Цветущие ветки миндаля

      Все началось в тот миг, когда нежные облака стремились вперед друг за другом на голубом небе. Запах зеленых яблок. Помутнение сознания. Переполнение эмоций словно это была чаша, наполненная до краев. До самых краев. Это было особенное чувство.       Я закрываю глаза, и вновь вспоминаю моменты теплых дней, которые проводила в Англии: наступаю на позеленевшую траву, покрытой утренней росой, и вижу, как он выходит из машины в белой рубашке, поднимающейся на ветру, легком летнем бежевом пиджаке в клетку, который закинул за плечи, и эти запястья… И вот он уже, увидев меня, улыбается, передавая в руки свой чемодан, и спрашивает, кто есть дома.       Пожалуй, вероятно, будучи юной девушкой, он не мог бы мне понравиться. Он весь — покрытый веснушками с головы до ног и с огромным носом, особенно выделявшимся на фоне всего лица. Его, чье фото в анкете, среди желающих снять комнату в нашем доме, месяц назад привлекло мое внимание, потому что выделялось среди прочих рыжими волосами и спокойной уверенности во взгляде. Цвет его глаз напоминал скорлупу фундука на солнце — с лёгким отливом бронзы и зелени, словно в них жил свет. Казалось, человек на фотографии знал меня. И ждал.       Мои родители, а точнее мать, сдавали наш трехэтажный особняк с пятью ванными комнатами различным учёным людям — таким образом она пыталась компенсировать недостаток в коммунальной оплате за содержание дома и хотела приобрести опыт в общении с теми, кто приехал не просто так в далекий Шеффилд.       Жильцы могли свободно пользоваться нашими продуктами и делать все, что заблагорассудится в их собственной комнате — а в обмен на это они оплачивали жилье. Обычно нашими постояльцами являлись женщины, изредка мать впускала и мужчин, но они не оставались дома более, чем на неделю. Было ли это от феминистической натуры матери, мне до сих пор было не ясно. Наш дом пользовался искренней популярностью, так как именно на комнаты нашего дома стояла одна из самых выгодных цен в городе.       Различные люди, бывавшие в нашем доме, становились частью семьи, и спустя десять лет такой практики мы стали получать на Рождество, но и не только — открытки, магниты, сувениры с различных городов Западной, Восточной Европы, даже США. Все они, посещая Великобританию, отходили от запланированного маршрута, чтобы со своими семьями, а порой с детьми, заехать на пару дней в город Шеффилд и совершить прогулку по таинственным улочкам забытого туманного места.       Моя мать, будучи сильным экстравертом, не могла провести ни один вечер в тишине и спокойствии со мной и отцом. Мой отец, являлся человеком весьма спокойным и флегматичным, но, несмотря на такой характер, его главной работой являлись постоянные отъезды из-за того, что он был военным. На самом деле с момента моего рождения мои родители поменяли более десяти мест жительства. Из детства я помню, что мы передвигались на поездах, были в городах, не существовавших ни на одной карте мира.       Большую часть времени, с семи лет, как я пошла в школу, где отец собирался освоиться на совсем, мы проживали на юго-западе Лондона. Вскоре мать решила уехать в свое трехэтажное поместье, которое досталось ей по наследству, и она решила сдавать его постояльцам. С того момента отношения между матерью и отцом сильно накалились.       На тот момент, когда г-н Блэйр решил снимать у нас комнату, в нашем доме уже проживала интересная женщина по имени Шарлотт Харпер, которой было двадцать восемь, она увлекалась необычными вещами — изучала японский язык и увлекалась фотографией. Женщина была кандидатом в сфере филологических наук, и на тот момент училась в аспирантуре. Шарлотт и моя мама стали довольно близкими подругами за столь короткий срок, как она появилась у нас. Чаще всего она жила в общежитии, и не бывала у нас дома вообще.       И вот спустя как полгода переезда миссис Харпер в наш дом предложением стать переменным четвертым жильцом в нашем доме стал именно он. Маркус Джордж Блэйр. По объявлению, размещенному в местной газете, было написано, что он, мужчина лет тридцати четырех, родился в графстве Кент 11 февраля 1953 года, закончивший Кембриджский университет в области свободных искусств и получивший докторскую степень, занимающийся написанием картин маслом и не только.       Марк проживал в Лондоне, часто посещал различные места по всей Великобритании, которое было его основной работой — рисование пейзажей разных городов Альбиона. На сей раз художник впервые приехал в далекий Шеффилд, находящийся в трех днях езды от Лондона, только ради того, чтобы набросать очертания знаменитого Кафедрального собора и церкви Св. Марии в своем дневнике и в последующем нарисовать их. Мистер Блэйр был довольно знаменитым художником и пользовался большой популярностью в кругу искусствоведов. В графе семейное положение было написано, что он не женат, и у него нет детей. Почему так, это оставалось загадкой, как и то, кто его родители, есть ли у него братья и сестры…       Его фото, закрепленное в анкете, было необычайно интересным. Вытянутое, белое и мягкое как воздушный крем лицо, на котором словно щетинку кисти, обмакнутом в цвет охры, слегка потрясли и возникли множественные кляксы — рыжие веснушки, небольшая щетина украшала его скулы и красиво выделяла форму лица. Глубокий взгляд Марка выражал некую детскую наивность, свойственную детям пятилетнего возраста, но в то же время из-за полуопущенных светлых ресниц в его глазах казалось что-то сладострастное, а на самом дне их — затаенное желание, какой-то зверь, сидевший в этом человеке. На фоне всего этого нос, огромный, крупный, занимавший практически половину части его лица, казался маленькой изюминкой во внешности, придавая ей ещё более запоминающийся вид.       Тем временем солнечного дня мая 1987 года, после того как мать одобрила кандидатуру Марка стать нашим соседом, мне необходимо было на два месяца освободить бывшую комнату нашего дедушки на третьем этаже и его читательский кабинет от старого хлама. В комнате, где жил ныне покойный дед, было довольно уютно и тепло, не считая, неловко расположившегося в углу комнаты, неподалеку от кровати, большого серванта с несколькими блестящими шеффилдскими сервизами из граненого стекла и графинами. В начинающихся сумерках эта комната казалась уютнее, чем была днем.       Как ни странно, в широком балконе стояла тяжелая темно-зеленая лестница, ведущая на соседнюю пустую чердачную комнату, где обычаем мама перенесла сто десятков томов дедушкиных книг, переданных им от нескольких библиотек со своей Великобритании. Сколько книг таилось в этой богом забытой комнате никто не знает.       Возможно, если бы Блэйр захотел ко мне как-нибудь незаметно прийти, он мог бы сделать это с легкостью; каким-нибудь вечером выйдя на балкон и скурив сигарету Marlboro, забравшись на лестницу, ведущую на чердак, пройдя через стопки дедушкиных книг и наконец оказавшись в узком коридоре. Он мог охватить своей ладонью ручку моей двери и повернуть её, оказавшись здесь.