Волк и его металлист

Шум, ор, искрящиеся лампочки, бьющие в глаза. Банка пива никогда не подразумевала качество, но в сравнении с той химозной кислятиной, которую Сириус пил сейчас, все предыдущие марки казались пиком алкогольного мастерства. Концерт, тем временем, шёл полным ходом — уши от него закладывало знатно. Когда Сириусу было шестнадцать и он только въехал к Джеймсу на постоянную основу, они могли часами лежать на его широкой кровати, раскинув руки в разные стороны, и под срывающиеся с пластинки трескучие вопли Джонни Роттена фантазировать о концерте. «Там будет громко, — говорил Джеймс, вперившись в потолок. — Там будет так адски громко, но мы будем громче всех, Сириус». «Мы взорвём всех», — зачарованно соглашался Сириус, и перед глазами уже представала эта картина в мельчайших деталях. Буквальный атомный взрыв. «Как думаешь, там реально будет вскарабкаться на сцену?» «Я тебя подсажу». «Ага. Вырву у Стива гитару и наиграю соло». «Джонни тебя прибьёт, дружище». «Да он оценит, это в его стиле!» — Джеймс шуточно отвешивал Сириусу пинок шерстяным носком, и тот мечтательно ухмылялся. «А потом возьмёт тебя в группу…» «Нас, — всегда поправлял его Джеймс, и в груди Сириуса что-то замирало и лопалось, оседая приятной тяжестью на краешках души. — Он возьмёт нас». Он сонно поднимал ладонь, цепляя волосы Сириуса — это всегда было случайностью и всегда попадало в отдельный список особенных моментов с Джеймсом Поттером, которые Сириус бережно перебирал в памяти по ночам. «Всегда вместе, Бродяга, эй?» — Джеймс ему широко улыбался, и Сириус ему улыбнулся в ответ: «Всегда вместе, Сохатый». Посещение концерта казалось главной целью их жизни — хотя бы раз побыть в шумной толпе таких же панков-оторв, как и они сами, погреметь своими блестящими цепочками на запястьях и посветить драными майками не только на благодарную аудиторию улочек их городка, но и среди истинных ценителей. Сейчас, толкаясь именно в такой толпе бывших панков и новоиспечённых металлистов, Сириус имел на руках все карты, чтобы закрыть гештальт из детства — если бы не тот малозначительный факт, что на сцене, блять, стоял его младший брат. Он отказывался это принимать, но не мог отрицать того, что Регулус был хорош. Чудовищно хорош. Имидж ему подобрали что надо — расстёгнутая кожанка блестела и сверкала шипами, а голый торс на контрасте с чёрным чудился фарфорово белым. На бёдрах висели металлические цепи разных размеров, которые тряслись переливом, когда Рег двигался, а мигающее на заднике сцены созвездие — эмблема его музыкальной группы — и крылья за спиной, в которых он появился, мгновенно разрывая белую футболку на груди, дополняли образ падшего ангела. Это было настолько же восхитительно, насколько ужасно. Сириусу мерещилось, что весь танцпол был заполонён педиками, мечтающими отыметь солиста. И его злой, ревностный, типично-братский взгляд был устремлён не на сцену, а на столпившихся вокруг неё людей. А до ушей долетали не строчки из микрофона, а гул толпы. Концертная площадка была забита настолько, что металлисты всех форм и размеров буквально стояли друг на друге — Джеймс непременно бы захлебнулся слюнями от восторга. Они все были яркие, обитые в металлические украшения и татуировки настолько, что их с Джеймсом коллекция казалась совершенно жалкой. Сириус появился здесь раньше всех, пришёл вместе с Регом с чёрного входа, пока на основном, оснащённом красочными огоньками, уже выстроилась очередь курящих ранних пташек, поэтому у него был шанс занять любое место — он выбрал его с холодной расчётливостью, вставая с краю сцены. Ксено мельтешил с фотоаппаратом, щёлкая на камеру всё от сигаретных окурков под сидениями до панорамы мигающего софитами потолка. Между делом он рассказал Сириусу, что это не первое выступление Рега — он уже играл на разогреве у нескольких малоизвестных групп, готовых взять ещё более малоизвестного паренька на раскачку толпы, и пользовался на сцене большим успехом. Он занимался этим много лет, он упорно шёл к своей мечте, которую ему случайно одним Рождеством в руки вложил старший