Ключ к бессмертию

Ориджиналы
Гет
В процессе
NC-17
Ключ к бессмертию
автор
Описание
Я есть? Или меня нет? Мысль вспыхивает и тут же гаснет. Следом — другая. Я.… кто? Свет ударяет в глаза, режет, как лезвие. Я вздрагиваю, но не чувствую себя. Тело чужое. Маленькое. Слабое. Не моё. — Она очнулась! Голоса. Чужие, далёкие, как сквозь толщу воды. Кто «она»? — Элисон? Имя… странное. Моё? Губы шевелятся, но звук едва различим. — Воды… Голос дрожит. Неузнаваемый. Не мой. Тревога накатывает, смывая последние остатки тьмы. Что-то не так. Что-то катастрофически не так...
Содержание Вперед

Глава 17

Кабинет Главы Ордена Карающих был тише склепа. Стены, обитые чёрным бархатом, поглощали свет. Камин, хоть и горел, не давал тепла. Треск поленьев казался слишком неуместным — как смех на похоронах. Здесь всё было неподвижно. Даже воздух — вязкий, будто застоявшаяся кровь. Кристиан стоял в центре. Браслеты из чёрного металла сжимали запястья. Там, где они касались кожи, зияли ожоги. Не просто боль — выжигающее пламя, словно жидкий огонь вместо крови. Магия не просто была заблокирована — она уничтожалась. Медленно, мучительно. Каждый вдох отзывался судорогой. Но он стоял. Прямо. Молча. Рейхард наблюдал. Он сидел за своим массивным столом — сдержанный, собранный, почти вежливый. Как добрый дядюшка, встретивший заблудшего племянника после долгих лет. Серебряное перо в пальцах, взгляд — расчётливый, как весы палача. — Садись, — произнёс он тихо. Кристиан не шелохнулся. Только дыхание — резкое, но ровное. — Хочешь стоять — стой. Мы оба знаем: эти браслеты учат не только смирению, но и границам. Порог боли. Порог слома. Пауза. Тишина, от которой звенело в ушах. — Я наблюдал за тобой ещё в Академии, — продолжил Рейхард, голос — бархат и лёд. — Ты был не просто ученик. Ты был структура. Конструкция. Целое, сотканное из потенциала. Я видел это, когда остальные слепо вбивали в тебя формулы. Он усмехнулся. — Но ректор оказался слишком сентиментальным. Вместо того чтобы направить тебя ко мне — как должно было быть, — он отправил тебя к герцогу. К человеку, который не видит в тебе никого, кроме фокусника. Ты творишь для него иллюзии. Открываешь порталы. При твоём потенциале это глупый фарс. Маг молчал. И это молчание жгло. Рейхард продолжил: — Сейчас я могу это исправить. И ты — тоже. Он отложил перо, сложив пальцы перед собой. — Герцог велел тебе применить запретную ментальную магию на его приёмной дочь. Девчонка должна была стать приманкой. Ты подчинился. Верно? Ответа не последовало. Лишь взгляд — стальной, колючий, как лёд в порыве ветра. — Ты подпишешь это, — Рейхард положил на стол пергамент. — Всего несколько строк. И всё изменится. Он склонился вперёд: — Ты исчезнешь. Для всех — казнён. А для меня — обретён. Новое имя. Новая жизнь. Новое могущество. Ты станешь тем, кем должен был быть с самого начала. Моим учеником. Моим клинком. Будущим Видящим. И снова — тишина. Острая, как натянутый канат. — А если я откажусь? — хрипло спросил Кристиан. Голос был низким, сухим. Каждое слово — как осколок стекла в горле. Рейхард выпрямился. — Тогда ты умрёшь. Медленно. Без славы. Без надежды. Но перед этим ты всё равно подпишешь признание. Он посмотрел в глаза. — У тебя не будет выбора. Дознаватели умеют заставлять страдать. А наши целители… просто не дадут тебе умереть. Рейхард усмехнулся, заметив, что браслеты будто отреагировали на его слова — хлынула новая волна боли — маг дёрнулся. — Вы так боитесь Ирвинга, что готовы его оболгать? — прошептал маг. В этот миг в глазах Рейхарда вспыхнуло нечто острое, жестокое. Но