Бархатная любовь

Недвусмысленные касания к своему телу заставляют слегка вздрогнуть, распахнуть глаза и тут же начать мило промаргиваться. Скарамучча приподнимается на локтях, чтобы посмотреть, что происходит, и удивлённо вздыхает, когда замечает голову Кадзухи, уложенную прямо возле его ног, и руки, нежно поглаживающие бёдра сквозь одеяло. — Ты чего? — голос Скарамуччи мягкий, всё ещё сонный. Он тянет одну руку к мягкому ушку возлюбленного, а тот жмётся ближе, прикрывая глаза от удовольствия. Кадзуха, натянув на лицо невинную улыбку, подбирается ближе, перекидывает ногу через чужой торс и наклоняется к покрывшемуся лёгким румянцем лицу, в то время как Скарамучча начинает подозревать что-то неладное, а потому усердно пытается понять, в чём же подвох такого внезапного приступа нежности. Нет, конечно, Кадзуха всегда относится к нему со всем возможным трепетом и любовью, но почему-то именно сейчас его действия вызывают подозрение. — Что-то случилось? — ещё раз спрашивает Скарамучча, с нескрываемым беспокойством наблюдая за излишне радостным парнем. Да вокруг него будто цветочки расцвели! С чего бы это? И тут до Скарамуччи доходит. — О нет, только не говори мне, что… Он хмурится, надеясь не услышать подтверждение своим опасениям, но Кадзуха только приближается и чмокает его несколько раз в щёку. Скарамучча вымученно стонет имя возлюбленного, пока его лицо обсыпают короткими поцелуями, постепенно спускаясь к шее, и пытается сбросить с себя чужое тело. — Кадзуха! Это будет десятый раз за сутки! Десятый! А Кадзуха молчит, всё так же невинно улыбаясь, и продолжает целовать возмущающегося парня, проскальзывая рукой под одеяло. Чёрт бы побрал эту натуру кицунэ, благодаря которой у Кадзухи стабильно раз в месяц сносит крышу, и он затаскивает Скарамуччу в спальню, где без шанса на побег держит около суток. Хотя нет, ладно, Скарамучче нравится эта особенность Кадзухи. Если быть точнее, он просто без ума от неё. Он и так любит Кадзуху до беспамятства, а мягкие бархатные ушки и пушистый хвост попросту не оставляют ему выбора — остаётся только обожать, боготворить и завидовать самому себе, что имеется возможность находиться рядом с таким великолепием. К тому же всё это добровольно. Скарамучча предпочитал считать, что совершает великий подвиг, отдавая себя в сексуальное рабство такому симпатичному кицунэ на целые сутки, но в глубине души осознавал, что ему всё это невероятно нравится. Возмущался только для вида, и, к счастью, с этим проблем никогда не было — Кадзуха понимал, что возлюбленный всем доволен, но ради сохранения чужой гордости хранил это сакральное знание в секрете. Тёплая ладонь оглаживает грудь, движется к рёбрам, а затем возвращается обратно, останавливаясь в опасной близости от одного из сосков. Скарамучча тем временем перестаёт брыкаться и замирает в ожидании касания к чувствительному месту, но ничего не происходит, и тогда он с немым вопросом смотрит в алые глаза. Этот жест для Кадзухи уже является позволением к свободе действий, но он всё же решает спросить напрямую, беспокоясь о самочувствии возлюбленного. Всё-таки вымотан тот явно больше, учитывая то, что все предыдущие девять раз был принимающим, а вот Кадзуха всё ещё полон сил благодаря своей нечеловеческой сущности. — Я понимаю, что ты устал, поэтому если правда не хочешь — я не настаиваю и… — Хочу, — перебивает Скарамучча и тут же прикасается к чужим губам своими, ловя короткий изумлённый вздох Кадзухи. То ли у этого кицунэ руки какие-то волшебные, то ли дело в его чарующем голосе, но у Скарамуччи опять стоит. И в том, что виноват всё равно Кадзуха, даже сомневаться нельзя. Поцелуй не длится долго, потому что, ну, сейчас есть более важные дела, а поэтому Каэдэхара вскоре отстраняется, улыбаясь возникшему причмокивающему звуку, и слегка надавливает на плечи возлюбленного, чтобы тот лёг, а сам слезает со Скарамуччи и отбрасывает в сторону одеяло, последние полчаса прятавшее от взора алых глаз обнажённое тело возлюбленного и множество багровых засосов и следов от укусов на нём. Кадзуха всегда любил всё красивое. Его манили захватывающие дух пейзажи, восторгали танцы и песни разных народов, интересовали ранее неизвестные науки, блюда, искусства, но изящные изгибы горячо любимого тела привлекали сильнее чем что-либо во всём мире. Скарамучча для него — верх всего прекрасного, и сейчас он был подобен холсту, на котором художник вправе оставлять мазки кистью так, как ему заблагорассудится. Вот Кадзуха и решает, что меток на этом прекрасном холсте маловато, а поэтому сжимает хрупкую талию — совсем не больно, но