Призрак Броккена

Университет Вивейра — величественное, вычурное здание, издалека напоминающее покрытый кремовыми завитками бежевый торт, — кипел жизнью. Его фасад, щедро украшенный колоннами, арками и лепниной, словно сошёл с открытки эпохи позднего Возрождения: статуи бородатых философов в тогах смотрели вдаль с осуждением и серьёзностью, балюстрады изгибались, как взбитые сливки, а над главным входом возвышался купол, увенчанный гербом с неразборчивым девизом на латыни. Университет стоял здесь уже несколько столетий, непоколебимый, как само время. Годы текли, менялись законы, мода, развивались наука и техника, а каменные мужи неизменно отчуждённо взирали на входящих в высокие двери молодых людей. Только теперь благородных юношей из знатных родов сменили совсем другие студенты. Генрика обычно удивлял этот контраст незыблемой, монументальной истории, которым дышало здание университета, и наполнявшие его шумные, не похожие друг на друга учащиеся. Цветные волосы, яркие одежда и макияж, татуировки и аксессуары остро контрастировали со строгостью и холодностью каменных стен. Университет казался Генрику живым, чопорным, заслуживающим уважения старцем, с которым следовало держаться почтительно. Именно поэтому студенты, сидящие у подножия статуи основателя, пьющие газировку и смеющиеся в полный голос или в обуви забирающиеся на широкие подоконники в коридорах, вызывали у него лёгкую оторопь и странную смесь осуждения с искренним, почти детским любопытством. Хотел бы и он чувствовать себя так же свободно и непринуждённо, не бояться лишиться привилегии находиться здесь, в просторных аудиториях храма науки, за досадную оплошность. Но он боялся. Поэтому вёл себя подобающе, внутренне благодаря бездушный камень за предоставленную возможность просто ступать под его своды. Однако сегодня даже шумные студенческие стайки не привлекали его внимания. День, последовавший за бессонной, полной кошмаров ночью, начался просто ужасно. Как Генрик и предвидел, Дэвин с самого утра принялся донимать его советами прибегнуть к помощи медицины. Пока Генрик стоял у плиты, переворачивая как назло пригорающие блинчики на сковороде, тот опёрся на косяк двери и, скрестив руки на груди, буравил его спину взглядом: — Генрик, так нельзя. Ты просыпаешься в слезах почти каждую ночь, а потом до утра бродишь по квартире, как призрак. Надо что-то сделать, чтобы ты нормально спал. Принимать таблетки какие-нибудь… — Снотворное не продают без рецепта, — раздражённо отрезал Генрик, мысленно выругавшись на тесто, в который раз неровно растёкшееся по сковороде. Казалось, его внутреннее состояние отражалось даже на качестве завтрака. — Я в курсе, поэтому и говорю, что нужен врач… — Я не больной. Это просто сны, а не болезнь какая-нибудь. — Сны, которые не дают тебе высыпаться, — Дэвин отклеился от косяка и подошёл ближе, облокачиваясь о кухонную тумбу и пытаясь заглянуть ему в глаза. — Ты сам не свой в последнее время. Так не может продолжаться. — Я сам решу, что может, а что не может, — процедил Генрик сквозь зубы, не отрывая взгляда от миски с тестом. — Если я тебе мешаю, могу спать на диване. — Да господи, блять, — Дэвин цокнул языком, отворачиваясь, будто ища поддержки у самой квартиры. — Речь вообще не обо мне! Это ты перестал спать нормально. — Откуда тебе знать, что для меня нормально? — Генрик наконец поднял на него взгляд, и глаза его метали молнии. — То, что я не просыпался посреди ночи сразу после отъезда из Салвора, было ненормальным. А теперь всё вернулось в норму. У меня всегда были проблемы со сном. Я надеялся, что ты принял это во внимание, когда соглашался жить со мной вместе. Дэвин беспомощно поджал губы. Генрик снова отвернулся к плите, зная, что тот всматривается в его лицо — в усталые, тяжёлые веки, в тени под глазами, которые вернулись и с каждым днём становились всё глубже. — И что, ты всю жизнь собираешься вот так страдать? Спать урывками? Мучиться кошмарами? — Само пройдёт, — пожал плечами Генрик, стараясь звучать как можно более равнодушно. Его раздражало всё: подгорающие, неровные блины, тяжесть в теле от недосыпа, бесконечные, попадающие в цель вопросы, на которые у него не было желания отвечать. — А в чём проблема обратиться к