(Не)человеческий фактор

Воздух был густым от запаха гари, паники и ледяного ветра, что гулял по некогда неприступным палубам «Ментора». Еву толкали в спину к одному из шлюзов. Голоса командовали, кричали, пытались навести порядок, но всё тонуло в общем гуле катастрофы. Она оглядывалась, цепляясь взглядом за чужие лица, выискивая в толпе знакомые черты. Нору? Ренри? Где Тайлер? И… он. Лекс. Именно он пришёл за Евой в каюту, обеспечил проход до эвакуационной группы, а после — исчез в дыму, последовав обратно, в самое пекло. И теперь Лорис была одна посреди сотен таких же потерянных, испуганных людей. Авианосец, их крепость, их дом, умирал у них на глазах. Команды «Ментора» действовали с вымученной, отточенной до автоматизма четкостью. Это было не тактическое отступление, а побег, оплаченный огромной ценой. — Гражданских — на грузовики и БТР! Кто может держать оружие — прикрывать! Раненых — на внедорожники! — кричал седой мужчина, голос которого хрипел от дыма. Транспорта было отчаянно мало. Грузовики, бронетранспортеры с потрёпанной бронёй, пара вездеходов — всё, что удалось отстоять в первых же минутах нападения. Их быстро заполняли гражданскими. Находились и те, что пытались влезть без очереди — таких остужали быстро и жёстко. В один момент завязалась драка — военному пришлось сделать предупредительный выстрел в воздух. Дисциплина и единство сейчас превыше всего. Еву затолкали в кузов открытого грузовика, набитого людьми так, что дышать можно было только в плечо впереди стоящему. Колонна, похожая на раненого зверя, постепенно трогалась с места, оставляя за собой остров авианосца. Их группа была не единственной. «Ментор» практиковал тактику «рассеивания»: несколько небольших колонн уходили разными маршрутами к разным точкам — в центр материка, к побережью, к уцелевшим заставам. Это увеличивало шанс, что хоть кто-то выживет и дойдёт. Дорога была кошмаром. Колонна двигалась рывками, объезжая завалы и руины, постоянно останавливаясь из-за поломок старых машин. В любой момент можно было ожидать засады — либо мутантов, привлечённых легкой добычей, либо вражеских отрядов. Первые всё же попадались на пути, но в единичных экземплярах — от них получилось отсреляться. Каждый остановившийся мотор заставлял сердца людей замирать. Ева вжалась в борт грузовика, вглядываясь в поля по сторонам дороги. Каждый силуэт на горизонте казался врагом. Через несколько часов мучительной езды показалась их цель — небольшой железнодорожный терминал, тот самый, что они недавно расчищали и частично ремонтировали. Но теперь он был не спасительным пунктом, а ареной нового кризиса. На путях стоял состав. Один-единственный. Несколько товарных вагонов и пара пассажирских. Его явно не хватало на всех. Началась давка. Солдаты «Ментора» с трудом сдерживали напуганную толпу, создавая периметр. — В пассажирские — только раненые! Остальные — в товарняки! Быстро! Еву поток людей понёс к зияющим дверям холодного, тёмного товарного вагона. Её втиснули внутрь. Воздух был промозглым, пах железом, потом и страхом. Вагон набился битком. Двери с грохотом задвинули, погрузив всех в почти полную темноту, нарушаемую лишь лучами света из щелей в обшивке. С гудком и скрежетом состав тронулся. Путь до порта занял несколько часов, которые показались вечностью. Дребезжание колёс, плач испуганных и раненых, тяжёлое дыхание людей в темноте. Ева стояла, прижатая к стенке, и вся её вселенная свелась к этому грохоту и леденящему ужасу одиночества. Она не знала, где её друзья. Не знала, в каком вагоне они могли быть. И не знала, жив ли тот, кто бросился назад, в огонь, чтобы спасти её. Порт встретил беженцев не гостеприимством, а угрюмой реальностью. Воздух здесь пах не пеплом, а солёным ветром с океана, рыбой и ржавчиной. Небольшой посёлок — тот самый, в котором они некоторое время жили, сейчас был уже переполнен беженцами из других групп «Ментора». Люди ютились в заброшенных складах, рыбацких бараках и просто у костров на открытом ветру побережья. Их состав стал последним гвоздем в крышку и без того переполненного гроба. Началась спешная, жёсткая пересортировка. Бойцы местного гарнизона, сами выглядевшие измождёнными, отбирали из толпы самых слабых. Их уводили в немногие уцелевшие и более-менее тёплые здания. — Остальные — следуйте за мной! — крикнул молодой боец с повязкой на лбу. — Для вас подготовлено место! Этим «местом» оказался огромный ангар для