Песни Великой пустыни

Ойлун открыла глаза и омыла лицо руками. Яркая звездная ночь единения и семейного счастья догорала вместе с огромным костром посреди оазиса. Мать народа глубоко вздохнула и внимательно посмотрела сквозь последние всполохи жаркого огня на своего Жеребёнка. Она знала его с рождения и даже раньше. Она дала имя его ещё совсем молодому отцу, когда того чуть живого привезли в оазис после нападения разбойников. Она сказала Фиделю, кто родится у него в семье, когда привезти душу мира сюда и где найти хранителя. Она дождалась этого момента: Жеребёнок сел у её ног. И вот теперь — пора прощаться. Огонь между ними становился всё меньше и меньше, будто приглашая лучше рассмотреть друг друга и запомнить навсегда. Шерик сидел напротив матери народа вместе со своими, как и он только что ставшими взрослыми, братьями по шатру. Мальчишки беззаботно смеялись, шутили друг с другом, о чём-то переговаривались, пели… Ойлун снова глубоко вздохнула. «Ох, мой Гури!.. Как бы я хотела, чтобы ты прошёл по первой, самой лёгкой безопасной дороге и провёл по ней весь наш мир! Но боюсь, что этого не будет. Тебя ждёт слишком много боли и потерь… Боюсь, что несмотря на все мои слова и предупреждения, ты не сможешь с этим справиться. Замкнёшься от людей в своём горе, закаменеешь душой и перестанешь слышать чужую боль… Сам понесешь смерть в этот мир. А это для Гарошода — самое страшное. Такого духи-хранители не потерпят и займутся твоим сердцем сами. Они не допустят того, чтобы в мире опять появился Гарошод с камнем в груди, как это случилось до тебя. Гардоррец чуть не уничтожил всё сущее. Поэтому духи сейчас так осторожны… Я скоро уйду к ним. А ты… Тебя ждёт твоя дорога, и, возможно, не одна. Смейся, мой Гури!.. Скоро ты забудешь, что такое смех. А потом… Потом не сможешь даже улыбнуться по своей воле… Ох, мой Гури! Помни одно: ты сможешь. Сможешь пройти этим путём и спасти нас всех. И ты будешь счастлив. Прощай…» Ойлун повела руками в благословляющем жесте, отдавая Шерику все остатки сил, и закрыла глаза навсегда.