Госпожа Элегия

Тяжёлые двери отделения захлопнулись за мной, и я пошёл к КПП, уже замечая там Леру. Она переминалась с ноги на ногу и что-то увлечённо рассказывала охраннику. Увидев меня, она махнула рукой, и её лицо озарилось улыбкой. — Ну наконец-то, — крикнула она. — Я уже думала, что ты решил переночевать в отделении. — Это иногда вариант, — я подошёл ближе, чувствуя, как приглушённая кеторолом боль, всё равно уже начинает пульсировать. — Можно побольше успеть, чем за один рабочий день. Мне дали сложные случаи для ординаторов. Завтра беру их на обучение. Лера потянула меня за рукав к машине. — Так, значит, ты у нас теперь преподаватель? — она снова расплылась в очаровательной заигрывающей улыбке. — Выходит, да, — я поцеловал её, не отрываясь от дороги. — Представляешь, моя Саша из трёшки наконец-то вышла из жёсткого психоза, — начала она. — Она со мной до этого на пескотерапии чуть ли не подралась, а я уже думала, всё, капец. А сегодня смотрю — у неё уже и мышление в норму пришло, и шутит она остроумно. — Твоя магическая душа снова сотворила чудо, — я улыбнулся, садясь в машину. Лера завела двигатель и потянулась ко мне, обняв за плечи. — Я так соскучилась… — прошептала она мне на ухо. — Не хочешь вечером снова уложить Соню пораньше? А потом мы можем… — Лера не договорила, закусывая губу. Она завела машину, тронулась, но отсутствие моего ответа, очевидно, её смутило. — Неужели ты откажешься? — спросила она, выезжая на главную. — На тебя не похоже. Тишина. — Сегодня… мне стало плохо, — медленно сказал я, глядя в боковое зеркало. — Лена сделала инъекцию кеторола. Я повернулся и увидел, как по её щекам катятся слёзы. Они блестели в свете фонарей, как дорожки на стекле. — Да ладно, Лер, — я попытался улыбнуться. — Лена просто всё нагнетает, как обычно. Это было терпимо. Дыхание Леры участилось, и она резко свернула на обочину, заглушая двигатель. — Врёшь, — сдавленно прошептала она. — Всегда врёшь, когда правда больно. Я хотел ответить, но она легла головой на руль, и её тело начало содрогаться от беззвучных рыданий. — Прости, — я погладил её по спине. Мне уже самому хотелось расплакаться. — Замолчи… — всхлипнула Лера. — Просто… замолчи. — Лер, слушай… — начал было я, но она перебила. — Завтра ты обязательно пойдёшь к Вельнивецкому, — сказала она не своим голосом, слёзы размыли тушь. — Лена не паникёрша, она всё видела семь лет назад. И я… тебя вижу сейчас. Она схватилась за голову. — Просто представь, Костя. Просто представь, что будет, — она завела машину и снова поехала. — Ты ещё не понимаешь, — продолжила она, глотая воздух. — А, если и понимаешь, то не до конца. Соня любит тебя… я люблю тебя. Она резко выдохнула, и новый поток слёз хлынул по лицу. — Если ты умрёшь, то оставишь её без отца. Ладно, если бы ты был алкашом последним или домашним тираном… Но ты слишком хороший папа. Она не вынесет этого, — Лера быстро вытерла лицо тыльной стороной кисти. — Я же не отказываюсь лечиться, — тихо сказал я. — Всё, что предложит Вельнивецкий. Химия, лучевая, иммунотерпия моноклональными антителами, симптоматика. Даже на четвёртой стадии при правильной схеме… — Всё зависит от типа опухоли! — Лера притормозила перед светофором. — Ты сам мне это рассказывал. А твоя, кажется, слишком непредсказуемая. — Любимая, я буду бороться. Ради вас. Она замерла. — А ради себя? — спросила она, не глядя на меня. Я посмотрел в тёмное окно, где отражалось её опечаленное лицо. — Ради себя я бы не стал.

