
Метки
Описание
Шрамы — некрасивое напоминание о полученных травмах. И неважно, душевные они или на теле. Шрамы не исчезают. Они либо затягиваются до определённых размеров, либо остаются такими навсегда. Отвратительными. Мерзкими. Ужасными.
Примечания
Все события и персонажи вымышлены. Любое сходство с реальными событиями случайно.
Часть 16
29 сентября 2024, 02:45
У меня было такое ощущение, что это всё происходит не со мной. Я чувствовала себя так, будто я не живу, а существую. Что я в каком-то другом мире или измерении, где не могла найти себе места. Где бродят существа, похожие на людей, но разговаривающие на своём языке, а ты стоишь, пытаешься им что-то объяснить, но они не понимают тебя и смотрят как на идиота. Я правда пыталась выучить их язык, вникнуть в их образ жизни, поведение, но так и не смогла этого сделать, поскольку никто не шёл мне навстречу. И я сдалась. Игра в одни ворота оказалась не особо интересной, поэтому я больше не собиралась принимать в ней участие. Я устала.
Мне хотелось сбежать, спрятаться от всего этого. Убрать эту назойливую ответственность, что сидит на моей шее столько лет. Хотелось избавиться от этой тупой боли в груди, которая прописалась там и никак не хотела покидать своё место жительства. Я так устала от зудящих мозг мыслей, из-за которых у меня появилась хроническая усталость от недосыпа. Потому что я попросту не могла уснуть. Я устала быть сильной, говорить себе каждое утро перед зеркалом, что справлюсь со всем, чтобы там ни было. Я устала всё тащить на себе, весь этот груз прошлого, и делать вид, что живу дальше. Устала носить столько масок и подбирать их по каждому случаю жизни. Я не знала, что мне делать, поэтому просто пила. Напивалась до потери памяти, потом вставала, ходила в туалет, завтракала, а могла и не делать этого и просто с самого утра взяться за бутылку.
Так я жила ещё неделю, не просыхая от слова совсем. Ева звонила мне и даже, кажется, приходила, пыталась открыть дверь своим дубликатом ключей, но я защёлкнула щеколду со своей стороны, не открывала и не брала трубки. Мне не нужен никто. Я, твою мать, хотела просто побыть одна впервые за столько лет. Я не требовала чего-то больше, всего лишь чуточку времени, чтобы разобраться в себе, разложить всё по полочкам. Разве я так много прошу? Я не уделяла своим мыслям должного внимания уже несколько лет, хотя они прямо били по моей черепной коробке и требовали, чтобы их разложили по алфавиту.
Раньше мне приходилось медитировать, чтобы действительно прибраться у себя в голове, как в библиотеке. Для меня каждая история или событие были отдельной книгой, которая валялась на полу в раскрытом виде. Это являлось тем, что меня беспокоило и тревожило. Моя задача была поднять её, осознать историю, сделать выводы, закрыть и поставить на полку. Бывало, что уже закрытые книги падали с полок и открывались вновь. И я стабильно раз или два в месяц приводила всё в порядок.
Но я забросила эту работу. А если с этим ничего не делать, не контролировать, не наводить порядок или не поддерживать его, то, само собой, всё превращалось в хаос. Начинала болеть голова, а навязчивые мысли только и делали, что сверлили сознание и не давали работать, двигаться дальше, жить. Я и представить не могла, какой там бардак, если после тех же двух месяцев уже творился беспредел. Там поди и ногой некуда ступить. Я слишком долго откладывала это всё на потом, а теперь даже не знала, как начать и с чего. Но жизненно необходимо действовать прямо сейчас, хотя бы понемногу. Каждый день уделять внимание медитации, чтобы почувствовать хоть что-то, напоминающее жизнь. Иначе, я уверена на сто процентов, меня ждала смерть.
