Последний рубеж

Она открыла дверь, ведущую в место, которым Мэвис Владиславовна очень гордилась. Билли поставил на полку «Бесов» Ф. Достоевского, спустился вниз при помощи левитации и взял в руки другое произведение великого русского классика. — Мам, а ты правда читала всё это? — он полистал «Преступление и наказание», ничего не понял и закрыл книгу с глухим хлопком. — Да, читала. — Мэвис щёлкнула пальцами, пробежала глазами по корешкам, взяла с полки первое русское издание «Лолиты» Набокова. — Это — она постучала по обложке. — раритет. Билли взял из маминых рук книгу, открыл. — А о чём она? — он не знал, в отличие от матери, русского языка, но это было Мэвис на пользу. Рановато 50-летнему мальчику знать, кто такой Гумберт. — Она… — Дракула задумалась, стараясь правильно преподнести сыну всю грязь скандального романа. — Про отношения. — Мэвис забрала книгу из сыновьих рук. Женщина обернулась на звук падающих на пол томов. Данила ругнулся себе под нос, сел на колени и стал снова собирать книги в стопку. — То есть про любовь. — утвердил Билли, глядя на брата, из-за которого они и были вынуждены торчать в материнской библиотеке, хотя, признавался себе Вильям Лоуренс, ему даже нравилось перебирать книжки, листать их, ощущать страницы на пальцах, рассматривать обложки, чего не скажешь о Даниле. Ему не терпелось поскорее расправиться с ненавистной работой и пойти заниматься чем-нибудь своим. — Вот. — он опустил десяток книжек на пол. — Сколько ещё там? — Билли взял верхнюю, посмеялся над названием. — «Скотный двор». — Зря хохочешь. — Мэвис оглянулась на нервно шествующего Данилу. — Серьёзное произведение, которое показывает всё устройство нашего общества. — с намёком бросила она, провожая старшего до очередного поворота в бесконечном лабиринте меж стеллажей. — И даже её ты читала. — протянул Билли, поднимаясь с книгой на верхнюю полку. — Да, в детстве скучно было сидеть в четырёх стенах, вот и решила собирать книги и читать их. — Мэвис обвела взглядом полки, ностальгически улыбнулась, вспоминая, как она, будучи такой же, как её дети сейчас, просила у гостей отеля одолжить ей ту или иную книгу. Мало кто отказывал в такой невинной, на первый взгляд, просьбе дочери хозяина. Вся подноготная всплывала потом, когда выяснялось, что отдавать книги назад наследная графиня не собирается. — Но, я разочарую тебя, сынок, — Билли обернулся к ней, спустился за другой антиутопией. — не все произведения я прочитала. — Да? — его удивлению не было предела. Билли на самом деле думал, что его мама за свои почти 350 лет жизни прочитала все сочинения, хранящиеся в её библиотеке. В нос сразу же ударил приятный аромат старинных книжек, у большинства из которых уже пожелтели и истрепались страницы. Она провела кончиками пальцев по корешкам, неспешно проходя мимо полки с учебниками по слесарному и столярному делу. Их в своё время приобрёл Лукас, когда он вместе со своим давним другом детства, строил их охотничий домик. Они пронесли дружбу с Кернером через всю жизнь и сейчас общались семьями. Мэвис считала их семью самой приятной из всех семей высшего света. В них было что-то такое, простое, чего так не хватает аристократам. Джордж Кернер всегда утопал в речах своего давнего друга, ему казалось, что истинное предназначение Лукаса — это преподавание. — На его лекциях никто спать не будет. — смеялся он с Мэвис, которая и сама прекрасно знала, что её муж умеет увлечь своими речами. Лукас действительно знал своё дело. Проработав всю жизнь в Прокуратуре, начав свой карьерный путь с помощника эксперта-криминалиста и став