tiny flames

— Сяо! — имя резко оборвало язык, тревожно скатилось в долину, вихрем врезаясь в заострённые уши адепта. В этом году Фестиваль голодных духов буйствовал пуще прежних, и якша не хотел признавать, что на сей раз едва справляется. Что, если он не сможет защитить живых от мёртвых и демонов? Тогда даже исчадия Бездны кажут свои ненасытные головы в селения. Как назло, боль от кармы усиливалась, разъедая тело изнутри. Сяо уже сдавал позиции и, услышав голос Люмин, не вовремя отвлёкся. Пока он успевал только блокировать выпады двух змеиных голов, гремучий хвост проворно схватил за раненую ногу, спустя миг волоча якшу по земле с поразительной скоростью. Не растерявшись, он попытался отрезать хвост демона копьём, но кожа рептилии слишком толстая, и головы уже стремительно кинулись вперёд, высовывая капающие ядом белёсые клыки и голодные языки, алчущие живой плоти. Сяо был готов умереть в каждой битве. Более того, он этого желал. Всего лишь оружие, средство для очищения территорий архонта. Рано или поздно он заржавеет, утонув во мраке, в забвенном безумии. Но сейчас отчего-то отголоски его души горели, отказываясь тлеть. Неужели адепт держался из последних сил не только ради долга и защиты людей? Сама мысль слишком эгоистична и нелепа… Внезапно пузатая каменная колонна загородила путь к Сяо, словно маленькое плато взросло из ниоткуда. Якша быстро сообразил, полностью отсекая хвост и отступая назад. Крепкие лозы растений связали шеи демона, задерживая смертельную атаку. В ответ чудище ощетинилось и, шипя и завывая от боли, резко повернуло головы, чтобы начать плеваться ядом. Сильный порыв ветра сбил их с курса. Люмин не дала и шанса оклематься, накидывая две другие лианы на челюсти демона. — Время прощаться, тварь, — процедила сквозь зубы путешественница, беспощадно пустив мощное электричество по лозам. Демон бился в агонии, ревел, словно стая митачурлов, и наконец бессильно упал, содрогнув весь Яшмовый лес. Внутри Сяо будто оборвался сердечный сосуд, рёбра тисками сдавили лёгкие, не давая вздохнуть клочья пыли и стойкий запах железа. Он не мог поверить, что снова обрёл спасение. Сначала Моракс, сейчас путешественница. Даже Венти не смог пройти мимо едва не обезумевшего от кармы якши, сотворив маленькое чудо. Перед глазами всё плыло, и он с трудом встал, опираясь на копьё. Змеиные головы теперь отрезаны и безжалостно сожжены. По спине Люмин пробежала холодная дрожь, ведь по пути сюда и в самой долине Яшмового леса будто бы развернулось поле брани, заваленное мёртвыми чудовищами и усопшими. — Спасибо, но уходи сейчас же. Здесь стало ещё опаснее, много инь, моя карма потяжелела вместе с ним. И я не нуждаюсь в твоём беспокойстве, — Сяо хрипел, против воли осев на землю. Руки исполосовали раны, ушибы и синяки расцвели свежей сиренью, кровоточащая нога и вовсе вывихнута. Маска генерала Алатуса треснула в некоторых местах, обнажая царапины и кровоподтёки на бледном лице. Тёмно-зелёные, будто ядовитые, испарения кармы всё ещё витали вокруг якши. Это сражение явно было труднее, чем должно быть обычно. Люмин не стала следовать чужому наказу, ведь волнение бушевало под рёбрами, не утихая. Сяо потерял сознание и очнулся уже на тёплых сильных руках. — Ч-что ты творишь? Человек, оставь меня- Воин прервался, зашипев от пронзительной боли, — адреналин почти полностью сбавил обороты. Даже жгучий стыд казался непомерно тяжёлым. Где это видано, что якшу, истребителя демонов, аккуратно несут на руках аки невесту? Он вновь провалился в бессознательность; перед глазами крутился красочный калейдоскоп: белые острые клыки, лужи демонической крови и нежный взор медовых очей. Они сияли ярче и мягче звёзд, словно бы плавили дворцовое золото и лечили расколотые почерневшие души. ~ — Состояние плачевное, но поправимое. Я бы прописал отдых вместе с лекарствами. Но, судя по прошлому опыту, этот пациент не будет просто так лежать. Рекомендую присмотреть за ним некоторое время, Люмин, — Бай Чжу хитро прищурил глаза, будто бы смеясь, но тон его строго поучительный, не жалующий возражений. Люмин с облегчением выдохнула, забирая лекарства и оплачивая помощь двуликого чудесного доктора. Сяо