ремонта судов. Ворота были сорваны, часть крыши просела. Сотни людей уже располагались на бетонном полу среди ржавых станков и покорёженных деталей кораблей. Это был не спортзал, но суть та же — гигантское, промозглое человеческое стойло. Эвелин вместе с остальными втолкнуло внутрь. Она отступила к стене, чувствуя, как её охватывает знакомое онемение. Та же давка, те же чужие лица, тот же леденящий душу гул тихих разговоров, плача и кашля. Ева нашла себе угол за огромным сварочным аппаратом, который хоть как-то защищал от сквозняка. Время потеряло смысл. В какой-то момент она ненадолго задремала, но вскоре проснулась, прислушивалась к обрывкам разговоров: «…сказали, машины ночью пойдут…», «…в Сан-Жозе-Дус-Кампус, это далеко…», «…еды на всех не хватит…». Сан-Жозе. Ева изучала карту опорных пунктов «Ментора». Небольших размеров старый университетский город — но полуразрушенный, практически без инфраструктуры. Однако может всё же лучше, чем переполненный порт. Девушка встала и начала мучительный обход, вглядываясь в каждого, надеясь увидеть хоть кого-то знакомого. Именно тогда Лорис увидела её. Мимо, по направлению к импровизированному медпункту у дальних ворот, двое санитаров несли носилки. Беглый взгляд — и у Евы похолодело внутри. Из-под грубого серого одеяла свисала знакомая прядь темных волос. И на запястье, лежавшем на груди, — самодельный браслет из переплетенных проводов и керамических бусин, который Ренри когда-то подарил сестре. — Лана! — имя сорвалось с губ Евы непроизвольно, полусдавленным криком. Она кинулась в ее сторону, толкая людей, и бросилась к носилкам. Санитар попытался преградить ей путь. — Эй, осторожно! Посторонись! — Я её знаю! Это Лана! — Ева пыталась заглянуть в лицо на носилках. Китаянка лежала без сознания. Её фарфоровая кожа была мертвенно-бледной, почти прозрачной, под глазами залегли густые фиолетовые тени. Грубая повязка на голове была пропитана сукровицей, а дыхание было поверхностным и хрипящим. — Что с ней? — обратилась Эвелин к санитарам, и её голос дрогнул. — Она… она выживет? Второй санитар, старший, с усталым лицом, на мгновение остановился. — Контузия, переломы, потеря крови. Тяжелая травма. Скальп почти снесло осколком, — его тон был профессионально-равнодушным, отстраненным от человеческой боли. — Мы сделали, что могли. Дальше — как повезет. — Ее оставят здесь или повезут дальше? Могу я остаться с ней? — с надеждой спросила Ева, ловя его взгляд. Санитар дернул головой, и в груди у Евы всё сжалось в ледяной ком. — Всех, кто еще в силах, отправят в другие пункты. Таких, как она, не везут. Дорога добьёт. Её оставят здесь, в портовом лазарете. Если выкарабкается — будет видно. Они двинулись дальше, унося Лану прочь — в то самое «если», которое звучало как приговор. Ева застыла на месте, не в силах оторвать взгляд от удаляющихся носилок. Она снова осталась одна. Но теперь её одиночество было иным. Оно было тяжелым, как камень на сердце. Она видела Лану — сломанную, брошенную на произвол судьбы на этом холодном краю света. И слова санитара «Таких, как она, не везут» отозвались в ней эхом. Это был безжалостный закон нового мира: выживает сильнейший, а раненый — обуза. С помощью голографа Лорис попыталась найти устройства поблизости, принадлежащие хоть кому-то из знакомых — и снова ничего. Ева сжала ладони в кулаки так, что ногти впились в кожу. Сан-Жозе-Дус-Кампус теперь виделся ей не просто убежищем. Это была цель. Место, где мог найтись Ренри — и тогда, возможно, получится отправиться вместе с ним к Лане. Он непременно должен узнать, ведь, в отличии от Евы, у него есть влияние и возможность поспособствовать лучшим условиям для выздоровления сестры. Эвелин должна была добраться туда. Оставалось только дождаться своей очереди в одной из этих машин. * * * Дорога в Сан-Жозе-Дус-Кампус слилась в одно долгое, мучительное пятно: тряска в кузове грузовика, пронизывающий ветер, всё те же молчаливые, испуганные лица попутчиков. Мир Евы сузился до ритма стучащих по разбитой дороге колёс и одной-единственной мысли: «Только бы найти их. Только бы найти их». Когда колонна наконец въехала на территорию бывшего университетского кампуса, её встретила не надежда, а гнетущая тишина запустения. Сан-Жозе был не спасением, а ещё одной большой, холодной клеткой. Заброшенные корпуса с выбитыми стёклами, как слепые глаза, смотрели на новоприбывших. Множество полуразрушенных зданий, остатки