вспышка угасла мгновенно. — Я ничего и никого не боюсь, — глухо сказал он. — И я не люблю ждать. До ночи, Кристиан. Не дольше. Затем — либо ты принимаешь моё предложение, либо я отдам тебя дознавателям. В любом случае, признание будет подписано. Он поднялся, подошёл ближе. Тень легла на мага. — Я даю тебе последний шанс сделать правильный выбор. Рейхард дотронулся до браслета. Металл зашипел, и Кристиан вздрогнул, но не отступил. — Иначе ты узнаешь, как много боли можно уместить в человеческое тело... прежде чем оно умолкнет навсегда. Щелчок пальцев — и в кабинет вошли двое. — В шестую, — коротко бросил он. — Пусть крысами вдохновится. Мага увели. Не как преступника. Как улов. Как находку. А Рейхард остался один. Он сел. Взял в руки перо. Взглянул на пустую строку под текстом. И усмехнулся. — Ты ведь знаешь, Кристиан, что ты мне всё равно пригодишься. В той или иной форме. *** В кабинете графа пахло воском, старыми бумагами и вином. Маккрей сидел в полумраке, держа в руке бокал, в другом — небрежно сложенное письмо. На губах — лёгкая, вымученно-добродушная улыбка. Принц стоял прямо, как на докладе. — Позавчера я отправил цветы и подарок, вчера навестил лично. Девица очарована — буквально сияет. Ещё немного — и падёт. Всё идёт по вашему плану, дядя. — Хорошо, — отозвался Гиллас рассеянно, не глядя на него. Он сделал глоток вина и с ленцой кивнул. — Но думаю, что мы обойдёмся без подобного варианта. Грегор чуть нахмурился. — В каком смысле? Маккрей развернул письмо, провёл по нему пальцами, будто смакуя строки. — Подвернулся куда более роскошный. Один грамотный ход — и герцог надолго выйдет из игры. Возможно, навсегда. — О чём вы? — принц не скрывал удивления. Граф взглянул на него поверх письма. — Когда подворачивается возможность нанести удар, Грегор… я предпочитаю бить. Не тянуть время, не выстраивать сцену для романа. Бить. Он снова пригубил вино. — Но ты пока продолжай. Обольщай. Пусть проникается доверием. Вдруг пригодится. А может, и нет. — Как скажете, дядя. — Принц наклонил голову, сдерживая раздражение, и шагнул к дверям. Граф не сделал ни малейшего жеста, чтобы его остановить, не сказал ни слова в ответ. Значит — разговор окончен. Грегор покинул кабинет, стараясь идти спокойно, не выказывая спешки. Миновал коридор, в котором проникающий в окна солнечный свет позолотил каменные стены, будто выжигал на них невидимые письмена. Когда за ним закрылась дверь собственных покоев, он сжал кулаки и резко вдохнул. Только здесь можно было позволить себе сорваться. В покоях было душно. Солнце лезло в окна, резало по глазам. Грегор подошёл к столику, смёл с шахматной доски фигуры — дерево загремело по полу. Сел тяжело, будто упал. — Что-то случилось, ваше высочество? — заглянул Кейден. Лицо — каменное, взгляд изучающий. — Не знаю, — зло отрезал Грегор. — Никаких интересных новостей? Слухов? — Мы во дворце, а не на городском рынке. Откуда тут быть подобному? Принц резко повернулся. — Гиллас что-то затеял. Что-то… плохое. Но мне он не сказал. Как же меня всё это достало… Кейден подошёл к двери, распахнул, выглянул в коридор и закрыл обратно, чуть тише. — Вы бы поосторожнее со словами, ваше высочество. Тут слишком много ушей, и все принадлежат вашему дяде. Он платит за информацию. Хорошо платит. — И тебе? — в голосе Грегора звякнула сталь. Кейден усмехнулся, криво. — Нет. Я выбрал вашу сторону давным давно. — Прости… — Грегор потер лицо. — Просто… — Просто вы наконец решили разбить ту уютную сферу, в которую вас поместил Гиллас, — тихо сказал Кейден. — Это хорошо. Только бы не поздно. Грегор