же, очнувшись, попытался уйти через окно, однако Цици в этот раз задержала беглеца, обняв за ногу. — Отцепись! — Нет… Доктор Бай Чжу сказал отдыхать. Даже если не можешь, то ты должен дождаться путешественницу, — зомби говорила бесцветно и медленно, растягивая слова, но хватка была крепкой. Сяо, цыкнув, не посмел более перечить. На выходе из хижины «Бубу» Люмин осторожно приблизилась к заострённому ушку, просяще-мягко шепча: — Давай немного прогуляемся, Сяо, прошу. Сейчас ты никому не навредишь. Кончики ушей якши зарделись, семафоря в приглушённом жёлтом свете фонарей. Привычный устой кричал уйти, не обременять, ведь воин не смел подвергать людей даже мизерной опасности. Но после всего разве в силах он был отказать своей спасительнице? Ли Юэ как всегда слепяще яркий, переливающийся красно-жёлтыми огнями и улыбками выгодных торговых сделок. В ночь Фестиваля голодных духов люди сжигали ритуальные деньги для покойных, выпивали рисовое вино за них и самое главное — пускали фонари по воде, словно бы отправляя души усопших в мирное течение загробной жизни. Сяо не подходил близко, с любопытством наблюдая за чужим почтительным гуляньем, скорбящем весельем. Среди толпы патрулировали сгорбившиеся силуэты миллелитов, измотанные боями с мёртвыми. Они тоже защищали, думал Сяо. На доли секунд он мог слиться с чем-то бо́льшим, притвориться человеком, несущим возвышенное бремя долга. Нелепость, ты никогда- — Сяо, давай вместе отобедаем за покойных, — Люмин по-кошачьи радостно щурилась, протянув корзинку с двумя порциями миндального тофу и бутылкой рисового вина. Она трепетно коснулась обтянутых чёрными перчатками пальцев, уводя на гору Тяньхэн рядом с городом. Весь Ли Юэ как на ладони, мерцал золотисто-алой чешуёй небесного дракона, пирсы в гавани — его податливые хвосты. Янтарные глаза Сяо скользили по красотам, наконец остановившись на умиротворённом лице Люмин. Он, к своей радости и ужасу, понял, что тёмные холодные воспоминания ненадолго блёкнут, а карма становится на каплю более сносной рядом с ней. Может, раны, а может, вино с тофу размягчили выдержку, и якша нерешительно переплёл их руки, будто задавая немой вопрос. Путешественница прильнула к нему в ответ, стараясь избежать заживающие раны и ушибы, и положила голову на плечо. — Твоего летающего надоедливого компаньона не видно, — заметил Сяо. Его щёки горели. Не просто физический контакт, но забота, ласка, всего этого чересчур много для отчуждённого воина. Отчуждение никогда не было его выбором. — Не беспокойся, она спит как убитая в постоялом дворе Ваншу. Я часто тренируюсь по ночам, но к утру обычно возвращаюсь. — Эмоции, которые ты пытаешься привить, чужды мне… И как ты нашла меня? — О, это отчасти случайно. Я заметила до странного большое число усопших и демонов. Пошла по следу трупов, убивая новых. Никогда не была более рада своему чутью. Ведь ты сейчас в порядке. — Это мой долг — защищать Ли Юэ ценой жизни. Рано или поздно я сойду с ума, стану таким же, как они чудовищем. Несмотря на это, есть странное желание отдохнуть… Спасибо тебе, Цинсинь. Люмин ощутила невесомый поцелуй в макушку и то, как Сяо сжал её ладонь. Румянец разлился от щёк до шеи, она не была готова к таким благодарностям. Вдали, на чёрной глади моря, качались скопления созвездий — ритуальных желтеющих фонарей. — Сяо, мрак окутает рано или поздно, но однажды крошечные огни будут танцевать во тьме. Надежда будет жить. И ты живи. В кошмарах и воспоминаниях нечто пошатнулось. Все спасения якши; праздничное застолье с Мораксом, Венти и Ху Тао; слова и действия путешественницы — они толкали его жить, несмотря на неподъёмный груз старой крови. Предсмертные крики товарищей стихли под нежными поцелуями. Ненадолго Сяо слышал блаженную тишину, ощущая под пальцами громко стучащее сердце и тяжесть сильных бёдер на себе. Люмин, тяжело дыша, позволяла якше самозабвенно кусать шею и зализывать ранки. Воин вёл уже свободными от перчаток, горячими ладонями по острым выпирающим ключицам и тазобедренным косточкам. Они уснули в объятиях друг друга, с алыми от поцелуев губами. Неупокоенные души умерших благоговейно рассеивались в предрассветной мгле. А на лице Сяо гулял призрак улыбки.