, что тот для него навеки выше, навеки на первом месте, и твердо, не жалуя возражений, сказал: - Обещаю всегда возвращаться к моему Гэгэ, Его Высочеству Наследному Принцу Сяньлэ. Обещаю не позволять ему плакать из-за меня. Обещаю защищать, любить, всегда быть верным подданным Его Высочества. Когда Хуа Чэн закончил, Се Лянь уже почти полностью пришел в себя. Полным благодарности голосом он залепетал: - Сань Лан, мне бы хватило и первого! Ты не обязан меня защищать или… Хуа Чэн выпрямился и схватил принца за руки: - Обязан, Ваше Высочество. Я не заставлял себя это произносить. Мое сердце само с Вами сейчас говорило. Се Лянь покачал головой, густо покраснел. От былого страха не осталось ничего, кроме сильной усталости - в последнее время он был слишком слаб, чтобы противостоять даже собственным эмоциям. Сань Лан потянул его ближе к себе, Се Лянь нашел спокойствие, расположившись на его коленях. Он сидел на руках Хуа Чэна еще долго, наблюдая за потрескивающим огоньком в лампе. На улице громко шелестела листва, бушевала погода, а Се Лянь наслаждался уютом, теплом и чувством защищенности. Сань Лан рисовал что-то на земле, но принц особо не интересовался. Он, прижимаясь к телу рядом, лишь думал, как ему становится лучше. Поражался, что состояние сразу приходит в норму. Вдруг Хуа Чэн, поднявшись с пола прямо вместе с принцем на руках, предупредил: - Ваше Высочество, простите за дерзость. И тогда Се Лянь понял, что лучше бы посмотрел, что рисовал Хуа Чэн на земле. Печать сжатия тысячи ли! Привела она к Призрачному Городу, прямо в Дом Блаженства. - Сань Лан? - настороженно спросил Се Лянь. - Да, Гэгэ? - руки, державшие принца, крепче прижали его к Хуа Чэну. - Почему мы в Доме Блаженства? - Гэгэ, так надо. Се Лянь не стал спорить. В конце концов, Хуа Чэн оказывался прав так же часто, как и хотел искренне помочь Се Ляню - всегда. Принц услышал захлопывающуюся за ними дверь, когда Сань Лан привел его в свою комнату. Та была вся в темно-красных тонах. Под стать Собирателю Цветов под Кровавым Дождем. Его мягко положили на кровать с балдахином. Принц почувствовал спокойствие, умиротворяющую душу гармонию. Лишь когда он немного осмотрелся, он понял, почему - на потолке висела люстра со множеством прикрепленных на нее талисманов, оберегающих сон. Те покачивались от малейшего дуновения ветерка, но не издавали ни звука. Не выдавали себя. Се Ляну и минуты не потребовалось, чтобы понять очевидное. Он смотрел снизу вверх на стоящего рядом с постелью мужчину, когда тот одаривал его заботливым, теплым взглядом. Не меняя положения спросил: - Сань Лану тоже снились кошмары? Тот незамедлительно ответил: - Всегда снятся, когда Гэгэ рядом нет. И уж было собирался отойти, может даже, выйти из покоев, но сегодня Се Лянь точно его не посмеет его отпустить: - В таком случае…Гэгэ не разрешает тебе больше спать одному! Хуа Чэн умилительно улыбнулся. В такие моменты Его Высочество всегда похож на маленького зайчонка. Сняв верхние одеяния, он послушно лег рядом, но не смог удержать себя, чтобы не поцеловать Се Ляня в лоб. Пальцы двух рук крепко сплелись между собой. Кошмарам больше нет места.