Снег и карамель

Вопль. Крик отчаянной души. Но его никто не слышит. Они глухи. Не могут уловить ни звука. Или не хотят. Все это тяжестью оседает в одном хрупком теле. Трудно, когда даже самые, как они утверждают, проницательные люди не понимают. Невысокий рост. Стройное худое тело. Белоснежная кожа с россыпью синих вен. Светлые волосы. Длинные пальцы. Фарфоровое личико. Произведение искусства в чистом виде. Такому в пору быть музейным экспонатом, смотря на которого теряешь дар речи от нереальности картины перед собой. А он просто хочет жить. Нормально жить. Как все. Да, возможно в музее его бы ценили, сдували пылинки, боясь разбить хрупкое творение, но в обычной жизни все с точностью, да наоборот. Печально. Альбинизм. Этот диагноз был его проклятьем. И что он сделал не так в прошлой жизни? За что такие муки? Вы когда нибудь ощущал себя белой вороной в стае других особей? Юнги был той самой белоснежный птицей с самого детства. Сначала это не вызывало неудобств, но с годами повышенное внимание начинало раздражать. Липкие взгляды, сопровождающие везде. Они смотрели с восхищением, с этой никому ненужной жалостью, с неоправданным презрением. Наряду с алебастровой кожей и необычным рубиновым цветом глаз, очень выделялась природная утонченность, не свойственна мужчинам. Многие из-за этого говорили  пойти в модели,потому что подобная внешность открыла бы все дороги. Иные, с противной улыбкой на лице и хитрым прищуром, предлагали найти папочку, мол, толку больше будет. Они говорили и говорили, предлагали, надоедали своим чёртовы мнением, которое никто не спрашивал. Никто не слышал того, о чем говорил сам Юнги: его душа кричала, молила о покое. Как иронично. Белая ворона, которая выделялась на фоне остальных, невольно приковывая взгляды, хотела ото всех скрыться, затеряться, стереть себя с чужих глаз. Бесполезно. Люди всегда тянутся к чему-то новому, редкому, неизведанному для себя, но почему-то последствия их неосторожных действий и слов приходится разгребать другим. Этим самым другим оказался Мин Юнги. *** -Юн, прекращай пялиться в одну точку, я голоден, пошли обедать, - послышалось сквозь лёгкий ветерок недовольно бурчание . Уголки губ Юнги поползли вверх. Открыв глаза и повернув голову вправо, взгляд наткнулся на любимую фигуру, которую своим дыханием щекотал ветер. Пак с надутыми щечками и губами лениво плелся к объекту, хорошо устроившемуся на веранде в плетеном кресле-качалке. Когда парень заметил игривый взгляд на себе, его личико полыхнуло, но он все-таки ускорил шаг, через пару секунд уже оказавшись на коленях Юнги, в его тёплых объятиях. Мин вдохнул так полюбившийся ему запах карамели. Этот аромат всегда исходил от Чимина. Что этому способствовало, парень не знал: то ли шампунь с гелем для душа, то ли постоянное нахождение в кондитерской, где фирменной начинкой для пироженных была именно эта приятная тягучая сладость. Впрочем, неважно, но благодаря этому, Юнги всегда называл Чимина своей карамелькой или конфеткой. Сладкой. Такой вкусной. Иногда с сюрпризом. Горячей, страстной, искушающей. Заплыв далеко в свои мысли, Мин одернул себя, ведь руки уже непроизвольно оглаживали бархатную кожу бедра Пака, отчего тот вздрогнул и легко хлопнул Юнги по руке, что б неповадно было. Парень лукаво глянул в глаза напротив и быстро клюнул в прохладный нос. Чимин вскочил с колен своего любимого и, с угором взглянув на него, отправился в дом. Зайдя в помещение, Юнги увидел Пака на кухне. Тот готовил обед и накрывал на стол. Пореодически его чёлка спадала на глаза, отчего Чимину постоянно приходилось сдувать её, чтобы не мешала. Это было так мило трогательно, что Мин не удержался. Он подошёл в плотную к парню, охватил за талию и притянул к себе. Чимин развернулся в руках к нему лицом и припал к губам, зарываясь пальцами в снежные волосы Юнги. В этот момент Мин Юнги понял, что нашёл свое счастье. Нашёл тот покой, о котором так мечтал и отчаянно кричал. Здесь, в этой маленькой деревне, где по сути только они вдвоём, такая же молодая пара с малышом и старенький сосед, который помогает Чимину совершенствовать его кулинарные навыки, так как тот совсем недавно открыл небольшую, но уютную, кондитерскую на окраине города, недалеко от их дома. Нет, на протяжении всех этих четырёх лет Юнги понимал, что вот оно, то самое, чего он хотел, чего ждал. Но в такие моменты, когда день проходил очень лениво, расслабленно, с любимым человеком под боком, на него вновь накатывало осознание, что теперь все хорошо. Что он счастлив, ему не приходится скрываться и прятаться от чужих глаз. Что теперь его слышат, понимают, принимают. Что теперь на него не смотрят как на реликвию или на что-то инопланетное, а смотрят с неприкрытой любовью, на которую сам Юнги не скупится в ответ.