***

Дверь лифта с лёгким шелестом раздвинулась перед нами, и мы с Лерой шагнули внутрь, облегчённо выдыхая. Вчерашний подъём по лестнице до десятого этажа вспоминался… как кошмар. Теперь же кабина мягко летела вверх. Я прислонился к зеркальной стенке, чувствуя прохладу на разгорячённой спине. Я поймал взгляд Леры в отражении другого зеркала и она ответила тем же, вытирая разводы туши. Чтобы Соня не видела. Где-то в груди ныло — тупо и назойливо. Мне начинало это надоедать. — Починили, — пробормотала Лера, глядя на потолок. — Только после того, как ты чуть не умер. — Я не умирал, — фыркнул я, но сразу же закашлялся. Лера нахмурилась, пальцы сжали мою ладонь. — Всё нормально? — Просто пыль. Дверь открылась на нашем этаже, и из двери к лифтам выбежала Соня. — Мам! Пап! — она была, словно пушинка, подхваченная ветром. Глаза сияли, как все звёзды разом. Она врезалась в нас, обхватив мои ноги, а потом тут же переключилась на Леру, цепляясь за её пиджак. — Вы приехали, — кричала она, подпрыгивая от радости. — Пап, поиграй со мной! Я присел на корточки, чтобы быть с ней на одном уровне, и боль тут же кольнула острее. Я стиснул зубы, но улыбнулся. — Во что? — В лошадку! — она захлопала в ладоши. — Ты мне обещал на выходных, что мы потом ещё поиграем! Лера провела рукой по Сониной щеке, оставив лёгкий след духов. — Играйте, — сказала она мягко. — Я пока бабушку провожу. Мы зашли в квартиру, на кухне пахло жареным луком — Надежда Анатольевна хозяйничала. Соня тут же схватила меня за руку и потащила в гостиную. Я шёл за ней, чувствуя как боль по груди разливается горячей волной. Каждый шаг отдавался в рёбрах, но я всё равно ускорился, чтобы Соня не заметила. — Садись на диван! — скомандовала она. Я опустился на край, и тут же Соня вскарабкалась ко мне на спину, обхватив шею тонкими ручками. — Пошла, лошадка! — засмеялась Соня. Я глубоко вдохнул, чувствуя, как её вес давит на больные места, и медленно встал. Боль пронзила, на секунду я зажмурился, но тут же услышал её смех — звонкий, беззаботный, как весенний ручей. — Гоп-гоп! — кричала она, дёргая меня за волосы. Я сделал шаг, потом ещё один, изображая ржание. — И-и-го-го! — я пародировал коня из последних сил, хотя голос подрагивал. Соня хохотала, прижимаясь к моей спине щекой. — Быстрее, лошадка! — требовала она. Я ускорился, хотя ноющая тяжесть пожирала меня изнутри. Каждый вдох был, как удар, каждый шаг — испытанием. Но я смеялся, вместе с ней, потому что не мог позволить себе иначе. Не сейчас, не когда она так счастлива. Из кухни донёсся голос Леры, что-то спокойное, убаюкивающее. Надежда Анатольевна отвечала ей с привычной строгостью. — Пап, а давай попрыгаем? — Соня всколыхнулась у меня на спине, и я едва удержался от стона. — Может, хватит? — попытался уговорить её я, но она уже качала головой, чёрные косички хлестали меня по щекам. — Нет, лошадка! Ещё! Я закрыл глаза и сделал ещё круг по комнате. Боль кричала во мне, но я всё ещё стискивал зубы и смеялся, потому что её счастье было дороже всего. — Пап… — прошептала она. — Ты дрожишь. Я замер. — Это потому что я тяжёлая? Я медленно опустился на колени, чтобы она смогла слезть, и повернулся к ней. Её голубые глаза смотрели на меня с внезапной серьёзностью. — Нет, витаминка, — я провёл рукой по её щеке. — Папа заработался. Глупый