Девушка-судьба. Новый виток

Чувство вины, одиночества и растущий страх грызли Катю Тихонову изнутри. Обвинение в предательстве, выдвинутое Алёной, оставило в её душе огромный, кровоточащий след. Мысли о том, как всё могло зайти так далеко, беспорядочно метались в Катиной голове. Она перечитывала последнее гневное сообщение Алёны, переслушивала голосовые, в которых когда-то близкий, любимый голос называл её предательницей, посылал её на хуй и желал ей сдохнуть. И на фоне этих мыслей всплывал образ Ирины Петровны Свиридовой, её наигранные, как теперь казалось, слёзы, её убедительные слова о раскаянии, которым Катя так легко поверила. Чувство вины, одиночества и растущий страх грызли Катю Тихонову изнутри. Обвинение в предательстве, выдвинутое Алёной, оставило в её душе огромный, кровоточащий след. Мысли о том, как всё могло зайти так далеко, беспорядочно метались в Катиной голове. Она перечитывала последнее гневное сообщение Алёны, переслушивала голосовые, в которых когда-то близкий, любимый голос называл её предательницей, посылал её на хуй и желал ей сдохнуть. И на фоне этих мыслей всплывал образ Ирины Петровны Свиридовой, её наигранные, как теперь казалось, слёзы, её убедительные слова о раскаянии, которым Катя так легко поверила. «Я должна поговорить с ней… Объясниться…», — лихорадочно думала Катя, прижимаясь к холодному окну автобуса. За ним проносились огни трассы, сливаясь в размытые полосы. Она вспомнила, как Свиридова плакала, рассказывая о проблемах в семье, о своей «ошибке» с аккредитацией, о том, как ей не хватает поддержки. «Она была такой убедительной… Я ведь верила, что помогаю ей. А потом…» — в памяти всплыл момент, когда Алёна кричала на неё, называя шлюхой. Впервые Катя увидела в глазах Алёны не просто обиду, а что-то холодное и смертельное. — Блядь… Сука… Что я наделала?! — рыдала Тихонова в подушку сиденья, пока междугородный автобус вёз её в Санкт-Петербург. Она не могла сдерживаться и рыдала взахлёб, привлекая внимание редких попутчиков. Даже чтение романа Алисы Матвеевой «Не ищи меня», книги, объединявшей их с Алёной, не спасало от разрывающего сердце отчаяния. Она чувствовала, что должна попросить у Алёны прощения, рассказать ей всё, что не было сказано, попытаться исправить хотя бы что-то. Однако, когда автобус остановился на автовокзале в Санкт-Петербурге, Катя вышла из него с каким-то непонятным, нервным облегчением, словно вырвавшись из плена собственного разума. Она жадно вдохнула холодный, влажный воздух. — Девушка, такси надо? — подошёл к Кате некий армянин. Неподалёку стояла, видимо, его машина, на багажнике которой были наклеены шашечки. — Не отказалась бы, — внезапно ответила Катя. — В кафе можно? «Международное», Рубинштейна, 26. Пока они ехали, они уже успели познакомиться. Таксист, представившийся Кате как Артур Маркарян, парень на пять лет старше неё, спросил: — Девушка, а вы из какого города? У вас внешность сибирская. — Я из Красноярска, — сказала Катя. — Училась в СПбГУ на юридическом факультете. — А, юрфак! — оживился таксист. — Там у вас, говорят, с год назад какие-то разборки были, с преподами из Новосибирска, с какой-то аккредитацией… Весь город гудел, телевидение, Интернет! — Я от тех «аккредитаторов» тоже настрадалась, — произнесла Тихонова, и в её голосе зазвучала горечь. — Они мне угрожали... Приставали к студенткам, занимались буллингом, устанавливали свои ебанутые правила. Из-за них и нежелания деканата разбираться в ситуации в том году отчислилась моя... подруга, Алёна Романенко. Я бы могла, конечно, сейчас с ней связаться, но... для меня связь с ней теперь, похоже, потеряна. — Если вы в чём-либо виноваты, то нужно обязательно извиниться за это. Говорить правду, — произнёс Артур, закурив ментоловую сигарету. — Катя, вы курите? — Нет, не курю. — А хотел предложить сигаретку, — хохотнул таксист. — Приехали. С такой красавицы