Альбедо и Кэйа мертвы

       В начале было слово. Великое и могучее, как само бытие. Однозначно нецензурное. Кэйа был уверен, что Барбатос, создавая землю, говорил именно его. Поэтому формально это не ругательство, а божественная цитата.        Собственно, любой другой человек в подобной ситуации произнёс бы то же самое. Ледяной воздух выжигает лёгкие изнутри. Тело горит, им невозможно пошевелить. Солнце бьёт в глаз. А само ужасное: невероятно противный привкус роз во рту. Нет, конечно, Кэйа не имеет ничего против цветов, но бесит ощущение, будто он самолично съел букет, запивая духами, и для закрепления эффекта прополоскал рот эфирным маслом. Так тошно самому от себя ещё никогда не было.        Кэйа попытался собрать мысли в кучу, да было бы что — в голове глухой колокольный гул. А тело всё так же не слушалось. Слабый… самое время для вопроса «как я докатился до жизни такой» Не помнит? Или не хочешь помнить? Может, поделом? Смерть всё равно неизбежна. Парень усмехнулся своим мыслям. Обладатель крио глаза бога умер от холода. Священник будет кряхтеть в кулак, рассказывая о последних бесславных часах жизни. Остальные будут прятать улыбки и смешки в охах и ахах. Хотя Розария так не может. Она умрёт от смеха на месте. Народ всполошится: «Стоит ли заказывать новые венки?» и добавит что-то вроде: «Как она красива, когда не пытается никого убить копьём или комментарием». И всё. Умер капитан кавалерии, но никто не вспоминает его подвиги. Все обсуждают бедную монашку, умершую от горя (ага-ага) на похоронах какого-то рыцаря. Красивая сопливая история. Мондштадцам такое нравится.        Угасающее сознание Кэйи услужливо продолжало рисовать, как местный бард-алкоголик сочинит об этом слезливую балладу с прилипчивым мотивом и сопливыми символами любви только ради пары тёплых ночей с растрогавшимися дамами и выпивкой от скупых на эмоции мужчин. Наверняка не буде над рифмами заморачиваться. Будут слёзы… розы… боже, этот привкус до сих пор не отступает. И вот уже на центральной площади вместо статуи архонта возвышается статуя Розарии в нежном платье, которое в жизни она не надела бы даже под страхом смерти. Так-то, подруга, радуйся, тебя хотя бы помнят как героиню, а не как идиота, который замёрз, будучи крио бойцом. Кто дальше? Рыба, захлебнувшаяся водой?        Эта мысль слишком раздражала. Сделав глубокий вдох, Кэйа сфокусировал всё внимание на руках. Он должен встать и идти. Тело отдавалось болью. Но прогресс пошёл. Конечность поднялась и тут же упала ему на лицо. Боли не было, будто он сделан из ваты или мягкой глины, а из носа пошло что-то тёплое. Попытавшись поднять руку ещё раз и сфокусировав взгляд, он увидел какие-то красные мутные пятна. Умереть от кровопотери уже не так стыдно, но картинка статуи отвратительно воздушной Розарии с табличной «она любила какого-то рыцаря» не давала покоя. После пары попыток совладать с телом Кэйа смог перевернуться и упасть.        В нос попал снег, дышать оказалось ещё тяжелее. Ноги отказывались слушаться. Нужно тепло. Срочно. Где-то вдали среди мерцающего снега он разглядел оранжевый огонёк. А может, это солнечный блик. Глаза болят, а веки с трудом открываются. Больно. Какой гений придумал, что снег такой яркий? Архонт? Он знает толк в садизме.        Кэйа размахивал руками, пытаясь пытаясь опереться на сугроб. Движения давались с трудом и больше были похожи на предсмертные конвульсии. Однако сантиметр за сантиметром он приближался к заветной точке. К счастью, оранжевое пятно было не игрой света а феей, уютно задремавшей на специально построенном для неё постаменте. Она мирно сидела, даруя тепло окружающим. Которое скорее обжигало и причиняло боль, нежели давало успокоение. Но парень чувствовал себя лучше. Волшебный огонёк будто вопросительно уставился на странного спутника.        «Знаешь, я всегда хотел, чтобы на статуе в честь меня я сидел на коне» — хотел поделиться мыслью Кэйа, но язык был… странным. Слишком большой, но так удобно уместившийся. Будто этот орган вырвали у кого-то ещё и зачем-то засунули ему. Оранжевый шарик затрепетал. Казалось, он слышит мысли. Капитан хотел поделиться своими переживаниями и про холод, и про идиотскую кончину, и про безвкусного барда, но как назло, звон в голове усилился и стройная картинка в голове превращалась в кашу из отдельно взятых образов. Всё сильнее хотелось спать. Кэйа пытался собрать остатки разума, обличить его в слова, рассказать, что не успел при жизни. О семье, о детстве, о том, что, чёрт возьми, в ордене нужны лошади. Как он зол на себя за эту ситуацию, хотя и не понимает, как в ней оказался. Ему так страшно умереть в одиночестве, что хочется плакать, но не получается.        — Кэйа! — Зазвучало где-то далеко. Сердце забилось чуть чаще. Жертва мороза с трудом наклонила шею в сторону звука. Какое-то пятно закрыло солнце и пыталось его растормошить, — Что с тобой случилось?        Кэйа почувствовал, как его что-то поднимает. Не руки, а какая-то магия. И медленное движение, от плавности которого кружится голова.       Загадочное пятно что-то бубнит и бубнит, а иногда бьёт его по щекам. Что он хочет? Лошадь бы так не сделала.        — Угх… — Кэйа хотел потребовать прекратить истязать его тело, но получилось не очень.        — …Слышишь? Только не засыпай, но молчи, не трать тепло. Не смей терять сознание. Подумай о тепле, как тебя привезут в город, как будет беспокоиться орден…        — Все мы… немного… лошади…        — Интересная мысль, я обязательно додумаю её после того, как спасу тебе жизнь. А пока молчи.        Кэйа улыбнулся. Ему так казалось. Хотя мышцы на лице не дрогнули. Он не сколько видел, сколько чувствовал, кто идёт рядом с ним. Сохраняет спокойствие даже в такой ситуации. Не ругается, не злится, даже не задаётся вопросом, что забыл полуобморженный рыцарь ордена среди снега. Помимо медленной смерти, конечно же.        — Альбедо…        — Я же просил.        Кэйа почувствовал руку у себя на лбу. Дрожь прошла по телу. А вместе с дрожью какое-то спокойствие. Теперь он в безопасности. Теперь можно немного…        — Эй, не закрывай глаза, посмотри на меня…        Все учёные такие наивные. Думают, легко следовать их рекомендациям. Особенно когда устал, а гул не прекращается. Слишком тяжело… Спасибо хоть не говорит не идти на свет.        — Прости…        Это последнее, что смог сказать Кэйа прежде чем упасть во тьму.