Вдохновившись этими мыслями, я перевернулась на диване на бок и на раскорячку, с горем пополам, сперва улеглась на пол, затем, помогая себе руками, села по-турецки, опираясь спиной на диван. Как всегда, положила руки на ноги, сомкнула три пальца вместе (большой, указательный и средний), расслабила тело и начала глубоко вдыхать и медленно выдыхать. Это было сложно. Моё сердце билось часто, поэтому дышать мне хотелось так же. Но мне предстоит ещё закрыть глаза и зайти в свои чертоги разума, чтобы поговорить со своими библиотекарями. Да, звучит безумно, но мне это помогало и очень сильно. Когда моё тело более-менее расслабилось, я закрыла глаза, но из-за алкоголя в крови не могла сосредоточиться на своих мыслях. У меня будто начиналась паника от закрытых глаз, из-за того, что ничего не вижу перед собой, не контролирую происходящее. Я пыталась ещё и ещё, но всё было без толку. Мысли смешались в одну кучу. Голова кружилась, и из-за вертолётиков меня затошнило. Я вновь улеглась на диван и облегчённо выдохнула. Сейчас точно неподходящее время. Наверное, в другой раз.
***
День начался с какого-то свербящего чувства внутри. Было как-то неспокойно, тревожно. Будто что-то происходит или будет происходить не так. Будто что-то надвигалось. И я пока не понимала, хорошо это или плохо. Я повернулась на бок, дотянулась до бутылки недопитого вчера виски, которое я оставила «прохлаждаться» на полу, и сделала пару глотков. Я сморщилась от этого отвратительно жгучего вкуса. Тёплый напиток, как лава, прошёлся по моему горлу, и мне пришлось сделать несколько вдохов, чтобы хоть немного выпустить этот жар. Он будто прожигал в моём желудке дыру, отчего мне стало тошно. Я не закусывала, поскольку хотела быстро опьянеть, а из-за того, что в желудке отсутствовала еда и несколько дней в моём организме не было ничего, кроме алкоголя, пьянела я достаточно быстро. Как мне и хотелось. Я поставила бутылку обратно на пол рядом с диваном и уставилась в работающий телевизор, на котором шёл сериал «СашаТаня». В такие моменты самобичевания я не любила спать в своей комнате. Мне казалась она тесной, холодной, неуютной. А гостиная хоть и немного, но отдавала чем-то схожим на то, что требовала моя душа в данный момент. В гостиной я не ощущала себя так одиноко. Не знаю, возможно, это из-за говорящего телевизора на фоне или из-за шума на улице… или из-за того, что Ева обустраивала эту комнату. Но в ней было светло, просторно и комфортно. Даже стало как-то тепло на душе от этих мыслей, но, возможно, и из-за того, что это меня изнутри грел алкоголь. Но мне не хотелось об этом думать. Мне было хорошо. Я обхватила руками подушку и посильнее прижала её к лицу. Раздался громкий стук. Ещё один и ещё. С каждым разом он становился всё напористее и громче. Я ещё не отошла ото сна и при этом влила в себя несколько глотков алкоголя, поэтому не сразу поняла, что это стучались ко мне. Я приподняла голову и прислушалась. Стук исходил от входной двери. Блять… Почему не дают насладиться тишиной и покоем?! Не хочу идти открывать. Я уткнулась обратно лицом в подушку и закрыла ею уши. Притворюсь, что дома никого нет, и, кто бы там ни был, ему наскучит наконец стучать в эту сраную дверь, и он свалит. Но стук не прекращался и уже начал разъедать мой мозг. Меня постепенно накрывал псих, и в какой-то момент я не выдержала и резко встала с дивана, чтобы уже послать матами того, кому приспичило долбить в мою дверь. Но от резкого скачка моя голова сильно закружилась, а комната будто начала вращаться, как на американских горках. Мои мозг и желудок не выдержали этот американский аттракцион, и меня вырвало. Прямо