Госпожа Элегия

Я проснулся от мягкого стука в дверь. Глаза слипались, в груди сидела противная тяжесть. — Господин Константин? — за дверью раздался робкий голос служанки. Я провёл рукой по лицу, смахнув остатки сна, и хрипло отозвался: — Войдите. Дверь приоткрылась, и в щель просунулось бледное лицо девушки в чепце. Она не решалась переступить порог, лишь кланяясь мне. — Его Величество просил собрать для Вас команду. Они ждут Вас в зале меланхолии, — сказала девушка. — Скажите, что я выйду через полчаса, — я откинул одеяло. Девушка снова склонилась и бесшумно закрыла дверь. И я поднялся, ощущая, как в висках пульсирует кровь. Кашель разорвал гортань, и я прикрыл рот ладонью. Оделся я быстро: в чёрный камзол, сапоги и ремень с кинжалом. Перед выходом глотнул на столе воды из кувшина с привкусом металла. То ли кровь, то ли здешние источники.

***

Зал меланхолии разрывался от голосов. Высокие окна пропускали рассеянный свет, играя бликами на стенах. В центре комнаты стояли они: Нормандиль, придворный лекарь, высокий, сухопарый; Мун, мой старый друг, который стал хранителем Королевы; Луночка — сестра Муна — в возрасте двенадцати лет у неё открылся дар провидения. Луночка была хрупкой девушкой с белыми волосами и глазами, светящимися как будто изнутри. У окна, скрестив руки, стоял Августин. Мой старый напарник с эльфийской кровью, алхимик. Он потирал подбородок, эта привычка появилась у него после того, как мы вместе спасали жителей Гахарита, колдуя над вакциной. И последняя — Севрида. Девушка в походном плаще. Она иногда появлялась в замке, потому что была одной из гонцов Клементины — очень хорошо знала местность вокруг. — Долго же Вы, доктор, — фыркнул Августин, уголок его рта дрогнул в усмешке. — Если бы ты знал, как мне не хочется снова ввязываться в эту алхимию, — улыбнулся я. — Вам не нужно ввязываться в то, о чём Вы не имеете ни малейшего понятия, — он щёлкнул пальцами, и между ними вспыхнул крошечный огонёк. Августин трудолюбиво развивал свои магические способности эти долгие семь лет. — Можете просто смотреть, как работает мастер. Нормандиль привлёк внимание кашлем. — Мы уже обсудили возможные варианты. Яд был подмешан в щербет, но следов в остальной пище не найдено. Значит, отравитель, как Вы верно подметили, знал предпочтения Её Величества. — Я имел доступ к кухне, — сказал Мун. — Гилмор и Гундуф ничего не знали. Повар работает ещё со времён, когда Чернокнижник был жив, он не мог на такое пойти. — Ты можешь определить яд? — спросил я у Августина, переводя взгляд с Муна на эльфа. — У меня есть кое-какие идеи. Лаборатория на втором этаже, — он достал из складок плаща флакон с остатками розовой жидкости — щербета. Мы поднялись с трудом. Августин постоянно фыркал, когда я останавливался подышать. Но, когда мы добрались до идеально чистой лаборатории Августина, перед нами открылось множество склянок, пучков сушёных трав и магических ламп. В углу тихо булькал какой-то котёл, издавая запах, от которого слезились глаза. Клементина позаботилась о том, чтобы у эльфа было пространство для работы ещё до того, как её попытались отравить. Августин поставил флакон на стол и принялся рыться на полках. — Подайте эфирный дистиллятор и реактив на алкалоиды, — пробубнил эльф. Я повиновался, но потом по большей части просто стоял и наблюдал, как он смешивает жидкости, капает что-то в пробирки и шепчет заклинания. Раствор в колбе поменял цвет с розового на ядовито-фиолетовый. — Хм-м, — протянул Августин. — Что такое? — спросил я, закашлявшись. — Горленгемский лотос, — Августин нахмурился и наклонился ближе к пробирке. — Это ни о чём мне не говорит, — сказал я. — Горленгемский лотос, — повторил эльф, отставляя пробирку. — Это цветок, который растёт на болотах леса теней. Из него делают яд без вкуса и запаха. Действует на нервы, — он покрутил у виска. — И кто, чёрт возьми, мог такое провернуть? — спросил я, следя за тем, как Августин пожимает плечами. — Тот, кто знает, где искать. И кто имеет связи с болотными племенами. — Мы должны туда отправиться, — я сжал кулаки. Дверь резко открылась и на пороге показалась Севрида, явно подслушавшая наш разговор. — Это не место для прогулок, — вдруг сказала она. — Но, если очень надо… то без меня вы там за час сгниёте. Просто обозначаю уровень опасности. — Собираемся на рассвете, — сказал Августин. — Предупреди остальных, Севрида, — он затушил свечи.

