Этот господин, должно быть, болен?

За одну ночь Чанъань заполнился солдатами и лошадьми. Однако пятьдесят тысяч отборных воинов ещё не были полностью развернуты в столице. Большинство из них всё ещё находились на её границах, неся караул, как во время осады. Передав Чу Минъюню семь тысяч человек, приведённых им в город, Чжоу И быстро вернулся на свой пост. Все придворные были свидетелями этой сцены: одни испытывали ненависть, другие — тревогу, третьи — волнение. Они чувствовали, будто над их головами натянута нить, которая постепенно натягивается и вот-вот, казалось, порвётся. — Поскольку Чжоу И там со своими людьми, никто не станет создавать проблем на окраинах Чанъаня. Остальные придворные чиновники бессильны, так что о них можно не беспокоиться. Армия Юйлинь, расквартированная во дворце Цзяньчжан, — вот единственные, на что вам следует обратить особое внимание, — наставлял Чу Минъюнь, глядя на разложенную на столе карту. — Армия Юйлинь — армия телохранителей императора, и поэтому она находится под непосредственным командованием Ли Яньчжэня. Сейчас только они могут представлять для нас какую-либо угрозу. — Понял, — ответил Цинь Чжао. — Я прикажу кому-нибудь пойти и присмотреть за ними. Чу Минъюнь кивнул. Цинь Чжао посмотрел на него и через некоторое время снова заговорил: — Шигэ, люди из семьи Су приходили несколько раз, желая увидеть Су Шиюя. — Разве ты не отправил их всех обратно? — равнодушно спросил Чу Минъюнь. Немного поколебавшись, Цинь Чжао ответил: — Да. Но вряд ли они успокоятся на этом. Ты не можешь просто оставить всё, как есть. Чу Минъюнь слегка приподнял брови и не ответил. Пока они молчали, в комнату вошли двое теневых стражей. Они переглянулись, и один из них прошептал: — Господин, господин Су проснулся. — Проснулся? — Чу Минъюнь на мгновение опешил. — … прошло всего два дня. Впрочем, ещё до того, как он закончил фразу, он сумел успокоиться. Раздражённо вздохнув, маршал спросил: — Что случилось потом? Вероятно, господин цензор в ярости, да? — Господин Су лишь сказал, что будет ждать вас во дворе. — Хорошо, — Чу Минъюнь встал и направился к двери. Цинь Чжао невольно тоже вскочил на ноги, спрашивая: — Шигэ, ты что, собираешься просто так туда пойти? Маршал медленно остановился, а затем вдруг заговорил: — Я просто думаю, что он мне скажет и сделает, когда я приду к нему. Может быть, он всё как следует обдумал после сна, может быть, он ждет меня, чтобы устроить мне выволочку, или, может, он снова будет пытаться меня отговорить. Потом он неторопливо поднял руку, чтобы рассеянно потереть лоб. Помолчав немного, он тихонько усмехнулся: — … он же не хочет меня убить, правда? Цинь Чжао не ответил. Наблюдая, как Чу Минъюнь выходит из кабинета, он чуть не бросился за ним, но, помедлив мгновение, всё же остановился и лишь приказал двум стражам следовать за господином. * * * Чу Минъюнь заметил его, как только вошел во двор. Су Шиюй стоял к нему в профиль, держа в руке чашу с вином и слегка приподняв голову, чтобы полюбоваться на цветущую грушу. Прошло всего два дня, но дерево уже было свершенно засыпано цветами, которые напоминали снег, скопившийся на ветках. На каменном столе под деревом стоял нефритовый кувшин, наполненный дорогим вином, который служанка поставила туда перед его приходом. Сцена была до странности знакомой, только на этот раз он такого вовсе не ожидал. Вид у Су Шиюя был спокойный, как нетронутая вода, его эмоции были непроницаемы, делая его лицо идеальным, как фарфоровая маска. Прежде чем Чу Минъюнь успел подойти к нему, в его сторону полетел белый округлый предмет. Маршал резко поднял руку, чтобы перехватить его, и поднёс к глазам. По поверхности жидкости в белой нефритовой чаше для вина пошла лёгкая рябь, хотя ни одна капля не пролилась. Чу Минъюнь поднял взгляд на Су Шиюя, чья поза ничуть не изменилась, цензор даже не смотрел на него. Если бы не его теперь опустевшие руки, можно было бы подумать, что он погрузился в свои мысли и даже не заметил приближения другого человека. — Хе, — Чу Минъюнь нервно рассмеялся. Покрутив винную чашу пальцами, он поднял её и осушил. Затем он с грохотом швырнул чашу на землю, и та разбилась вдребезги. — Это мне сейчас не повредит, — сказал он, и взгляд его потускнел. Затем он взял меч у стража позади себя и бросил цензору. — Тебе