на пол. Несколько раз. Замечательно. Теперь я не только хочу наорать на того, кто пришёл, но и убить. Вытерев слюну со рта и подбородка, я шла на звук, который не прекращался до сих пор, с мыслями об убийстве. — Тебе чё, делать неху… — Наконец-то! — рявкнул Михаил Андреевич. — Твою мать, Стрелецкая! Ни дозвониться до тебя, ни достучаться. Дай пройти, — он с лёгкостью дёрнул дверь на себя, хотя мне казалось, что я её держала крепко. Он протолкнул меня в глубь коридора и зашёл в квартиру, закрывая за собой дверь. — Не могла сразу открыть? Внимание соседей только привлекли лишний раз, — сморщился он, видимо, от стоящего запаха. — Ну изифните! Пока долша, пока то, пока сё… — Бог ты мой… — с ужасом вздохнул он, осмотрев меня с ног до головы. — Вот до чего ты себя довела, а? Скажи-ка мне — зачем? — Чё вы фсе пристали-то ко мне?! Оста-фь-те ме-ня оду! — еле проговорила я, так как язык сильно заплетался. Михаил Андреевич взглянул на мою одежду, которая наверняка была запачкана рвотой и несло от неё по меньшей мере даже не ромашкой. Он прошёл в гостиную и посмотрел сначала на пол, потом на меня. — Это тока што, причём иза вас, — решила оправдаться я, прыснув слюной, которая тут же стала стекать по подбородку. Я пьяным движением руки вытерла её и с вызовом уставилась на Чуканина. Вот только зря. Его глаза налились кровью от злости. Он смотрела на меня исподлобья, его руки были сжаты в кулак, и дышал он как настоящий здоровый бык. Я, по-моему, даже увидела, как из его ноздрей вышел пар. Чуканин молча и грубо взял меня под руку, развернул и повёл в ванную комнату. Я попыталась вырваться, но всё было тщетно. Он крепко и больно держал меня за руку, пока открывал дверцу кабинки и настраивал воду в душе. На меня полилась ледяная вода, от которой у меня тут же перехватило дыхание. — А-а-а! Господи, блять! — рефлекторно я попыталась выбраться и избавить тело от нежеланного холода, но Михаил Андреевич запихнул меня назад. — Пока не протрезвеешь, отсюда не выйдешь! — рявкнул он. — Поняла?! Он со психом вышел из ванной и сильно хлопнул дверью. Я слегка вздрогнула от резкого звука, обняла себя руками, чтобы хоть на градус стало теплее, и вжалась в угол, куда меньше всего попадала вода. Михаил Андреевич специально включил только холодную воду, которая уже превратилась в ледяную, чтобы я смогла прийти в чувства и, судя по всему, заболеть. В теории я бы могла просто открыть горячую, но за это влетит ещё больше, хотя мне и так достанется, но более жестокого обращения к себе мне как-то не хотелось. Хорошо, что у меня стояла душевая кабина. Ванны я терпеть не могла. Никогда не понимала, зачем люди тратят столько времени на бессмысленные лежания в воде. Вот душ — это прекрасно! Зашёл в кабинку, помылся быстренько и вышел. Не нужно ждать, пока наберётся определённое количество кипятка, чтобы потом посыпать какую-то там соль с запахами или, того гляди, пену для ванны, чтобы потом ещё отмываться от неё сто лет. Ещё и скукоженный какой-то выходишь, как изюм. Одни хлопоты и пустая трата времени. Лучше на диване поваляться или поесть. Хотя одно другому не мешало. Я решила, что с меня достаточно липкой ледяной одежды, поэтому скинула её с себя и настроила воду на нужную температуру. Мои руки сильно тряслись, как и всё тело, и мне физически тяжело было их поднимать. Я еле налила на губку гель для душа и начала тереть своё тело как могла. Затем я приступила к мытью волос. По ощущениям, на это, кажется, ушли годы, но я всё-таки сделала это и наконец смогла покинуть образовавшуюся парилку. Я обернула вокруг себя полотенце и подошла к раковине, чтобы почистить зубы. Тело