врачу? Генрик с грохотом поставил тарелку с блинами на стол и молча направился в спальню, на ходу стягивая с себя домашнюю одежду и игнорируя вопросительный взгляд Дэвина. Даже его ангельскому терпению пришёл конец. — Ты куда? А завтрак? — Ухожу в универ. Я не голоден. *** Приближался обед, а настроение так и оставалось паршивым. Наскоро перекусив безвкусной едой в столовой, Генрик нашел нужную аудиторию, опустился за свободный стол и рассеянно выложил учебники из сумки. В голове вновь и вновь прокручивался утренний разговор с Дэвином, и с каждым новым оборотом мыслей вокруг своей оси раздражение только росло. Нет, он знал, что у Дэвина бывают сложности с эмпатией. Но как тот не мог понять, что Генрик просто не мог обратиться к врачам? Почему не попытался поставить себя на его место, пораскинуть мозгами, представить возможные сценарии? Генрик вытянул перед собой руки ладонями вниз и взглянул на слегка подрагивающие пальцы. С внутренней стороны запястий вверх поднимались кривые, светло-розовые шрамы, выпуклые, с едва заметными белыми точками по краям. Они пересекали другие шрамы, потоньше и посветлее. Даже в тёплую погоду он был вынужден прятать этот постыдный узор под длинными рукавами, следить, не задрались ли манжеты, особенно если приходилось поднимать руки. Обратиться к врачу значило обнажить эти шрамы, а вместе с ними — и свою историю. Но, конечно же, историю пришлось бы придумывать заново, и придумывать тщательно, словно преступнику на допросе, чтобы в итоговом рассказе сошлись все факты и чтобы история при этом не звучала слишком уж безумно. А ведь она была безумной, его история. И, узнай врачи её настоящую, Генрика бы лечили вовсе не от недосыпа. От воспоминания о лечебнице в Грейвендале, о безумных, бормочущих неразборчивый бред стариках Генрика передернуло. Нет, доверять врачам рассказ о его заслуживающей экранизации жизни никак нельзя. Даже если и получится выкрутиться, сочинить достаточно правдоподобную ложь о трудном прошлом, умолчав о бестелесных монстрах, культистах и ритуале на древнем капище, о попытках самоубийства сказать всё равно придётся. Генрик неосознанно сжал левое запястье и большим пальцем провёл по скрытым под рукавом шрамам. Он не был уверен, что информация о двух неудачных попытках уйти из жизни не повлияет на его обучение, не поставит крест на его перспективах. Наверняка — запятнает резюме. А этого он допустить не мог. Учёба, стипендия, диплом — наряду с отношениями с Дэвином это было всем, на что он мог опереться. Ради этой цели, этого будущего он был готов забить на себя, не есть, не спать, грызть землю зубами, лишь бы выбраться из той чёрной ямы, в которую его с завидным упорством снова и снова сталкивала судьба. Значит, придётся справляться самому. Теперь призраки преследовали его лишь во снах, а следовательно не представляли реальной угрозы. С этим можно было жить. — Привет. У тебя всё в порядке? Генрик вздрогнул и быстро скрестил руки на груди, пытаясь спрятать их от внезапного нарушителя его хрупкого спокойствия. Напротив него, чуть наклонившись вперёд и изучающе вглядываясь в его лицо, присела Элинор. Он невольно покраснел — из всех одногруппников именно она казалась ему самой яркой, самой харизматичной. Генрик любил и умел подмечать красоту в окружающем мире, и девушка с первого дня учёбы показалась ему красивой, как явление природы или дикое, идеальное в своей грации животное. Гладкая кожа с ровным оливковым загаром, прямые длинные волосы цвета вороньего крыла, высокие скулы и глубокие зелёные глаза, которые сейчас смотрели на него внимательно, с лёгкой, неуверенной жалостью. Генрик почувствовал, как от волны неловкости перехватывает дыхание, и поспешно прочистил горло: — Что? Элинор быстро взглянула на своих друзей, сидевших в другом конце аудитории и осторожно наблюдавшими за сценой, словно надеясь на их молчаливую поддержку. — Я просто хотела спросить, всё ли у тебя в порядке. Может, хочешь поговорить? — она вновь повернулась к Генрику и чуть наклонила голову в сторону, напомнив ему птицу. — А с чего ты взяла, что у меня что-то не в порядке? — неуверенно засмеялся Генрик, стараясь скрыть смущение и безуспешно пытаясь куда-то деть руки. Элинор слегка улыбнулась, и в этой улыбке