Волк и его металлист

Луна умела считать до шести, разговаривала односложными конструкциями и не признавала одежду ни в каком виде — словом, представляла из себя самого обыкновенного среднестатистического ребёнка дошкольного возраста. Сириус, в которого врубились отцовские инстинкты ещё при рождении Гарри, был в восторге. Регулус, по не известной никому причине, был раздражён. — Почему она ходит в таком виде? — он препирался с Ксено, когда Луна запнулась о его вытянутые ноги и шлёпнулась на пол посреди кухни. — Одень её. — Зачем? — Ксено, занятый вылепкой самолётика из газеты, даже не поднял взгляд. — Это неприлично. Здесь трое взрослых мужчин. — А ей четыре года и она в своём доме. На этом Регулус сбился и замолк — ответить было нечего. — У него просто сохранились воспоминания о том, как его младенческие голые фотки показывали родственникам, — Сириус насмешливо фыркнул на вспыхнувшего злостью брата, поднял валяющуюся Луну за подмышки и посадил к себе на колени — то, как он легко принимал существование любого ребёнка в своём пространстве было одной из многочисленных загадок Сириуса Блэка. Их главный разгадщик приткнулся у дверного косяка молчаливой волчьей тенью. Сириус пропал на всю ночь, делал вид, что ничего особенного не случилось, а его запах вздыбил шерсть на загривке всех членов стаи — Ремус не знал, что об этом и думать. Вчерашняя ночь для него смазалась в бессвязный кошмар. Он почуял неладное в полночь. Когда время перевалило за час ночи, а Сириус по-прежнему не вернулся, отправился его искать. Тогда Ремус Люпин столкнулся с проблемой, до этого дня ему не известной: у Сириуса пропал запах. Волк мог распознать запах своего парнишки среди сотен других, мог влёгкую вычленить его из налипших частиц ароматов самой яркой резкости — в этот раз тонкий шлейф знакомого аромата довёл Ремуса до бара и растворился без следа. Вместо него в нос ударил чужой запах, настолько терпкий и сильный, словно кто-то нарочно обметил всю территорию. Кто-то впечатляюще сильный. Сильный и по-странному… знакомый. Словно из сна. Из кошмара. Рема бросило в пот. В холодящий спину ужас — кто-то здесь побывал, кто-то чертовски пугающий, а теперь он не мог найти запах своего парня. Невозможность учуять Сириуса пугала больше, чем сам факт его исчезновения — что должно было произойти, чтобы его запах пропал бесследно? И что теперь он должен был делать? Первым инстинктом волка было пойти туда, где он точно мог найти помощь: в стаю. К моменту, когда Ремус добрался до паба, время близилось к трём часам ночи. Нью-Йорк несправедливо огромен, а завтра был будний день, поэтому больше всего Ремус боялся, что никого там не найдёт — к его облегчению, Гарет открыл дверь. «Ты сегодня рано, — он улыбнулся, но уголки губ быстро поползли вниз. — Что-то случилось, Ремус?» «Сириус, — Рем выдохнул, только сейчас замечая, что ладони дрожат сильнее обычного. — Он ушёл, и я не могу найти его запах. Я не могу… я не могу. Я всегда мог найти его по запаху, Гарет, я ни с кем не спутаю его запах, но его просто нет… он…» «Спокойно, спокойно, парниш!» — Гарет взял его за плечи. Это было так неожиданно, что дрожь затихла. Так странно — к нему не прикасался ни один парень, кроме Сириуса. Ремус никогда не задумывался об этом. «Мы найдём его, — сказал Гарет. — Я позову Шона — он на патрулировании, должен быстро прийти — и он зазовёт остальных». Ремус покорно кивнул. Хотя перепуганный голос Гарета вовсе не звучал уверенно, он вселял спокойствие: по крайней мере теперь Ремус был в этом не один. Ларри, ещё один оставшийся в баре оборотень, предложил выпить — пока Рем судорожно глотнул стопку виски, Гарет запрокинул голову и по волчьи завыл. Вскоре пришёл Шон, привычно в полицейской форме — его вой был ниже и глубже чем у Гарета, и даже у Рема, который не имел никакой причастности к этой стае, по спине прокатились мурашки. «Ждите остальных двадцать минут, потом выбирайтесь за мной на машине Ларри, — велел он, выслушав сбивчивые объяснения Ремуса. — Я пойду вперёд. Ремус, у тебя есть что-то с запахом твоего человека?» Рем беспомощно пожал плечами — в волнении он и не подумал взять с собой что-нибудь от Сириуса. Но Шон не растерялся: втянув запах на вороте Ремуса, в который Сириус любил утыкаться лицом, он удовлетворённо кивнул. Секунда — и вот на месте Шона уже был крупный бурый волк. Обнюхав оцепеневшего Ремуса в последний раз, он унёсся по улицам через весь Нью-Йорк. «Вы так все умеете?» — осторожно