синяки потом появятся — и припадает к шее, вдыхая приятный аромат кожи. Скарамучча недовольно шикает, когда понимает, что ему собираются оставить ещё несколько новых засосов на шее, на которой, на самом-то деле, уже и живого места не найти. Именно из-за этого он препятствует и накрывает чужие губы своей ладонью, а затем отодвигает ничего не понимающего Кадзуху подальше от своей шеи да и в целом от всего, что выше пояса. Кадзуха прижимает ушки к голове и жалостливым взглядом наблюдает за чужими действиями. Вот трагедия — очередной засос не дали оставить. Но он моментально возвращается в прежнее игривое состояние, заметив уже вставший член возлюбленного. — То есть девяти раз всё ещё недостаточно? — Алые глазки прищуриваются, а губы изгибаются в лукавой ухмылке. — Помолчи, — шикает в ответ Скарамучча, закатив глаза. Он несколько секунд рассматривает слишком уж довольного парня, погрузившись в раздумья о том, как на самом деле странно то, что они собираются заняться сексом в десятый раз за сутки, — во время предыдущих таких «приступов» доходило максимум до пяти, — но из своих мыслей его быстро вырывает внезапное касание к своему члену. Скарамучча округляет глаза и роняет рваный вздох, сразу же переводя взгляд ниже. Прямо между его ног расположился Кадзуха, размазывающий естественную смазку по члену большим пальцем. Наконец поймав на себе чужой взгляд, он бессовестно высовывает язык, находясь всего в нескольких сантиметрах от жаждущего ласки члена, какое-то время наслаждается смущённым и растерянным выражением лица возлюбленного, и только потом наконец касается головки языком. Сверху тут же доносится тихий стон, и Кадзуха, не разрывая зрительного контакта, вдруг вбирает полностью в рот, чем вынуждает тягуче простонать своё имя. — Постой! — вдруг просит Скарамучча, кладя руку на светлую макушку кицунэ. Он слегка оттягивает в сторону светлые прядки, и, когда его член всё же выпускают изо рта, тяжело выдыхает. — Что такое? Передумал? — Каэдэхара с беспокойством рассматривает лицо напротив, облизывая губы, на которых осталось немного предэякулята. Собственное возбуждение, безусловно, напрягало, но состояние возлюбленного намного важнее. Скарамучча молча мотает головой и, немного подумав, переворачивается на живот. — Не хочу кончить только от твоего языка, так что давай ближе к делу. Кадзуха улетает. Непривычно видеть Скарамуччу таким прямолинейным именно в постели. Да, в повседневной жизни он всегда говорит что думает, но когда дело касается таких проявлений любви как даже самые обычные поцелуи в щёку, он зачастую смущается, не говоря уж и о сексе. Однако просьбу Кадзуха услышал ясно — ближе к делу. Он позволяет себе полюбоваться оставленными во время прошлых разов укусами и засосами на чужой спине, пока ищет бутылёк со смазкой в складках простыни. — Без презерватива, — доносится лаконичное снизу, и Кадзуха в ответ положительно мычит. Тратить время на поиски совсем не хотелось, к тому же это не первый их незащищённый секс. Наконец нащупав лубрикант, Каэдэхара щёлкает крышечкой и выдавливает на пальцы немного прохладной жидкости. От тёплой кожи она почти мгновенно согревается, и теперь можно без опаски нанести её на чувствительное место. Как обычно, сначала медленно вводится лишь один палец и… — Чего ты там возишься? — недовольно бурчит Скарамучча, поворачивая голову назад, насколько это возможно. — За полчаса там ничего стянуться обратно не успеет. Вставляй. «Вставляй». Кадзуха улетает во второй раз, но тут же возвращается обратно, потому что нахмуренные бровки и аметистовые глаза, заглядывающие прямо в душу, не оставляют выбора. Он двигается к краю кровати, встаёт одной ногой на пол, а другую сгибает в колене и опирается о кровать. Скарамучча сам начинает ползти ниже, но его вдруг хватают за бёдра и тянут на себя, отчего возбуждённый член проезжается по кровати, вынуждая ошеломлённо охнуть. Когда он чувствует руки, крепко обхватившие талию, то закрывает глаза и старается максимально расслабиться, чуть приподняв таз для удобства партнёра. Громкий вскрик раздаётся в комнате, стоит Кадзухе войти внутрь. Скарамучча впивается руками в простынь, неистово сжимая её, и подбирает под себя ноги от внезапной боли, волной разошедшейся по всему телу. Кадзуха испуганно замирает и склоняется к возлюбленному, не решаясь вытащить член из-за боязни причинить ещё больший дискомфорт от каких-либо стимуляций. — Всё нормально, просто… — предвидев расспросы, начинает Скарамучча, жмурясь и утыкаясь лицом в кровать в попытках справиться с болью. — Видимо, всё-таки стоило уделить время растяжке. У