теперь пахло вкусно, но мне ещё важно, чтобы и изо рта не воняло. А то дышать на Чуканина своими зловонными запахами мне как-то не хотелось. Я взглянула на себя в зеркало, когда опускала щётку вверх-вниз. Лицо слегка посвежело, но оно всё же осталось изрядно помятым. Отходняк будет долгим. Я выплюнула пасту, от которой у меня уже онемел язык, прополоскала рот водой и вышла из ванны, направляясь на кухню, откуда доносились шум и запах куриного бульона. Откуда у меня в доме появилась курица? Я уже хотела было начать разгадывать эту детективную загадку, но меня чуть не стошнило, когда я в лёгкие набрала воздух. Оказалось, я очень чутко реагировала на ароматы после алкоголя, да и в квартире воняло так, будто тут кто-то сдох, даже несмотря на то, что она немного проветрилась и начала заполняться запахом еды Михаила Андреевича. Неудивительно, что он сморщился, когда вошёл в квартиру. Свой аромат плохо различаешь, особенно когда ты им пропитался. Заглянув в гостиную, я поджала губы, когда не обнаружила пустых бутылок, которые заполоняли пол, как и лужу блевотины. Михаил Андреевич всё убрал. Отлично, теперь, помимо похмелья, мне становилось ещё и стыдно. Чуканин стоял у плиты ко мне спиной, когда я зашла на кухню. Он что-то помешивал в кастрюле, скорее всего, суп, или просто решил отварить курицу. Я перевела взгляд на стол, где стояли бокал вина, две кружки крепкого чая и тарелка с обычными, но очень вкусными бутербродами — колбаса и сверху сыр. Что может быть лучше? В желудке тут же заурчало. Да, ему не хватало нормальной человеческой еды. Я плюхнулась на стул и облокотилась на стол. — Ты пила сегодня? — внезапно и спокойно начал он. — Да, виски. — Тогда лучше не мешать, — Чуканин взял бокал вина и вылил в раковину, оставив бокал там же. — Пей чай. Я взяла кружку, содержимое которой разлилось на меня и на стол из-за трясущихся рук, и горем пополам сделала пару глотков, так как во рту пересохло после чистки зубов. Чуканин постучал ложкой по кастрюле, плотно накрыл её крышкой и повернулся ко мне. — Ну что, тебе плохо до сих пор, да? — сочувственно спросил он. — Ага… — ответила я, отхлёбывая горячий чай, а Михаил Андреевич тут же сменился в лице. — А вот нехрен было столько пить! — рявкнул он, а я вздохнула. — Начинается… И вы туда же, прямо как Ева, — пробормотала я медленно, так как алкоголь волшебным образом не испарился из организма. — Слово в слово. И, пожалуйста, можно потише, а? — я приложила руки ко лбу. — Нахрена ты столько пила?! — Чуканин даже не собирался сбавлять свой тон. — Хотела побыть на дне… — отрешённо ответила и решила посмотреть на кружку, делая вид, что меня ситуация вообще никоим образом не касалась. — Побыла?! Какого чёрта ты творишь, Света?! — Михаил Андреевич, перестаньте, — вяло проговорила я и затылком прислонилась к стене, прикрыв глаза. — Сейчас же всё хорошо… — Это потому что я вовремя пришёл! — крикнул он, казалось бы, ещё громче. — А если бы что-нибудь случилось?! — Ну ничего же не случилось, чего орать? — возмущалась я. Я всеми фибрами души чувствовала, что он испепелял меня взглядом. Люди часто так делали, когда злились, думали, что ещё сказать, чтобы побольнее задеть оппонента или выговориться так, чтобы самому на душе стало легче. Я услышала, как он фыркнул и отошёл в сторону окна. Я приоткрыла один глаз и просто убедилась в этом. Он стоял, сложив руки на груди. Я не знала, что ему сказать. Оправдываться было бессмысленно, а поддакивать я не собиралась. Я хотела, чтобы меня оставили в покое, — меня оставили. Но не надолго. И, кажется, меня не оставят одну до тех пор, пока я действительно не останусь одна