встал. Подошёл к графину, налил вино, медленно повернулся к оруженосцу. Смотрел долго, внимательно — будто видел впервые. И в самом деле: Кейден никогда с ним так не говорил. — И почему вдруг откровенность? Кейден пожал плечами. — Потому что если граф и правда готовит что-то — и вы это уже чувствуете — значит, пора ему помешать. Или хотя бы попытаться. Он замолчал, но Грегор понял продолжение. Услышал его между строк. «Раньше ты бы и слушать не стал.» И злился. На дядю, на ситуацию. Но сильнее всего — на самого себя. *** Тяжёлая дверь захлопнулась с глухим звуком, отразившийся от каменных стен, будто в гробнице. Глава Ордена остановился посреди кабинета — и позволил себе вдохнуть глубже. Грудная клетка вздрогнула от напряжения, а руки невольно сжались. — Глупый… — выдохнул он, не окончив фразы. Он бросил перчатки на стол. Те скользнули по лакированному дереву и с глухим шлепком рухнули на пол — Рейхард даже не обернулся. Зашагал к камину, будто стремясь сжечь в огне остатки раздражения, и на секунду завис у решётки: пламя плясало слишком ярко, словно издевалось. — Не глупый, нет… — пробормотал он, глядя на угли. — Но, Созерцающий, до чего же упрям. Склонился над камином, словно хотел что-то услышать в треске. Ничего. Ни ответа. Ни смысла. Лишь жара хватала за лицо. Он выпрямился, потянулся к бокалу на полке. Взял. Повернул в пальцах. Отнёс к столу. Плеснул из графина вина. Только теперь заметил — неподписанный пергамент по-прежнему лежал там, где он оставил его перед уходом. Словно мальчишка, ждущий «да» от красотки. Он опустился в кресло. Медленно. Как садятся не уставшие — а разочарованные. — Всё, что требовалось, — произнёс вслух, — одна уступка. Один шаг. Ты мог стать силой. Видящим. Глазами Ордена. Но ты выбрал… — он запнулся, — …герцога. На миг лицо дрогнуло. Не боль, нет. Но раздражение с привкусом сожаления. Почти как учитель, чьего лучшего ученика похитил уличный шарлатан. Бокал звякнул о край стола. Он не пил — только поставил. — Ты отказался. Значит, ты выбрал свой путь. Рейхард взял перо. Чернила легли быстро — облекая слова в приговор. «Поручение старшему дознавателю Юэну. Шестая камера. Любые средства. Двое дознавателей младшего ранга. Двое целителей. Цель — подпись под признанием». Он поставил печать. Прижал ладонью, и только потом — позволил себе закрыть глаза. На секунду. — Жаль, — почти шёпотом. — Ты был редким случаем. Но я не строю храм на песке. Либо ко мне — либо в прах. Вызванный брат забрал приказ и пергамент с признанием, пока неподписанным, но это вопрос времени. Рейхард поднялся, прошёлся по кабинету, поднял упавшие перчатки. — Почему ты счёл, что Гэлбрейт достоин твоей преданности? — с горечью произнёс в пустоту. — Почему ты готов страдать ради него? Почему готов умереть? Ответа у него не было. Рейхард бросил взгляд на камин, в котором пламя продолжало жадно пожирать сухие поленья, потом тихо выдохнул и вышел, не оборачиваясь. *** На кухне было тихо и тепло. В печи потрескивал огонь, отбрасывая рыжие отблески на стены и медную посуду. Мойра сидела за столом, грея ладони о кружку с травяным настоем. Напротив — капитан Аргайл, развалился лениво, медовуха в его кружке пахла так, что тянуло на глупости. — Уже ночь, — пробурчал он, глянув в окно. — А твой маг всё не объявился. — Он не мой, — Мойра фыркнула, не глядя. — Ну, не твой — так не твой. Хотя будь я на его месте… — Он скользнул по ней взглядом, в котором шутки было чуть больше, чем намёков. — Не начинай, — лениво отмахнулась она. — А что? Цветёшь, как весенний сад. Был бы я моложе… — Или я — глупее, — отрезала она, прищурившись. Он тихо хохотнул, хрипло. — Справедливо. Ладно, шутки в сторону. А если серьёзно — маг наш что-то задержался. Ушёл с утра, и всё. Тишина. Мойра поколебалась. Не то чтобы она собиралась выбалтывать, но… — По секрету, — сказала она, чуть наклоняясь вперёд. — Вчера мэтр с миледи здорово повздорили. Дверь хлопнула так, что я думала — стёкла вылетят. Аргайл качнул головой. — Видимо он решил пар спустить. Трактир, кружка-другая, девицы на коленях… — Он подмигнул. — Что ты на меня так смотришь? Я ж не с осуждением. Он, может, и мрачный, но всё равно живой человек. Мойра отставила кружку. В голосе — ни капли сомнения: — Он не из тех, кто утешается у первой встречной. Скорее сядет в угол, зальёт в себя что-нибудь покрепче и будет молчать, пока не отпустит. — Или пока кто-нибудь его не заденет, — заметил Аргайл. — Тогда, может, и вспыхнет. — Нет. Он, скорее, уйдёт. Капитан кивнул, делая глоток, потом посмотрел на неё поверх кружки: — Слушай… ты ведь правда хорошо его знаешь. Может, и нравился? Она не покраснела, не отвела взгляд. Просто спокойно ответила: — Вкус у меня есть. И да, он красивый. Но только снаружи. Как ледяная статуя — стоит, блестит, вся из себя загадочная. Но тронь — и замёрзнешь. Он рассмеялся: — А на статую, выходит, поглядывала? — А что, мне нельзя? — Да я только рад, — сказал он, мягко. — Нравится, когда у женщин взгляд живой. Особенно если умеют и глянуть, и ответить, и не отшатнуться. Он встал, потянулся, с хрустом расправляя плечи, и бросил на неё лукавый взгляд: — Услышишь что — сразу мне. Только не выдумывай поводов просто поболтать. — Не переживай, — сказала Мойра, не глядя, и взялась за кружку. — Болтать с тобой — удовольствие… весьма специфическое. — Ай-ай-ай, — он театрально приложил ладонь к груди. — Ранила. Прямо в сердце. — Сам перебинтуешь, — отозвалась она и, наконец, улыбнулась — уголками глаз, коротко. Он ушёл, оставив за собой запах медовухи, немного усталого тепла и флер чего-то не досказанного. Мойра осталась одна. Посидела немного, слушая, как огонь в печи оседает. Потом убрала кружки, вытерла стол. Уже у двери вдруг остановилась. В доме было тихо, всё вроде спокойно. Но где-то в груди всё равно царапалось лёгкое беспокойство. *** Старший дознаватель Юэн аккуратно разложил пергамент на столе, поставил чернильницу, положил перо. Его движения были точны, методичны, почти ленивы — человек, знающий себе цену и не испытывающий спешки. Развернул свиток с приказом, запечатанный личной эмблемой главы Ордена, но взгляд даже не скользнул по строчкам. Он и так помнил каждую букву. «Цель — подпись под признанием» Перевёл взгляд на висящего на цепях посреди допросной мага. Тяжёлые звенья тянули руки, заставляя тело быть в постоянном напряжении. На запястьях — браслеты. Артефакты, созданные для одного: медленно, но неотвратимо выжигать магию из живого носителя. Они не просто блокировали силу — они превращали её остатки в пытку. Под кожей мага как будто струилось пламя, незримое, но ощутимое. Идеальное сочетание непрямого вмешательства, заставляющего через пару часов многих выть и умолять о пощаде, но сейчас явно был не такой случай, впрочем, старший дознаватель не ждал иного — в противном случае ему бы не поручили это дело. Помощники - Тьер и Тейл — стояли рядом. Спокойные, сосредоточенные, опытные, они были готовы начать по его сигналу. Целители вообще вели себя, как мыши, с порога метнувшись в угол. Им было велено: действовать только по приказу старшего дознавателя. Не раньше. Не самовольно. Они были здесь не ради помощи — скорее, как