былой инфраструктуры. В отдалении, ближе к центру города, виднелось несколько высоток — ни одна из них не выглядела жилой. И везде — люди. Люди, сидящие на ступеньках, бредущие по дорожкам, разбивающие жалкие лагеря в лекционных аудиториях. Размещение было хаотичным и бесчеловечным. Чиновник «Ментора» с поцарапанным планшетом, не глядя в лица, тыкал пальцем в сторону одного из общежитий. — Блок Г, третий этаж. Ищите свободные комнаты. Отопление не работает, водопровод в стадии починки. Распределение воды и пайков — утром у столовой. Блок Г оказался бетонной коробкой, наводнённой людьми. Запах отчаяния, пота и сырости висел в коридорах густым туманом. Ева, как и другие, бродила по этажам, заглядывая в комнаты, где на трёхъярусных койках ютились беженцы. Свободного угла не было. В итоге она нашла себе пристанище в бывшей профессорской зоне на первом этаже. Кто-то уже растащил мебель на дрова, и десяток людей устроились прямо на голом линолеуме, подстелив себе что попало. Ева приткнулась у стены, подальше от заклеенного плёнкой окна, из которого дуло. Начались дни мучительного, унизительного выживания. Утро начиналось с многочасовой очереди за мутной водой из привозной цистерны и скудным пайком — банкой тушёнки на троих или жмыхом из неизвестно чего. Затем бюрократия — отметки в списках, заполнение утраченной информации о себе. Чтобы отвлечься от всего кошмара, люди искали себе работу, но в переполненной неогранизованной зоне это оказалось непросто. Многие плюнули на свои специализации и просто делали, что в их силах. Вот только Ева не могла похвастаться особыми умениями или физическими способностями, которве сейчас ценилась больше всего. Чаще всего она бесцельно блуждала по кампусу в тщетной надежде увидеть знакомое лицо. Вглядывалась в каждую очередь, в каждую группу людей, собравшихся у костров. Ни Норы, ни Ренри, ни Тайлера, ни начальника. Никого. Одиночество стало физической болью и надломило моральный дух. Девушка пыталась спрашивать, но в ответ получала лишь покачивания головой или усталое: «Не видел, не знаю». «Ментор», всегда бывший для неё монолитной, организованной силой, рассыпался на глазах, превратившись в толпу напуганных, голодных людей, брошенных на произвол судьбы в ледяной пустыне руин. Однажды вечером, сидя на своём клочке линолеума и пытаясь согреть окоченевшие пальцы над жалкой свечкой, Ева посмотрела вокруг. На истощённые лица. На пустые глаза, в которых не осталось ничего, кроме животного желания выжить. На бойцов «Ментора», которые больше охраняли склад с провизией, чем людей. И мысль, острая и ядовитая, как лезвие, вонзилась в её сознание: «А зачем я здесь?» Что держало её? Обещание защиты? Его не было. Верность идее? Она разбилась о реальность этого ледяного ада. Надежда найти своих? Она таяла с каждым днём. Здесь её никто не ждал. Здесь её могли запросто обокрасть за паёк или просто затоптать в давке. «Ментор» не мог дать защиты. Он лишь таскал Лорис из одной гиблой точки в другую, как ненужный груз. Лекс… мысль о нём кольнула больнее всего. Он был частью этого. Частью системы, которая подвела. Частью тайны, которая, возможно, и привела к этому хаосу. Если он был жив… где он? Почему не ищет её? А что, если уйти? Не с группой, не по плану «Ментора». Просто взять и уйти. Одной. С плеером Ева могла открыть любой заброшенный склад, любой дом. Она была сильнее, чем думала. Выживала же раньше одна — до всего этого. Это была безумная, опасная идея. Но впервые за долгие дни в душе девушки, вместо леденящего отчаяния, шевельнулось что-то другое. Горькое, колючее, своевольное. Ощущение, что её будущее не должно зависеть от этой разваливающейся системы. Что её спасение — только в собственных руках. Эвелин потянулась к карману, сжала холодный корпус плеера. Он был её пропуском. Не в «Ментор», а отсюда. Мысль об уходе крепла в ней с каждым часом, обрастая скудными, но конкретными деталями. Куда идти? На север, подальше от основных маршрутов. Что брать? Нужно будет стащить немного еды с раздачи, найти тёплое одеяло. По-хорошему, угнать бы какой-нибудь транспорт, но Еве было совестно поступать так, зная, какая сейчас большая нехватка. Она сидела, в сотый раз перебирая в голове этот опасный план, когда услышала знакомый голос недалеко от входа в помещение. — Я сказал, мне нужен этот мультиметр! Вы что, вообще не ведёте учёт? Здесь должен быть ящик с инструментами из четвёртого