Верховным Средним Прокурором, он имел огромный багаж знаний и жизненного опыта. А изучать какую-либо науку лучше всего на конкретных примерах, коих в голове Лукаса пряталось немаленькое количество. — Луки, ты никогда не думал, чем ты займёшься, когда уйдёшь с должности? — спросила она однажды мужа, когда тот сидел в своём кабинете в Прокуратуре. Мэвис тогда решила сама приехать к нему, не дожидаясь визита посыльного, который всегда любил где-нибудь, да и задержаться. Лукас поднял на неё вопросительный взгляд: — Я тебя не устраиваю? — в его голосе слышалась двойная интонация. Мэвис встала с дивана и подошла к столу мужа, перегибаясь через него к нему. Лукас игриво усмехнулся, когда губы его жены оказались перед его лицом. Он хотел было её поцеловать, наплевав на то, что к нему мог кто-то зайти и увидеть влиятельнейших вампиров в не совсем приличной позе, но Мэвис не дала ему этого сделать. В её глазах блеснул знакомый Лукасу огонёк, говорящий, что сегодня его ждёт не просто день. — Устраиваешь. — она специально издевалась над ним, чтобы потом, когда они уже точно останутся наедине, Лукас сделал всё, чтобы она осталась довольна. — Не думал, после ухода пойти преподавать? Лукас хмыкнул, чем заставил жену потерять бдительность, и поцеловал её в губы. — Возможно, посмотрим. — этот разговор о будущем явно собирался закончиться не так, как планировалось изначально. Их игривые взгляды соприкасались, им хотелось ощутить не только губы партнёра, но и всё остальное тело. — Хочешь, повторить то, что было в Конклаве? — туфелька Повелительницы упала на пол. Она обернулась, посмотрела на дверь, вновь повернулась к Лукасу. — Можно. — он снова поцеловал её, уже более настойчиво. Тогда в здании Конклава, в её кабинете, они провели лучшее, по их мнению, времяпрепровождение. Возбуждение, а вместе с ним и азарт, страх, что слияние их тел увидит внезапный посетитель Мэвис Владиславовны, сделали своё дело. Что тогда накатило на его жену, что она, рискуя быть замеченной в непристойной позе на пару с мужем, вызвала его к себе на ковёр? — Мэвис Владиславовна, что я сделал? — в его голосе, в его взгляде был настоящий страх, ужас. — Что сделал? — она подошла к нему. В речи слышалась сталь, которой она объявляла смертные приговоры. — Да, как ты смел такое сотворить? Лукас попятился назад, он искренне не понимал её намерения. — Да, как ты посмел, — она сделала шаг ему навстречу, вынуждая Лукаса приникнуть к стене. — так вскружить голову Повелительнице? Она впилась в его губы горячим, жадным поцелуем. Сейчас, ввиду жизненных обстоятельств, общались они редко, но, несмотря на это, Мэвис знала, что тревожит герцогов Кернеров. У них было две дочери, Августина была старше Линнет на три года, Алевтина же на этот же промежуток времени моложе. Девочки дружили всё детство, но жизнь — сложная штука — развела их в разные стороны. Но иногда Линнет пересекалась с младшей дочерью Кернера. Она работала геологом, полностью посвещала себя науке. А вот Августину она видела лишь однажды, когда гуляла с Вовкой, который был ещё настолько мал, что только и делал что лежал в коляске. Линнет сказала родителям, что Августина выглядит так, будто она не просыхает уже много лет. Сам Кернер, нехотя, но поделился своей проблемой с Лукасом. Лоуренс попытался поддержать друга, но Кернер тоже ведь не дурак, понимает, что дочь уже не спасти. Мэвис было искренне жаль Кернеров, но вывести их Августину из запоя она никак не могла. Тут одно из двух: либо она сама захочет начать вести здоровый образ жизни, либо… А что это «либо» Мэвис говорила только