ни рубля не возьму. В кафе Алёны не оказалось. Тем не менее, Катя, почувствовав голод и усталость после тряски в автобусе и поездки с Артуром в такси, заказала себе тарелку литовских блинов жямайчю и апельсиновый сок. Подкрепившись, она решила пройтись по Невскому проспекту и заглянуть на набережную Невы – это были места, которые Алёна любила и где они часто бывали вместе. Алёны не было и там. Катя начала вспоминать, как в общежитие не так давно приезжал Игорь Радаев, как делал ей комплименты. Больше всего она хотела услышать добрые слова хотя бы от него. Она попыталась позвонить ему. Хрен там. Он не брал трубку. После второй попытки позвонить Катя услышала издевательские короткие гудки. Она зашла на его страницу ВКонтакте, чтобы написать. Хрен там. Во весь профиль Радаева красовалась надпись «Игорь ограничил вам доступ к своей странице». Отчаяние нарастало. Оставалась последняя надежда – клуб «Неон» на Банковском переулке, где работала Алёна. Катя вызвала такси в приложении и поехала туда. Как только она подъехала к клубу, то увидела, что рядом стоят Свиридова, Семёнов и Быковский. — Здравствуйте, Ирина Петровна, Леонид Борисович, Андрей Сергеевич, — произнесла Тихонова. — Катя? Катюша, это ты? — воскликнула Свиридова, словно обрадовавшись её появлению, но в её глазах всё равно мелькнула тревога. — Екатерина Сергеевна, что вы здесь делаете? И как вы оказались в Санкт-Петербурге? — более формально и строго спросил Быковский. Его взгляд был пронзительным. — Уже больше не Сергеевна, — ответила Катя, и в её голосе зазвучала неслыханная ранее сталь. — Я здесь, чтобы поговорить с Алёной Романенко. А вот что вы трое тут делаете? — Мы здесь за тем же, — ответил Семёнов. Он подошёл к охраннику Артёму: — Молодой человек, нам бы это... Пройти. Нам нужна Алёна Дмитриевна Романенко. — Фамилия ваша? — спросил Артём, соблюдая инструкцию Игоря. — Семёнов. Леонид Борисович Семёнов, заместитель декана СПбГУ по учебной работе. — Секунду, — Артём послал Любе короткое голосовое сообщение: — Семёнов. Спустя минуту Люба отправила ему смайлик в виде запрещающего знака. — Ну что ж, Леонид Борисович, можете идти домой, — объявил Артём. — Вас запретили пропускать. И ваших коллег тоже. — Какого, простите, чёрта?! — спросил возмущённый Семёнов. — Что за самоуправство?! — Инструкция. Если хотите с Алёной поговорить, ждите конца смены. Как вариант, могу позвать её. Только сомневаюсь, что она захочет вас видеть. Вы знаете, почему. — Зовите, — сказала Свиридова, надеясь, что Алёна всё же выйдет. Артём кивнул и пошёл в зал, чтобы передать сообщение. Катя стояла в стороне, наблюдая за происходящей сценой с давящим чувством страха. Она приехала мириться, а вместо этого оказалась втянута в очередное противостояние между Алёной и университетским руководством. Внутри клуба Люба передала сообщение Артёма Игорю и Алёне: — Алёна, Игорь, там у входа… Семёнов, Свиридова и Быковский. Хотят с тобой поговорить, Алён. Артём их не пустил, они ждут снаружи. Выйдешь? — Алёныч, пистолет возьми. На всякий случай, — предупредил Игорь. — Не парься, он у меня в джинсах, — Алёна хлопнула себя по карману. — Пошли, защитник мой. Игорь и Алёна подошли к входу. — Ну, здрасьте, блядь! — насмешливо выдавил Игорь, заметивший визитеров первым, как только вышел за дверь. — Молодой человек, кто вы? — спросила Свиридова. — А это тебя ебать не должно, тварь! — ответил Радаев. — Что вам троим, бюрократам сраным, надо? — Мы хотим извиниться перед Алёной Дмитриевной за ситуацию годовой давности с липовой аккредитацией, — отрапортовал Быковский, с трудом выдавливая из себя слова. — Нам очень жаль, что она из-за тех событий забрала документы. — Как-то ты слишком до хуя пиздишь для ректора! — засмеялся Игорь. — Жаль ему, сука! По глазам что-то не видно. Симулянт. Актёр, блядь, у которого ни хуя нет Оскара! И не будет. А ничего, что Алёне