Развлечение

Развязать узел, просмотреть первую страницу, завязать узел, отложить в сторону. Не то. Снова развязать узел, просмотреть первую страницу, завязать узел и отложить в сторону. Не то. Развязать узел… Пальцы отдают тупой болью, тонкая верёвочка впивается в кожу, оставляя раздражение. В ноздри забился запах пыли и подвального помещения, стены обжигают холодом, но в остальном душно. Просмотреть первую страницу дела… Стоит расстегнуть верхнюю пуговицу на рубашке, дышать совсем нечем. В горле давно першит в ожидании табачного дыма, но чтобы выйти на улицу нужно снова проходить досмотр и расписываться в журнале. Какая морока. Завязать узел… Стакан с водой опустел, судя по наручным часам — обед, там такое столпотворение. Нож забрали ещё на входе. Отложить в сторону, не то… Вильгельм бросает взгляд на верхнюю полку хранилища, понимая, что без лестницы не достанет. Он уже пытался дотянуться, чтобы лишний раз не попадаться никому на глаза. Развязать узел… Стопка стремительно заканчивается, фамилии и фотографии сменяют друг друга, но нужного человека нет. Хорошо спрятали. Завязать узел… — Извини, — край лестницы ударился о низкую дверь. — Ты просил… — Саша пытался одновременно поправить очки на носу и не уронить расшатанную деревяшку. Забавное зрелище. Отложить в сторону. Не то. — Как успехи? Нашёл что-нибудь? — Нет, — тихо ответил Вильгельм, вставая с насиженного места. Он перехватил лестницу, ставя её к стеллажу. — Но я слышал чьи-то радостные крики, — он постучал ногтем по перекладине. Выглядит ужасно, она его выдержит? Отвратительно скрипит, стоит надавить рукой. — Спасибо. Саша осторожно кивнул, исчезая в коридоре также быстро, как и появился. Тишина. Противная тишина, разбавляемая редким отдалённым топотом. Твангсте схватился за перекладину, осторожно взбираясь вверх. Дрожат ноги или дерево под ним — непонятно, но задерживаться не хочется. Он привстаёт на носки, опасаясь, что упадёт, если полезет дальше. Перелом шеи неприятный момент, можно и не умереть, а проваляться несколько часов на полу, переживая боль. Вильгельм это уже проходил. Он цепляет одну папку за другой, нагружая левую руку. — Scheiße, — тихо протянул он, задевая ногтем корешок. Никак не достать, слишком далеко закинули. Перекладина под ногами тихо хрустнула, заставляя Твангсте поёжится. Хоть бы выдержала. Щепки крошатся и осыпаются на бетонный пол, Вильгельм чувствует, как продавливается древесина. — Ну почему? — устало выдохнул Вильгельм. Частица «ну» добавляла некую тоску и безнадёжность его вопросу самому себе. Он попытался осторожно ступить на нижнюю перекладину, заваливаясь спиной. Вильгельм сильнее сжал челюсть, готовясь к неприятным последствиям. Папки выскользнули из руки, глухим ворохом разлетаясь в стороны. — Осторожнее, пожалуйста. Чьи-то руки упёрлись в спину, предотвращая падение. «Тёплые» — подумал Вильгельм, резко оборачиваясь. В приглушённом свете его глаза мутные и густые, такие вязкие, что невозможно оторваться. Гриша непонимающе выгибает бровь, борясь с желанием убрать руки. Не хочет, чтобы Вильгельм упал, с другой стороны любое прикосновение к кому-либо вызывает лёгкое головокружение и смущение. Особенно к Вильгельму. Гриша никак не может это объяснить, поэтому остаётся уповать лишь на то, что блондин сейчас отвернётся и перестанет пялиться. У Твангсте спина вспотела, можно прочувствовать через рубашку, позвонки ощущаются под подушечками пальцев. — Я спущусь? — Вильгельм указал на пол. — Позволишь? Гриша сделал шаг назад, оставляя руки вытянутыми. На тот случай, если Вильгельм снова начнёт заваливаться. Но Твангсте ловко спрыгнул, принимаясь подбирать разбросанные папки. Их не так много, но узелки оказались отвратительными, многие листы Вильгельм запихивал в картон не разбирая страниц. От неожиданных прикосновений постоянно подкашиваются ноги. Вильгельм всегда находил в себе силы поднять голову, но сейчас он перебирал бумагу и картон, уговаривая себя встать. «Нужна помощь?» — почему стало так неловко. Вильгельм устало кивнул, упираясь ладонью в колено. — Достанешь до верхней полки? — ляпнул он. Для собственного душевного спокойствия стоило отказаться. — Не хочу в итоге упасть, — и кто учил тебя так оправдываться? Жалкое зрелище. Гриша дотягивается, даже на носочки вставать не нужно. Вильгельм укладывает папки на пол, рядом со скамейкой из холла, которую сам же и притащил. Стулья им не выделили, лишь одно кресло около выхода на первый этаж, в котором постоянно спал Челябинск. Вильгельм сбился со счёта сколько раз он мог перерезать ему горло. Он взъерошил светлые волосы, аккуратно присаживаясь на один