В глубине волшебного леса

*** Озеро переливалось под скупым солнцем, как кусочек неба, упавший меж деревьев. Воздух над ним звенел от смеха и всплесков. Стайка нимф, сияющих мокрой кожей под солнцем, резвилась в воде. Их голые тела, прекрасные и беззаботные, были воплощением самой жизни Дихсипеи. Они болтали, брызгались, ныряли, их сияющие фигуры скользили в воде, как живые самоцветы. Тимоти был частью их игры, его большие зеленые глаза сияли детским восторгом от простой радости плеска, он отдавался прохладе и смеху. Но вдруг на водоем упала растущая рогатая тень… На большой плоский камень, возвышаясь над этим раем, царственно взошел Арми. Руки на поясе, грудь покрытая волосами колесом, он двигал бедрами, заставляя свой внушительный член похабно качаться из стороны в сторону. – Эй! – крикнул Арми, его голос прокатился по воде, перекрывая смех. Нимфы замедлились, насторожившись. Опыт подсказывал: когда Арми что-то предлагает – жди подвоха. – Не Надоело просто булькаться? - Предлагаю игру, пупсики! — прокричал он, перекрывая шум воды. Он сделал паузу для драматизма, поглаживая свой член. – Правила просты! мои сочные ягодки! Ныряйте! А я буду поливать этот фруктовый сад своей магической «лейкой»! Кого окачу — тому сегодня выпадает честь ублажать мой ствол до рассвета! Тишина. Даже ручей замолчал на секунду. Потом озеро взорвалось не смехом, а возмущенными криками и фырканьем. — Фу, Арми! Гадство! — Опять твои дурацкие игры! — Сами играй в свои мочевые забавы! — Это не игра! — крикнула Галь. — А повод обрызгать нас мочой! — Хорошая игра! — с комичной обидой воскликнул сатир. — Обучающая! На реакцию! – Что?! – взвизгнула Фло, выплевывая воду. – Арми, ты с ума сошел! – На нас? Писать? – Сирша скрестила руки на груди, ее умные глаза сузились в презрительных щелочках. – Это отвратительно! — И потом от тебя весь день пахнет! — поддержала ее Зендея, морщась и кружась в воде. Тимоти округлил глаза услышав ее изречение ведь исходя из сказанного подобные игры случались на практике… Фу! – Охреневший козел! – Лиз швырнула в его сторону горсть воды, не долетевшую и до половины пути. – Азартная игра! Тренирует ловкость! – парировал Арми, искренне удивленный их реакцией. – И польза лесу – азотное удобрение! Зря отказываетесь! Но нимфы были непреклонны. Они плевались, крутили пальцами у виска и демонстративно отворачивались, продолжая плескаться, но уже без прежней беззаботности. Арми надул губы, как обиженный ребенок. Его план "меткой струи" провалился. Но сдаваться он не собирался. В его взгляде, скользнувшем по шокировано хлопающему ресницами Тимоти, мелькнул знакомый огонек азарта. – Ладно, ладно! – снова крикнул он, топнув копытом, его член уверенно подпрыгнул стукнувшись о живот. – Забудьте эту игру! Давайте во что-то классическое! В догонялки! Нимфы переглянулись. Догонялки... Это было другое дело. Быстрые, веселые, с визгом и брызгами. Их лица прояснились. – А приз? – спросила Марго, ее томный взгляд скользнул по фигуре Арми с понятным скепсисом. – Приз? – Арми широко улыбнулся, показывая клыки. – Кого я догоню первым... тот сегодня вечером будет служить моему члену! Нимфы зароптали, но... азарт брал верх. Догонялки были их слабостью. – Ладно! – согласилась Фло. – Но только до большого дуба! И лови всех подряд, а не кого-то одного! – Конечно, конечно, – поспешно заверил Арми, уже спрыгивая с камня. Его копыта глухо стукнули о землю. – Всех подряд! Нимфы с визгом разбежались по мелководью и берегу. Арми сделал вид, что считает, но его взгляд прилип к Тимоти, бегущем в сторону ивы. "Все подряд"... Ха! В его планах был только один. Самый прекрасный… – Раз-два-три! Кто не спрятался... – Арми не стал заканчивать