АРВИ

Артем стоял, прижатый к стене Виктором, как загнанный зверь перед выстрелом. Вся его поза кричала о животном страхе: плечи сведены вперед, голова втянута, руки прижаты к груди, пальцы судорожно сжаты. Он мелко, часто дрожал, как осиновый лист на ветру, эта дрожь передавалась Виктору через все еще сжимающее его запястье. Под маской слышалось частое, поверхностное, свистящее дыхание– дыхание панической атаки. Он знал. Знает, какую бурю натворил. Знает, что сейчас рухнет все. Виктор чувствовал, как ком горячих слез подкатывает к горлу, сдавливая его. Его трясло не от ярости теперь, а от невыносимой смеси боли, предательства и… абсурда. Его самое дорогое, самое порочное и желанное чувство – его просто выбросили на месяц, как мусор. А теперь вернули. Слезы жгли глаза, но он сжал челюсти до хруста, не давая им прорваться. Еще нет. Не перед ним. Он сделал шаг назад, отстраняясь. Его лицо исказила не просто злоба – гримаса первобытного отвращения и глубокой, леденящей обиды. Губы поджались в тонкую белую ниточку, ноздри раздулись, глаза стали узкими, колючими щелями, полными нечеловеческой горечи. Этот взгляд был хуже крика. Артем вздрогнул всем телом, будто получил пощечину. Его дрожь усилилась до конвульсивных подергиваний. Он буквально съежился, стараясь вжаться в стену. Он вошел в роль «пугливого зайчика» не по притворству, а по настоящей, парализующей животной панике. – ...ты..уверен? – Голос Виктора сорвался, дрожа, как струна на пределе. Вопрос был риторическим. Пустым звуком. Его руки, холодные и влажные от адреналина, уже тянулись к черной ткани. Не прося разрешения. Требуя. Артем лишь резко кивнул, глаза зажмурились с такой силой, что на переносице собрались болезненные морщины. Он вжал голову в плечи, словно ожидая удара, кулаки сжались. Казалось, он пытался исчезнуть, выкатиться из этого мира, сжаться в точку небытия под взглядом Виктора. Виктор грубо впился пальцами в основание маски у шеи. Ткань была теплой, влажной от пота. Он потянул вверх. Медленно. Словно снимал повязку с раны. Сперва обнажился смуглый, резко очерченный подбородок .Потом – те самые пухлые, чуть приоткрытые губы. Губы, которые он исследовал пальцами в темноте, которые покрывал поцелуями, которые знал на вкус.Теперь они были бледными, подрагивающими от страха. Реальность била по вискам. Он тянул дальше. Ткань скользила по щекам. Артем трясся под его руками, его дыхание стало хриплым, прерывистым. Показался нос.Не просто нос. Знакомый, слегка курносый нос. Нос, который он видел уткнувшимся в свое плечо в школьном туалете, когда Артем уснул на нем в беспомощном изнеможении. Удар воспоминания. Сердце Виктора остановилось. Буквально. В груди образовалась ледяная, безвоздушная пустота.Дыхание перехватило. Мир сузился до лоскута черной ткани в его руках и лица, которое она открывала. Он сорвал маску до конца. Из-под нее хлынули черные, пушистые волосы, знакомые до боли. И глаза. Глаза Артема. Широко распахнутые, залитые слезами, полные такого немого, животного ужаса, мольбы и стыда, что Виктору стало плохо. Глаза Виктора моментально налились кровью. Краснота залила белки, зрачки сузились в точки. Он отшатнулся. Куда себя деть? Некуда. Абсолютно. Он смотрел на своего одноклассника. На Артема. На того, кто издевался, портил его вещи, дрался с ним, воплощал все, что Виктор ненавидел. Артем вскрикнул– короткий, сдавленный звук, полный агонии. Он не просто упал на колени. Он рухнул к ногам Виктора, как подкошенный. Резко вцепился руками в свое лицо, царапая кожу, пытаясь спрятать его. Потом его руки переметнулись на ноги Виктора, он обхватил их, прижался лбом к его носкам, его тело содрогалось в судорожных рыданиях. – Я УМОЛЯЮ...! – Голос сорвался в исступленный, горловой вопль, прорываясь сквозь рыдания, слюни и слезы. Звук был нечеловеческий, раздирающий. – Я ПРОШУ...! НЕ УХОДИ ОТ МЕНЯ...! – Задыхаясь, захлебываясь в собственных слезах и соплях, он держал ноги Виктора с силой утопающего, цепляющегося за соломинку. – НЕ СМОТРИ С ОТВРАЩЕНИЕМ...! ПОЖАЛУЙСТА...! Он захлебывался, кашлял, всхлипывал, его тело билось в истерике у ног Виктора. А Виктор стоял над ним. Окаменевший.