Генрику почудилось лёгкое снисхождение. Было в выражении её лица что-то тёплое, располагающее к себе, почти родительское, как будто девушка была на несколько лет его старше и намного мудрее. — Я просто заметила, — медленно начала она, опуская взгляд, будто бы для того, чтобы не смущать его ещё больше, — что ты в последнее время какой-то потерянный. Садишься сзади, стараешься не отсвечивать. Выглядишь уставшим. Она снова подняла глаза и обвела пальцем зону под ними. Генрик машинально поднёс к лицу телефон с выключенным экраном. Даже в мутном отражении тени под нижними веками казались слишком отчётливыми на фоне бледной кожи. — Ты ведь не из Вивейра? Издалека, да? Я… — девушка снова оглянулась на следивших за ней одногруппников. — …мы просто подумали: вдруг ты здесь совсем один. И если что-то случилось, тебе даже поговорить не с кем. Может, мы могли бы тебе чем-то помочь? Генрик окончательно потерялся и молча уставился на обложку своего учебника, лихорадочно пытаясь сгенерировать хоть какой-нибудь ответ. В голове не укладывалось, как такая красивая и, судя по всему, не страдавшая от недостатка общения девушка могла сама подойти к нему и предложить помощь, о которой он даже не заикался. От мысли, что она вместе с друзьями, видимо, какое-то время за ним наблюдала — раз заметила изменения в его поведении и внешности — его одновременно будто окатило ледяной водой и бросило в жар. — Слушай, я не настаиваю, — мягкий голос Элинор вернул его к действительности. — Просто, если что, мы с ребятами будем рады тебя выслушать. Она замялась на секунду, затем добавила с легкой небрежностью: — Кстати, у тебя есть планы на обед? Мы собираемся попить кофе, тут недалеко. Пошли с нами? — Нет… планов нет, — растерянно улыбнулся Генрик. — Ну вот и отлично, — Элинор кивнула и поднялась на ноги, слегка хлопнув ладонью по столу, словно скрепляя устную договорённость. — Тогда после пары выдвигаемся. Там и пообедать можно, не только кофе попить. Во время занятия Генрик никак не мог сосредоточиться на словах профессора. Мысли упорно возвращались к разговору с Элинор, и он то и дело бросал короткие взгляды на троих друзей, сидевших неподалёку и весело перешёптывавшихся. Рядом с девушкой расположился, должно быть, один из самых эффектных студентов университета — Лексир. Высокий, с контрастной, андрогинной внешностью, тёмными густыми волосами, почти всегда собранными в замысловатые причёски, и узкими, лисьими глазами, он мог бы сойти за эльфа из сказки, если бы не чёрные тоннели, растягивавшие мочки ушей, и не татуировки, покрывавшие его шею и руки. За партой впереди виднелась прямая спина Астелла. Время от времени он поворачивался, когда Элинор лениво проводила пальцами между его лопаток, и в ответ морщился, игриво приподнимал бровь и шёпотом отвечал на неслышимые Генрику реплики. В покое он всегда выглядел сосредоточенным и напряжённым: тёмно-синие глаза за стеклами больших очков в прозрачной оправе смотрели настороженно, почти враждебно, будто он постоянно ожидал подвоха. Но стоило ему улыбнуться — и его лицо мгновенно преображалось: на щеках появлялись очаровательные ямочки, а взгляд становился тёплым и доверчивым. Генрик не мог перестать глазеть на троицу, словно только теперь увидел их по-настоящему. Тревога от предстоящего совместного обеда гудела в ушах, мешая сосредоточиться на мире вокруг. Опыт прошлого подсказывал: такого просто не бывает. Не может быть, чтобы кто-то подошёл к нему без скрытого умысла, захотел помочь лишь потому, что захотел. За свои, в общем-то, недолгие годы жизни Генрик так и не узнал, что значит иметь настоящих друзей. Да и кто стал бы дружить со странным парнем, который вздрагивает от пустоты за углом или вдруг замирает, глядя тебе через плечо полными ужаса глазами, будто там только что промелькнул призрак? Поэтому то, что Элинор подошла сама, улыбнулась и пригласила его на обед, казалось неправильным, нереальным, словно кто-то нарочно выдернул этот момент из чужой, слишком благополучной жизни и небрежно вставил в его собственную. Он боялся спугнуть её, показаться чудаковатым, недостаточно хорошим, недостаточно интересным. Нет, лучше вовсе не начинать общения, чем разочаровать новую знакомую и потом натолкнуться