фразу и ринулся вперед с ревом, больше похожим на торжествующее козлиное блеяние. Игра началась. Нет. Начался хаос. Охотник сорвался с цепи. мощные козлиные ноги несли его по лесу с невероятной скоростью, копыта глухо стучали по земле. Нимфы визжали, шлепая по воде, уворачиваясь за деревья, пытаясь запутать преследователя. Арми носился, как ураган, его шерсть летела клочьями, копыта выбивали дерн. Он пробежал мимо Лиз, которая нарочно споткнулась и упала перед ним, раскинув руки. — Ой, поймал! — кокетливо прощебетала она. Арми лишь фыркнул, перепрыгнул через нее и помчался дальше. «Не сегодня!» Даже когда Сирша, оступившись на мокром камне, с громким всплеском и вскриком споткнулась резко замедлившись прямо перед ним, буквально подставившись... Арми просто пробежал мимо. Он лишь мельком глянул на нее, словно на помеху, и продолжил свой бешеный забег, его глаза неотрывно следили за мелькающей среди папоротников темной кудрявой головой. – Эй! Арми! Я же замедлилась! – крикнула Сирша ему вслед, но сатир уже исчез в зелени, как выпущенная из лука стрела. Сирша поднялась, отряхиваясь, и переглянулась с подбежавшей к ней Фло. В их взгляде было понимание. Цель Арми была ясна. Тимоти бежал, сердце колотилось как птица в клетке. Он слышал за спиной тяжелое дыхание и топот копыт, все ближе и ближе. Папоротники хлестали по ногам, корни норовили споткнуть. Он метнулся к густой заросли ежевики, а Армии не отставая бежал следом. Он загонял Тимоти, направляя его, как опытный волк загоняет молодого оленя. Вот его жертва мелькнула между стволами, вот послышался его сбившийся, учащенный дыхание. Наконец, в конце узкой тропы, заваленной буреломом, путь Тимоти был отрезан. Арми не стал медлить. С тихим рычанием он настиг его, прижав грудью к холодной коре старого вяза. Его руки, сильные и цепкие, схватили Тимоти за бедра, пальцы впились в нежную плоть. Тимоти слабо вскрикнул, но его тело уже отвечало на прикосновение, кожа покрылась мурашками. – Попался, солнышко! – прохрипел Арми, его глаза пылали триумфом и похотью. Он был огромен, горяч, от него пахло лесом, потом и дикой силой. Тимоти попытался вырваться, но железная хватка не отпускала. Арми не стал тратить время на уговоры. Он с силой раздвинул его ноги, приподнял и, без лишних церемоний, одним резким, точным движением вошел в него. Тимоти застонал — не от боли, а от шока и мгновенного чувства глубокого, почти невыносимого наполнения. Арми не дал ему опомниться. Его движения были неистовыми, животными, глубокими и властными. Он вгонял себя в него с такой силой, что тело Тимоти било о дерево. Его руки держали нимфа в железной хватке, не оставляя ни шанса на сопротивление. Воздух наполнился хриплым дыханием сатира, глухими ударами тел, влажными звуками плоти и прерывистыми, задыхающимися стонами Тимоти, который уже не мог думать ни о чем, кроме этой всепоглощающей волны. Арми не медлил. Его бедра двигались мощно, ритмично, загоняя его член глубоко, вытаскивая почти полностью и снова вгоняя. Каждый толчок сотрясал хрупкое тело Тимоти. Арми наклонился к губам Тимоти, его горячее дыхание обжигало шею нимфа. – Ох, Тимоти... Солнышко мое... – стонал он, между короткими поцелуями, ускоряя темп. – Принимаешь так... чудесно... Лесу это понравится... Чувствуешь? Чувствуешь силу? Тимоти не мог ответить. Его сознание плыло в вихре ощущений – дискомфорт от слишком грубого взятия, приятное давление внутри, тепло, разливающееся по животу, и... дикий, животный стон, вырывающийся из его собственного горла. Он видел мелькающие верхушки деревьев, пытался целовать Арми в ответ, чувствовал, как земля дрожит под спиной от ударов сатира, слышал его хриплое дыхание. Это было