уточнил Ремус, глядя ему вслед. «Только вожаки. Ты не умеешь?» — удивился Гарет, собирая одежду Шона так обыденно, будто тот оборонил носовой платок. Рем вспомнил о разгоне стаи семь лет назад, когда он впервые в жизни осознанно уступил тело волку, и ничего не сказал. К ним присоединилось ещё несколько оборотней, кто мог себе это позволить — кто-то был слишком далеко, о чём сообщил волчьим воем из окна и пожелал собратьям удачи, кого-то не отпускали вынужденные человеческие обязательства, семьи и дети. Среди собравшихся была Элис — от её появления Ремусу стало особенно тепло. Ларри пригнал свою машину, и, насовавшись в неё как огурцы в банку, они помчались в Бруклин. Улицы пустовали — поездка заняла куда меньше времени, чем на метро. На востоке только-только забрезжил летний рассвет, а они уже были у бара, вокруг которого по-прежнему витал пугающий смутно знакомый запах. У стаи он вызвал реакцию куда бурнее, чем у самого Ремуса. У Шона в особенности — шерсть на его спине была вздыбленной, а из горло доносился глухой рык. Остальные оборотни тоже заметно напряглись: Ремус заметил, как Гарет и Ларри переглянулись, и на их лицах проявился ужас. «Чёртов Фенрир», — процедил сквозь зубы Ларри, и Ремус вздрогнул от этого имени. «Кто?» — тихо спросил он. «Не беспокойся о нём, — торопливо сунулся Гарет. — Местный поехавший оборотень. Выступает против стай, волчьей сути и чёрт знает чего ещё… Странно, что он вообще здесь». Не стоило больших трудов догадаться, что пугающий запах и исчезновение Сириуса были связаны между собой. Идти по запаху было сложно: кем бы ни был этот оборотень, он отлично умел заметать следы. Аромат дразнил, доносился со всех сторон, сводил чутьё с ума — даже разбившись на группы, они всё равно бестолково петляли по кругу. Шону, форма которого была предусмотрительно прихвачена Гаретом, пришлось вернуться к человеческому облику, — на улицах тихого района появлялись первые прохожие, крупный волк на тротуаре мог вызвать нежелательные расспросы — а на след Сириуса по-прежнему не было ни наводки. Только к полудню Гарет, не столько нюхом, сколько какой-то чудной оборотнической интуицией, распознал его в потерянно бредущем длинноволосом пареньке. Услышав его ликующий вопль, Ремус почувствовал прилив эйфорического облегчения — стоило им приблизиться, как это ощущение мгновенно притупилось. Всплыло то, что он предугадать не смог. О чём он даже не подумал. Всплыло то, что стало очевидно только в секунду, когда вся стая приблизилась к ошарашенному Сириусу и разобрала его запах. Не запах Фенрира, хотя тот окутал его плотной плёнкой и сводил волков с ума (и Ремус бы соврал, сказав, что его самого это не напугало и не оттолкнуло, ведь ох чёрт, как же пугающе этот оборотень пах) — личный запах Сириуса. Когда-то резкий, сейчас этот запах еле пробивался, и тем не менее доносил до каждого из них отчётливую мысль, впитанную ещё в колыбели вместе с материнским молоком. Англичанин. Англичанин — чужой. Ремус почувствовал всем нутром, как оборотни вокруг него ощетинились. Как каждый из них напружинился, готовый при любом неверном шаге наброситься на врага. Сириус никогда не узнает об этом, но в эту секунду, в эту чёртову секунду — они все жаждали разорвать его в клочья. И если что-то помимо перевешивающей человеческой стороны их и удерживало в эту секунду, то только волк Ремуса. Яростный, остервенело щёлкающий зубами, он давал понять через застывший взгляд: тронут Сириуса — и он сам порвёт их без раздумий. Каждого из них. Сириус, должно быть, даже не заметил разгоревшейся вокруг него борьбы. Время для волчьих сущностей движется иначе, чем для физических тел: то, что со стороны заняло считанные секунды, Ремусу почудилось вечностью. Вечностью отчаянных метаний его волка от одного оборотня к другому, напирающего на них грудью и щёлкающего зубами в попытке объяснить, что Сириус — не такой, Сириус — безопасный. Он всюду натыкался на скепсис. Непонимание. Агрессию. Только волк Гарета, знающий о происхождении Сириуса уже давно, помалкивал — с остальными Рем отчётливо видел, как сильно они не верят. Только когда волчица девушки с огненными волосами неожиданной мягкой поступью подошла к волку Ремуса и встала на его сторону — только тогда они отступили. Смотрели с неприязнью, но не вмешивались. Позволили им уйти. Но эта милость была временной — пронзающий Ремуса насквозь взгляд Шона давал понять, что так легко он не отделается. И предлагая Сириусу добровольно