не жаль? Ничего, что она не могла стерпеть покрывательство тех мразей, которых вы называли преподавателями? Ничего, что ваши дружки, которые, кстати, сейчас получили два пожизненных, донимали Алёниного режиссёра и пытались препятствовать съёмке фильма, в котором Алёна сыграла главную роль?! — Молодой человек, это было давно и должно быть забыто! — начал оправдываться Семёнов. — Забыто? — фыркнула Алёна. — Забудешь тут, блядь, когда что ты, что твои подпёздыши включают режим похуя и не реагируют на жалобы! Вы ломали нам жизни, мне в первую очередь! — Мы… Мы приехали, чтобы… предложить Алёне Дмитриевне восстановиться, — наконец выдавил из себя Быковский. – Мы готовы… пересмотреть дело… — Свой хуй пересмотри, долбоёб! Он такой же маленький, как твоя ссаная зарплата! — отрезала Алёна с неожиданным холодным сарказмом. — Мне твой сраный вуз на хуй не сдался с таким блядским отношением к учебному процессу. — Алёна! — вскинула голову Свиридова. — Екатерина Сергеевна хочет… — Я тебе не Алёна, шлюха! — оборвала её Романенко. — И не смей про эту шлюху, тебе подобную, даже заикаться. Только брякни, блядина, что ты якобы чего-то не знала, я тебя убью на хуй прямо тут. — Вы не можете… — начал Семёнов. — Могу, выблядок. Ещё как могу! И хуй ты меня остановишь! — зыркнула на него Алёна и резким движением достала пистолет. Вскинув свою чёрную «игрушку», она передёрнула затвор с громким щелчком, который эхом разнёсся по переулку. — Алёна Дмитриевна, может, забудем? Не надо… — залепетала Свиридова. Лицо деканши побледнело. — Ты каждый день забываешь тысячу мелочей, тварь, — ответила Алёна. — Пусть это будет одна из них. Раздался первый выстрел. Семёнов с хриплым стоном повалился назад, его голова ударилась о стену с глухим стуком, и он больше не дышал и не двигался. — Первый пошёл! — хохотнула Романенко. — Следующий! Она навела пистолет на Быковского. Тот задрожал, как осиновый лист, его глаза наполнились ужасом. — Есть что сказать напоследок, хуесос? — поигрывая бровями, спросила Романенко. — Алёна Дмитриевна, я могу вам предложить компенсацию... Любые деньги… — На хуй мне твоя компенсация не нужна. И без этого денег до хуя. Ты и твоя система сломали жизнь мне и многим другим. И я обязана за это забрать твою жизнь, ублюдок. Раздался второй выстрел. Быковский упал навзничь. Его тело дёрнулось и застыло. — Алёна, не надо... — пробормотала дрожащими губами Свиридова, видя, как её бывшая студентка направляет пистолет уже на неё. — Стреляй, Алёныч, не слушай эту суку, — кивнул Алёне Игорь. — Ты имеешь на это полное право. Это твоя расплата. Алёна криво улыбнулась и снова положила палец на спусковой крючок. Раздался третий выстрел. Деканша упала и поникла. — Алёныч, красава! Последний патрон... — ...оставляем для того, кто больше всех заебал. — закончила Романенко фразу Игоря. Её голос звучал на удивление спокойно. В этот момент подала голос Катя, стоявшая неподалёку и ставшая свидетелем всего произошедшего: — Алёнка... Алёнчик... П-п-пожалуйста, прости меня... Я не знала… Я ошиблась… — Она тебе больше не Алёнчик, шлюха ты тупая! — отрезал Игорь, глядя Тихоновой в глаза. — А ты для неё больше не Катюша. Поняла?! Поняла, предательница ебучая?! — Игорь, ты-то чего? Что происходит?! — оторопела Тихонова, не понимая, почему Игорь так с ней разговаривает. — Алёныч, скажи этой суке, — кивнул Игорь. — Происходит, Тихонова... — начала Алёна. — Происходит вырывание из книги моей жизни ненужных страниц. И ты – одна из них. Страница, которую я хочу вырвать и сжечь. — Алёна, какого хера?! — выкрикнула Катя. — Ты... ты... Ты убийца! — Я каратель, блядь, — отрезала Алёна. — Я со второго курса мечтала это сделать с теми, кто ломал мне жизнь. Теперь настала твоя очередь. Твоя очередь поплатиться за своё грязное предательство. — Какое предательство, Алёна?! Эта грязная сука... Свиридова… Она меня подставила! Она