на холодную стену отчуждения и нарочитого избегания. Занятие пролетело слишком быстро, и к его окончанию Генрик твёрдо решил уклониться от совместного обеда. Он торопливо засовывал учебники в сумку, бросая короткие взгляды в сторону своих одногруппников, надеясь, что они забудут о договорённости и просто уйдут из аудитории раньше, позволив ему незаметно ускользнуть. Троица, казалось, и впрямь не обращала на него внимания: Элинор что-то взахлёб рассказывала парням, активно жестикулируя, словно всё занятие сдерживалась, а те периодически взрывались громким хохотом. Генрик уже направился к выходу вместе с толпой других учащихся, стараясь затеряться за чужими спинами, но Элинор окликнула его по имени: — Генрик! Обедать идём? Пришлось обернуться и изобразить вежливую улыбку. Девушка снова подошла к нему первой, поправляя сумку на плече. Её глаза светились такой обезоруживающей теплотой, что Генрик смутился и отвёл взгляд. — Да, пойдем, — с языка сорвались совсем не те слова, что он целый час репетировал в своей голове. Астелл и Лексир осторожно приблизились к ним, будто боялись спугнуть своего нового знакомого. Парень в очках первым протянул руку, и Генрик осторожно пожал его широкую, сухую ладонь, покрытую уже зажившими ссадинами. — Даже как-то странно знакомиться после того, как проучились вместе почти два месяца, — мягко улыбнулся Лексир, глядя на компанию сверху вниз. — Но друзья зовут меня Лекси, если что. — Друзья зовут меня Генрик, — Генрик тоже не смог сдержать улыбки. — У моего имени не так-то много вариантов. — Ну, я тебя понимаю, — фыркнул Астелл, нетерпеливо поправляя очки и переминаясь с ноги на ногу. — Наконец-то хоть кого-то, кроме меня, тут будут называть полным именем. Да, Эли? Девушка только весело рассмеялась и махнула рукой в сторону выхода. — Пойдём уже. Я готова убить за чашку капучино, серьёзно. Вместе они покинули аудиторию и зашагали по людным коридорам университета. Генрика не покидало ощущение, что ещё секунда, ещё шаг — и всё это закончится. О нём забудут, от него отвернутся, его оставят позади. Чтобы этого не случилось, нужно было что-то сказать, как-то привлечь к себе внимание, но в голове, как назло, не было ни единой стоящей мысли, ни одной потенциально интересной реплики. В мозгу будто порхал рой вспугнутых мошек, слишком глупых и неважных, чтобы даже попытаться поймать и рассмотреть одну из них поближе. — Генрик, так откуда ты? — вырвал его из потока панических размышлений голос Лексира. — Ты же не из Вивейра, да? — Нет, — Генрик покачал головой и на секунду отвёл взгляд в сторону. — Я из маленького города на севере, в горах. Вы вряд ли знаете. — Не из Салвора, случайно? — Астелл поравнялся с ним и с интересом заглянул в лицо. — Вот было бы прикольно. Генрик непроизвольно вздрогнул и встретился с одногруппником глазами, пытаясь понять, что значили его слова. — Прикольно? В каком смысле? — пробормотал он, пытаясь звучать как можно более непринуждённо. — Ну, там же какая-то эпидемия была в прошлом году? — Астелл уловил напряжение и неуверенно взглянул на друзей, словно ища поддержки. — В новостях говорили, что какой-то вирус поубивал стариков. А те, кто помоложе, оттуда переехали. Сейчас там почти никого не осталось. Генрик тяжело втянул носом воздух, стараясь успокоиться. Он сознательно ограждал себя от новостей о родном городе настолько, насколько это было возможно. Его мать, Феларис, оставалась единственной ниточкой, связывающей его с удушающе тёмным прошлым, которое он хотел забыть как можно скорее. И даже с ней они практически не общались, обмениваясь короткими сообщениями раз в месяц или и того реже, обсуждая только самочувствие друг друга. О том, что творится в Салворе после его отъезда, Генрик не знал и знать не хотел. Три пары глаз выжидающе наблюдали за ним. — Да, я оттуда, — медленно произнёс юноша, поправляя упавшие на лоб волосы, чтобы чем-то занять руки. — И я тоже переехал. Не только из-за эпидемии, но и потому, что хотел поступить сюда. — Так, а правда… — начал было Астелл, но Элинор жестом заставила его замолчать, укоризненно наклонив голову. — И как тебе Вивейр? — её улыбка в который раз заставила Генрика почувствовать себя в безопасности. — Красивый. Шумный, — он