быстро, грубо и очень интенсивно. С громким, победным рыком Арми достиг пика, вонзившись в него на всю длину и заполнив его горячими потоками своей семени. Он замер на мгновение, всем телом переживая наслаждение, а затем так же резко вышел. Он отпустил Тимоти, и тот, почти не держась на ногах, прислонился к дереву, весь дрожа и тяжело дыша. По его внутренней стороне бедра уже стекала густая белая жидкость. Арми потянулся как гигантский кот. Он смотрел на Тимоти, дрожащего, с покрасневшим лицом и широко открытыми глазами. — Умничка, — бросил сатир с коротким, довольным смешком, и легким шлепком по дрожащей попке подтолкнул его вперед. — А теперь беги к своим! Тимоти, тяжело дыша, и поджав ягодицы рванул прочь. По его внутренней стороне бедра стекала густая белая струйка. И там, где она капала на землю, мох мгновенно вздувался и расцветал целой россыпью мясистых грибов. Вместо того чтобы бежать к другим нимфам, как обычно, он свернул к небольшому ручью, что струился в стороне от основных троп. Воровато Оглядевшись, он зашел в воду по колено. Расставил ноги, раздвинул пальцами ягодицы и подставил ладонь под свою растянутую, всё еще пульсирующую дырочку. Густая, теплая сперма медленно потекла ему в руку. Процедура требовала времени. Семя было густым концентрированным и неспешно стекало на ладонь. В этот момент послышался знакомый треск веток. Тимоти замер. Смертные? Звери? Нет. Из-за деревьев вышел Арми. Он выглядел слегка озадаченным увиденной картиной. — А ты чего тут? — спросил он, окидывая взглядом его позу и ладонь. — Обычно ты к девчонкам бежишь, чтоб тебя пожалели. А тут… что это за тайный ритуал? — Его брови нахмурились, голос стал жестче. — Ты же знаешь, семя должно проливаться там, куда пролилось. Это закон природы. Или нет? Тимоти потупился, не в силах выдержать его взгляд. Тимоти потупился, чувствуя, как горит его лицо. — Я… я просто… — «Просто»? — Арми резко оборвал его, не делая слушать, и в его тоне впервые прозвучала опасность настоящая, непотдельная. — Это не вода из ручья, чтобы ее собирать в ладоши и просто плескаться! Это сила. Это концентрированная жизненная сила, магия плодородия в ее чистейшем виде. «Орошение» — это сакральный акт оплодотворения самой земли. Сила должна изливаться напрямую из источника в приемник в землю или в нимфу, чье тело затем передает ее земле через капли, упавшие на почву. Это замкнутый, мгновенный цикл: сила покидает меня и тут же впитывается лесом, оживляя его. Собрать силу в «сосуд», сохранить ее, перенести и использовать позже, в другом месте и по своему усмотрению - неправильный путь. Это выглядит так, будто ты крадешь священный эликсир и пытается использовать его не по назначению. - Но они… - Тимоти, - строго без шуток перебил его Арми, кивнув на ладонь нимфа, - Это что бы оно ни было нарушает фундаментальный закон магии Дихсипеи: сила должна течь свободно и немедленно, а не накапливаться и не распределяться по чьей-то прихоти. Я — единственный источник этой силы и единственный, кто имеет право ею распоряжаться. Я — Хозяин Леса, и моя власть зиждется на этой монополии. Тимоти потупил взгляд, тяжело вздыхая. Он не собирался посягать на власть Арми, он просто хотел помочь… - Твое Действие, Тимоти — это, по сути, мятеж. Это попытка узурпировать мою функцию. Теперь не сатир решает, куда и когда направить силу жизни, а маленький нимф. Кто ты такой, чтобы решать, кому дарить жизнь? Это МОЯ работа, МОЕ право и МОЯ ответственность! - Арми, я не… Арми поднял палец вверх требуя Тишины и Тимоти послушно опустил голову. - Даже я до конца понимаю всех последствий таких манипуляций. Моя сила дикая и природная. Избирательность может нарушить хрупкий баланс между