грузовика! Голос был резким, высокомерным и до боли знакомым. Ева подняла голову. В дверях, словно буря, занёсшая с собой грязь и холод, стоял Оливер. Он был таким же худым и заострённым, как всегда, но теперь его лицо было испачкано сажей, а на изношенной куртке «Ментора» красовалась свежая дыра на плече. Он с пренебрежением окидывал взглядом убогую обстановку и её обитателей. Их взгляды встретились. В его глазах мелькнуло сначала удивление, затем — мгновенное, привычное раздражение, и наконец — циничное понимание. — Ну конечно, — фыркнул он, отводя взгляд и обращаясь к ничего не понимающему дежурному. — Здесь все кто угодно, только не те, кто нужен. Ладно, ищите. Без инструмента я эту грелку не починю, и пусть они потом мёрзнут. Ева не раздумывала. Она вскочила и подошла к нему, перекрывая собой его недовольную фигуру. — Оливер. Он медленно, с преувеличенным страданием, перевёл на неё взгляд. — Что? Припасов нет. Воды нет. Журнал жалоб — в другом конце кампуса, если там ещё есть бумага. — Ты жив, — сказала Лорис глупо, но другого слова не находилось. Это был факт, конкретный и осязаемый. Не призрак из прошлого, а живой, дышащий, раздражённый человек. — Пока что. Хотя условия, конечно, стараются это исправить, — Паули язвительно оглядел её с ног до головы. — Выглядишь прекрасно, как всегда. Прямо цветущий вид. Ева проигнорировала колкость. В его ядовитости была какая-то странная, искривлённая нормальность. — Ты… ты не видел Ренри? Паули скривился, будто от дурного запаха. — Ренри? Нет, к счастью. С его талантом нарываться на неприятности, он либо в самом пекле, либо уже приклеил ласты. Всех разбросало. От его слов стало больно, но даже эта боль была предпочтительнее онемения. Он был здесь. Он знал её друзей. Он был связью. — А Лекс? — выдохнула Эвелин, уже почти не надеясь. На лице Оливера появилось сложное выражение — торжество, смешанное с отвращением. — А вот с твоим личным киборгом всё куда интереснее. Я же говорил, что он не тот, за кого себя выдаёт. Информация, что я узнал… она не для слабонервных, — он посмотрел на девушку снова, и в его взгляде промелькнуло что-то почти человеческое — не злорадство, а скорее мрачное удовлетворение детектива, нашедшего улику. — Так что радуйся, что он не здесь. Иначе неизвестно, чем бы это для нас всех закончилось. Обычно его тон выводил её из себя. Сейчас же его слова, полные яда и самодовольства, были как глоток крепкого кофе. Они будили, заставляли чувствовать, злиться, спорить. — Он не киборг, — автоматически парировала Ева, и сама удивилась этому порыву. — И он спас меня. И многих других. — Ну да, конечно. Прекрасный принц на белом коне, — Оливер фыркнул. — Только конь у него из рения, а в голове — схемы вместо мозгов. Ладно, мне некогда. Мне ещё поллагеря чинить, — он сделал шаг, чтобы уйти, но потом обернулся, обращаясь в толпу. — И если увидите ящик с жёлтой изолентой — я в корпусе Б, в подвале. Там подобие мастерской. Можете притащить. Если, конечно, вам нечем больше заняться. Он ушёл, оставив после себя шлейф сарказма и неожиданно… целительности. Ева стояла и смотрела ему вслед. Мысль об уходе вдруг показалась глупой и поспешной. Он был невыносим, высокомерен, злобен. Но он был здесь. Он чинил грелки. Он искал мультиметры. Он знал правду о Лексе (или свою версию правды) и не боялся её высказать. Он не сдавался. Он ворчал, ругался, но действовал. И его последняя фраза — не «иди ко мне», а «если увидите ящик…» — была его странным, искривлённым способом протянуть руку. Предложить точку приложения сил. Место, куда можно принести ящик и, возможно, получить взамен крупицу того, чего ей так не хватало — чувства, что ты не совсем один, что ты можешь быть полезен. Ева стала блуждать по помещению. Она уже не смотрела в пустоту. Она смотрела на людей вокруг, прислушивалась к обрывкам разговоров. Где-то здесь мог быть ящик с жёлтой изолентой. А ещё — люди, которым нужна была помощь. Может, не такая глобальная, как у «Ментора», но конкретная. Принести воды. Передать сообщение. Найти инструмент. Она всё ещё не знала, что делать с Лексом, с правдой, с будущим. Но сейчас она знала, что будет делать через пять минут. Она пойдёт искать этот чёртов ящик — потому что это было дело. Потому что это связывало её с другим человеком. Потому что даже ядовитый, заносчивый Оливер Паули был частью её мира, который ещё не окончательно рухнул. И это было лучше, чем ничего.