Лукасу, но не Кернеру. Но сейчас её целью была полка с книгами о животных. Она щёлкнула пальцами, освещая себе корешки. Учебники по воспроизводству, разведению сельскохозяйственных животных, оставшиеся в библиотеке Мэвис, когда-то принадлежали Георгию, который, изучив их, поставил сочинения пылиться на полку. Мать изредка заглядывала на их страницы и даже с неподдельным интересом читала А. П. Студенцова и его описание путешествия спермиев по половой системе самки. Рука потянулась к толстой книге в твёрдом переплёте. Название гласило: «Все породы собак». Мэвис усмехнулась, ловя себя на мысли, что точно так же улыбнулся бы её муж. Такое очень часто бывает, когда живёшь с кем-то много лет, незаметно для себя присваиваешь себе его привычки. Не могли в книгу, которой при попадании в темечко легко можно было убить человека, а вампира заставить лежать в кровати несколько дней, поместиться все породы. Она взяла книгу под мышку и захромала к выходу. В последнее время её сильно стала беспокоить правая нога. Виолер говорил, что она накручивает себя, что боли возникают не в ноге, а у неё в голове. Тогда почему же Лукас наравне с ней мучился болями в спине. Тоже психосоматика? Лукас сидел в своей мастерской. На нём была одета его домашняя рыжая рубашка в клетку, мужчина закатал рукава и с педантичной скрупулёзностью изготавливал для внука игрушку. Он отложил ножик и небольшую фигурку птички, повернулся в сторону двери, пригласил войти того, кто стучал. Мэвис подошла к нему, щуря глаза не от яркого освещения, а от сильнейшей боли, которая при следующем шаге вызвала судорогу на лице. Лукас встал с кресла, подхватил жену и под руку повёл её к дивану, стоящему сзади его рабочего места. Книжка упала на пол вместе с тростью. Он положил Мэвис, вытянув её ногу. — Может всё-таки укол? — с беспокойством произнёс он, присаживаясь рядом с женой. Виолер порекомендовал Лукасу при сильных болях делать в ягодицу уколы обезболивающего. — Нет, всё нормально. — она потянула стопу на себя, снимая болевые ощущения. — Какую собаку хочешь? — Что? — сейчас перед ней сидел не господин Прокурор, а Луки, которого она и любила за его способность сочетать в себе сурового бородатого мужика и мальчика, светящегося от счастья, что жена разрешила ему завести собаку. Этот разговор случился ещё два года назад. — Знаешь, когда тётушка давала мне различные задания, вроде помыть посуду Квазимодо, убрать погром за волчатами, мне казалось это так… — Мэвис замолчала, отдаваясь воспоминаниям о своей молодости. — несправедливо. Я, Луки, я наследная графиня должна убираться. — протягивала она, жалея, что то беззаботное время давно ушло и вернуть его уже не получится. Лукас по-доброму рассмеялся с той серьёзности, с которой жена ему сообщала о её рабстве во времена главенствования в отеле тёти Лидии. — А сейчас, мне так хочется вновь окунуться в ту атмосферу. — мечтательно говорила она, поворачиваясь к достающему портсигар мужу. — Помню, как сидела в ресторане, жаловалась на тётю, а она тут как тут. — Мэвис ненадолго замолчала, отдаваясь воспоминаниям о беседе, которая раз и навсегда изменила её отношение к Тёмной баронессе. — Мы тогда с ней единственный раз в жизни поговорили по душам. Они сидели на балконе, Мэвис поднесла к сигарете мужа огонёк из своих пальцев, он затянулся, выпустил дым в сторону от неё и сказал: — О чём говорили? — Лукас стряхнул пепел, качнулся в кресле, глядя на верхушки сосен. — Она рассказала мне о своём муже. — Мэвис приложила палец к губам, и продолжила рассказ с большим азартом. — Знаешь, родной, я никогда до этого