Песни Великой пустыни

Вскоре огромный караван двинулся в путь. Барханы по сторонам дороги становились всё ниже и, наконец, совсем пропали. Перед путниками расстилалась бескрайняя ровная степь. Нузарская конница снова присоединилась к основному каравану. Шерик по-прежнему ехал возле серебристого верблюда, в шатёр на котором он, пользуясь всеобщей неразберихой, успел незаметно перенести принцессу. Гюзель всё ещё крепко спала и даже не догадывалась о том, что происходило с караваном последние несколько часов. Уже ближе к вечеру Шафар поравнялся со своим названным братом. Какое-то время они ехали молча. — Гюзель здесь? — спросил султан так, словно они продолжали давно начатый дружеский разговор за чашкой чая. Хавьер поддержал предложенную игру и ответил тем же тоном: — Конечно. Где же ей быть? Спит сладким сном с самого утра. Я дал ей хорошее средство: сильное и безобидное. Шафар застыл в удивлении, а затем вскрикнул: — С утра?! Ты что, знал, что на нас нападут? Уже утром знал? — Догадывался. Чужая враждебная земля. Похожая на ловушку единственная дорога. Вставший у нас за спиной на обратном пути в Нузар большой отряд… Ничем хорошим это закончиться не могло. — Но почему… — Почему я тебя не предупредил? А что бы это изменило? Чёрный Песок нужно было пройти. Но теперь всё будет хорошо. Так мне бабушка сказала. Оба опять надолго замолчали. Наконец Шафар снова заговорил: — А ещё я хотел сказать, Шерик, что конь у тебя вполне достойный. Не эльчирец, конечно… Но вполне себе интересный зверь. Теперь я понимаю, почему ты выбрал для этого похода именно его. Хавьер чуть слышно усмехнулся и, потрепав любимого космача по длинной угольно-чёрной гриве, шепнул тому на ухо: — Ты слышишь, Гэкар! Тебя только что сам великий султан Нузара оценил! Это чего-то да стоит! Давай и мы с тобой его коня тоже похвалим, а? — Шерик! Ты хоть когда-то бываешь серьёзным? Я хотел… — начал было султан. — Я понял тебя, Шафар, — перебил его Хавьер. — Научиться видеть суть вещей очень нелегко. У меня на это ушли годы. А особенно этот последний год. У всех: что у людей, что у коней, есть свой дар. Такой, какого у других нет и никогда не будет. И потому каждый так ценен… Твой эльчирец тоже вполне себе хороший зверь. А на том шоколадном красавце, которого ты подарил мне, я буду принимать парады в Кордии!

***

Когда султан переместился в головную часть каравана, к Хавьеру подъехал Рэй. Они тоже долго молчали, так как по закону народа кири младший не мог заговорить первым. — Итак, Дорш. Что ты хотел мне сказать? Или спросить? — поинтересовался наконец Хавьер, глядя впереди себя. — А ты сам, отец? Ничего не хочешь мне сказать? Хавьер резко повернул голову и ответил, очень внимательно посмотрев Рэю в глаза: — Хочу. Хочу поблагодарить тебя за помощь. Я рад, что Веточка успела обучить тебя. — Тогда спрошу я, — произнёс Рэй, нахмурившись. — Почему ты решил пойти к Хэй-Ша сам? Ты ведь мог остаться там навсегда! — Мог. Но я очень сильно не хотел закончить свою жизнь так, как тот старик из легенды о Вересковом мёде. Ты ведь знаешь, что там было дальше? Нет? Тогда я расскажу тебе. После того, о чём поётся в песне, король не стал пытать или казнить старика-отца, отдавшего на смерть собственного сына во имя чести своего народа. Нет. Жестокий победитель оставил последнего из пиктов жить и смотреть, как его землю заселяют другие люди. Другие народы. А старик был только никому не нужный, одинокий карлик. Всеми забытый и беспомощный хоть что-то изменить. Последний из рода. Тот, кто скоро исчезнет, не оставив следов на земле. Так вот. Это не мой путь. Для меня главное — мои дети. Я умру, но вы будете жить. Рэй кивнул, а потом всё также, глядя Хавьеру в глаза, подъехал ближе и положил ему руку на плечо. Потом сказал как никогда серьёзно: — Я понял тебя, Шерик. А теперь послушай ты меня. Послушай и услышь. То, что я скажу сейчас — будет не игрой и не придуманной историей, а самой настоящей правдой. Ты — мой отец. А я — твой сын. Самый настоящий. Пусть не по крови и не по имени. Но по духу. Ты меня вырастил, всему научил, спас… У меня теперь два отца. И ты можешь отныне звать меня Рэем. Но я не просто твой сын. Я — твой Дорш. И ты не можешь от этого отмахнуться. Я обязан хранить тебя, и я буду это делать. Если придётся, даже против твоей воли! Прикую к верблюду и окружу горами! Ты не имеешь права рисковать собой, пока не отвел возможность гибели от нашего мира и не родил наследника. Вот так. Я уже не мальчик. Я рошод земли. И ты должен с этим считаться. Не только Жеребёнок может весь табун из волчьей пасти достать. Никогда больше не смей решать всё в одиночку! Не смей решать за меня. Слышишь! Если бы ты поверил в меня сегодня, нас никакие Хэй-Ша не посмели бы захватить. Норрьего остановил коня, затем изо всех сил постарался ответить без дрожи в голосе: — Хорошо, Дорш. Да будет так, Рэй. Хавьер тоже положил руку ему на плечо, а затем подался вперёд и крепко, со слезами долгожданной радости на глазах обнял, пусть и приёмного, но такого родного, такого взрослого сына.