брат, он создан для сцены — вот, что Ксено донёс до Сириуса, и вот, чему Сириус противился всей душой. Концерт закончился на яростной ноте: остатки алкоголя, который Рег время от времени красочно пригублял из стеклянной бутылки, были выплеснуты в зал к восторгу публики — после исчезновения свежезажённой звезды Нью-Йорка со сцены они ещё долго гудели, требуя продолжения. Если бы не толстые телохранители, стоящие по обеим стороны сцены, наверняка она была бы уже давно заполонена металлистами. Когда поток людей хлынул на выход, Сириус, не желая кончить свою жизнь затоптанным в толпе, вдавился в стену. — Зачётно косишь под солиста, — ему бросил какой-то мужик с байкерскими сапогами, и болезненный контекст его слов долетел до Сириуса уже намного позже — в ту секунду он просто машинально кивнул, тяжело дыша и одёргивая ворот футболки: зал был громадным, но воздух из него выдули ещё в первый час концерта. Это было так, как они с Джеймсом представляли. Или нет, не так — круче. Масштабнее. Охрененнее. Это было охрененно. Поэтому Сириус никак не мог понять, почему, чёрт возьми, он чувствовал себя настолько потерянно — будто под его ногами, где всегда находился жёсткий, расшибающий при любом падении, но прочный и надёжный бетон, теперь плескалась болотная жижа. Все знали, как по ней ходить, кроме него. Сириус бы наврал, сказав, что это ощущение появилось у него недавно — наврал бы даже если бы сказал, что этому ощущению пара лет. Но этим вечером, на этом концерте, когда всегда презирающий концепцию стай Ремус Люпин ломанулся к неизвестным зверям, Регулус переговаривался с продюсером о будущих интервью и телевидении, а Ксено совершенно по-бытовому обсуждал его популярность, которая разгорится в ближайшие часы, Сириус чувствовал себя особенно потерянным. — Теперь тебе ясно, почему в шоу-бизнесе есть слово «бизнес»? — Регулус с усмешкой сказал чуть позже, когда они вышли с чёрного входа. Он быстрым шагом пошёл к поджидающей их машине, и Сириус замер на секунду, впиваясь серыми глазами в спину брата. Теперь в нём, облачённом в простые чёрные брюки и рубашку, невозможно было узнать недавнего металлиста, зато прослеживались черты прежнего аристократа. Он по-прежнему машинально подворачивал пальцы каждый раз, когда заканчивал играть — даже взрослым ожидал, что по ним может прилететь крышкой.

***

— Хэй-хэй-хэй, у нас в прямом эфире человек, покоривший по меньшей мере половину страны своим последним клипом на эм-ти-ви! Регулус, твоё имя во всех газетных заголовках страны — неплохое начало музыкальной карьеры, что скажешь? — Могло быть и лучше, но жаловаться я предпочитаю в текстах, а не жизни. Закадровый смех. — Пожалуй, это я буду жаловаться своей жене, что подался не в ту профессию. Нашим американским зрителям очень интересно, как ваша страна производит столько уникальных музыкантов на квадратный метр, Регулус. Приоткрой завесу тайны — как у тебя получилось так выстрелить? Это прирождённый талант к металлу, это годы тренировок? — Часы изнурённой игры и очень много битья от моей нянечки. Скажем так, металл — музыка боли. Снова закадровый смех. — Впервые в нашей программе гость, которого заставляли играть металл. Смеющиеся и аплодирующие зрители, крупный план посмеивающегося лица коротко стриженного ведущего, который не переставал сыпать, как ему казалось, остроумными шутками. — Давай, скажи ему, какой он идиот, — Сириус прошипел вслух. — Ну же, давай! — У вас просто раньше не было англичан, — Регулус парировал с экрана, и Сириус раздражённо закатил глаза. Господи. Его младший брат совершенно не умеет отвечать в интервью. Но зрители посчитали ответ невероятно остроумным. Он вызвал закономерный взрыв смеха (хотя Сириус начал подозревать, что американцы смеются абсолютно от всего), а Регулус скучающе откинулся на спинку кресла, намеренно лениво перекатывая жевательную резинку во рту. Мельком взглянул в камеру — Сириусу показалось, прямиком на него. Он поднялся, размял плечи круговыми движениями и подошёл к открытому окну. Пока ведущий продолжил острить и запускать в Рега вопрос