не думала, что Лидия знает, что такое «любовь». А, послушав её, поняла, что она в вопросы о «дзыне» посвящена лучше, чем кто-либо другой. Лукас только кивал ей, внимательно слушая речи супруги. — Хочу снова оказаться под властью Лидии, выполнять её, иногда действительно, безумные поручения. — она ностальгически улыбнулась. — Никаких тебе забот, ничего, только ты и задание. — Ведро с водой и тряпка для мойки старого облезлого зомби. — пошутил Лукас, покачиваясь в своём кресле. Вампиры рассмеялись. — Раз уж ты первая об этом заговорила, то, признаюсь, я тоже подумывал об уходе. — он стряхнул пепел, снова затянулся. — Знаешь, какая у меня мечта? Мэвис отрицательно покачала головой. Она сделала маленький глоток чая. — Завести собаку. — Лукас смотрел на неё, выдавая ей улыбку, ту самую улыбку, которая всегда действует на Мэвис успокаивающе. — Собаку? — Мэвис и сама думала о домашнем питомце, только она хотела бы хомячка или попугайчика. Лукас взял с пола книгу и трость, сел рядом с женой. Он скручился от резкой боли в пояснице. — Давай тебе укол сделаем. — Мэвис встала с дивана и, оперевшись на трость, пошла за лекарством. Когда она вернулась, то увидела мужа, лежащего на диване, на животе и болтающего ногами. — Снимай штаны. Лукас сел, расстегнул ремень и приспустил брюки. Мэвис набрала лекарство в шприц, вывела из него воздух, сделала внутримышечную инъекцию. Лукас поморщился, когда она стала вводить лекарство. Мэвис выкинула шприц и ампулу в мусорное ведро. Он уселся, приподнявшись вправо, дожидаясь пока боль из ягодицы уйдёт, взял в руки книжку, и стал листать страницы. — Овчарку. — Лукас указал на название главы. — Какую именно? — Мэвис придвинулась ближе, вытягивая правую ногу. Боль потихоньку сходила на нет. — Восточноевропейскую овчарку. — он ткнул пальцем в картинку. — Когда мы ходили на выставку служебных собак, помню, Даниле они очень… Он замолчал. Мысли о сыне заставили его сглотнуть. Поясница вновь заныла. Мэвис уткнулась носом в его шею. Нога тоже дала о себе знать. Они даже не учли, что Даниле тогда понравился немец Фаворит.

***

Два призрака снова ругались. — Ты с ума сошла? — кричал Влад на невозмутимую Марту. — Зачем? Просто скажи, зачем? — он плюхнулся в кресло, подперев подбородок рукой. Будь он жив, жена бы не увидела его рта. — Потому что это последний способ достучаться до неё. — Марта сложила руки за спиной, хрустела пальцами. Влад видел, как она нервничает. — Отправить ей во сне не Вовку, — он ткнул пальцем в мальчишку, который сидел на столе и болтал ножками, с улыбкой глядя на бабушку и дедушку. Скоро он снова должен будет спуститься к маме в сон. Это его и радовало. — а видение смертей младших сыновей. Ты рехнулась? — уже не сдерживал себя фантом. — Ты хочешь принять здесь Билли и Данилу? — Марта попыталась надавить на Влада, и похоже у неё получилось. Он тяжело вздохнул, глядя в пол. — От судьбы не уйти, Марта. — поднял он на неё глаза. — Если им суждено умереть, они умрут. — он видел, что и Марта сконфузилась, но женщина быстро пришла в себя. — Я всё равно это сделаю. — она развернулась и гордо поплыла к двери. — Может нам удастся обмануть судьбу. — бросила она напоследок. — Бабушка, а я? — Вовка спрыгнул со стола, побежал за Мартой. — Вов, ты ей сегодня не нужен. — Влад подошёл к внуку, положил ладонь на его приподнимающееся плечико. — Дедушка, — он обернулся к нему. — а Ангельскую пыль можно забрать назад? Влад сник под таким невинным, на первый взгляд, вопросом. Вампир покачал головой, прикидывая в ней ответ, хотя, думал призрак, Вовка сам об этом узнает.