придётся воспользоваться этим. Но прежде, чем он успел договорить, длинный клинок рассёк воздух, вызвав пронзительный свист. Его холодный блеск отразился в глазах маршала, затмив поле зрения и не давая ему даже увидеть, как Су Шиюй приблизился к нему. Чу Минъюнь наклонился, чтобы избежать широкого горизонтального удара. И прямо у него на глазах несколько прядей его волос были срезаны острым клинком. Закинув руку назад, он выхватил меч другого стража и использовал его, чтобы защититься от удара, направленного в лицо. Всё это произошло в одно мгновение. -Ты и правда хочешь меня убить? — тихо спросил Чу Минъюнь, глядя мимо двух скрещивающихся клинков прямо в глаза Су Шиюя. В ониксовых зрачках цензора не отражалось ни тени эмоций, что очень напомнило Чу Минъюню бескрайние заснеженные пустыни, виденные им как-то раз во время похода. Никогда в своей жизни он не видел ничего более жуткого и одинокого. Но вместо ответа на его вопрос, Су Шиюй резко отступил на несколько шагов, а потом снова нанёс удар, как только маршал немного открылся, преследуя его. Чу Минъюнь едва успел парировать этот удар, но кончик чужого клинка всё же прошёлся по всему его телу, сметая по пути грушевые цветы, которые, будто в страхе, разлетелись во все стороны. Нефритовый кувшин со звоном грохнулся на землю, и аромат изысканного вина смешался с ароматом грушевых цветов, заполнив, кажется, весь двор. — Господин! — крикнул теневой страж. Он не удержался и шагнул к Чу Минъюню, но тут же был отброшен назад холодным голосом, требующим отойти. Их одежды развевались в воздухе, а клинки сверкали таким яростным блеском, что ослепляли. Когда сила, исходившая от их мечей, выплескивалась наружу, грушевые деревья над ними содрогались от каждого удара, а их лепестки разлетались и кружили в воздухе, не успевая коснуться земли. Прошло много лет с тех пор, как Чу Минъюнь в последний раз встречал достойного противника. Вот только он никак не ожидал, что этим противником окажется Су Шиюй. Он стал свидетелем настоящего боевого стиля, принадлежащего четвёртому поколению семьи Су. Он был удивлён, обнаружив, что мастерство Су Шиюя в фехтовании совершенно не соответствовало характеру цензора: он двигался невероятно быстро, а его удары были невероятно опасны и почти всегда непредсказуемы. Неудивительно, что Су Шиюй редко предпринимал какие-либо действия против него, когда они были рядом. Раньше Чу Минъюнь считал, что императорский цензор намеренно скрывает свои навыки. Только теперь, когда они начали драться, он понял, что у Су Шиюя есть особая привычка: он подступает к противнику так близко, что его собственная безопасность подвергается риску, но цензор не делает ни единого шага, пока не будет полностью уверен, что сможет убить одним ударом. Одним словом, в исполнении Су Шиюя, это была захватывающая игра на хитрость и скорость. И ставкой он делал свою собственную жизнь. Если бы он не был так осторожен, то, без сомнения, погиб бы от рук противника. И если на кону всегда была его жизнь, как он мог гарантировать себе успех каждый раз? — Теперь моя очередь. Я задам тот же вопрос, что и раньше. Почему отец запретил тебе драться? — Вероятно, это потому, что… ему не нравился мой стиль убийства людей. Само собой разумеется, что он родился в знатной семье и вырос как наследник аристократического дома, обладавшего практически безграничными могуществом и славой. Так откуда же у него такая глупая привычка? Неужели он когда-то отказался от всего и подставил себя под чужой клинок, выдав все жизненно важные точки на своем теле, и все это ради того, чтобы попытаться лишить кого-то жизни в удобный момент? В голове Чу Минъюня проносились самые разные мысли, но их погасили искры, разлетавшиеся от столкновения их мечей. Осталось лишь всепоглощающее и отвратительное чувство душевной боли. Как только они повернули мечи, чтобы замахнуться друг на друга, кажется, почти мгновенно клинки их столкнулись вновь, раздался оглушительный и резкий звон, и снова полетели искры. Чу Минъюнь проскочил мимо Су Шиюя, но, обернувшись, невольно наткнулся на руку, которой тот держал меч. Маршал слегка нахмурился. Ещё мгновение назад они сражались друг с другом в яростной битве, бесконечно повторяя бесчисленные приёмы, а их оружие сталкивалось, звуча так резко, что воздух вокруг