за вопросом, Сириус свесил руки из окна и несколько минут простоял так, ловя остатки интервью уже исключительно слухом и пялясь на закат Нью-Йорка. Слепящее солнце вылизывало многоэтажки рыжеватым оттенком, отсвечиваясь золотом в окнах. В некоторых из них виднелись люди — Сириус невольно задался вопросом, сколько их ещё таких же потерянных, лишённых ориентира. Рем ходил к оборотням каждый вечер. Он возвращался поздно, иногда за полночь, но Сириус всегда его ждал, ища предлог не ложиться спать. Это было бессмысленное ожидание: Рем каждый раз приходил вымотанный и усталый. Иногда они раскуривали сигарету на двоих, иногда переговаривались ни о чём, но всегда обходили на цыпочках очевидного слона в комнате. Натяжение между ними держалось ещё со дня концерта, но Ремус предельно ясно давал понять, что не позволит Сириусу лезть на эту территорию, а сам разговор не заводил — потому они молчали. Дело было даже не в оборотнях — хотя и в них тоже. Дело было не в пропаданиях Ремуса на целые вечера — хотя и в этом тоже. Дело было даже не в молчании, нет — в первую очередь дело было в блеске в глазах Ремуса Люпина каждый раз, когда он к ним уходил. Сириус слишком хорошо знал этот блеск. Он появлялся в глазах Рема, когда тот его хотел — сейчас его можно было найти лишь в момент, когда он собирался в паб. Сириус скучал по дням, когда этот блеск принадлежал только ему. Первые два-три года вместе, конец семидесятых и самое-самое начало восьмидесятых — золотое время, когда они уже выросли из подростковых проблем, но ещё не доросли до взрослых. Позже их подкосила смерть Флимонта и Юфимии. Они стали реже заниматься сексом, меньше видеть друг друга. Блеск смягчился, подтаял, но это казалось нестрашным — просто исход долгосрочных отношений… А теперь этот блеск появился снова. Теперь он принадлежал чему-то ещё. Но ничего. Сегодня — сегодня всё изменится. Сириус придумал, как всё исправить. Сегодня для этого был идеальный день: Регулус даёт очередное интервью на каком-то вечернем шоу, Ксенофилиус испарился, как он частенько любил делать (Сириус всё ещё сомневался, что у него действительно имелись жена и дочь, но, вероятнее всего, он ходил именно к ним), а значит, у них есть все шансы побыть наедине и схлопнуть этого жирного слона неловкости между ними страстной ночкой, когда он отлюбит Ремуса Люпина так страстно, как ещё никогда в жизни. Он вернёт то волшебное, что было между ними несколько лет назад, когда их друг от друга было не оторвать. Сириус подготовился. Он сходил в душ, надел обтягивающую белую футболку, которая, как он говорил сам себе, потрясно подчёркивала его фигуру, он даже собрал свои волосы в небрежную высокую причёску — Сириус не мог сказать точно, почему это было достижением, но это действительно чёрт возьми, было достижением, на которое он убил час. На свадьбу Джеймса и Лили он сделал это по приколу, а Рем неожиданно сказал, что ему идёт. Тогда Сириус ухмыльнулся и сказал ему не привыкать (собрать причёску во что-то удобоваримое занимало не менее сорока минут, ни один парень в своём уме не станет тратить на свои волосы столько времени!), но сейчас рассудил, что если это повысит его шансы вывести Ремуса из временного помешательства, можно пойти на такие жертвы. Теперь оставалось только ждать. Сириус изучал редких соседей по улице, выглядывающих на улицу, и размышлял: вон тот парень с цветастым ирокезом и расписанными татуировками руками — он тоже грезил попасть сюда много лет, а приехав, не знает, что с собой делать? Вон та женщина в майке, равнодушно курящая на подоконнике — она планировала быть здесь? А вот та рыжая девчонка, похожая на Лилз, потому что все рыжие как на подбор одинаковы… Стоп. Сто-о-оп. Сириус сощурился, перевешиваясь через подоконник. Вот бы у него было плохое зрение. Вот бы он как Джеймс был вынужден носить очки, которые именно сегодня бы затерялись. Впрочем, это бы не помогло, от увиденного у него всё равно бы жар прилил к ушам, а сердце ухнуло прямиком в желудок: очертания человека, идущего рядом с девушкой, он узнавал слишком хорошо. «Что за