заявиться в их логово, Ремус надеялся лишь на одно: что на своей территории к нему отнесутся благосклоннее. Это всё, на что он мог надеяться. К счастью, это всё были проблемы завтрашнего Ремуса. Сегодняшний Ремус не спал почти сутки и выжал из организма слишком много эмоций за ночь, чтобы продолжать грузить себя тяжёлыми мыслями о случившемся. Хорошо было бы последовать примеру ушедшего отсыпаться Регулусу (он так никому не признался в своей ночи, бессонной от панического ужаса за пропавшего старшего брата, хотя Рем всё отлично понимал), но волк не отпускал Ремуса от Сириуса — иррациональный ужас, что он снова пропадёт, приковывал к нему взгляд. Ведь у Сириуса больше не было своего запаха. Его личный аромат стал слабый, прерывистый, запятнанный тем мерзавцем. Рем не знал, как ему удалось это сделать, не мог сейчас определиться весь кошмар этого события и знал только одно: больше Сириуса ему не отыскать. Сейчас этот чёртов засранец как ни в чём не бывало уминал вторую порцию пришедшего с Луной яблочного пирога и заплетал в белесых волосах маленькой девочки косички. Стол усеяли разноцветные резиночки. Рем смотрел на них, а в голове эхом отзывались брошенные в него лживые слова. «Я просто перепил». «Провалялся в баре». Сириус совершенно не умел врать. — Это мама купила, — хвасталась Луна, показывая ему резинки, и он с подчёркнутым восторгом активно кивал: — Какие красивые! И часто ты приезжаешь к папе? — Когда мама болеет, — Луна схватила зелёную резинку и протянула её Сириусу. Критически осмотрев оставшиеся, выбрала для следующей косички голубую. — И часто она болеет? — спросил Сириус. Девочка закивала. — Низкий иммунитет, — вставил за неё Ксено. — Часто простужается. — До сих пор удивлён, что у тебя есть ребёнок. — Это был удачный эксперимент. — Такой удачный, что вы не живёте вместе, — Ремус не удержался от усмешки. Это вырвалось против воли: он предпочёл бы поддерживать негласный бойкот между ним и Ксено, который держался последние дни, но раздражение, копящееся от подчёркнутого равнодушия Сириуса, нашло выход в уколе человека, который точно не обидится. — Не каждым отношениям идёт на пользу общая жилплощадь, — невозмутимо ответил Ксено, и Ремус так же хладнокровно возразил: — Зато избегание разговоров к лицу любым. И сделав усилие, оторвался от Сириуса — тот тщательно не смотрел ему в глаза. — Дай мне теперь выбрать резиночку, — его оживлённый голос звучал всё тише и тише, пока Ремус шёл по коридору в сторону ванной комнаты. — По-моему, это нечестно, когда всё выбираешь ты! Что насчёт фиолетовой? Зелёный и фиолетовый крутецки сочетаются, можешь мне довериться… Ванная комната оказалась занята Регом, сидящем на краю эмалированной ванны — увидев Ремуса, он недовольно дёрнул подбородком. — Здесь занято. — Ты вроде ничего не делаешь, — негромко заметил Ремус. — А ты что собрался делать? — Регулус криво ухмыльнулся. — Размазывать сопли, что этот придурок не понял, как сильно тебя сегодня перепугал? Рем промолчал. Несколько секунд они смотрели друг на друга — парень Сириуса Блэка и его младший брат. Рег разорвал взгляд первым. — Это бессмысленно, — он сплюнул в раковину и тут же смыл — Ремус не успел подметить розовый оттенок в слюне, но почуял кровь прокушенной щеки. — Он никогда не понимал. Этот идиот никогда не видел очевидного, даже если оно висело у него перед носом. Не понимаю, какого хрена он приехал. Ремус вдруг подумал, что Регулус Блэк, когда-то предъявивший Сириусу за домогательства, которых не было, и Регулус Блэк, который кривился при виде Луны, это один и тот же сорт Регулуса Блэка. Регулус Блэк на сцене, пожалуй, тоже относился к нему. — Он ведь и про тебя не понимает, хотя это очевидно, — губы Регулуса снова дёрнулись в усмешке. — Иногда смотрю на вас и думаю: насколько он глуп? — Он не глуп, — резко возразил Ремус. Сириус всё понимал — он просто умел с поразительной уверенностью закрывать глаза. Отворачиваться, когда кто-то тянулся прощупать его душу, прикидываться спокойным, если внутри скребли кошки. Сириус часто со смехом говорил о скрытной натуре Ремуса Люпина — Рем всегда в такие моменты думал о том, что, по крайней мере, ничего не скрывает от себя. Он был неправ, когда сказал Элис, что врёт. Он не врёт — он недоговаривает. Сириус же умел врать не только другим людям, но и самому себе. Ремус знал, что иначе в доме Блэков было просто не выжить — Регулус был тому подтверждением. Но легче от этого понимания не становилось.