***

Что-то тёплое и упрямое упёрлось мне в бок. Соня. Она раскинулась между мной и Лерой, как маленький захватчик, завладевший всей кроватью. Одна её нога лежала на моём животе, а правая рука опустилась на лицо Леры. Супруга уже открыла глаза и смотрела на меня через всю эту живую баррикаду. — Костя, — прошептала она, чтобы не разбудить Соню. — Сегодня суббота, мы Лену хотели пригласить в гости. Я кивнул, осторожно приподнимаясь, стараясь не потревожить дочь. Но Соня тут же заворочалась, потянулась и уткнулась носом мне в плечо. — Пап… — она протёрла кулачками глаза. — Ты пойдёшь в магазин? Тётя Лена же придёт, да? Лера вздохнула и мягко улыбнулась. — Ты же только проснулась, Витаминка. Давай сначала позавтракаем? — Нет! Я хочу с папой! — Соня села, размахивая руками, и чихнула. — У тебя нос заложен? — нахмурился я. — Немножко, — она потёрла кончик носа. — Но я не больная! — Это мы сейчас проверим, — она достала градусник. — Как всегда. Не успела в садике появиться, как уже сопли. Пока Соня держала градусник, я набрал номер Лены. Она подняла трубку примерно после нескольких секунд. — Лен, привет, — сказал я, когда она ответила. — Помнишь, мы с Лерой приглашали тебя к нам сегодня? — Помню, котятки, — засмеялась Лена. — Не хотите потом погулять сходить по вашему заповеднику? — У Сони какие-то сопли непонятные, — я посмотрел на дочь, которая размахивала градусником, как мечом. — Наверное, лучше без прогулок. Я тебе дам осельтамивир для профилактики вирусни, если ты боишься. Очень хотим увидеть тебя вне решёток. — Я в деле, — Лена, кажется, соплей не испугалась вовсе. — Мне что-нибудь принести? — Нет, ничего, Леночка. Только себя, — сказал я. — Мы тебя к часу примерно ждём, хорошо? Лена согласилась, и я сбросил трубку, отвлекаясь на ребёнка. — У неё тридцать семь и два, — заключила Лера. — Если завтра к вечеру не пройдёт, то больничный возьмёшь ты, хорошо? Как раз отдохнёшь. — Да, хорошая идея, — ответил я. — Я её научу в шахматы играть. Лера улыбнулась. — Я тебе сейчас список покупок напишу, — она ушла в комнату Сони, чтобы взять какой-нибудь листочек. Через какое-то время Лера вернулась и протянула мне список — аккуратный почерк с подчёркнутым дважды пунктом «Ничего лишнего!!!». — Пап, — Соня подбежала и уцепилась за мою руку. — Пожа-а-алуйста, можно мне с тобой? — Только если ты шапку наденешь, — я потрогал её за лоб. — И без капризов в магазине. — Обещаю! Я достал её шапку из шкафа, розовую с цветным помпоном, и надел на неё. Уже в магазине Соня превратилась в моего персонального штурмана. — Пап, тут сыр! — она тыкала пальцем в витрину. — А вот сосиски! — Соня, не тыкай пальчиком. Сосисок в списке нет, — я покачал головой. — Но они же вкусные! — Соня сделала глаза кота из «Шрека». Я сдался и положил упаковку в тележку. Потом было печенье, которое Соня объяснила тем, что «мама разрешает!». Потом жвачка — «я её выплюну!». Ну и в конце концов шоколадный сырок — «ну па-а-ап, ну он же маленький!». У кассы я заметил, что Соня потирает нос. — В понедельник останешься дома, если не пройдёт, — сказал я, прикладывая карту. — Ура! — подпрыгнула Соня. — Ты будешь со мной играть? — Весь день, — сказал я, подхватывая пакеты в одну руку, а другой держа Соню. — В шахматы будем играть. На «лошадку» меня больше не хватит. — Что такое шахматы? — чихнула Соня. — Это высокоинтеллектуальная настольная игра. Тебе понравится. Я потом покажу. Мы зашли в квартиру. Лера приподняла бровь, разбирая наши запасы. — Сосиски? — строго спросила она. — Они сами впрыгнули в корзину, — я развёл руками. — А сырок? — Его зайчик подбросил, — неуверенно сказал я, пока Соня хохотала. Лера потрепала меня по волосам.