***

Мэвис спала очень неспокойно. Она всё время дёргалась. Лукас вернулся с балкона, закинул в рот леденец, прилёг. Мэвис сжала простынь, на лбу выступила испарина. «Вова снится» — это была первая и последняя мысль Лукаса, перед тем, как жена проснулась в холодном поту. Она осмотрела комнату, поняла, что дома, в порыве прижалась к Лукасу, вздохнув с облегчением. С ним она была в полной безопасности. Он стал гладить её потные волосы, которые прилипли ко лбу. Его жене периодически снился сон, в котором она видела смерть их второго сына. — Луки, — она уткнулась носом в его шею, её дыхание было прерывистое. — Луки, там Данила без головы и Билли с пулей в глотке. Успокаивая Мэвис, гладя её вздрагивающее тело, он вспомнил о своём сне, заставившем его с криком ужаса вскочить с постели. Он шёл по пустырю. Мужчина всё время оглядывался по сторонам, пытаясь понять, хотя бы примерно: где он оказался? Он шёл, осторожно ступая по голубому песку, думая, что вот-вот увязнет в нём, но нет. Песок рассыпался под ногами, но не поглощал путника. — Сынок. — позвал его нежный голос. Лукас замер, вглядываясь в тень. Она махала ему рукой, подзывая к себе, маня его. — Луки, сынок. — продолжал звать призрак. Лукас с опаской сделал первые шаги навстречу тёмной субстанции, которая звала его. — Лукас, родной. — говаривала «мама». — Мама? — удивляется он, подходя к нечто всё ближе. — Мама. Да, я твоя мама. — теперь на вампира смотрели две пары красных глаз, напоминающих бусинки. Лукас остановился, он почему-то представлял себе маму по-другому. — Луки, идём со мной. — нечто вытянуло навстречу мужчине переливающуюся всеми оттенками чёрного субстанцию, по форме напоминающую руку. Лукас не протянул свою. — Луки, ты мне не веришь? — голос поменялся. Последнее слово нечто произнесло с особой злобой, шипя и кряхтя при этом. Вампир отступил от нечто. — Ты же не мама? — уточнял он, стараясь как можно дальше отодвинуть момент соприкосновения собственного тела с желеобразной рукой. — Какая разница? — прохрипел адский голос, словно радио словило помехи и теперь диктор говорит так, будто сам Сатана сел в студию вместо ведущего. Лукас не спешил верить нечто. Он боязливо отходил назад, не сводя глаз с расплывающейся субстанции. Красные бусинки засверкали, место, где мог бы находиться рот, раскрылось, обнажая сразу несколько рядов острых как бритва клыков. — Иди к маме, сынок. — басило нечто. Лукас замотал головой, сделал шаг назад, утопая в песке. Он глянул под ноги, сокрытые под его толщей. Песок так и продолжал засыпать его, утаскивать вниз. Мужчина оторвал безумный взор от ног, посмотрел на «маму» — Не веришь? — издевалось нечто. Лукас не решался ответить. Вампир попытался сделать шаг назад, но ступню обволакивала толща тяжёлого голубого песка. Вдалеке послышался стук, будто кто-то стучал в окно. Лукас лишь на мгновение отвернулся от нечто, которое очень уж не обрадовалось такому повороту событий. — Мы встретимся с тобой, Луки, и с детьми твоими встретимся. — нечто залилось настолько громким и адским смехом, что Лукасу захотелось закрыть уши. — С некоторыми даже раньше, чем с тобой. — смеялась субстанция. Вампир нехотя повернул голову на неё. Она начинала растворяться, оставляя после себя лишь глаза-бусинки, сверкающие в темноте. Мэвис проснулась от крика мужа. Дракула присела на кровати, спрашивая супруга о сне. Лукас, недолго