Кадзухи глаза сразу влажными становятся при виде такого Скарамуччи. А как можно оставаться равнодушным, когда любимому плохо? — Давай вытащу? — дрожащим от беспокойства и страха навредить голосом спрашивает кицунэ, но в ответ ему качают головой. — Но тебе же больно! — Уже не так сильно. Сейчас пройдёт, подожди. Кадзуха вздыхает, но самовольничать не решается. Он аккуратно поглаживает тело снизу, надеясь хотя бы своими касаниями уменьшить дискомфорт и сделать лучше, на что Скарамучча ему благодарно кивает. Проходит около минуты, и боль почти полностью отступает. Каэдэхара, ни на секунду не прекращающий ласкать горячо любимое тело, удивлённо вздыхает, стоит Скарамучче начать аккуратно двигать бёдрами на пробу. Не почувствовав никаких неприятных ощущений, он уведомляет об этом Кадзуху негромким «всё хорошо». Кицунэ не без опаски делает первый толчок, внимательно наблюдая за реакцией возлюбленного. Тот только немного хмурится, больше ничего. — Я постараюсь быть нежным. От таких слов Скарамучча моментально краснеет и уже открывает рот, чтобы что-то ответить, но неожиданный толчок выбивает из него короткий стон вместо слов. Он тут же прикрывает рот рукой и злобно сверкает глазками на довольно улыбающегося Кадзуху, но ничего не говорит. Выдержки каждого хватает ненадолго — уже через полминуты Кадзуха ускоряется, позволяя себе вдалбливаться в податливое тело с невероятным рвением, а Скарамучча вынужден убрать руку ото рта и схватить простынь, чтобы удерживаться на месте. Заметив это, Каэдэхара обхватывает чужие руки своей одной и вжимает их в кровать, тем самым облегчая и участь возлюбленного, и свою, ведь теперь было обо что опереться. Член входит под идеальным углом, при каждом толчке задевая простату. Скарамучча из последних сил пытается сдерживать рвущиеся наружу стоны и плотно сжимает губы, но громкие мычания всё равно прекрасно слышны, поэтому в итоге он сдаётся и полностью расслабляется. Мокрые хлюпающие звуки вперемешку со вздохами и умоляющими «Кадзу!» наполняют комнату. Скарамучча чувствует касание к своей спине чем-то необычайно мягким, поворачивает голову, насколько получается, и видит пушистый хвост, оглаживаюший его тело. Счастливая улыбка сама собой расцветает на лице. Хочется прикоснуться к хвосту, а вместе с тем потрепать бархатные ушки возлюбленного, но, увы, в таком положении это невозможно. Скарамучча успокаивает себя мыслью о том, что после этого раза непременно уляжется спать в обнимку с хвостом Кадзухи. А лучше попросит принять его свою истинную форму кицунэ и лечь под бочком. Тот безоговорочно согласится, сомнений нет. Толчки становятся резче, дыхание тяжелее, а напряжение в теле постепенно растёт. Оба парня чувствуют, что оргазм не за горами. Аметистовый взгляд снова цепляется за хвост, бешено мечущийся из стороны в сторону, что указывает на то, как сейчас близок к пику кицунэ, а затем в поле зрения попадает и сам Каэдэхара, откинувшийся немного назад. Прикрытые глаза, дрожащие ресницы, лёгкий румянец на щеках и приоткрытые губы, выпускающие горячие выдохи наружу. Светлые ушки то подаются вперёд, то разъезжаются в стороны, то прижимаются к макушке. После особенно глубокого толчка долгожданная волна удовольствия растекается по всему телу, и Скарамучча вскрикивает, кончая без прямой стимуляции члена. Вслед за ним, с разницей всего в несколько секунд, оргазма достигает Кадзуха. Он без раздумий кончает внутрь, зная, что Скарамучче такое нравится. Оставаясь внутри дрожащего тела, он наклоняется к тяжело дышащему парню, чтобы оставить несколько поцелуев на плечах и шее. Когда дыхание почти полностью восстанавливается у обоих, Каэдэхара, осторожно вынув член, расфокусированным взглядом принимается наблюдать за тем, как из расслабленного колечка мышц показывается сперма и дорожкой стекает по слабо дрожащему телу, после чего попадает на белую простынь, пачкая ту. Заботливые руки помогают перевернуться обратно на спину, и Скарамучча с благодарностью принимает помощь, шумно вздыхая. От громких стонов и вскриков неприятно саднит горло, а оставленные по всему телу метки пульсируют. Организм требует хотя бы несколько часов сна. — Ванну принять не хочешь? — спрашивает Кадзуха, укрывая одеялом уже начавшего клевать носом парня. А сам кицунэ выглядит гораздо бодрее — вон, уже преспокойно себе хвостиком виляет, хотя не уделил отдыху ни минутки. — Только если даёшь гарантию, что это был последний раз на сегодня, — сонным голосом отзывается Скарамучча. Кадзуха хихикает и скрывает милую улыбку за ладошкой, навострив ушки. Увы, такой гарантии он дать не может.