***

Я уже в сотый раз за утро вытирал Сонин нос, когда дверный звонок задребезжал громко и пронзительно. — Тётя Лена! — Соня вырвалась из моих рук и помчалась к двери, шлёпая босыми ногами по паркету. Я успел лишь крикнуть, чтобы она не открывала сама, но Лера уже опередила дочь. На пороге возникла наша гостья. — Приве-ет! — сказала Лена, устраивая ребёнку «щекоточный обстрел». — Мой котичек-пупсичек! Как твой насморк? — Почти прошёл! — Соня тут же чихнула, выдавая неправду. Я протянул Лене стакан воды и таблетку. — На, выпей, чтобы не подхватить «котичковую заразу», — сказал я. — «Котичковая зараза» — это токсоплазмоз? — Лена закатила глаза, но таблетку проглотила. — Я в больнице теперь каждый день с сопливыми ординаторами общаюсь. У меня иммунитет. — В коробке тортик? — Соня прыгала вокруг Лены, пытаясь заглянуть, что она принесла с собой. — Пирог, — поправила её Лена. — С яблоками и корицей. Для самой красивой виолончелистки. Папа же купил тебе виолончель уже? Соня активно закивала. Мы двинулись на кухню, где Лера перемешивала кастрюлю с куриным супом. — Леночка, привет, — сказала супруга, вытирая руки о полотенце. — Как дела в отделении? Костя вчера откровенничать не соизволил. — Привет, зайка, — сказала Лена. — Да как обычно: Николай Иваныч ворчит, что Ира даже надгрызенные конфеты тырит, — Лена плюхнулась на стул, тут же получая от Сони в подарок пластилиновую фигурку Фени. — Ух ты! — Лена переключила внимание на игрушку. — Это ты сама сделала? Ну и шедевр! Соня забралась ко мне на колени, явно довольная собой. — Папа вчера учил меня играть на виолончели! А в понедельник он возьмёт больничный, и мы будем играть в шахмурты! — Во что? — удивилась Лена. — В высокоинтектуарную настольную игру! — Шахматы, Витаминка, — поправила её супруга, смеясь. — И в «высокоинтеллектуальную». — Хочешь, я сыграю тебе на виолончели? — Соня не обратила внимание на исправление и сползла с моих колен. — О, концерт! — Лена потирала руки. Соня хихикнула, затопала по паркету опять и скрылась в комнате. Через две минуты она уже тащила на кухню инструмент. Она поставила его между колен, беря смычок, как лопату, но лицо её было серьёзным и торжественным. — Сонечка, — я поправил её правую руку. — Ты держишь смычок, как будто ты контрабасистка. Соня исправилась и… заиграла. Если это можно было так назвать, конечно. Звук напоминал раскаты грома, но ребёнок водил смычком по струнам с таким упорством, как будто она исполняла Паганини. Даже для важности прикрывала глаза, пародируя меня. — Это «Петушок»? — догадалась Лена. — Да! — Соня гордо кивнула, не прерывая «исполнения». Лера прикрыла рот рукой, чтобы не смеяться и не смущать дочь. Лена же, к её чести, сохраняла каменное лицо и делала вид, что ей очень нравится. — Браво! — захлопала она. — Скоро тебя в консерваторию возьмут! — Правда? — глаза Сони загорелись. Она вряд ли знала, что это такое, но Лена произнесла это слово с поднятым пальцем вверх, поэтому Соня поняла, что консерватория — достойное место для её музыкального таланта. — Абсолютно точно, — я подмигнул Лене. — Но сначала съешь суп. — Ура! — Соня бросила виолончель на диван и помчалась к столу. Лена ахнула. Соня потянулась к хлебу. — Ну что, Кость… — начала Лена, когда Соня в очередной раз выбежала из комнаты с куском хлеба во рту, чтобы отнести виолончель на место. — Что тебе доктор сказал? — Рецидив, — ответил я. — Метастазы в печени и в правом лёгком. В зоне послеоперационного рубца локальная опухоль и в перикард инвазия. Повисло молчание. — Пап, а можно мне ещё хлеба? — Соня вернулась с зайцем с руке. — Можно, — я передал ей кусочек. — Только смотри, чтобы у тебя запора не было. — Ла-адно… — пробубнила дочь.