думая, положил голову ей на колени. Мужчину всего трясло. Этот кошмар никогда не покинет его память. Мэвис стала медленно перебирать его волосы. Тело постепенно перестало так часто вздрагивать, а дыхание выровнялось. Лукас лежал, прикрыв глаза, на коленях жены. Мужчина начинал тихонько посапывать, предаваясь такой ласке со стороны Мэвис. Та же не спешила прекращать перебирание его волос, время от времени прикасалась к его бородатой щеке, прекрасно зная, как это нравится её мужчине. — Надо будет мамину могилу навестить. — так и не открыв глаза, сказал он. Лукас ещё какое-то время полежал на коленях жены, даже не заметив, как уснул. Мэвис опустила руку на плечо супруга, не желая его беспокоить. Дракула перевела взор от профиля Лукаса на фотографию братьев. Возможно, не только могилу Линнет Лоуренс стоило им навестить. — Это всего лишь сон, родная. — гладил он её. Нечто, притворявшееся в своё время мамой вновь стало реально спустя много-много лет. — Мы с тобой встретимся, Луки. И с детьми твоими встретимся, с некоторыми даже раньше, чем с тобой. — хрипел страшный голос. Субстанция возникла перед глазами совершенно внезапно, вынудив Лукаса замолчать, а его жену забеспокоиться о состоянии супруга. — Луки? — приподняла она голову. — Всё в порядке? — она глядела на мужчину, безотрывно смотрящего на дверь. — Теперь ты понял, Луки. — твердило нечто. — Жаль, что так поздно. — обнажило оно свои зубы. — А мы ведь вас предупреждали. И не раз. — нечто развернулось спиной к вампирам, стало медленно уходить восвояси, махая на прощание Лукасу рукой. — Луки! — Мэвис прикрикнула. Больно странно выглядел её муж. — Папа, папа. — услышал мужчина голос Владимира. Мальчик стоял в дверях, нечто обернулось к нему. — Вова, пошли домой. — нежно протягивало оно. Голос был очень уж сильно похож на голос Линнет Лоуренс. — Не получилось. — с сожалением промолвила покойная графиня, призывая мальчика пойти с ней. Владимир опустил руки по швам, с грустью смотрел на отца. Лукас зажмурился. Открыл глаза. Призраков больше не было. Была только дверь. Больше ничего. — Луки, что ты увидел? — Мэвис смотрела в его круглые глаза, полные страха и непонимания. — Ничего, просто показалось. — повернул он к ней голову. — Сон — это искажение реальности, наших переживаний. Иногда во сне мы видим исполнение наших мечт. Но бывают страшные сны, которые показывают нам сюжеты, которые мы засунули глубоко в подсознание. Мы весь день говорили о Даниле. — он вздохнул. — Вот тебе и приснилось. — А Билли? — её дыхание выровнялось. Беспокойство о муже сошло на нет. Если Луки рассуждает, значит всё будет хорошо. Ведь так? Она не ошиблась? — Билли? — Лукас подумал, слёзы подступили к глазам, он запрокинул голову, ударившись макушкой о стену, вытер рукавом пижамы сопли. Его взгляд упал на рамку, сзади которой в своё время Деннис написал: «за день до». — Билли не сможет жить без Данилы, он, как никто иной с ним связан. Без него он погибнет, не в физическом смысле, а в моральном. — сказал он, не до конца веря собственным словам. Но надежда. Она же умирает последней? Ведь так? — В случае смерти Данилы, Билли потеряет частичку себя. — Лукас не сдержался. Он заплакал. Заливался горькими слезами. Мэвис гладила его волосатую грудь, Лукас никогда не застёгивал верхние три пуговицы своей пижамы, и сама тихонько пускала слёзы по своим щекам, надеясь, что муж их не увидит.