папа. Она нахмурилась, как будто не верила. Но тут из кухни вышла Лера, держа в руке тарелку с курицей. — Кто тут у нас голодный? — спросила она, и Соня тут же забыла про всё на свете, кроме еды. Я остался сидеть на полу ещё несколько секунд, тихо пытаясь дышать. Надежда Анатольевна стояла в прихожей, завязывая шарф. Её пальцы ловко закручивали узел. — Не провожайте, — отрезала она, подхватывая сумку. — Соня, не болтай за ужином, как сорока. — Я не болтаю, — возмутилась Соня, но бабушка так на неё посмотрела, что Соня замолчала. Лера поцеловала маму в щёку. — Спасибо, что посидела с ней. — Не за что, — Надежда Анатольевна вздохнула, окинув меня оценивающим взглядом. — Ты бы хоть галстук поправил. Выглядишь, как будто Соня тебя совсем измучила играми. — Нет, нет. Я рад играть с Соней, — я машинально поправил воротник. Дверь закрылась, и дом сразу наполнился теплом. — Ты съездишь к продавцу? — спросила Лера. — Он тебе написал? — Да, я через полчаса примерно поеду, — ответил я. — Справишься? Мы перешли на кухню, и Лера начала накладывать курицу в две другие тарелки. — Конечно, — твёрдо ответил я. Соня забралась на стул и тут же начала снова рассказывать про пластилин и про то, как они с бабушкой сегодня слепили дополнение к их зоопарку. — А потом мы слепили Феню, и он снова попытался стащить фигурку! — она размахивала вилкой так, что курица иногда летала по кухне, приземляясь на скатерть. — Сонечка, не играй с едой, — мягко сказала Лера, но её глаза тоже смеялись. — Это всё Феня виноват! — настаивала Соня. — Он тоже еду разбрасывает! Это невоспитанный кот. — Как папа, — подмигнула мне Лера. — Эй, — я улыбнулся, поднося вилку ко рту, но тут же отвлёкся на Соню, которая уже перескакивала на новую тему: про то, как Миша со двора упал в лужу, когда они с бабушкой качались на качелях. — А я ему сказала, что он как в речке искупался! — гордо объявила она, наконец. — Умница, — Лера погладила её по голове. — Ты у нас добрая. Соня сияла, как маленькое солнце, а потом вдруг сползла со стула и побежала в комнату. Через минуту она вернулась, таща за руку перебинтованную куклу Маргошу. — Папусик, — она ткнула пальцем в тело куклы, — а почему у Маргоши нет попы? Лера подавила смех, прикрыв рот ладонью. Я положил вилку, наклонился к кукле, делая вид, что внимательно изучаю её анатомию. — Наверное, ей сделали попэктомию, — сказал я серьёзно. — Что? — Соня округлила глаза. — Это операция по удалению попы, — я сложил руки, изображая профессора. — Её делают, когда пациент слишком много сидит на стуле, и попа стирается. Лера хихикнула в салфетку, а Соня захохотала так, что чуть не уронила Маргошу в курицу. — Так не бывает! — Бывает, — кивнул я. — Вот у Николая Иваныча из больницы, помнишь, я рассказывал? У него вообще две попэктомии было. — Костя! — Лера шлёпнула меня по плечу, хотя сама уже чуть ли не падала под стол. Соня схватила куклу и прижала её к груди. — Тогда я сейчас ей новую пришью, как настоящий доктор! — объявила она и побежала за своей игрушечной аптечкой. Я хотел ей сказать что-то, как вдруг почувствовал, что комок боли в груди разрывается. В глазах потемнело. — Я… сейчас вернусь, — пробормотал я. Лера тут же насторожилась, но я поспешно улыбнулся и вышел, стараясь идти ровно. В спальне я успел сделать только два шага — потом