Отшельница

      Дубову не спалось. Ему часто по какой-то причине не спалось в полнолуния. Он ворочался в постели, то натягивал, то отбрасывал в сторону одеяло, менял положение тела, не знал, куда лучше деть руку, чтобы она не затекала, и никак не мог отделаться от навязчивых мыслей.       В конце концов он сдался и сел у окна, наблюдая за ночным пейзажем. Стрекотали кузнечики, где-то у пруда квакали лягушки. Через окно в комнату проникал легкий ветерок. Сосны в отдалении мерно покачивали пышными верхушками. Разве что тучи закрывали полную луну, мешая ей освящать ночное великолепие.       Вдруг из дома кто-то вышел. Виктор решил, что ему мерещится призрак, но мгновение спустя лунный свет залил улицу, и у Дубова перехватило дыхание. Призрак оказался совершенно обнаженной Марой. Босые ноги тихо шуршали по мокрой траве, покатые бёдра ритмично покачивались, подтянутая и аккуратная грудь с дерзко стоячими сосочками медленно вздымалась. Ни одна из женщин, которых ранее доводилось видеть Виктору не была настолько гармоничной. Всё в ведьме напоминало статую: от изящного стана и тонких плеч до подтянутого гладкого живота.        Пройдя ещё немного девушка остановилась. Сосредоточившись и закрыв глаза, она подняла руки вверх и взмыла в небо как лист, подхваченный потоком ветра.

***

      Обычно Мара любила полеты – это пьянящее чувство свободы и отрешенности от мира. Однако полнолуния были исключениями. Погрузившись в свои мысли, она апатично наблюдала за освещенными луной холмами и лесами, смотрела на проплывающие снизу огоньки деревень и городков.       Приземлившись на Лысую Гору, она вышла на небольшую площадку, вымощенную темным камнем. В тени у засохшего дерева горели зеленые глаза. Едва можно было различить фигуру, лишь отдаленно напоминающую человеческую. Раздался потусторонний голос: — Я уже заждался. Ты как будто не спешишь отдавать свои долги. Мара не проронила ни слова. Голос раздался вновь: – Повернись. На колени.       Мара молча повернулась и встала на колени, с напряжением слушала шаги за спиной. Сзади раздался шипяще-чавкающий звук, и невидимая сила пришпилила ведьму к холодному камню. Только теперь он перевоплотился. Он никогда и никому не показывал своей истинной формы. Мара почувствовала знакомую смесь боли и удовольствия и ощутила, как из шрамов на спине начала сочиться кровь. Что-то теплое и шершавое коснулось спины. Его язык – во всяком случае так думалось Маре – порхал то тут то там, слизывая соленые капли. Мара чувствовала, уже отдаленно как сквозь толщу воды, горячее дыхание на спине и слышала звуки, напоминающие довольное урчание. Он смаковал её кровь. Ведьма проваливалась в транс, забывая время и место, ощущая только тело и собственные эмоции.        Девушка почувствовала слабость. Вместе с кровью уходила и её энергия, потенциал. И всё таки она испытывала удовольствие от этого странного слияния. Это было так неправильно. Он — её мучитель. Он держит её на цепи и заставляет платить дань, использует её лишь как сосуд, из которого можно напиться в знойный день. Но отдать себя, стать частью его – чего-то намного более древнего и могучего, – эта мысль будоражила и рождала в нутре ведьмы сладкую дрожь. Дрожь растекалась от живота по всему телу и вырывала из горла тихий стон.       Но мысль шла дальше... Что если разорвать цепи? Тогда она станет равной ему, а может даже превзойдет. Сможет ли тогда она подчинить его – пить уже его кровь? В голове плавали какие-то рассуждения, но они казались словно чужими. Мысли начали путаться и угасать, оставалась только тьма и мазохистский экстаз, когда всё прекратилось. — Пока достаточно. Прощай, девочка. – Вспышка света и Мара осталась одна. Уризен ушел до следующего полнолуния.