смущённо хмыкнул. — Но к шуму я постепенно привыкаю. А ещё тут… много возможностей. — Это правда, — кивнула девушка. — Тут тебе и офисы всех крупных компаний, и университеты, и исследовательские центры, и культурная среда здорово развита… Я здесь родилась, и Лекс тоже. Лучший город на свете, правда же? — она игриво ткнула друга локтем в бок. — Точно, — Лексир весело ухмыльнулся. — А тебе, Генрик, что интересно? Ты уже был где-нибудь? На Площади Единства? В театрах, в музеях? Или ты больше по ночной жизни? — В центре был, да, — воспоминание о площади, на которой возвышается монумент с тянущимися к небу диспропорциональными человеческими фигурами со слишком длинными руками, а вокруг снуют сотни туристов и горожан, заставило Генрика поёжиться. — Но на большее пока что не было времени. Я хочу сосредоточиться на учёбе. Честно говоря, мне очень многое нужно нагнать, даже из базовых знаний. — Ой, всё, чему учили в школе, можно смело выкинуть из головы, — фыркнул Астелл. — Главное, не забывай время от времени веселиться. И спать. Элинор снова взглянула на него, сдвинув брови, но в этот раз строгий взгляд не возымел должного эффекта. — Что? — Астелл недовольно скривил губы. — Ну парень правда выглядит не очень. Нет, не принимай близко к сердцу, — он перевёл взгляд на Генрика, и в его глазах промелькнуло смущение. — Ты отлично одеваешься и всё такое. Но в начале учебного года ты выглядел посвежее. — Мы все выглядели посвежее в начале учебного года, — примирительно проговорил Лексир. — Сейчас выпьем кофе, взбодримся. Он первым толкнул стеклянную дверь в кафе и придержал её, согнувшись в игривом поклоне. Генрик благодарно улыбнулся, проходя мимо. С каждой секундой он ощущал себя всё спокойнее в окружении этих людей, и, хоть тревога чёрным паразитом продолжала ворочаться на периферии сознания, ему больше не казалось, что его могут внезапно оттолкнуть. Внутри его окутали запахи свежемолотых кофейных зёрен, тёплой корицы и пряного кардамона. Так же пахло в кофейне, где работал Дэвин, но здесь атмосфера была совсем иной. Просторное помещение утопало в мягком свете, струившемся сквозь окна с широкими подоконниками, на которых кто-то уже устроился с ноутбуком и чашкой латте. Столы стояли близко друг к другу, но так, что при желании можно было уединиться, выбрав место у стены. Стулья были разномастными, точно купленными на барахолках и с рук: мягкие кресла с пёстрыми обивками, деревянные складные табуреты, высокие барные стулья с потёртыми сиденьями у стойки с видом на улицу. Полки вдоль одной из стен были забиты книгами, банками с засушенными травами и пустыми керамическими кружками, сделанными местными мастерами. Кафе наполняли голоса студентов, тихая музыка и звон посуды, время от времени прерываемые бодрым шипением кофемашины. Генрик сделал заказ и опустился за один из низких столов вместе со своими новыми знакомыми. Казалось, они приходили сюда не просто часто — это было их место, их угол, и каждое из мягких кресел будто принадлежало одному из них, даже отдалённо напоминая своего временного хозяина. Генрик невольно улыбнулся этой мысли, сделал глоток пахнущего орехом капучино и прислушался к непринуждённой болтовне одногруппников. Телефон Элинор кочевал из рук одного парня к другому, и они оба внимательно всматривались в чью-то фотографию. — Какое-то у него лицо злое, — ухмыльнулся Лексир, увеличивая изображение. — А другой фотки нет? — Да почему злое? — девушка протестующе махнула рукой. — По-моему, вполне симпатичный. Астелл, скажи ему. Тот лишь скептически скосил глаза на экран, прижимая чашку к губам. — Не злое у него лицо, — проронил он и, не давая Элинор опомниться, добавил: — Просто деревенское какое-то. Ты уж прости. Лексир расхохотался, когда подруга выхватила телефон из его рук. Внезапно фотография оказалась перед глазами Генрика — так близко, что сфокусироваться на изображении удалось не сразу. — А тебе как? — Элинор выжидающе изогнула брови. — Ну норм же? С экрана ему спокойно улыбался молодой человек: овальное лицо, короткие светло-каштановые волосы, прямой нос, тонкие губы, аккуратный небольшой подбородок. Генрику показалось, что он уже где-то встречал его. Такое лицо можно было увидеть где угодно: в рекламе