жизнью и смертью! Тимоти молчал, не в силах найти слов. Арми с раздражением махнул рукой. — Ладно. Раз уж ты начал этот путь — доведи до конца. Покажи, куда ты собрался потратить это воровское добро. В его тоне не было места шуткам. Тимоти, закончив процессию и держа в чаше дрожащих от ужаса ладоней волшебное семя, повел сатира вглубь леса, к глухой берлоге. Воздух здесь был тяжелым и сладковатым от запаха крови и медвежьего дыхания, смешавшегося с запахом гниющей листвы и страха. Внутри, на ложе из помятых папоротников и выдернутой клочьями собственной шерсти, лежала огромная бурая медведица. Ее могучий бок тяжело и прерывисто вздымался, а из горла вырывался не рык, а тихий, хриплый, почти человеческий стон — звук абсолютной безысходности и прощания. Каждый такой выдох был короче предыдущего, и казалось, вот-вот последует последний. Вся ее задняя часть была залита алой, еще дымящейся кровью, которая медленно и неумолимо впитывалась в жаждущую землю. Шерсть вокруг была слипшейся, темной, а в ране, откуда сочилась жизнь, виднелось что-то иссиня-багровое, пульсирующее — застрявший детеныш, который так и не смог появиться на свет. Под боком у угасающей матери, не понимая трагедии, лепился крошечный, слепой комочек — первый медвежонок. Он тыкался слепой мордочкой в холодеющий, окровавленный сосок, пытаясь вытянуть из погибающей родительницы последние, уже иссякающие капли молока. Его тихое, жалобное поскуливание, похожее на писк заблудившегося мышонка, разрывало сердце. Он одиноко искал тепло, которого уже почти не оставалось. Второй детеныш, тот, что застрял, был виден лишь частично, но было ясно — он обрекает себя и мать на мучительную и неминуемую смерть. Агония была написана в глазах медведицы: некогда грозные, янтарные глаза помутнели, были полны невысказанной боли и молчаливой мольбы, которую никто, кроме Тимоти, не мог услышать и понять. Кажется, по ее мощной, звериной щеке скатилась и пропала в шерсти единственная слеза — слеза твари, познавшей всю беспощадность бытия. Арми скрестил руки на груди, его лицо оставалось каменным, бесстрастным. Он смотрел на эту трагедию не как на драму, а как на природный факт — печальный, но естественный. Он видел не страдание, а цикл. — И что? — спросил он Тимоти без тени сострадания, его голос прозвучал оглушительно громко в этой тишине смерти. — Зачем ты привел меня смотреть на это? Чтобы я увидел, как работает закон? Сильный выживает, слабый умирает, давая силу лесу через свою плоть. Смерть этой матери накормит червей, а ее кости удобрят почву для новых деревьев. Ее смерть дала бы жизнь десяткам других существ. Это естественный, хоть и безжалостный, цикл. Своим «милосердием» ты обокрал лес, отнял у него эту смерть, а с ней — пищу и жизненную силу для множества других тварей, нарушил баланс, внеся в него хаос и непредсказуемость. Твоя слепая жалость к одному существу может вызвать голодную цепную реакцию. Ее боль — это цена за жизнь леса. Здесь нечему помогать. Здесь нужно просто развернуться и уйти. Тимоти сглотнул комок в горле. Он не видел цикла. Он видел только боль матери, слышал жалобный писк живого малыша и чувствовал агонию того, кто так и не родился. Его собственная грудь сжалась от ответной боли. — Мне их… мне их так жалко, — выдохнул он, и в его голосе не было дерзости, только чистое, беззащитное, всепоглощающее сострадание, от которого перехватывало дыхание. Арми замер, изучая его лицо. Он видел не вызов и не бунт, а ту самую наивную, болезненную чистоту и доброту, которую по его чаяниям вдохнула в него сама Афродита. Он видел, как дрожит подбородок нимфа, как на его глазах наворачиваются слезы. Он тяжело вздохнул, и камень в его глазах дал