на хер». Ремус, Ремус Люпин, его Ремус Джон Люпин шёл к дому с рыжей девчонкой. Когда до их двери осталось около двух-трёх домов, они остановились и стали о чём-то переговариваться — Сириусу чудились улыбки на их лицах и смех. Она взяла его руку, его чёртову руку, и он, этот грёбанный волчий мерзавец, легонько сжал её ладонь. Она ушла. Свалила как ни в чём ни бывало, эта хитрая лиса. А Рем, сложив руки в карманы, быстро зашагал к дому. Несколько секунд Сириус обалдело продолжал пялиться, потом — быстро отвернулся, не желая быть застуканным. Поспешно ломанулся к чайнику и залил в него кипяток: когда Ремус зашёл в квартиру, всё выглядело так, будто его трудолюбивый парень просто устроил внеплановый кофе-брейк от изнурительного поиска работы по объявлениям газеты. — Привет, — Сириус мельком оглянулся, тут же отворачиваясь. Ремус так же мельком глянул в его сторону, прежде чем отвести взгляд: — Привет. Сириус кивнул, не поворачиваясь. Он слышал, как Рем скидывает куртку, аккуратно вешает на крючок, и не мог заставить себя обернуться. После такой сцены — не мог. — Как прошло? — он негромко задал ожидаемый вопрос, стараясь, чтобы голос не дрогнул, и получил на него ожидаемый ответ: — Нормально. — Тебе сделать чашку? — Думаю, я уже спать, — Рем спокойно пожал плечами, и от этой невозмутимости Сириусу захотелось расколошматить розовую кружку Ксено, которую он стискивал в ладони, в крохотные осколочки. — Ладно, — вместо этого он тоже пожал плечами. Когда за Ремусом закрылась дверь, стукнул кружкой о столешницу, зажмурился и резко, прерывисто задышал. Спокойно. Спокойно. Это всё ни черта не значит. Блеск в глазах Рема — ни черта не значит. Это всё чушь. Рем не такой. Рем не такой… Он вылил чай в раковину, рывком распустил волосы, содрал собственную кожаную куртку с крючка и грохнул входной дверью с такой силой, словно поспорил с Регом вырвать её из петель. Ему, Сириусу Блэку, было просто необходимо напиться до чёртиков. Вскоре он уже сидел в маленьком Нью-Йоркском баре, мрачно покручивая стакан виски с колой и льдом. Здесь было прохладно из-за раскрытых окон, а по радио гремела бессмысленная попса. Uptown girl She's been living in her uptown world, I bet she never had A back street guy, I bet her mama Never told her why Кругом были люди, много людей — Сириус чувствовал на подсознательном уровне, что половина из них приезжие. По потерянным отсутствующим взглядам, по тому, как неуклюже они двигались, с каким скрытым отчаянием заказывали алкоголь. По-странному, Сириус злился на них. У него есть оправдание — он не собирался сюда приезжать. Мечтал, но не так. Он должен был приехать сюда лет пять назад, панк-гитаристом с солистом Джеймсом и Питером на барабанах. Но Питер пропал с горизонта, панк вымер как класс, Джеймс оставил свои мечты в пользу семьи, попытки отыскать подвох в карьере Регулуса провалились, и теперь братец буквально втирал ему в лицо свой успех, а Рем — Рем очевидно нашёл в своей жизни что-то такое, в чём не было места Сириусу Блэку. У него было право находиться здесь злым, ожесточённым — а какая трагедия произошла у них? And when she knows what She wants from her time, And when she wakes up And makes up her mind She'll see I'm not so tough Just because I'm in love with an uptown girl — Выглядишь несчастно, — над ухом раздался хрипловатый голос с характерным английским акцентом. — Заказать тебе выпить? Сириус медленно поднял отсутствующий взгляд на мужчину явно годящегося ему в отцы — сутулого, с морщинами на лбу и уж точно не попадавшего в категорию привлекательных людей. Он опёрся на ладони, склоняясь прямо над Сириусом, и это был чертовски очевидный подкат. «По хрен», — подумал Сириус, и равнодушно отозвался: — Давай. — Джин с тоником, — мужчина тогда небрежно бросил бармену, усаживаясь рядом. Услышав фирменных напиток британских моряков, Сириус усмехнулся: — Подкат по-английски? — Именно так, — мужчина улыбнулся краем губ. Сириус равнодушно принял напиток. Глотнув, протянул руку: — Сириус Блэк. — Фенрир, — мужчина крепко пожал его ладонь. — Фенрир Грейбек.