риелторских услуг, за рулём проезжающей машины, на банке йогурта. Обычное, ничем не примечательное лицо. — Да вроде… норм, — пожал плечами Генрик, вглядываясь в спокойные, чуть прищуренные глаза. — Он просто хочет быть вежливым, — фыркнул Астелл, размешивая осевший на дне напитка сахар. — И вообще, Эли, тут только ты можешь оценить мужскую красоту по достоинству. Генрик неожиданно для самого себя почувствовал, как щёки покрываются румянцем, и уткнулся в свою чашку. Он понимал, что Астелл не хотел задеть его. Что тот и вовсе не думал о нём, произнося последнюю фразу, но чувство безопасности почему-то испарилось. Черный тупорылый паразит поднял свою морду и обвил шею плотными кольцами тревоги. А ведь Генрик был уже почти готов рассказать своим новым знакомым о своих отношениях с Дэвином, как только представится такая возможность, как только те зададут ему вопрос. Если зададут. Но это внезапно перестало казаться хорошей идеей. Он вновь вслушался в ожесточённую перепалку за столом. — Ну так сходи, если пригласил, — Лекс смотрел на подругу, укоризненно морща лоб. — Ну я не знаю, — тянула та, по-прежнему вглядываясь в портрет, увеличивая его настолько, будто хотела прочитать скрытую информацию об изображённом человеке по пикселям. — Встанешь и уйдёшь, если он окажется каким-нибудь фриком. — Так а в чём смысл? Был бы он хотя бы симпатичным… — Да мы прикалываемся, Эл. Нормальный он, симпатичный. Может, ещё и человек хороший. Тебе-то самой он понравился? — Пока вы не начали его обсирать, да, — девушка цокнула языком и наконец спрятала телефон. — В общении прикольный, вроде. — Пригласи его на заезд, — Астелл слегка приподнял свою кружку, точно салютуя своей же идее. — Его, кстати, перенесли на эти выходные. Вы же всё равно придёте? И ты приходи. Генрик вынырнул из задумчивости, осознав, что последняя фраза была обращена к нему. Астелл поставил кружку на стол, повернул её в ладонях, словно искал наилучший ракурс, и продолжил: — Я, типа, на байке гоняю. На этой неделе будет гоночный уик-энд, можешь тоже прийти в воскресенье, посмотреть. Если планов нет. — Спасибо. Я постараюсь, — Генрик с любопытством вгляделся в синие глаза под опущенными сейчас густыми ресницами. Астелл, которого он сначала принял за прилежного ученика, проводящего своё свободное время в библиотеке, внезапно открылся перед ним с другой стороны. Трудно было представить его — невысокого, крепко сбитого парня в очках — верхом на мотоцикле, летящего по узкой трассе на бешеной скорости. В голове упорно вставал другой образ: за книгой, с карандашом или кистью в руке. Мысль о шлеме, скрывающем его лицо, и о рёве мотора, который заглушает его обычно спокойный голос, казалась почти нелепой — и оттого ещё более будоражащей. — Круто, — пожал плечами Астелл, оборачиваясь к остальным. — Приводи этого своего деревенского, посмотрим на него вживую. А в твоих пассиях я уже запутался. Вместо ответа Лексир только легко пнул друга ногой под столом. — Кстати, Генрик, — повернулась к нему Элинор после небольшой паузы, — ты прости за такой вопрос, но… Ты один? В смысле, если у тебя кто-то есть, приходите на гонку вместе. Три пары глаз выжидающе уставились на Генрика. Тот потупился, старательно подбирая слова: — Да, я… не один. Может, вместе придём. Девушка внезапно облегчённо выдохнула, положив ладонь на грудь. — Как замечательно. Я, если честно, всё мучилась, думала, тебе даже обратиться не к кому в случае чего. Ты здесь с кем-то познакомился, да? Генрик поднял на неё глаза и улыбнулся уголком губ. Тревога не улеглась, нет, но на неё наслоилось какое-то новое чувство: упрямство, желание прыгнуть в омут с головой и посмотреть, что будет. Даже раздражение. В конце концов, эти люди, пусть они и казались ему приятными, были всего лишь случайными знакомыми, одногруппниками. Скрыть от них Дэвина, скрыть, будто это что-то постыдное, показалось неправильным. Подлостью, предательством. Генрик опустил взгляд на застывшую на стенках чашки кофейную пенку. Будь что будет. — Нет, мы живём вместе. И вместе сюда переехали. Лицо Элинор расцвело искренней улыбкой. — Как здорово! И давно вы встречаетесь? — Уже год, — Генрик тепло улыбнулся сам себе. И правда, год. А он и не считал. — Офигеть, — она