***

Лукас шёл между камерами. Глаза горели, они были красные. Заключённые вскакивали со своих мест, кланялись Прокурору, но он не отвечал им. Его мысли были заняты совершенно другим. Он остановился у камеры, где сидел Данила. Он опустил голову, спал. — Даня, мальчик мой, — Лукас позвал сына на манер матери, осмотрелся по сторонам, никто не должен был их видеть. Сын поднял глаза на отца. — ты не передумал? — с той самой надеждой, которая с каждым днём уходила всё дальше и дальше, спрашивал отец, хватаясь за последние нити, связывающие его с сыном. Он молчал. — Хорошо. Давай так. — он схватился за прутья решётки. — Власть народа? — вампир дал Дане время на подумать, но тот не отвечал. — Прекрасно. — ответил за сына Лукас, надеясь, что ему удастся уговорить его снова нарушить закон, но только уже во благо. Во благо семье. — Только, сынок, пойми, чем больше народу работает в одной упряжке, тем меньше степень ответственности каждого. Не у всех мозги заточены на повеливание Тьмой, даже в нашей семье. — снова молчание. Переглядывания. Попытки найти точки давления. Слабые места. — Все должны работать по талантам. — отец достал из кармана пиджака чистый лист и авторучку, протянул их сквозь прутья Даниле. — Ты хочешь, что бы я отказался от своих слов? — Данила так и остался сидеть в дальнем конце камеры. — Сам же учил нести ответственность за свои поступки. — с явням неодобрением говорил сын, ловя себя на мысли, что родители всегда имели две личности: одна для семьи, другая для народа. Это-то и бесило Даню. Лукас не терял надежды образумить сына. Он так и стоял у решётки, протягивая в камеру сложенный вчетверо лист. Рука чуть тряслась. — Подумай о Елене, — вспомнил Лукас невестку, которая в неведении сидела в поместье его дочери. — что будет с ней? — Даня дёрнулся, похоже Лукас и правда смог его зацепить за живое. Бедная девочка. Она даже не догадывается, что стала разменной монетой в играх отца и сына. Консерватора и реформатора. — Ни отца, ни мужа. — Лукасу стало стыдно, что он убил Смитта. Хотя, успокаивал он себя, ему бы всё равно пришлось казнить его, вместо Данилы. От этой мысли у него заболела спина. Может Виолер и прав, говоря им, что моральная боль ищет в их телах место, куда бы ударить. У Мэвис это нога, у Лукаса спина. Данила подошёл к листу, вырвал его из рук отца, разорвал на куски, а ручку раздавил ногой. Лукасу ничего не оставалось, кроме как смотреть на оседающие на сыновьих ботинках разорванные бумажки. Ну, не верил он в то, что у мамы поднимется рука убить его. Смитт сам ему говорил, что он под защитой рода. Тем более Билли сказал, что, если он с ними поговорит, то останется в живых. Он поговорил. А слова родителей нерушимы. Они его всего лишь припугивают. — У Елены вы есть. — он продолжал сверлить взглядом отца, который смог задеть его душу, но в глотке встал ком, не давший Даниле сказать про невесту твёрдо, без эмоций. — Мы — это не то. — перечил Лукас, радуясь, что ему удалось поймать сына на удочку. — А ребёнок? — Даня поджал губы, отвернулся. Отец теперь подсекает, не он — Ему нужен отец. — Лукас прикусил язык, еле сдерживая слёзы. Спину он сломал, работая экспертом-криминалистом. Они выехали в дом, где убили волка. Убийца был ещё на месте преступления. Лукас нагнулся, чтобы подобрать пинцетом пулю, лежащую в луже крови, но выпрямиться не успел. Человек скинул на его поясницу что-то тяжёлое. Лукас до сих пор не знает, что это было. Позвонки хрустнули, и он срочно был доставлен Виолеру, который исполосовав спину племянника, вставил искусственные два позвонка. Благо в тот период времени медицина Тёмного мира стала в разы лучше. Лукасу был назначен постельный режим до момента полного приживления протеза. Мэвис буквально не отходила от его постели, не доверяя мужа ни одной сиделке. Изредко её подменял Храз, но это было только в том случае, если Мэвис нужно было срочно провести Совет. — Не будешь отрекаться? — чувствуя, что сын вот-вот сорвётся с кручка, продолжал Лукас. Сын молчал. — Даня. — почти жалобно произнёс вампир. — Даня! — Лукас не смог докричаться до сына. Данила стоял, опустив руки чуть ли не до пола. Он всё ещё не верил.