тончайшую трещину. — Ладно, — он кивнул почти невесомо, и в его голосе прозвучала непростая тяжесть решения. — Делай. Но помни — каждый раз, нарушая естественный ход вещей, ты рвешь ткань мира. Ты берешь на себя ответственность, которая тебе не по плечу. Тимоти, не раздумывая больше, подошел и, преодолевая дрожь в руках, осторожно вылил драгоценное, теплое содержимое своей ладони прямо на окровавленное, еще пульсирующее чрево матери. И… Произошло чудо. В тот же миг тело медведицы вздрогнуло в последней, могучей, но на этот раз продуктивной потуге. Раздался тихий, влажный звук, и второй детеныш, большой, мокрый и живой, легко и свободно вышел на свет. Он слабо запищал и сразу же начал ползти к теплу матери. Агония на морде зверя сменилась шоком, а затем бесконечной, животной, немой благодарностью. Боль отступила, сменившись инстинктивной радостью. Она слабо, едва двигая головой, лизнула руку Тимоти своим шершавым, еще горячим языком, издав тихий, уже не хриплый, а глубокий стон облегчения. Ее глаза, еще мгновение назад потухшие, встретились с его взглядом, и в них была благодарность. Арми молча взял его под руку и вывел из берлоги. Они шли по лесу в гнетущем молчании. Тимоти ждал гнева, бури, наказания. Он нервно, обеспокоенно поглядывал на сатира. — Ты понимаешь, что ты сделал? — наконец заговорил Арми, и его голос был усталым, а не гневным. — Ты не просто «пожалел». Ты взял силу, предназначенную для удобрения земли, и влил ее в мертвую плоть. Ты не дал лесу поглотить их смерть и создать из нее новую жизнь. Ты нарушил баланс. Ты играешь, не понимая правил игры. - Я больше не буду, я… - затараторил Тимоти. Арми остановился и повернулся к нему. И Тимоти замолк под его тяжелым взглядом. После долгого молчания Арми наконец заговорил, его голос был непривычно серьезным: — Ты нарушаешь всё, солнышко. Законы природы. Мои правила. Всё. Твоя природа — быть украшением, принимать мою силу и радоваться. А ты… — он сжал его руку немного крепче, — …ты раздаешь ее. Ты мог бы быть жестоко наказан… Если бы… - Армии чувствовал за собой долю вины в существе Тимоти. - Если бы это не было твоей природой. — Арми тяжело вздохнул. — Таким уж создала тебя Афродита. Ты сделал это не из злости и не для власти. Ты сделал это потому, что иначе не можешь. - Да, - нервно кивнул Тимоти. - Я честно… Арми перебил его вновь. - И только поэтому я прощаю тебя сегодня. Тимоти выдохнул с тяжестью, опуская глаза. Арми непроизвольно повторил его действия, терпеливо поясняя. - Раздавая жизнь направо и налево, ты в минуту можешь нарушить баланс, который я веками поддерживал. Лес процветает, но это процветание имеет свою цену — хищники должны есть, слабые должны умирать, чтобы сильные выживали. Слепая жалость может это равновесие разрушить. И речь идет не только о равновесии леса, о равновесии целого мира. В мире всё взаимосвязано магическим образом. Жизнь и смерть — не случайности, а части огромного, сложного узора, который ткут Мойры богини судьбы. У каждого существа, даже у медведицы, есть своя роль в этом узоре. Смерть медведицы была «запланирована» великим балансом. Её энергия, высвободившись, должна была быть распределена между лесом и, возможно, подпитать судьбу других существ. Например, волки, которые должны были съесть её тушу, получили бы силу, чтобы выжить и дать потомство. Один из их детенышей мог в будущем стать спутником великого героя. Её выживание — это не просто счастливый конец. Это вмешательство в предначертанный порядок вещей. Кто знает может ты сейчас сохранил жизнь тому кто завтра отнимет жизнь у героя, который в будущем должен был спасти целые города или даже империи? Мы — хранители предопределенного богами