***

Соня взахлёб рассказывала тёте Лене про то, как они с бабушкой лепили Феназепама из пластилина, а кот чуть не съел фигурку. — И тогда бабушка сказала, что, если кот будет есть пластилин, то… Я сидел, сдерживая себя от ноющей боли в груди, которая нарастала сейчас особенно быстро. Но в какой-то момент она из ноющей превратилась в острую и колющую. Пальцы сами собой впились в край стола, но я не мог попросить об инъекции, когда ребёнок сидит прямо передо мной. — …и мы потом в садике всей группой искали этот киндер-сюрприз! — Соня снова размахивала руками, не замечая того, как я жмурю глаза и стискиваю зубы. Но Лера заметила. Её рука легла мне на плечо — тёплая и твёрдая. — Соня, посиди с тётей Леной, — голос супруги был спокойным. — Папе нужно принять лекарство. — А можно мне конфетку? — Соня тут же переключилась. — После того, как ты всё-таки доешь свой суп. Нужно чуть-чуть поменьше разговаривать с тётей Леной, чтобы ты успевала, — Лера достала из аптечки коробку с ампулами. Мы прошли в спальню, и как только дверь закрылась я рухнул на кровать, сжавшись в комок. — Чёрт… — застонал я, впиваясь пальцами в простыню. Лера молча набрала раствор в шприц, помня то, как это делал я, а затем протянула мне флакончик со спиртом. — Пшикни мне на руки, — сказала она. Я едва мог разжать пальцы, но всё равно брызнул. Лера растёрла спирт ладонями. — Напомни… — шёпотом спросила супруга. — Одну ягодицу… — заскулил я. — Делишь… на четыре части… верхний наружный квадрант, — я прикусил руку, сжимая челюсти. Игла вошла резко, и я дёрнулся, приглушая вопль прокусанной кистью руки. — Всё, всё… — Лера погладила меня по спине, пока я дрожал, натягивая брюки обратно. — Полежи здесь, любимый. Я Лене скажу, что всё нормально, чтобы они не беспокоились. Я кивнул, не в силах выдавить ни слова. Она поцеловала меня и вышла за дверь. На какое-то время я остался один — с тихим звоном в голове, с медленно отступающей болью. Из-за двери донёсся смех Сони: «А папа где?». — Папа отдыхает, — приглушённо ответила Лера. — Он же обещал шахмурты! — Если обещал, то выполнит. Я зажмурился, вдавливая пальцы в веки. «Нужно продержаться. Продержаться ради них».