разрывался в клочья… А теперь они застряли в беззвучном тупике. Восточный ветер трепал цветки груши над ними, пролетая мимо, заставляя лепестки медленно оседать на белый слой ткани над плечом маршала, всё ещё напоминая снег. В этот миг между ними не осталось ничего, кроме расстояния в один удар. Чу Минъюнь держал остриё меча у горла Су Шиюя, а Су Шиюй держал остриё меча у сердца Чу Минъюня. Ни один из них не двинулся с места. Внезапно уголки губ Чу Минъюня медленно изогнулись вверх, и, резко дернув запястьем, он отклонил свой меч в сторону, чтобы остриём беззаботно смахнуть лепестки, упавшие на плечи Шиюя. Не дожидаясь реакции цензора, он шагнул вперёд. В тот же миг его плоть разорвалась, издав тихий влажный звук, когда чужой клинок пронзил её. Су Шиюй быстро отдернул руку, чтобы вытащить меч. Когда он сделал это, наружу хлынула кровь. Красные капли, медленно и тяжело падая на землю, окрасили пространство среди белых цветов, разбросанных по ней. И только тогда на лице цензора, похожем на маску, наконец появилась трещина. Тяжело дыша, Чу Минъюнь прижал руку к ране, и лицо его вдруг побелело. Капли холодного пота стекали по ресницам. Однако он продолжал смотреть на Су Шиюя, весело улыбаясь, и спросил: — Твой гнев утих? Он увидел, что Су Шиюй не отвечает, но и не нападает на него, поэтому глубоко вздохнул, чтобы восстановить дыхание, и снова заговорил: — Если так, то выслушай, что я скажу. Собравшись, наконец, он продолжил: — Как долго, по-твоему, вы сможете удерживать страну, действуя на стороне Ли Яньчжэня? — спросил Чу Минъюнь. — Он слаб, бездарен и не способен понять ни единого слова. Как же ты сам не можешь ясно видеть ситуацию? Будь то хунну раньше или Лоулань позже, какое из этих царств не питало огромной ненависти к Да Ся? Они просто ждут удобного момента, чтобы напасть на нас. Ты всё ещё не видишь, во что превратилась Да Ся? Неизменные предковые правила рухнули. Су Син не ошибся в своих словах, просто он проявил недальновидность, встав на сторону правителя Хуайнаня. Чу Минъюнь продолжал: — Вся страна восхваляет тебя за преданность, но чему именно ты предан — стране или только семье Ли? Прошло столько лет, а Ли Яньчжэнь так и не вырос. В его сознании нет ничего, кроме живописи и скульптуры, и он не знает ничего, кроме тысячи способов веселиться. Ты и правда хочешь, чтобы этот бесполезный предмет был твоим правителем? Тебе удалось помешать ему отдать города Лоулань, но удалось ли тебе помешать ему передать Хуайнань правителю Силина с такой готовностью, словно он преподносит дар старейшине? Пока он остается на этом троне, в стране не будет мира; каждый новый день — это лишь новые беды для династии и народа. Сколько раз его нужно отравить, чтобы ты это понял? Затем его голос стал серьезным, и он спросил: — Су Шиюй, если ты действительно считаешь Ли Яньчжэня достойным сидеть на этом троне, то почему все эти годы ты продолжал удерживать в своих руках большую часть его власти? Не произнося ни слова, Су Шиюй продолжал наблюдать, как ярко-красный цвет растекается по груди Чу Минъюня. Кровь непрерывно текла по пальцам маршала, и каждая капля стекала вниз и падала на землю. — Что такое восстание? Разве предки семьи Ли не восстали тоже в своё время, чтобы подняться? Ну и что, что это восстание? Смена династий — лишь часть естественного хода вещей, дарованного нам Небесами. Что плохого в желании взять на себя руководство собственной страной? Что я сделал не так? Эта династия утратила свою силу. Даже если бы это был не я, пришли бы другие и тоже боролись бы за то, чтобы стать правителем страны. Так почему этим человеком не могу быть я? Он говорил резким тоном, но его лицо было белым как полотно, а его руки были залиты его собственной липкой кровью. Су Шиюй долго молчал, прежде чем наконец заговорил слегка хриплым голосом: — Когда ты собирался меня отпустить? — Когда я взойду на трон, — сказал Чу Минъюнь, кончиками пальцев задумчиво коснувшись всё ещё кровоточащей раны. Но в тот же миг он вдруг передумал и добавил: — Или же можешь уйти сейчас. Су Шиюй молча отступил от него на шаг, затем — ещё один, и ещё один. После этого он положил меч на каменный стол и повернулся, чтобы уйти. Чу Минъюнь постепенно усиливал давление пальцев на рану. Он не мигая смотрел на удаляющуюся фигуру Су Шиюя. Внезапно