С выпученными, кроваво-красными глазами. Весь побагровевший от шока, ярости и непонимания. Не зная куда деть руки, куда деть взгляд, куда деть себя. Мысли проносились вихрем, каждый удар – ножом по живому: "Целовался... Обжимался... Дышал одним воздухом... Стонал... Доверял... Любил... С Гомофобом Артемом?! С тем, кто РВАЛ МОИ ТЕТРАДИ?!" Волна. Не мыслей. Цунами воспоминаний. Все обзывательства, каждое "беженец", "хохол", "дурак", брошенное с ненавистью. Все злобные усмешки. Драка.Директорская.Туалет. Парк. И – резкий контраст: Жаркие поцелуи в темноте. Нежность. Долгие взгляды. Шепот "Хочу...". Все эти ИСКРЫ... с ЭТИМ человеком! С человеком, который был везде: в школе как враг, в парке как жалкий кормилец кошек, в его комнате – как наваждение, как тайный любовник. Мозг Виктора буквально коротнуло. Он был в полнейшем, оглушающем аду. Сейчас... сейчас он не мог слышать НИЧЕГО. Ни воплей, ни оправданий. Ему был важен только факт. Чудовищный, нелепый, разбивающий реальность факт. Горячие слезы, наконец, прорвались. Они текли по его щекам молча, обильно, сжигая кожу. Не от жалости. От краха. От ощущения глубочайшего, изощренного обмана. – Ты... – голос Виктора был хриплым, прерывистым, насквозь пропитанным слезами и болью. Он смотрел вниз, на сжавшуюся фигуру у своих ног. – Ты пользовался... – Каждое слово давалось с усилием, как вытаскивание ножа из раны. – Всё это время... Не говорил... кто ты... Вводил в... в полное заблуждение... – Он вытер тыльной стороной ладони мокрую щеку, жест был резким, злым. – Это... это ужасно... УЖАСНО! Слезы текли у обоих. У Артема – ручьи соленой воды, смешанные со слюной, пачкавшие носки Виктора, его штаны. У Виктора – тихие, горькие капли, падавшие на черные волосы Артема, на его сведенные от рыданий плечи. Молчаливая метель страдания. Тишину разорвал хриплый, надтреснутый, полный окончательной боли голос Виктора: – Уходи. – Он произнес это тихо, но с такой ледяной, бесповоротной силой, что рыдания Артема на мгновение стихли. – Я не хочу видеть тебя. Никогда. Артем замер. Потом медленно отполз от его ног. Его лицо... Виктор не видел такого лица ни у кого и никогда.Распухшее, багровое от рыданий и стыда. Заплывшие, красные глаза с безумным, потерянным выражением. Искаженные черты, с которых стерлось все – гордость, спесь, злоба – осталась только голая, раздавленная боль. Он понял.Понял без слов. Если Виктор просит... Если это его выбор сейчас... Он не смеет протестовать. Он виноват. Виновен полностью. Без оправданий. Артем судорожно схватил с пола смятую балаклаву.Не глядя на Виктора, он пополз к двери, поднялся с колен уже у порога, шатаясь, как пьяный, и вывалился наружу. Дверь захлопнулась за ним. Виктор стоял один посреди прихожей. Тишина давила, звенела в ушах. Он смотрел на свои мокрые от чужих слез носки. И наконец понял. Понял, почему его всегда преследовало то жуткое, леденящее дежавю. Ведь он все это время... смотрел в одни и те же глаза. Врага и любовника. Палача и жертвы. В глаза Артема. Они были всегда перед ним. И в ненависти, и в страсти. Одни и те же глаза. И теперь он знал их слишком хорошо. Чтобы забыть.