Тишина на 47-м

      На следующий день утро встретило меня сухим, чужим светом — таким, от которого зрачки сужаются и даже кофе не помогает. Я вошла в офис, и первое, что бросилось в глаза — тишина. Не та уютная, лениво-рабочая, а тяжелая, пустая.       Коридоры казались длиннее обычного. Лампы под потолком горели вполнакала, их ровный гул отдавался в висках. Шаги глухо стучали по ковролину, отражаясь от стеклянных перегородок. За столами — два-три человека, в основном из бухгалтерии. Остальные всё еще тянули свой отпуск, и от этого здание выглядело как декорация к фильму о конце света.       На чьём-то столе осталась заброшенная чашка с уже засохшей кофейной пенкой. В переговорке горел свет, но внутри — пусто. Возле окна в дальнем крыле кто-то стоял, глядя в серый город, и даже не обернулся, когда я прошла мимо.       Но я не видела саму Громову. Ни в коридоре, ни за её обычным местом в open space, ни у лифтов. И вместо того, чтобы наслаждаться этой паузой, ноги сами понесли меня в сторону её кабинета.       По пути я поймала запах свежего полироля — значит, уборщица уже была здесь. Дверь в кабинет Громовой была закрыта, но щель под ней выдавала мягкий тёплый свет.       Я постояла секунду, вглядываясь в своё отражение в матовом стекле двери. Уголки глаз всё ещё выдавали недосып, волосы — поспешные сборы утром. Своими холодными пальцами, я всё же взялась за ручку.       Внутри пахло её парфюмом, смешанным с чем-то новым — свежим кофе и бумагой, только что вытащенной из упаковки. Шторы были полуприкрыты, полосы дневного света лежали на столе ровными прямоугольниками.       Громова сидела у окна, спиной ко мне. Её силуэт казался вырезанным — строгий пиджак, собранные в идеальный пучок волосы. На столе — планшет, две стопки бумаг, маленький металлический степлер.       Я закрыла за собой дверь, и тишина стала плотнее. Пара шагов — и уже можно было разглядеть тонкий пар над её чашкой. Она листала документы медленно, и лениво, как человек, у которого весь мир в руках и нет причин торопиться.       — Что мне делать? — вырвалось у меня, но слова прозвучали тише, чем я ожидала.       Женщина не ответила сразу. Только провела ногтем по краю страницы. Потом, громко выдохнув, захлопнула папку, и звук в тишине кабинета прозвучал почти как выстрел.       Я стояла у стола, наблюдая, как она без спешки убирает папку в нижний ящик. Казалось, в её движениях была тщательно выверенная демонстрация — словно каждая мелочь должна была врезаться мне в память.       В кабинете было тихо, только тиканье настольных часов, да редкие шорохи бумаги. Свет из окна падал полосами — каждая из них делала пыль в воздухе видимой, и я ловила себя на том, что смотрю на эти медленно вращающиеся в воздухе крупинки, лишь бы не встретиться с её взглядом.       — Я спросила, — повторила я чуть громче. — Что мне делать?       Она подняла глаза. Никакой улыбки. Тот же холод, но… с какой-то тенью усталости. Отставив чашку кофе, женщина развернула кресло ко мне и облокотилась на подлокотник.       — Сначала — сесть, — произнесла ровно, кивнув на кресло напротив.       Я так и сделала. Кожаная обивка холодила сквозь ткань брюк, и я машинально провела ладонью по подлокотнику, ощущая мягкие вмятины от чьих-то ногтей — не моих.       — Второе, — продолжила она, доставая из папки несколько листов. — Открыть почту. Там будут файлы по «Фронтере 10». Прочитать всё, что отправила Левченко, — Громова говорила размеренно, ни разу не сбив ритм.       — Серьёзно? — я усмехнулась, глядя в сторону. — После всего… вы хотите, чтобы я просто читала файлы?       Громова чуть наклонилась вперёд, и свет из окна скользнул по её лицу. В этот момент я увидела, что на шее, под воротником, еле заметно краснеет тонкая царапина. Точно не от бумаги. Женщина поймала мой взгляд, но не отреагировала, просто взяла чашку и сделала глоток кофе.       В кабинете стало жарко, хотя батареи были холодные. Я слышала, как за дверью прошёл кто-то из отдела — шаги на ковролине, тихий звон ключей, потом звук кулера. Всё это казалось далеким, будто мы с ней в отдельном мире.       — И что, — сказала я, скрестив руки. — Мы теперь просто притворяемся, что… ничего не было?       Громова подняла глаза. И впервые за всё время — задержала взгляд дольше, чем на пару секунд. Потом медленно, почти с ленцой, вернулась к бумагам, листая их с каким-то демонстративным спокойствием, словно мой вопрос растворился в воздухе, так и не долетев до неё.       В коридоре хлопнула дверь лифта, и этот звук вернул меня в реальность. Я встала, сдвинув кресло так, что оно громко скользнуло по ковру.       — Ладно, — бросила я, уже на полпути к двери. — Умеете же вы прятаться за бумагами.       Она не ответила. Только провела пальцем по экрану планшета, не поднимая глаз.