край. Он не приглашает открыто, но если Гриша хочет… Развязать узел, посмотреть содержимое первой страницы, завязать, отложить в сторону. Опять не то. Развязать узел… Кажется, стало ещё хуже. Кислорода явно не хватает. «Тебе нежарко?» — посмотреть первую страницу. «Нет» — завязать, убрать в сторону. Не то. Папки хлопают по бетону одновременно. Грише жарко, душно и перед глазами плывёт. Не только потому, что они слишком близко сидят. Недавно ему сказали, что его шрамы выглядят ужасно, поэтому он перестал носить одежду, через которую их можно было бы увидеть. А у Вильгельма открыты запястья. Рубашка на размер больше, виснет в плечах, манжеты задираются. Гриша зажмурился, медленно выдыхая через нос. — Всё хорошо? — Вильгельм склонил голову вбок. Ключицы поблёскивают, правда под глазами темень и усталость. Развязать узел. — Да, — посмотреть содержимое первой страницы. — Почему… Не то. Вильгельм кивает, завязывая узел. Не та папка или не тот вопрос? Они просидят тут бесконечно вечно, если не будут перебирать личные дела быстрее. Но каждое движение теперь из-под толщи воды. Вильгельм чувствует, как она затекает в лёгкие, отдавая бульканьем в горле. У Гриши это ощущение с самого начала. Преследует ещё с прошлого дня, когда мельком заметил в проёме светлые волосы. Вчера они ещё были уложены, сегодня вихрь и беспорядок, но так лучше. Твангсте словно стал мягче, Грише хочется прикоснуться и понять насколько. Просмотреть первую страницу. Блондин прикрывает глаза. Он больше не может и не хочет. Отвратительный сон в два часа и чьи-то громкие крики, которые его разбудили. Во рту пересохло и желудок снова распирает в голодном спазме. А он думал, что ГУЛАГу конец. Они сидят настолько близко, что перспектива упереться лбом в чужое плечо прожигает внутренности. «Тут нечем дышать» — развязать, посмотреть, завязать. Не то, не то, не то. Всё не то. Гриша согласно кивнул, стараясь подобрать ноги так, чтобы коленом не задеть чужую. — Почему ты не ушёл? — срочно надо разбивать эту тишину, иначе кто-нибудь точно сойдёт с ума. Гриша набрал в лёгкие побольше воздуха. — Ты ведь явно закончил со своей частью. Ах, он про это. Волжский разочарованно поджал губы. — Прячусь, — впрочем, ответ был вполне честным. Вильгельм кивнул. — О чём он хочет с тобой поговорить? — А то ты не знаешь. — Пытаюсь сделать вид, — Вильгельм покачал головой. По правде, это точно не его дело. Гриша может не отвечать. — Он ведь и с тобой о нём говорил. — О нём? Нет, — Твангсте мотнул головой. Гриша нахмурился. — Ты имеешь в виду Берлин? — Москву. — Так, стоп, — они тихо рассмеялись. — Я окончательно запутался. У Вильгельма красивая улыбка, с лёгкими ямочками на щеках и забавными клычками. Когда он смеётся, он всегда чуть наклоняется вперёд, если смеётся сильно — после откидывает голову назад. Но сейчас он смеётся коротко и с треском в голосе. Поэтому Гриша не позволяет послевкусию от этой улыбки просочиться под кожу. — Знаешь, нет, забудь, — сказал Гриша, не желая продолжать диалог в этом русле. Вильгельм хочет забыть о них также быстро, как они забыли о нём. Воспоминания, глупые воспоминания, они не дают ему спать по ночам. Он перебирает уцелевший фотоальбом, замирая над каждой фотографией. Новых у него нет, возможно, они могли бы спасти его и вытащить. Возможно, Гриша мог бы его спасти. Волжский не может вытащить даже самого себя, хочется отчаянно вцепиться в кого-нибудь. Твангсте рассеянно смотрит куда-то в сторону. О чём он думает? Почему от досады кусает губы, бредя свежие раны. Ему не идёт такой печальный вид. Вильгельм чувствует чужие ладони на плечах, дыхание щекочет щёку. Он впивается ногтями в ткань пиджака, подсознательно боясь отпустить. У Гриши тоже сухие губы, горячие и осторожные. Он весь соткан из неуверенности и импульсивности. Резонный вопрос вертится на языке, но вместо этого хочется прикоснуться до того, как Гриша окончательно струсит. У Вильгельма слишком растерянный вид и этого Волжский боится больше всего. Развязать… — Волгоград? — голос от волнения хрипит. Посмотреть первую страницу… Тихий смех звучит со стороны двери. В проёме мелькает знакомый силуэт, а у Вильгельма ощущение, будто ему раздавили глотку. Завязать… Последний раз Вильгельм вскакивал так быстро, когда собирался прирезать Мюнхен. Тогда он чувствовал себя хищником, а теперь добычей. Отложить в сторону… — Вильгельм? — Гриша испуганно вздрогнул, пытаясь найти себе оправдание. Не чужому смеху — его он не услышал, — но своему поступку. Разве не это оттолкнуло Вильгельма? Разве не это… Не то. — Советую найти себе другое развлечение, — не оборачиваясь бросил Вильгельм.