и на меня всем будет плевать. А этого, я так понимаю, тоже никогда не будет. Крышка начала греметь, оповещая, что в кастрюле закипела жидкость. Михаил Андреевич повернулся к плите, снял крышку и положил рядом. Он опять что-то там помешал, вновь постучал ложкой по кастрюле и убавил газ. — Почему я не могу до тебя дозвониться? — спокойно, но очень сдержанно начал он спустя несколько минут тишины. — Я всегда вытаскиваю рабочую симку, когда не на работе, — я пожала плечами. — Вы это знаете. — Я про твой личный номер, — Чуканин вновь повернулся ко мне лицом. — Откуда вы про него знаете? — нахмурилась я. Не понимаю, правда, зачем задала такой очевидный вопрос. И так ясно, что Ева слила его. — На вопрос ответь, — строго проговорил он. — Не знаю, симка в телефоне, а он должен работать, — соврала я. — Сам телефон сел, наверное. — А поставить на зарядку не судьба? Хотя… — он осмотрел меня с ног до головы. — Не думаю, что тебе хоть до кого-то есть дело, кроме себя… Да и ходишь ты еле-еле. Кстати, ты, случаем, под себя не начала ходить? Это я так, чтобы понять, нужно ли говорить твоей сестре про диван. — Очень смешно, — я скептично посмотрела на него. — Нет, не ходила. Можете не переживать и садиться в любое понравившееся вам место. — Ну хоть так, — Михаил Андреевич опять развернулся к плите. — Скоро картошка сварится с курицей. Поешь. Это обязательно сейчас для твоего организма. — Нет аппетита. Да и откуда он появится, когда на тебя орут, — пробубнила я. — Сожрёшь всё — я сказал! — рявкнул Чуканин. — Так, всё, — не выдержала я, но продолжала проговаривать всё сквозь зубы. — Спасибо за всё, конечно, но не пойти бы вам из моей квартиры куда подальше? Одна пришла наорала, отчитала как девчонку. Другой только и делал, что оскорблял и принуждал к тому, чего я не хочу. — Есть слово «надо», Стрелецкая, нравится тебе это или нет! — Да у меня всю жизнь слово «надо». Надо денег на учёбу, на квартиру, на машину, на лечение, на похороны. Надо взять себя в руки, потому что ты взрослая. Надо идти работать, потому что это твоя обязанность, потому что тебе надо денег. Надо вести себя нормально. Надо поехать помочь. Надо сделать всё так, чтобы окружающим было со мной комфортно. Надо! Надо! Надо!!! Везде всё надо! А меня хоть раз спросил кто-нибудь, чего хочу я, чего мне надо?! Хоть раз?! Так что идите вы со своим «надо» в жопу, Михаил Андреевич! Заебали меня уже все! — Легче стало? — спокойно проговорил он спустя долгие минуты. — Немного, — буркнула я. — А теперь ешь, — он поставил тарелку с картошкой и куриным бульоном прямо у меня перед носом и положил рядом ложку. — И запомни: ты не одна такая с этим «надо». Поверь, у кого-то обязанностей намного больше, чем у тебя. Просто ты устала, я это понял. Но сейчас уже пора вставать на ноги во благо своего здоровья. Я не хочу хоронить тебя раньше, чем ты меня. Так что возьми себя в руки. И сестре позвонить не забудь. Она переживает. — Это она вам нажаловалась? — фыркнула я. — Не нажаловалась, а поделилась проблемой, — поправил меня Чуканин. — И, между прочим, правильно сделала. Мне кажется, ещё пара таких деньков и тебя бы не откачали. — Ну конечно, — я закатила глаза. — Лучше ешь молча, — процедил он и встал обратно возле окна с чашкой кофе в руках. Вечно мои привычки все отбирали. Аж бесит.***