обвела друзей блестящими от восторга глазами. — Нам надо у них поучиться строить отношения, ребята. Лексир лениво повертел свой стаканчик в руке. — А она или он тоже у нас учится? — Нет, он работает, — Генрик сам удивился, как правильно и непринуждённо прозвучал вопрос и как легко оказалось дать на него ответ. — В кофейне, кстати. — Какой молодец. Надеюсь, ты нас скоро познакомишь. Генрик осторожно оглядел одногруппников. Ни один мускул не дрогнул на их лицах; разве что Элинор смотрела на него с новой, мягкой улыбкой, будто благодарила за доверие. Всё было… нормально? Волна обжигающего удивления в очередной раз накрыла его с головой. Поверить в то, что всё это происходит на самом деле, что издёвки, травля и косые взгляды навсегда остались в затянутом туманами городе, с каждой секундой становилось всё легче. После обеда Генрик вернулся в университет в компании своих новых друзей. Они больше не обсуждали нервировавшие его темы — разговор сместился в сторону учёбы и домашних заданий. Здесь Генрик чувствовал себя как рыба в воде и не без удовольствия пустился в пространные объяснения на тему заданного эссе. Его слушали внимательно, лишь изредка перебивая, и задавали уточняющие вопросы. Генрик наконец окончательно расслабился. В аудитории он уже было направился к парте в дальнем конце комнаты, машинально, даже не задумываясь о том, что делает, но Элинор окликнула его и кивнула на свободный стул рядом с собой: — Ты куда? Садись с нами. И Генрик сел. И пытался не улыбаться, как дурак, пока преподаватель читал скучнейшую лекцию о генеалогической классификации языков. *** — Я дома! Генрик звякнул ключами, закрывая входную дверь. В квартире стоял мягкий полумрак, сквозь приоткрытое окно в комнату проникал холодный, свежий воздух. Дэвин лениво обернулся к нему, полулёжа на диване с телефоном в руках. — Где шлялся? — несмотря на пренебрежительный вопрос, голос его прозвучал мягко, беззлобно. Бросив сумку на пол, Генрик в пару шагов преодолел расстояние между ними и склонился, целуя парня в лоб. От него, как это всегда бывало после смены, пахло кофе и выпечкой. Утренняя обида практически забылась, померкла под впечатлениями дня. — Ого, у кого-то хорошее настроение? Так где ты был? Обычно ты приходишь раньше, — Дэвин подвинулся, освобождая место около себя и провожая его взглядом. — Не поверишь. Кажется, я наконец-то нашёл… — Генрик упал на подушки рядом и осёкся. Необычное слово будто поцарапало язык. — …друзей. Ну, среди сокурсников. — Друзей? Сразу нескольких, что ли? Генрик усмехнулся и с готовностью заговорил. Перебивая сам себя, перепрыгивая от одного факта к другому, он принялся рассказывать, как именно познакомился с одногруппниками, об обеде и занятиях после, когда они уже сидели все вместе; в деталях описал внешность и подмеченные им необычные особенности каждого из них, даже спародировал тембр речи и манеру сидеть — так, чтобы Дэвин мог ясно представить его новых знакомых. Дэвин слушал внимательно, иногда кивая и сдержанно улыбаясь. К середине монолога Генрику стало казаться, что эта улыбка выглядит наигранной, но он был слишком увлечён воспоминаниями и своим импровизированным представлением, чтобы задуматься об этом. Когда он, наконец, замолчал, тяжело втянув ноздрями воздух, Дэвин лишь изогнул брови и скептически хмыкнул. — Ясненько, — подытожил он, переводя взгляд на занавеску, качающуюся в свете уличных огней. — Мне стоит ревновать? — Почему ревновать? — Генрик постарался, чтобы голос звучал весело, хотя неожиданный вопрос больно кольнул под рёбра. — Это ты мне скажи, — всё с той же ухмылкой продолжил Дэвин, неопределённо качая головой. — Ты в таком восторге от них, что я даже занервничал. Долгое, тягостное мгновение Генрик смотрел ему в глаза, силясь понять, шутит тот или нет. — Что за глупости, Дэв. Мне просто приятно наконец-то найти кого-то, с кем я мог бы подружиться. Я думал, ты будешь рад за меня. — Я рад, — короткий взгляд в сторону, будто подтверждающий неискренность сказанных слов. — Просто… Если ты задержался в первый же день вашего знакомства… Потом я вообще тебя не увижу? Становилось всё сложнее воспринимать сказанное как шутку. С лица Генрика постепенно сползла улыбка, уступая место холодному, внимательному