ассистенты по сдерживанию разрушений. Юэн махнул рукой. Тьер подошёл и плеснул холодной водой прямо в лицо мага. Тело дёрнулось. Судорожный вдох. Кашель. Дознаватель подошёл ближе. Маг поднял голову. Медленно. Плохо фокусировал взгляд, но всё же ухмыльнулся. Сквозь кровь, пот, боль — всё та же насмешка, смешанная с презрением. — Снова ты. А я так надеялся, что ты навсегда ушёл. Юэн даже не стал обращать внимание на его слова. — Подпишешь — боль прекратится, — сказал дознаватель. — Всё, что нужно — твоя подпись. Маг пренебрежительно скривил губы. — Хочешь облегчить себе работу? Или думаешь, Рейхард тебе премию даст за быстроту? — Я просто экономлю время, — спокойно отозвался Юэн. — Своё. Потому что ты всё равно сделаешь то, что нужно. — Никогда. Одно слово. Ровное. Каменное. Как плевок в лицо. Юэн усмехнулся. Без следа веселья. Только отметив — сопротивляется. — Наивный. Он подошёл ближе. Стал у самого края круга, в который вбиты крюки. Место, где кончается иллюзия выбора. — И глупый. — Его голос стал тише, плотнее. — Я ведь даже и не начинал ещё с тобой работать. Он вытянул ладонь — и Тейл вложил в неё тонкий стилет. Не лезвие — игла. Юэн аккуратно провёл остриём по боку мага. Не разрезая — нащупывая. Где ткань дёрнется. Где сработает рефлекс. Где под кожей пробежит дрожь. — Начнём с тела. — Голос стал почти мягким, как у преподавателя. — С его границ. С твоего ощущения «я». Мгновенный укол. Тело мага дёрнулось, выгнулось в цепях. Дыхание сорвалось. Но крик не прозвучал — только глухой стон, вырвавшийся сквозь стиснутые зубы. — Вот оно, — с любопытством произнёс Юэн. — Только начало. Знакомство. Он шагнул назад. Смотрел, как проходит по телу мага волна боли, как сжимаются пальцы, как вздрагивают мышцы живота. — Пока ты молчишь — я выбираю, как будет болеть. А когда подпишешь… тогда всё это закончится. Глаза мага сузились, в них вновь вспыхнула насмешка. — Не утруждайся. Мне нравится, как ты злишься. Это… интересно. Юэн не ответил. Он просто сделал второй укол. Глубже. В подреберье. Точно. В то место, где боль нестерпима, но не смертельна. Где она съедает волю. Где рвёт концентрацию. Маг захрипел. А Юэн только улыбнулся. Начало было удачным. *** Только проснулась — и сразу захотелось что-нибудь швырнуть. Потолок. Серый. Вчерашний день — как будто кто-то вату в голову напихал. Ни мыслей, ни чувств. Просто ходила туда-сюда, ничего не делала, злилась на всех, но особенно — на него. На предателя. Позавчера он умудрился превратить обычный разговор в кошмар. Вместо того чтобы просто поддержать, он начал своё: «Принц может быть не тем, кем кажется». Ну конечно. Все вокруг — идиоты, один он всё знает. А потом — это выражение лица. Холодное, равнодушное, как будто он и не друг вовсе. Как будто я для него никто. Я назвала его предателем. Громко. В лицо. И ушла, захлопнув дверь. И пусть. Заслужил. Вчера Мойра ещё попыталась вступиться… робко, мол, мэтр Крейг всегда на моей стороне, он и защитит, и поможет… Я посмотрела на неё так, что она сразу умолкла. Может она и хотела — как лучше, но попала мне под горячую руку. Сегодня — день действия. Сколько можно сидеть в четырёх стенах? Я могу выйти. Я должна. — Мойра! — крикнула, ещё не вставая. — Миледи? — она появилась тихо, как тень. — Готовь платье. Хочу проехаться в город. Прогуляться. Подышать. Здесь душно. — Конечно, миледи. Никаких возражений. Ни словечка. Она помнила вчерашний день. Через четверть часа я уже спускалась вниз, стук каблуков по ступеням отдавался слишком громко — будто всё здание должно было услышать: иду, не трогать. Пальцы