***

      В open space стояла почти монастырская тишина. Обычно он жил гулом голосов, звоном кружек и щёлканьем клавиатур, но сегодня — только редкие звуки: кто-то откашлялся в углу, принтер лениво выплюнул пару листов, и снова всё стихло.       Я выбрала место у окна, подальше от центрального прохода. Сумка упала на стол, ноутбук раскрылся с тихим щелчком. Пальцы пробежали по клавишам — привычная последовательность для входа в корпоративную почту. На экране высыпались письма с пометками «Важно» и «К исполнению». Сухие заголовки, цифры, прицепленные файлы в PDF.       Пока я прокручивала их, боковым зрением отметила, как в дальнем конце зала мелькнула тёмная фигура Громовой. Она шла между рядами столов, не торопясь, с той плавной уверенностью, от которой у всех в радиусе трёх метров спина автоматически выпрямлялась.       Я уткнулась в экран, делая вид, что её присутствие меня никак не касается. Но через несколько минут — снова движение в поле зрения. Она уже у противоположной стены, разговаривает с кем-то из IT. Потом — возле кулера. Потом — у копировального аппарата. Каждый раз, когда я поднимала глаза, она была где-то в зоне видимости.       Минут тридцать прошло в этом странном ритме: несколько строк текста в отчёте — взгляд в сторону — там она. И так по кругу.       А потом тишина. Взгляд машинально скользнул по залу — пусто. Ни в проходах, ни у стен. Её больше не было.       Даже след простыл.       И только тогда я почувствовала, как внутри что-то расслабилось. Курсор на экране мигал над незаконченной фразой, но мне вдруг отчаянно захотелось отвлечься. Я свернула почту, открыла браузер и щёлкнула по закладке — хотела включить фильм, который давно откладывала.       Экран мигнул, и вместо титульной заставки фильма открылся чужой сайт. Не просто чужой — непристойный. Я моргнула, пытаясь осознать, что вообще происходит, и дёрнулась, чтобы закрыть вкладку…       — Интересный выбор, Зайцева.       Голос раздался настолько близко, что сердце рванулось в горло. Я медленно повернула голову.       Громова стояла рядом. Наклонилась чуть вперёд, опершись ладонями о край моего стола, так что её тень легла на клавиатуру. Запах её парфюма был таким же резким, как в тот вечер, но теперь к нему примешивался лёгкий холод улицы — видимо, только что возвращалась снаружи.       — Это не то, что вы… — начала я, но слова застряли.       Женщина склонила голову чуть набок, взгляд скользнул по экрану, потом — на меня. Уголки губ дрогнули, будто она что-то беззвучно обдумала.       — Не то, что я думаю? — её голос стал глубже, и каждое слово ложилось как на кожу, так и на нервы.       Громова медленно обошла мой стол, словно оценивая добычу, не спеша, растягивая паузу. Её ладонь скользнула по спинке моего кресла — лёгкое касание, но от него по позвоночнику побежали мурашки.       — У вас интересные… закладки, — произнесла она почти шёпотом, заглядывая мне через плечо. — И, кажется, очень специфичный вкус.       Я выдохнула, но не отстранилась. Чувствовала, как она наклонилась ближе — так, что её волосы скользнули по моему плечу. Запах её парфюма впитался в воздух, делая его тяжёлым..       — Может, мне стоит узнать, что именно вы собирались смотреть? — она чуть приподняла бровь, глядя прямо в мои глаза, уголки губ изогнулись в намёке на улыбку.       От этого взгляда внутри будто что-то сжалось и расправилось одновременно.       Я уже хотела огрызнуться, но она вдруг опёрлась ладонью о стол прямо рядом с моей рукой — так близко, что наши пальцы почти коснулись. В этот момент весь open space исчез для меня. Остались только её дыхание и этот жар, накатывающий волнами.       — Но знаете… — её голос стал медленнее, тягучее. — Не всё, что приятно, полезно на работе.       Женщина выпрямилась. И холод пришёл мгновенно — как будто меня окунули в ледяную воду. Взгляд снова стал деловым, почти скучающим.       — Закройте. И займитесь письмами.       Пальцы, которые секунду назад были рядом, исчезли, а её каблуки уже стучали по ковролину, удаляясь. Удаляясь и оставляя меня в полном шоке.