его обдал сильный ветер, и с деревьев непрерывно посыпались, словно снег, цветы, заполонившие поле его зрения. Когда он снова открыл глаза, светлой фигуры уже не было видно. Его тело качнулось вбок, и он чуть не упал, хотя, к счастью, успел воткнуть меч в землю, чтобы удержаться на ногах. Он чувствовал запах крови, поднимающейся к горлу. Уголки его губ изогнулись в улыбке, но в тот момент, когда он открыл рот, оттуда хлынул поток крови, такой сильный его, что голова начала болезненно распухать. Теневой стражник рядом с ним бросился к нему, чтобы осторожно поддержать. Маршал ослабил хватку на мече, поднял руку, чтобы стереть кровь с губ, прежде чем слегка улыбнуться и снова заговорить таким тихим голосом, словно говорил сам с собой: — …подумать только, что ты действительно ушёл, когда я разрешил тебе идти. В тот момент рана причиняла невыносимую боль. Как только теневой страж помог Чу Минъюню вернуться в дом, Цинь Чжао и Ду Юэ бросились к нему, ошеломлённые его видом. Настал редкий момент, когда они молчали, лишь смотрели на него широко распахнутыми глазами. * * * Горький запах лекарства распространился повсюду, и вместе с ним в комнате воцарилась тишина. Наложив мазь, Ду Юэ перевязал его плечо бинтом, отступил на несколько шагов назад и кивнул. Затем он отошёл в сторону и вымыл руки, прежде чем наконец нарушить молчание: - Повезло, что рана не слишком глубокая. Иначе твоё здоровье было бы серьёзно подорвано. Эй, в ближайшие несколько дней просто лежи здесь, а не занимайся всякой ерундой. Отдохни как следует, и скоро всё будет нормально. Служанка подошла и забрала пропитанный кровью парчовый платок и окровавленный таз с водой. Чу Минъюнь остался сидеть на скамье, глядя на свою рану, не говоря Ду Юэ ни слова. Посмотрев на него с минуту, тот не мог не спросить: — Эту рану… действительно нанес мой кузен? — Нет, — ответил Чу Минъюнь, схватив чистую сменную одежду, приготовленную рядом служанкой, и надев её. — Я бросился на его меч по собственной воле. Уголки глаз Цинь Чжао слегка дрогнули. Ду Юэ тоже был несказанно удивлён. Некоторое время он старался промолчать, но наконец всё же произнёс: — Не думаю, что… мой кузен действительно такой безжалостный. Может быть, ему самому не по себе, он… в общем, не стоит его винить… — Я его не виню, — сказал Чу Минъюнь. Услышав это, Ду Юэ не нашёлся, что сказать. Он просто закрыл рот и сел рядом, полный противоречий. В этот момент атмосфера накалилась, и единственным звуком, который остался, был тихий шорох, доносившийся от поправлявшего на себе чистую одежду Чу Минъюня. Даже Цинь Чжао, несмотря на свою обычную холодность, не выдержал и вдруг начал искать тему для разговора: — Кстати, Шигэ, — сказал он, — Су Шиюй очень хорош в боевых искусствах? — Если предположить, что он действительно решит наброситься на меня со всей яростью, то я, вероятно, буду немного сильнее его. Цинь Чжао не удержался и снова спросил: — Но разве теневой страж не сообщил, что стал свидетелем того, что вы двое были практически равны по силе? Чу Минъюнь поднял на него взгляд и бесстрастно ответил: — Это потому, что он целился в мои жизненно важные точки каждым ударом; более того, я очень старался не ранить его своим мечом. Понимая, что задал неверный вопрос, Цинь Чжао не стал углубляться в эту тему. По иронии судьбы, Чу Минъюнь сейчас был самым спокойным из троих. Он небрежно схватился за окровавленную мантию, которую откинул в сторону, и продолжил: — Но у меня всё время было такое чувство, что он владеет мечом так, будто… Внезапно что-то проскользнуло мимо его пальцев, вывалившись из рукава, и упало на скамью. Раздался звук соприкасающихся нефритовых кусочков. У Ду Юэ вырвался крик потрясения, когда он увидел осколки. — Эй, почему эта нефритовая подвеска всё ещё у тебя? Ты же её давно выбросил?! В панике Ду Юэ пробормотал: — Он что… он её проткнул, когда вы дрались? Эй, эй ты… она же теперь совсем разбита… Изящно гравированная подвеска из белого нефрита была разломана на несколько осколков и лежала на скамье, всё ещё сохраняя свой первоначальный нежный блеск. Чу Минъюнь пристально смотрел на неё, словно ничего не слыша. Только когда Ду Юэ начал непрерывно возмущаться и кричать, он закрыл глаза, и раздражение наконец-то вырвалось наружу из глубины его груди. — Вижу. Я еще не ослеп.