***

— Если мы это не сделаем, это развяжет демократам руки. Подумай сам, Луки, ну сядут монстры в Совет. Каждый вид будет тянуть одеяло на себя, дескать он самый крутой. Нужно пересмотреть особенности местного самоуправления, дать монстрам самим решать проблемы на местном уровне, чтобы они по всяким пустякам не беспокоили Совет. Но, пусть этим занимаются уже другие. Меня уже точно не хватит. — она облокотилась на спинку кресла в своём кабинете в «Трансильвании». — А Данила, что мы решили? — Лукас замолчал и поспешил исправиться. — Вернее, как мы решили? Мэвис вертелась в кресле чуть вправо, чуть влево, смотрела в потолок. — Голову отрубить. — она вздохнула. Лукас встал с дивана и положил перед ней указ о казни. Он посмотрел за её спину, в окно. На территории бывшего отеля уже собирались жаждающие посмотреть казнь. Лукас сглотнул. Как же всё-таки хорошо, что Билли запретил Елене ехать на казнь. Плохо только то, что он сам захотел на ней присутствовать. — Билли, — Елена посмотрела на вампира умоляющим взглядом. — скажи, что это неправда. — голос дрожал, по щекам вот-вот должны были потечь слёзы. Елена опустила глаза вниз, на живот, погладила его так, словно внутри сидел не просто её ребёнок, а кто-то очень ценный тот, без кого она не сможет представить свою жизнь. — Вы же? — Билли повернулся на отца. Лукас стоял чуть в стороне, курил, стараясь выдыхать дым подальше от беременной невестки. Мужчина кивнул. Вымученно, но кивнул, лишь бы Билли отстал, перестал задавать глупые вопросы. — Ты знаешь, — вампир поднёс ко рту сигарету. Пальцы дрожали, дым обволакивал его так, что дышать было невозможно. Лукас кашлянул. Ещё раз. Ещё. Ещё. Билли подошёл к отцу, постучал ему по спине. — Пап? — он вновь поворачивает голову на Елену, которая устала стоять и решила присесть. Девушка не сводила с мужчин взгляда. Спрашивала только им, что будет с её женихом. — Точно? Просто припугнуть? — придал голосу твёрдости Билли, вернув взор на родителя. Шёпот Билли не скоро дошёл до слуха вампира. Лукас потушил сигарету об одну из глиняных фигурок, стоящих на полках в коридоре, где они сейчас и находились, вновь кивнул. — Елена, — смотрит на невестку Лоуренс. — вы понимаете... — Почему не скажешь? — тихо, очень тихо с нотками беспокойства говорит Билли. — Не надо. — хрипит Лукас. — Это политика. Это не семья. — поджав губы, отвечает отец, скользя по Елене сочувствующим взглядом. — Я поеду с вами. — Билли сделал уверенный, во всяком случае он попытался придать походке уверенности, шаг в сторону выхода. — Билли. — едва слышно молвит Лукас, оборачиваясь на сына, который уже садился в машину. Вампир повернулся к Елене, та была никакая. И Лукас знал, что это только начало. — Я позаботилась о нём. — Мэвис словно прочитала мысли мужа. — Всё будет хорошо. — с дрожью в голосе произнесла она. «Хорошо?» — она казнит сына, обманывает другого. А кого она обманывает на самом деле? Билли? А может себя? — Мэви Владиславовна, — наклоняется к ней муж. Но Мэвис молчит, вслушиваясь в голоса монстров с улицы.