взгляду, не сулившему ничего хорошего. — Дэвин, что за бред? Я не могу сидеть в четырёх стенах всё своё свободное время. И ты сам мотивировал меня познакомиться с кем-нибудь из университета. — Я же не думал, что толкаю тебя в объятия каких-то непонятных чуваков, — Дэвин всё еще пытался отшучиваться, но его голос звучал всё более низко, напряжённо. — Какие, к чёрту, объятия? И потом — я им рассказал про тебя. — И нахуя? — неожиданно резко огрызнулся Дэвин. Генрик опешил. Он-то гордился собой, гордился своей смелостью открыться перед малознакомыми людьми, ждал похвалы и признания за то, что не стал держать в тайне свои отношения, как какой-то постыдный секрет. А ещё — он был в восторге от ответной реакции своих новых друзей, от того факта, что он сможет познакомить Дэвина с ними, не скрываясь и не выдумывая байки об их крепкой дружбе… И уж никак не ожидал натолкнуться на осуждение дома, сидя рядом с любимым человеком. — В каком смысле «нахуя»? — Ну, зачем? Теперь же слухи поползут, — Дэвин скривился, будто уже ощущал кислый вкус сплетен на языке. — Будут говорить о тебе всякую херню. Оно тебе надо? — Мне надо жить свою жизнь и не скрываться, — процедил Генрик сквозь зубы, не отрывая ледяного взгляда от парня. — Я не для этого уехал из Салвора. А ты — из Лейдмира, Дэв. Здесь всё по-другому. И люди тут другие. — Слушай, я понимаю, — Дэвин протянул руку и похлопал его по предплечью, назидательно, точно старший наставник. — Ты и жизни-то в своём Салворе не нюхал. Думаешь, что в реальности всё так же волшебно, как в твоих книжках. Но нет, люди в большинстве своём — говно, везде и всегда. — А может, это просто ты рос в окружении говна и привык везде и всегда только его и замечать? — Ну да, ты-то у нас рос в сказочном лесу с феями и единорогами. — Вот именно, Дэв. Я рос в ужасных условиях, но даже я почему-то всё ещё верю в добро и могу отличить хорошего человека от морального урода. — Да неужели? — Намекаешь на то, что мои друзья — моральные уроды? — Генрик уже не мог сдерживать разгорающееся в груди раздражение. — В чём твоя проблема? Что за внезапный приступ ревности? — Я же не думал, что ты… — Дэвин махнул рукой, словно продолжение фразы было настолько очевидным, что проговаривать его не было смысла. — Что я что? Буду уделять внимание кому-то ещё? Я не часть твоего тела, чтобы постоянно быть с тобой. — А я не прошу постоянно быть со мной, — было слышно, как Дэвин тоже начинает заводиться. — Но ты мог бы хотя бы написать, сообщить, что вернёшься поздно. Генрик возмущённо огляделся вокруг. — А то что? Моему парню скучно сидеть в темноте одному? Или он не в состоянии сам себя покормить? — Я в состоянии сам себя покормить. Нашёл бы что-нибудь, — фыркнул Дэвин, скрещивая руки на груди. Генрик молча поднялся с дивана и распахнул стоящий рядом холодильник. Оттуда на него грустно смотрели открытая месяц назад банка джема, половинка засохшей луковицы и накрытое другой тарелкой блюдо с нетронутыми с утра блинчиками. Он вытащил его с полки, взвесил на ладони и всем телом повернулся к Дэвину. — Ну, вот это бы и с… — начал было тот, но Генрик не дал ему договорить. — То есть я не спал полночи, встал на час раньше, чтобы приготовить тебе эти сраные блины, а ты к ним даже не притронулся?! Дэвин замолчал и втянул голову в плечи. Он редко видел Генрика настолько рассерженным. Тот стоял, едва сдерживая злость: ноздри раздувались, тарелка подрагивала в тонких пальцах. — Ну, мы посрались утром, — пробормотал Дэвин. — У меня аппетита не было… — Знаешь что? — Генрик широким жестом распахнул дверцу шкафчика под раковиной. — Раз ты такой самостоятельный, то готовь себе сам. Прежде чем Дэвин успел возразить, стопка заветрившихся, покрытых лёгкой испариной блинчиков полетела в мусорное ведро. — Какого хера, Генрик?! — взревел Дэвин, вскакивая с места. — Я бы их сейчас доел! — Не мои проблемы, — пожал плечами Генрик, изящно опуская пустую тарелку в раковину и вытирая руки кухонным полотенцем. Не обращая больше внимания на молчаливо застывшего посреди комнаты Дэвина, он исчез в ванной. В тишине громко щёлкнула задвижка, и тут же послышался шум воды — слишком рано для того, чтобы Генрик успел раздеться и действительно встать под душ.