ноги подкосились, и я рухнул на колени. Грудная клетка горела, кеторол больше не действовал. Я схватился за край кровати и тихо завыл. — Господи… — прошептал я, сжимая кулаки. И тут дверь распахнулась. — Пап, а где нитки? Я хочу… — Соня замерла на пороге. Я не успел подняться, не успел сделать вид, что просто уронил что-то. Она увидела меня таким снова. — Папусик? — захныкала Соня. — Всё хорошо, витаминка… папа просто… Она не дослушала. Бросила Маргошу и побежала на кухню. — Мама! Мама, папе плохо! Я подполз к двери и закрыл её. Но через мгновение она распахнулась с такой силой, что ударилась о стену. Глаза Леры метались по комнате, пока не нашли меня на полу. — Любимый… — она присела рядом, её пальцы быстро ощупали мой лоб. — Где болит? — спросила она в панике. Я попытался ответить, но новый спазм скрутил меня, заставив завыть снова. Лера резко вскочила, подбежала к тумбочке и начала рыться в аптечке, шурша блистерами. — Где же… где… — сквозь зубы бормотала она. — В… в ванной… — прохрипел я. — На полке… нимесил… Лера хотела метнуться в ванную, но по двери заскребли маленькие пальчики. — Ма-ам! Па-ап! — голос Сони уже граничил с истерикой. — Откройте! Лера открыла дверь, но перед ней сейчас стояла другая задача — НПВС. Она повела покорную Соню в ванную, чтобы она не зашла в спальню, а потом вернулась, снова закрыв дверь. — Сонечка, подожди минутку! — крикнула она, разрывая целую упаковку, чтобы не возиться. — Вы там что-то скрываете! — Соня начала колотить в дверь кулачками. — Папа умирает! Я знаю! Лера взглянула на меня, в её глазах читалось отчаяние. Она передала мне бутылку воды. — Пей. Быстро. Я проглотил таблетку, пока Лера подходила к двери. Она приоткрыла её, загораживая проход своим телом. — Сонечка, папа просто устал. — Нет! — Соня выла, вместе со мной. — Он болеет! Он умрёт, как тётя Таня! Лера вздрогнула. Тётя Таня была клиническим психологом в нашей больнице, которая умерла от рака шейки матки полгода назад. Мы думали, что Соня ничего не поняла тогда… Я собрал все силы и поднялся с пола. Ноги дрожали, но я сделал несколько шагов к двери. — Витаминка… — моё дыхание всё ещё было прерывистым. — Смотри, я стою. Это значит, что всё в порядке. Соня уставилась на меня. — Правда? — Правда, — я опустился на колени перед ней. — Иногда папе становится нехорошо. Но это пройдёт. Она неожиданно бросилась ко мне, я едва не потерял равновесие. — Ты не умрёшь? — Нет, — я погладил её по волосам. — Я обещаю. Как я могу оставить тебя с мамой? Лера стояла рядом, её лицо было напряжённым. Я знал, о чём она думает. О том, что я опять обещаю Соне какие-то несбыточные вещи. — Костя, — сказала она тихо. — Давай я к продавцу с тобой вместе поеду? — Бабушка уже уехала, Соню не с кем оставить, — я покачал головой. — Но… может ты напишешь ему, что сегодня не можешь?.. — Я справлюсь, — я поднялся, чувствуя, что скоро нимесил подействует. Боль уже превратилась в терпимую. — Это не в первый раз. — Хорошо, — сказала Лера. — Но ты… — Я знаю, — перебил я. — Без геройств. Она кивнула, а затем наклонилась к Соне: — Пойдём, солнышко. Папа сейчас едет за сюрпризом. А мы пока мультик посмотрим. Соня шмыгнула носом и пошла с мамой в детскую. Я взял ключи и вышел за дверь. Соня слишком сильно хотела эту бордовую виолончель, чтобы я просто взял и сдался.