***

Когда наступила ночь, Шерик перенёс всё ещё спящую Гюзель в надежно охраняемый шатёр, а затем отправился проверять дозорных. Убедившись, что вокруг всё спокойно, он отошёл в сторону от стоянки каравана и разжёг небольшой костёр. Какое-то время Хавьер сидел у огня с закрытыми глазами и тихо пел. Затем поправил палкой горящий хворост и негромко произнёс на кири: — Долго ты ещё будешь стоять и молчать? Кажется, тебе не хватало песен у костра? Из ночного мрака в круг света выдвинулась тёмная коренастая фигура. — Как давно ты понял, что я уже здесь? — Я слышал тебя с тех пор, как ты подъезжал с востока. Садись рядом, брат. Повелитель Чёрных Песков чуть различимо хмыкнул и занял своё место у огня.

***

Маленький, потрескивающий в ночи костёр горел на окраине стоянки каравана посреди бескрайней гуйланской степи почти до самого утра. Сидевшие у его огня два воина говорили, молчали, пели… Им нужно было очень много сказать друг другу. О многом спросить. Многое обсудить. — …Так я и стал тем, кого величают «господином Хэй-Ша». — Вот так история… Теперь понятно, почему ты не вернулся к Ризаву, а обосновался здесь. Он бы тебя за такое своими руками живым в песок закопал… — Да… А ты-то что теперь будешь делать? После того, как доведёшь султана до Кордии? Поедешь обратно в пески? — Нет, брат мой. Не поеду. В ближайшее время, по крайней мере, точно. Возможно, приеду погостить через несколько лет. Я останусь в Кордии. И очень может быть, стану там королём. — Даже так? И ты сможешь жить во дворце? Всё время под крышей? Не задохнёшься там? — У меня нет другого выхода. Придётся потерпеть… — Значит, станешь королём. Достойно… Я всегда знал, что ты далеко пойдёшь. Ну, что. Давай тогда споём о самом важном и будем прощаться. Через час начнёт светать. Ни мне, ни тебе лишние слухи не нужны. Скажу напоследок только вот что. Забудь, что у тебя есть восточная граница. Со стороны Гуйлан в Кордию никогда никакие враги не пройдут. А если тебе, твоё величество, когда-нибудь понадобится легкая конница или ещё что-то — ты знаешь, где меня найти. Хэй-Ша протянул Хавьеру руку, которую тот крепко пожал. Вскоре ветер подхватил и перемешал с песком звуки таких разных голосов, затянувших у костра одну торжественную песню на двоих. Когда братья завершили благодарение духам, они встали, отошли от света костра и крепко обнялись на прощание. — Помнишь, как мы с тобой расставались в прошлый раз? — тихо спросил Хавьер. — Конечно же помню, Шерик. — Могу я тебе предложить сейчас сделать так же, как было тогда? — Почту за честь. — Хэй-Ша снял с бритой головы синий лисам и протянул его Хавьеру. — Вот. Возьми, брат. Только он… Мокрый…