Время до важного и даже скорее переломного момента я убила, читая очередной детектив. Кажется, Майк Омер становится моим любимым писателем. Он настолько всё неимоверно описывал, что я не могла остановиться. Даже согрело душу то, что у главной героини тоже есть свои странные заскоки. Благодаря книге я на секунду почувствовала, что не одна такая со странностями, почувствовала некий отклик, будто понимание. То самое чувство, когда человек тебе что-то рассказывал, а ты сидел, слушал его и в какой-то момент сказал ему: «да-да, у меня такое же было». Это завораживало. Я могла даже похвастаться тем, что я одна из немногих, которая понимала, почему некоторые отдают предпочтение книгам, нежели людям. Не все способны понять тебя и услышать. Это ключевой фактор. Остальное уже на размышление других. Я закрыла книгу и взглянула на время. Была уже половина двенадцатого, за окном давно стемнело. Михаил Андреевич ушёл вчера вечером, даже ближе к ночи. Он хотел остаться, но требовалась помощь его жене рано утром, поэтому он пригрозил мне пальцем и сказал, что из-под земли достанет, если я ещё раз нажрусь как свинья. А потом закопает. Я заверила его, что в ближайшее время так пить не буду, и быстро закрыла за ним дверь, пока он снова не начал причитать. Отложив книгу в сторону, я по обыкновению спустилась с дивана на пол, села по-турецки, закрыла на этот раз глаза сразу и приступила к дыхательной гимнастике. Через несколько минут я смогла погрузиться в то состояние, которое помогало мне, так сказать, состыковаться со своими мыслями у себя в голове. М-да, как и ожидалось, там был знатный бардак. Работы, наверное, на два месяца, если не больше. Я решила начать с лёгкого. Читала и закрывала те книги, которые в данный момент времени было несложно закрыть, поставить на полку и больше не думать о них. Таких было очень много, и я решила сперва по максимум убрать их. Так сказать, расчистить себе путь, чтобы добираться до самого сложного было легче. Когда я выбилась из сил и чувствовала, что ещё чуть-чуть и меня просто вырубит прямо на полу, я открыла глаза. На часах уже было начало третьего ночи. Я была в мыслях так долго? Такое ощущение, что прошло максимум полчаса. Когда я качнулась в сторону, то почувствовала, как моё тело онемело от неподвижного состояния. Я встала и начала ходить туда-сюда, встряхивая ноги, чтобы избавиться от ощущения неприятного покалывания. И пока я этим занималась, случайно посмотрела на полку, где оставила телефон вместе с симкой. Почему-то возникло необъяснимое желание включить его и прочитать сообщения, которые наверняка были, я в этом уверена. Отыскав зарядное устройство и провернув пару манипуляций с телефоном, я включила его. Не успело всё прогрузиться, как он начал издавать писклявые звуки, так как на него стали приходить уведомления о том, что до меня кто-то пытался опять дозвониться и написал сто пятьсот сообщений. Последнее уведомление было от Ани. Около пятнадцати минут назад. Странно. Зачем она пыталась дозвониться до меня так поздно? Я решила перезвонить. Мало ли, может, действительно что-то серьёзное. Гудки шли долго, будто она не хотела брать телефон или вовсе его не слышала, но в последний момент звонок наконец был принят. — Ну наконец-то! — нетрезвый и весёлый голос Ани раздался эхом, будто она была в пустом помещении. — Ты что, пьяна? — решила я сразу перейти к делу. — В дрова! — посмеялась она, еле волоча языком. — Приезжай, давай тусить! — Нет, спасибо. В ближайшее время мне тусовки противопоказаны. Где ты сейчас? — сморщилась я, когда резко услышала на том конце провода громкую музыку. — В нашем клубе! — начала уже кричать она. — Тут так ску-учно! Приезжай! — Никуда не уходи только! — уже и я стала кричать, чтобы она меня точно услышала. — Я приеду и заберу тебя, поняла?! — Ага! Жду! Отключившись от звонка и посмотрев некоторое время на экран телефона, я хмыкнула и пошла искать себе подходящую одежду. Ну вот и началась снова эта жизнь.