нервно теребили перчатки. Я уже почти дошла до двери, как дорогу преградил капитан Аргайл. Стоит себе, как обычно. Всё лицо — сплошное спокойствие. Раздражает. — Миледи, — начал он ровно, — мэтра Крейга сейчас нет в резиденции… — Даже не вздумайте о нём говорить, — рявкнула я прежде, чем он закончил фразу. Меня само упоминание его имени уже злило. — Я не собираюсь с ним никуда ехать. И слушать про него не хочу. Капитан выдержал паузу, как будто пересчитывал до трёх. — Без его сопровождения, или прямого распоряжения герцога, вы не можете покинуть дом. Я чуть не задохнулась от ярости. — Простите, что?! Я под арестом? — Считайте как хотите, миледи, — ровно сказал он. — Но я отвечаю за вашу безопасность. И выехать вы не можете. Вот и всё. Стоим. Он — камень. Я — как чайник, у которого вот-вот крышку сорвёт. Мойра тихонько появилась на лестнице, прикусила губу, будто хотела что-то сказать — и тут же отвернулась. Ну и пусть. Не хватало ещё лекций от служанки. Капитан повернулся. Сделал шаг в сторону. А я осталась стоять. В новом платье. В тонких перчатках. В нарядной шляпке. В ловушке. Словно вся эта резиденция — не дом, а клетка. И маг, которого нет, — единственный ключ. *** Во второй половине дня, ближе к вечеру, принц Грегор Оствейн снова оказался в герцогской резиденции. Город тонул в медовом свете заката, воздух в аллеях был тёплый, густой — с примесью пыли, цветов и чего-то тревожно-застоявшегося. Резиденция Гэлбрейтов встречал его прохладой: вежливо, чинно, привычно. Ему уже не нужно было называть имя — стража кивала, слуги склонялись с тем особым почтением, в котором чувствовалась натренированная дипломатия. Его провели через знакомые коридоры, миновали тот самый холл с колоннами, и остановились у двери библиотеки. Без лишних слов. Без объявлений. Принц вошёл — и остался один. Библиотека была просторной, но почти тёмной. Мягкий свет лился лишь из одного окна, окрашивая пол и шкафы золотом. Тишина была такой плотной, что слышалось, как потрескивает кожа на переплётах старых фолиантов. Грегор сел в кресло — медленно, с ленивой грацией человека, которому надоело спешить. Откинулся, скрестил ноги — и стал ждать. Не её. Он ждал мага. Прошло десять минут. Потом пятнадцать. И двадцать. В комнате по-прежнему было пусто, только старинные часы отмеряли время безразличными ударами. Грегор чуть прищурился. Кристиан Крейг — тот, кто позавчера был при ней как тень, — не появился. Интересно. И странно. Когда дверь наконец открылась, вошла не тень, а солнце — Элисон. Восторженная, оживлённая, с чуть растрёпанными волосами и румянцем на щеках. По-своему красива. В ней было что-то притягательное: неподдельная искренность, прямолинейность, чуть детская наивность. Он поймал себя на мысли, что это приятно. Когда в глазах — восхищение. Когда рядом кто-то, кто видит в тебе не игрока, не наследника, не фигуру — а героя. — Вы, как всегда, очаровательны, леди Элисон, — мягко сказал он, легко улыбаясь. Они болтали. Светские пустяки, балы, наряды, погода. Всё это с любой другой звучало бы как фарс — с ней звучало… мило. Почти трогательно. — Хотел бы напомнить вам о приглашении на приём к графу Лохрейну, — вставил он между фраз, словно невзначай. Она чуть нахмурилась. Быстро, почти незаметно — но он видел. У него глаз намётан. — Пока не могу дать вам ответ, ваше высочество, — проговорила она осторожно. Слишком осторожно для такого вопроса. Он приподнял бровь. — Приём через неделю, — напомнил он мягко. — Я дам вам ответ через несколько дней, — сказала она почти торопливо. И улыбнулась — натянуто, неестественно. Он