порядка. Мы обеспечиваем поток энергии, но не имеем права кардинально менять узор судьбы. А ты сам того не ведая, взял в руки иглу Мойр. Ты не просто спас жизнь — ты переписал судьбу. Последствия этого переписывания непредсказуемы и могут быть катастрофическими в масштабах всего мира. Я вижу картину целиком, в то время как ты видишь лишь её маленький фрагмент — страдающее существо здесь и сейчас. Я вижу паутину причин и следствий, уходящую на десятилетия вперед. Добро, сделанное вопреки вселенским законам, может породить большее зло. - О Зевс, - с ужасом выдохнул Тимоти. Арми видя его мучения смилостивился и сказал: - Иногда… очень редко… законы могут отступать перед чем-то большим, - Арми посмотрел по сторонам пытаясь подобрать правильное слово. - Назовем это счастливым случаем. Тимоти шумно сглотнул и сделал жалкую попытку улыбнуться, но кончики губ нещадно опускались вниз. - Но не привыкай, - строго пояснил Арми. - Мы не должны вмешиваться в чужие игры. Мы всего лишь духи. Он взял нимфа за руку, и его хватка была уже не цепкой, а скорее… признающей. Облегчение затопило Тимоти. Он робко улыбнулся. - Счастливые случаи не могут случаться часто, - предостерег Арми. - Законы на то и законы. Баланс нарушать нельзя. Тимоти закивал. Сердце его колотилось так будто хотело сломать ребра. Они снова пошли, теперь уже взявшись за руки. Тимоти не ожидал такой милости. — Мне стоило бы отправить тебя в царство мрачного аида, но почему то я верю, что ты усвоил урок и не повторишь ошибок. - Не повторю, - пообещал Тимоти. - Я знаю, - снисходительно улыбнулся Арми, признаваясь. - Мне вместо этого хочется сделать приятное для тебя. Раз уж сегодня такой странный день…Пусть он будет странным до конца… Тимоти тревожно посмотрел его, все еще ожидая какой то неожиданной кары. - Хочешь? Я для тебя что-нибудь приятное сделаю? Может… покататься на пегасе? Тимоти растерялся, удивленно посмотрел на него. Он слышал о Пегасах из рассказов дриад, но никогда не видел их в живую. — Их же нет в нашем лесу. Арми усмехнулся, и его глаза хитро сверкнули. — Я могу превратиться в пегаса. Самого настоящего. Только есть условие… - Какое? - наивно полюбопытствовал Тимоти. - Нужен правильный наездник. Чтобы он оседлал меня… - Арми похотливо ухмыльнулся, поиграв бровями. - Ну, ты знаешь, как. Правильно. И тогда случится самое настоящее чудо. Тимоти несмело улыбнулся, он еще не отошел от потрясения, а сатир снова взялся за свое. — Я знаю твои уловки. Знаю я тебя. Надо сесть правильно на твой член, и поскакать на нем и тогда ты взлетишь. Да? — Именно так, — широко улыбнулся Арми. - Откуда ты знаешь? — Все знают, какой ты, — покачал головой Тимоти, но его глаза сияли. — Это ложь! - Да, вот еще! Когда я врал? - Всегда! - В этот раз не вру! - А я не верю! - воскликнул Тимоти. - Ты постоянно меня обманываешь. Я даже Не знаю… - Так и не узнаешь пока не попробуешь! - перебив нимфа и не дав ему окончить свою мысль воскликнул Арми. И они пошли дальше по лесу, оставляя за собой след из цветов, а их спор смешивался с шепотом листьев. Счастливый случай судя по всему уже случился! И имя ему... Любовь? **** Лужайка, у подножья Олимпа, утопала в шелковистой траве и вечерних солнечных лучах. Двенадцать нимф, оставшихся не у дел, вальяжно плели венки из полевых цветов. Воздух, однако, был наполнен не безмятежным молчанием, а оживленным, возмущенным гулом. — Ну вот, опять, — сварливо начала Лиз, с силой вплетая в венок голубой василек. — Сначала он в догонялки только за Тимоти бегал. Поймал. Оттрахал. И, казалось бы, хватит? Удели нам время! Ан нет! Из-за деревьев, приглушенный расстоянием, но вполне узнаваемый, донесся очередной сдавленный стон, за которым последовал низкий, хриплый смех сатира. — Снова! — фыркнула Фло, подражая голосу Арми. — «Ох, Тимоти... Солнышко мое... Принимаешь так чудесно...» !