***

      К шести часам вечера, я собиралась домой, не предупредив Громову. Офис итак уже опустел — даже бухгалтерия, эти вечные трудоголики, наконец-то разошлись.       Я быстро сбросила файлы на флешку, выдернула её из порта и сунула в карман. Пусть ждёт меня завтра с отчётами.       Сумка захлопнулась с глухим звуком, и я уже направилась к лифту, когда в кармане джинсов вибрировал телефон.       Не глядя, я достала его, ожидая увидеть что-то от Алины или, на худой конец, рекламу. Но экран выдал короткую строку:       Уходите без спроса?       Сердце ёкнуло. Я обернулась — коридор пуст, ни души. Даже звуков нет, только гул вентиляции.       — Как она узнала? — шепчу я себе под нос.       Телефон снова завибрировал.       Вернитесь. В мой кабинет.       Я замерла. Пальцы сжали телефон так, что стекло затрещало. Можно было сделать вид, что не увидела. Выйти. Сесть в такси, и уехать. Но ноги уже поворачивали обратно.       Кабинет Громовой был единственным освещённым в этом крыле. Дверь приоткрыта — ровно настолько, чтобы я поняла: уже ждут. В её хоромы я вхожу без стука, потому что, считаю это бесполезным.       Знает ведь, что я единственная здесь, и никто другой не постучал бы.       Женщина сидела за столом, пальцы медленно водили по экрану планшета. Она даже не подняла глаз, когда я вошла.       — Вызываете через смс теперь? — спросила я, всеми силами стараясь, чтобы голос не дрогнул.       Громова нехотя отвела взгляд от своего гаджета, наконец посмотрев на меня.       — А как иначе? — её голос звучал сладко. — Вы же не собирались спрашивать разрешения.       Стиснув зубы до хруста, я чувствую, как на скулах резко выступили желваки — твердые, как камень. Губы непроизвольно подрагивают, выдавая ярость, которую не скрыть.       Громова откидывается в кресле, и свет из окна скользит по её лицу, высвечивая ту самую коварную улыбку — не широкую, не открытую, а едва заметную, будто играющую только в уголках губ. Будто женщина знала, что именно так я отреагирую. Будто ждала этого.       Её пальцы медленно барабанят по ручке кресла, ритмично, как палач, отсчитывающий последние секунды перед ударом.       — Я не обязана отчитываться за каждое содеянное, — её улыбка сразу сползла с лица, уступая любимому холоду.       Женщина отложила планшет, со скрипом встала и медленно обошла стол. Каблуки глухо стучали по полу. Подойдя ко мне вплотную, Громова наклонилась к моему лицу.       — Ошибаетесь, — прошептала. — Обязаны.       Её пальцы скользнули по моей руке, едва касаясь, и я почувствовала, как по спине пробежал холодок.       — Особенно после сегодняшнего.       — Это был всего-лишь случайный переход по ссылке.       — Враньё, — она усмехнулась. — Но мне нравится, как вы краснеете, когда лжёте.       После сказанных ею слов, я резко отстранилась.       — Если вам нечего сказать по работе, я ухожу.       Громова склонила голову, будто раздумывая. Потом резко шагнула вперёд, тем самым загородив мне путь к двери.       — Нет, — сказала она тихо. — Вы никуда не уйдёте.       — Почему это? Я имею на это право, — раздраженно говорю, и пытаюсь её хоть каким-нибудь способом обойти. — Вы что, ребёнок?       — Зайцева, за такие слова по губам получишь, — быстро отчеканила женщина, скрестив руки.       — Вы мне угрожаете? — берусь за ручку двери, но её рука рефлективно ложится на мой локоть, не сильно сдавливая. — Отпустите.       — Ещё что? — как меня бесит её ласковый голос.       — Да вы совсем охр… — мне прилетает по губам — не сильно, но достаточно, чтобы мои губы горели. — Вы с ума сошли?!       — Я предупреждала, — пожав плечами, Громова потянула меня к своему столу. — Садись.       — Вы понимаете, что это было против моей воли?! — начинаю кричать, как не уравновешенная.       — Зайцева, уже голова разрывается от твоего нытья, — массируя виски, женщина приступила к заполнению документов.       — Да ради всего святого, скажите что здесь происходит? — воплю я, садясь в то самое кресло, в котором и сидела несколько минут назад.       — Поможешь мне с одним проектом.       Не поняла. С каких пор, мы перешли на ты?       — Вообще-то!       Мой палец резко взмывает вверх, и Громова замирает. Её взгляд медленно скользит по моей руке, останавливается на лице. И тогда — идеально изогнутая бровь, будто вычерченная тушью, медленно ползёт вверх, задерживаясь в высокомерной полудуге. В глазах напротив читается то ли раздражение, то ли любопытство, но губы сжаты в тонкую ниточку, будто сдерживают улыбку.       Тишина. Только тиканье часов на стене да лёгкий скрип её кожаного кресла, когда она чуть откидывается назад, на этот раз — изучая меня, словно внезапно обнаружила нечто куда более интересное, чем предполагала.       — Вообще-то... что? — голос Громовой звучит низко, с ноткой хриплости.       Я уверенно открываю рот — но женщина уже поднимает ладонь, останавливая меня.       — Подумайте, прежде чем говорить.       Палец всё ещё тянется к потолку. Бровь всё так же приподнята. А в воздухе между нами повисает что-то острое, колючее, отчего дыхание становится чуть чаще, чем нужно. — Хорошо.       Жалею ли я, что я ей снова поддалась? Определенно.