начал расспрашивать аккуратнее: осторожные фразы, мягкие подводки. И внезапно наткнулся не на молчание, а на брешь. Элисон сорвалось. Говорила с обидой. Не прямым текстом — но прозрачно. Маг, по её словам, стал… контролирующим. Давящим. Всегда рядом, всегда мешает, вмешивается. «Хорошо, что хоть сегодня его нет, — произнесла она с облегчением. — А то бы он и встретиться не дал». Он молчал, кивал в нужных местах, не перебивал. Но запоминал каждое слово. Она ни разу не назвала мага по имени. Ни разу. Только «он». Это было больше, чем раздражение. Это был раскол. Что случилось? Почему мага не было? Почему она явно сердита? Он не знал. Пока. Но чувствовал — что-то произошло. Важное. Она уже увлеклась рассказом о новом головном уборе, увиденном во время прогулки, смеялась, изображала руками нелепые формы. А он улыбался, поддерживал разговор, вставляя дежурные реплики. Легко. Непринуждённо. И копил вопросы. Он знал: кто-то скоро сделает ошибку. И тогда ответы найдутся сами. *** Юэн вошёл в камеру, задержав дыхание. Воздух здесь был пропитан запахом крови, пота и жжёной плоти. Тело мага было зафиксировано в том положении, которое называли «протяжённым касанием»: руки — вверх, натянуты цепями до хруста суставов, ступни — едва касаются пола. Не опора, а иллюзия опоры. Спина выгнута, живот втянут, мышцы дрожат от постоянного напряжения. Юэн остановился, оглядел всё, как мастер, оценивающий собственную работу. — Очнулся? — не вопрос, а констатация. Один из целителей, сидящих в тени у стены, кивнул. Но не осмелился заговорить. Эти двое знали своё место. Они ждали команды. — Хорошо, — тихо сказал Юэн. — Значит, можно продолжать. Он открыл кожаный футляр с инструментами. И выбрал иглу, из тончайшего серебра. Не для увечья — для воздействия. Внутреннего. Там, где рана не видна, но боль рвёт сознание на клочки. Подошёл и вогнал её в грудь. Быстро. Без колебаний. Профессионально. Маг дёрнулся всем телом. Рванулся, захрипел, судорожно втянул воздух — как утопающий. Но не издал ни звука. Это даже раздражало. Юэн любил слушать крик. Он упорядочивал происходящее. Без крика сцена была слишком… интимной. Он взял ещё одну иглу и вогнал сбоку, в подмышечную впадину — в точку, контролирующую дыхание. Маг закричал. Тело изогнулось, как лук, мышцы рванулись в борьбе с самим собой, но цепи не позволили. Никакой героики. Только физиология. Только плоть, которая не справляется. Юэн наблюдал. Он не спешил. — Ты ведь знаешь, что подпишешь, — произнёс он наконец, почти шёпотом. — Просто ещё не готов. Но время — у нас есть. Он дал знак — Тейл послушно начал вращать колесо. Цепи поднимались медленно, сантиметр за сантиметром, пока тело не натянулось вырисовывая каждую мышцу, каждое напряжённое сухожилие. — Не сейчас, — бросил Юэн, заметив движение одного из целителей. — Пока он дышит — он мой. Когда перестанет — тогда ваш черёд. Он подошёл ближе. Встал напротив. Смотрел в глаза — мутные, затуманенные, синие. И там ещё было пламя. Огонёк. Смешно. Бессмысленно. — Ты ведь думал, что Рейхард отменит приказ? Тишина. — Может ты и был ему интересен, но свой шанс ты упустил. Старший дознаватель наклонился к нему. — Сейчас ты нужен только для подписи. И всё. Остальное твоя собственная глупая иллюзия. Он выпрямился, оглянулся на своих помощников. — Не трогать, — приказал Юэн. — Пусть привыкнет. Пусть осознает, что боль теперь с ним до конца. И вышел. Дверь закрылась. В камере остались цепи, кровь и тишина. И время, которого было вполне достаточно. Юэн знал, что не стоит торопиться. А ночь только начиналась.
Вперед