Как будто мы не умеем так же чудесно! — Это просто неприлично, — вставила Сирша, ее умные глаза сверкнули. — Не в том дело, что он его поймал. Правила таковы. Но чтобы с таким… фанатизмом? Мы все тут, мы готовы, мы ждем своей очереди! А он там уже который час удобряет одно и то же поле! Где-то вдалеке раздался очередной стон Тимоти, а вслед за ним раздающийся эхом голос Арми. - О, да, мой маленький наездник! Скачи! Скачи на мне! О, Афродита! Какой же ты горячий! Сладкий! - Вкусный, - в один голос с Арми передразнила сатира Марго, продолжая в один голос с Арми. - Твоя дырочка! Так хорошо меня принимает! Остальные нимфы рассмеялись предсказуемости сатира. Марго буквально читала его мысли, озвучивая в унисон со смешными кривляниями. - Такой придурок этот… козел, - усмехнулась Зендея, надевая на себя свой уже готовый венок. — Бедный Тимоти, — вздохнула Галь, чуть позевывая. — Наверное, уже и шагу ступить не может. Его просто не отпускают. — Да ему, по-моему, только дай! — закатила глаза Фло. — Слышите? Стонет без умолку. Как отклбчить его звук? Нет, я не ревную, конечно… Но нас тут целых двенадцать! Целый фруктовый сад, как он выражается! А он упорно пасется на одном цветочном лужке! - Ну там травка зеленее, - усмехнулась Пенелопа. Они дружно заворчали, выражая согласие. В их ворчании не было злобы на Тимоти — он был их всеобщим любимцем, невинным ребенком. Весь их гнев был направлен на слепую, эгоистичную похоть Арми. И в этот самый момент громкий, ликующий визг прорезал лесную тишину. Но это был не крик ужаса или боли. Это был визг чистейшего, безудержного восторга. Нимфы разом подняли головы. Из-за крон высоких дубов в вечернее небо, озаренное алым закатом, взмыло ослепительно-белое существо с мощными крыльями. Это был Пегас. Величественный, сияющий, идеальный. А на его спине, вцепившись в сверкающую гриву обеими руками, сидел их Тимоти. Как обычно хрупкий, изящный и совершенно обнаженный. Его темные кудри развевались на ветру, а по лицу разливалась такая радость, что он казался светящимся. Он снова заливисто завизжал, заливаясь смехом, пока мифический конь набирал высоту. На лужайке воцарилась ошеломленная тишина. Венки были забыты. — Это… Тимоти? — первой нарушила молчание Фло, щурясь и не веря своим глазам. — На Пегасе? — добавила Сирша, ее обычная рассудительность дала сбой. — Откуда у нас в лесу Пегасы? Их же тут век не видели. — Ага, — саркастически протянула Лиз. — Наверное, это Геракл на выходные к Зевсу через наш лес добирается. Заскочил к ручью, увидел Тимоти и тоже видимо не удержался, - она усмехнулась. - Решил прокатить нашего мальчика. Ну вы поняли о чем я… - Не завидуй, - фыркнула Сирша. Они продолжали наблюдать, как ослепительный конь описывает в небе широкий круг, сверкая на закате, а его всадник кричит от восторга. Нимфы переглянулись. В их глазах читалось полное недоумение, смешанное с зарождающимся подозрением. — У него там что? — вдруг возмутилась Лиз, складывая все факты воедино с присущей ей прямолинейностью. — Медом намазано, что ли? Сначала Арми от него отойти не может, а теперь полубоги на нем катаются! Этот абсурдный вопрос повис в воздухе, и после секунды молчания лужайку взорвал дружный, заливистый хохот нимф. Все обиды и претензии мгновенно испарились, растворившись в чистой радости за Тимоти и всеобщем веселье от невероятного зрелища. — Нет, просто сегодня его день! — выдохнула сквозь смех Зендея. — Счастливый случай! И они снова подняли головы к небу, чтобы посмотреть на летящее чудо и своего счастливого, сияющего друга.