
Описание
1970 год. Ей всего пятнадцать, но она уже точно знает: жить тихо и по правилам не для неё.
Мариам Беридзе родилась в Тбилиси, в семье, где от девушки ждут скромности и покорности. Но Мариам хочет большего — гораздо большего. Слава, деньги, Голливуд — весь мир должен склониться перед её именем.
Её не остановят ни границы, ни политика, ни семейные запреты. Потому что в сердце у неё горит жадное, дерзкое желание. Стать вашей звездой навсегда.
Часть 5. Свидание с человеком, свидание с городом
18 сентября 2025, 03:09
Общежитие встретило меня запахом дешёвого мыла, сыростью в коридоре и криками девушек, споривших за кипятильник. Комната — четыре койки, два стола, крохотное окно во двор. Соседки улыбнулись приветливо, но уже через час мне стало ясно: тесно, шумно, никакого уединения. После Тбилиси, где даже в боли был простор, здесь казалось, что стены сжимаются.
Я сидела на своей койке, когда в дверь постучали. На пороге стоял Марк.
— Ну что, тбилисская гостья, освоилась? — улыбнулся он.
— Если это называется «освоиться», то да, — я развела руками. — Но жить здесь — испытание.
— Тем более повод выбраться наружу, — сказал он. — Пошли гулять. Я покажу тебе город.
***
Мы вышли вечером, когда солнце садилось, окрашивая небо над Днепром в розовое золото. Киев был шумный и одновременно мягкий — не такой тесный, как Тбилиси, и не такой холодный, как Москва, о которой я только слышала. Мы шли по Крещатику, и Марк рассказывал: — Знаешь, его полностью разрушили во время войны. Всё. Остались только руины. А потом — отстроили заново. И теперь это сердце Киева. Я слушала и смотрела на широкую улицу, по которой гуляли семьи, смеялись студенты, продавали мороженое. Сердце города действительно билось здесь. Мы зашли в парк Шевченко. Марк показал на памятник: — Здесь студенты назначают свидания. Так что официально у нас уже свидание. — Ты слишком быстро, — фыркнула я, но в душе стало тепло. — А ещё, — продолжал он, — есть шутка: если в Киеве встречаются два коренных киевлянина, это уже чудо. Город такой, что люди приезжают отовсюду. — Тогда у нас двойное чудо, — сказала я. — Потому что встретились коренной киевлянин и коренная тбилисская. Он рассмеялся. Смех у него был лёгкий, честный, без тени злости. Мы дошли до Владимирской горки. Оттуда открывался вид на Днепр — широкий, величественный, будто вечный. Я застыла. В Тбилиси я видела Куру, но этот поток был другим: свободным, гордым. — Знаешь, — сказал Марк, глядя на реку, — киевляне говорят, что без Днепра город не был бы самим собой. Он — наша душа. — А в Тбилиси душа — это горы, — ответила я. — Они будто держат город в объятиях. Мы долго гуляли, говорили обо всём: о книгах, о музыке, о том, как он мечтает стать экономистом, но втайне любит историю. Он рассказывал о старых улицах, о Подоле, о лавре, куда нужно обязательно сходить. Я ловила себя на мысли, что впервые за долгое время слушаю и забываю о боли. Никаких поцелуев не было. Только лёгкое касание плеч, когда мы смеялись, и его взгляд, который говорил: ты здесь не чужая. Когда он проводил меня к общежитию, я сказала: — Спасибо. Сегодня я впервые почувствовала, что Киев может стать моим домом. — Он уже твой, — ответил Марк. — Ты только дай ему время. И я подумала: может быть, он прав.