мной манипулировала! — А нахуя ты сливала ей информацию о днях, когда я еду на съёмки, во время той ёбаной аккредитации, сука?! Чтобы те выблядки-аккредитаторы приезжали на съёмочную площадку и ебали мозги Максу, Нине и оператору Никите Кошкину?! Чтобы фильм остановили?! Это ты их натравила на мою работу, на моё творчество! Это ты предала меня тогда! Подстилка ты драная! — разошлась Алёна. Её голос сорвался на яростный крик. — Алёна, как ты можешь так говорить?! — крикнула Катя. Её лицо исказилось от ужаса. — А как ты могла говорить мне три года кряду, что любишь меня, обнимать меня, писать милые сообщения и комментарии, хотя втайне терпеть не можешь, мечтаешь избавиться от меня, занять моё место?! Как ты могла поверить этой шлюхе Свиридовой, променять нашу дружбу на неё?! — заорала Алёна в ответ, выплёскивая всю накопившуюся боль и обиду. Катя зарыдала, закрыв лицо руками. — Я... Я любила тебя... — всхлипывая, выдавливала из себя Тихонова. — Я... Я всегда тобой восхищалась... — Пиздёж! — Алёна подошла и, не раздумывая, засадила Кате пощёчину. Хлёсткий звук удара эхом разнесся по переулку. Катя отшатнулась, прижимая руку к горящей щеке, глядя на бывшую подругу с ужасом и непониманием в глазах. — Ты завидовала мне, мразь! — гневно продолжила Алёна, всё ещё сжимая пистолет. — Ты хотела меня сжить со света! Ты такая же, как они! Ты просто жалкая, ничтожная, мерзкая, продажная, тупая, вонючая тварь! Чёртова шлюха, которая готова продаться за фальшивые слёзы и лживые слова! — Я — тварь?! — уже начала заводиться Катя. — Я — шлюха?! Да ты… Ты… Раздался четвёртый, последний выстрел. Катя замолкла и обмякла, упав навзничь. — Жопой нюхаешь цветы! — пропела Алёна, продувая пистолет, будто это была обычная процедура. Она извлекла из него обойму, обтряхнула её и вставила обратно. Затем Романенко вернула пистолет Игорю, чувствуя облегчение. — Молодец, мой Алёныч, — обнял Алёну Игорь. — Прямо как я учил. Никакой пощады предателям и мразям. Неожиданно для Игоря Алёна поцеловала его в макушку. — Ты чего, Алёныч? — оторопел Радаев, явно поражённый таким проявлением нежности от Романенко. — Я не ожидал. — Игорёк... — нежно прошептала Алёна, прижимаясь к нему сильнее. — Мой композитор... Мой защитник... — Мой Алёныч... — в тон Романенко прошептал Игорь. — Ты молодец. Ты сильная… Он глянул на Артёма, который стоял, как вкопанный, не в силах что-либо сказать: — Тём, вызывай скорую. Этот весь суповой набор — в морг. Скажешь, асфиксия, остановка дыхания и сердца, внутрянка. Ну, ты понял. Про стрельбу ни слова. — Окэй. Пока Артём звонил в скорую, Игорь и Алёна вернулись в клуб. — Всё, ребятушки. Концерт по заявкам окончен, публика довольна, — объявил Игорь, проходя по залу к столику у комнаты для переодевания. — Алёныч, дай пять. Они с Алёной отвесили друг другу хлёсткую пятюню. — Что вы сделали, Игорян? — спросил Даня Степанов, задумчиво присосавшийся к бокалу Шато Пино и не видевший всего, что было на улице. — Просто избавились от мусора, и всё, лол, — ответил Игорь. — Алёныч, мне, кстати, Макс прислал уже чистовой монтаж фильма уже со всей моей музыкой и твоими песнями. Можем по видеосвязи вместе посмотреть потом, как всё получилось. — Это было бы отлично. Мой... Мой Игорёк... — снова разнежничалась Алёна, прижимаясь к Игорю. — Только твой, Алёныч. Только твой... — ответил Игорь, обнимая её. — А ты — мой Алёныч. Моя Алёнка... Мой каратель в юбке. Моя Леди Икс... Он нежно поцеловал её в щёку, заказал бокал мартини и вернулся к салату, чувствуя, что этот вечер изменил их обоих навсегда. После конца смены Игорь с Алёной немного прошвырнулись по Невскому, чтобы развеяться и осмыслить произошедшее, а потом разъехались. Игорь, возвращаясь в своё временное пристанище возле метро Удельная, вдыхал какой-то новый, острый для него воздух, смешанный с запахом пороха и чувством свершившегося правосудия.