Рыцарь Храма Соломона

      Виконтесса де Нерак, подхватив юбки, неподобающе быстро для своего статуса поднималась по леснице, в руках тоже не по статусу тяжело покачивалась корзина со снедью. Мариз одолевала витую лестницу споро, не уставала — добегала до потайной комнаты резвой козой. Пару же месяцев назад, когда Анри только показал ей тайный ход и Мариз первый раз прошла уходящими под небеса ступенями в толще стен, она долго хватала ртом воздух, пытаясь отдышаться.       — Дядя, добрый день.       Командор Ноэль поднял голову от фолианта, лежавшего на его коленях, улыбка чуть тронула плотно сжатые губы.       — А вот и хлеб насущный. Здравствуй, Мариз, хотелось бы дни подобрее. Вернулся твой супруг? Порадуешь новостями или опечалишь?       Мариз выставила на стол мясо, хлеб, сыр, вино и фрукты, вздохнула.       — Да, Анри вернулся с ворохом новостей. Как бы я хотела порадовать, но боюсь, нечем, дядя. В командорстве так и хозяйничают королевские поверенные. Все запасы продовольствия и вина вывезли, ну кроме того, что сами съели и выпили. Крестьянам по орденским наделам платят втрое меньше, чем уговаривался платить Орден. Утварь церковную всю тоже вывезли. А больше ничего ценного и не нашли, очень злились, что только твоим серебряным кубком и поживились.       — Да откуда у нас богатства, — тяжело вздохнул Ноэль. — Мы ж не на главном тракте стояли. Всё наше богатство — зерно, виноград да мясо копчёное. А что с пожертвований да податей появлялось, то по осени в Тампль и уходило, до последнего денье. О братьях не узнать? Далеко увезли?       — Недалеко, но… Плохо всё, сами понимаете, как везде. Анри лезть не рискнул, чтобы на след не навести. Везде по стране плохо. По всей Франции нарастает злоба, а теперь, после буллы, и не только во Франции. Я даже не знаю, хорошо ли, что вы решили не делать попыток укрыться в каком-нибудь заграничном командорстве, — в некоторых местах не лучше, но во Франции совсем ад. К нам вчера приезжали, интересовались. Вроде бы и не близкие мы родственники, а докопались, что я регулярно в командорство заезжала с дарами. Анри такой хладнокровный, я бы не смогла так сказать. Такое лицо презрительное сделал, сказал, что наконец-то его глупая жена перестанет тратить семейные деньги на всякую шваль и что он клянётся, что духу в его замке тамплиерской твари не будет. Поверили вроде.       Ноэль озабоченно вздохнул.       — Это ещё не вспомнили, что де Нераки и де Фуа, вообще-то, родственники, и Анри мне тоже… даже не соображу, кем приходится. А семейство Альбре — и вовсе ближайшие. Кстати, о Пьере ничего не слышно?       — Слава Богу, нет. Если бы попался, мы бы знали. А у барона де Альбре, сам понимаешь, глупо спрашивать, добрался ли до них его разыскиваемый королевскими властями брат.       — Всё равно, вы все под подозрением. И наверняка следят — родня как никак. Мне действительно лучше уйти.       — Ну, это ты перестраховываешься. Если так посчитать, то вся знать Франции друг другу кем-то приходится. Сейчас уже не стоит пытаться выбраться, надо сидеть тихо. Во-первых, все дороги патрулируются, за твою голову и за голову брата Пьера награда назначена. А во-вторых, куда? Английский король всячески препятствует арестам храмовников и отказывается давать разрешения на пытки. Отписывается пока. Но Анри говорит, что это дело времени — надавят, заставят. Шотландия держится.       — Так они всей Шотландией отлучены от церкви, что им терять? — усмехнулся Ноэль. — А поближе, в Европе что?       — Где как. Зависит от отношений с местными властями и родства. В германских землях, в Майнце, например, братья пришли на заседание церковного совета в полном боевом облачении, обнажили мечи и поинтересовались, кто из совета считает их еретиками и чернокнижниками. Разумеется, их оправдали. Но в Магдебурге у храмовников были плохие отношения с местными властями, и архиепископ Бурхард, воспользовавшись случаем поквитаться, арестовал и сжёг всех братьев. Родственники в бешенстве и, скорее всего, будут мстить, а что уже толку? Людей не вернуть. В Майстре же архиепископ полностью оправдал храмовников: не так давно там был голод, и командорство ежедневно кормило до тысячи людей. В этом случае в бешенстве уже была Папская курия. Португалия отказывается выдавать своих, да ещё и объявила, что укроет чужих храмовников.       — Разумеется! У них неверные под боком, надо быть ненормальным, чтобы погубить цвет своих защитников.       — Да, Анри слышал, шептались, что флот мог укрыться там, в Португалии.       — Возможно, почему нет? Я, правда, больше склоняюсь к Шотландии — свидетелей нет; куда ушли корабли, никто не видел, а в Шотландии меньше случайных глаз. Италия что?       — И в Италии по-разному: в Папской области и Неаполе пытки применялись широко, там признания из многих выбили.       Ноэль кивнул:       — Ну ещё бы! Карл Второй Неаполитанский — кузен нашего короля. А Ломбардия? Не может быть, чтобы…       — Да, ты прав, тамошние епископы открыто встали на вашу сторону. В Фано, Римини и Ровенне епископы тоже заявили, что не нашли никаких доказательств вины. Во Флоренции пытали, там половина созналась. В Арагоне хорошо — король приказал храмовникам оставаться под домашним арестом. Пока переписывался с папой, пока выписали бумаги на аресты… Командорства встретили королевские власти пустыми — ни братьев, ни денег. Фактически он дал братьям возможность уйти.       Ноэль несогласно качнул головой:       — Не приписывай монархам лишнего благородства. Думаю, Яков просто побоялся активно противопоставлять королевские войска храмовникам, но теперь, заручившись всеобщей поддержкой, тоже захочет поживиться. Все захотят… Мы теперь — как раненый, истекающий кровью секач, пытающийся уйти от своры псов, — с каждой секундой теряем всё больше сил и крови, и вот уже самые смелые пытаются вырвать куски мяса из ног и спины. Надо было не убегать, а нападать, пока были силы. Кто ж думал…       Ноэль замолчал, сгорбившись и уставившись в пол. К еде, исходящей головокружительными ароматами, он даже не притронулся.       — Дядя… Всё образуется. Я каждый день молюсь. Ну не может же быть такого, чтобы отвернулся Господь от стольких праведников!       — Не знаю, дитя, не знаю… Я жалею, что не погиб на Востоке. Сколько там полегло братьев! Все мои друзья остались лежать за морем. И родные братья и сёстры мои давно в земле, и племянники некоторые. Батюшка твой и то покинул этот мир, а я ведь его, помнится, на плечах катал и сказки рассказывал. И только я, старый пень, зачем-то всё живу. Для чего даровал мне Господь неуязвимость в боях, железное здоровье и долголетие? Я думал — чтобы служить Ордену сначала мечом, а после и нератным трудом. А оказалось, для того, чтобы видеть гибель Ордена. Слушать наветы на братьев и узнавать об их мучениях. Чем же так прогневил я Господа?       — Не говорите так! Не надо. — Мариз всхлипнула. — Мы вместе. Мы семья. Мы что-нибудь придумаем.       Ноэль отвернулся и качнул головой. Смертный грех уныния уверенно одолевал старого рыцаря.       — Иди, Мариз. У тебя свои хлопоты. Спасибо за хлеб и кров, и тебе, и твоему благородному супругу.       После ухода внучатой племянницы Ноэль снова надолго задумался, мрачно уставившись в стену. Сколько он так просидел, размышляя о том, что надо бы уходить, дабы не навести беду на семью де Нерак, он не знал. Отвлекло его какое-то подозрительное шуршание за потайной дверью. Сердце стукнуло и разогнало кровь по жилам, меч сам собой оказался в руках. Паническим хороводом пронеслись мысли о том, что живым он не дастся и как сильно скомпрометирует он Анри и Мариз, попавшись в их фамильном замке. Но шуршание за дверью было слабым и каким-то неуверенным. Ноэль постоял в стойке минуту, другую… Опустил оружие и подошёл ближе.       — …А я тебе говорю, она сюда заходила! Я видела.       — Да тут стена! Лестница выше идёт, на площадку.       — Ты совсем дурак? Мама с тяжёлой корзиной шла, а назад — с пустой. Она из окна выкинула то, что принесла? Я тебе точно говорю, что это она привидение Белой Дамы задабривает.       — Это сказки для маленьких.       — Мне Аннет рассказывала, она не соврёт. Велела сюда не ходить, чтобы Белая Дама не выпила кровь. Во! Смотри! Тут пыль сметена, а там внутри… Просунь руку, надави на камень, у меня сил не хватает.       — У меня тоже, давай вместе давить.       Минут пять раздавалось сосредоточенное пыхтение.       Потом раздосадованный мальчишеский голос продолжил:       — Глупости ты говоришь. Мама каждые два дня сюда ходит. По-твоему, привидение целую корзину провизии за два дня сжирает?       — Ну это же дар! Чтобы кровь ни из кого не пили. Может, она просто разливает вино на камни, а замок принимает дары. Не открывается? Я вот подумала… Давай завтра придём, я на всякий случай пирог с кухни утащу.       — А поймают если?       — Кто поймает? «Маленькая донна желает посмотреть, как готовят жаркое из оленины, которую добыл на охоте папочка». В крайнем случае скажу, что мой пёсик проголодался. Вот. Зато если столкнёмся с Белой Дамой, она нас не выпьет.       Ноэль стоял за потайной дверью и не знал, плакать ему или смеяться. Образ не то хозяйского пса, не то фамильного привидения ему, несомненно, был к лицу. Младшие погодки у Мариз получились ну очень бойкими, любопытными и непослушными. Все в мать.