Махбуб

Первые лучи утра, острые и золотые, как отточенные клинки, пронзили щели жалюзи, разрезая полумрак спальни Арми. Он по обыкновению проснулся незадолго до того как начал работать будильник. Дом дышал тишиной, густой и сладкой, как мед. Даже воздух, обычно наполненный отдаленным гулом города, здесь, за стенами виллы, застыл в неподвижности. Казалось, спят не только люди, но и сам мрамор полов, и шепот листьев в саду, и время вместе с ними. *** Арми, уже облаченный в безупречно отутюженную рубашку и брюки, на цыпочках, движимый внезапным порывом, подошел к двери в комнату Махбуба. Рука сама потянулась к ручке, он приоткрыл дверь ровно настолько, чтобы заглянуть внутрь. Луч света упал на пол, и его сердце совершило странный, болезненный кульбит в груди. Из-за массивной кровати, на холодном паркете, торчал знакомый уголок мягкого одеяла. И рядом — бледная, почти сияющая в полутьме пятка, такая идеальной формы, что могла бы принадлежать античной статуе. С замиранием сердца Арми вошел внутрь, обогнул кровать и замер, потрясенный открывшимся зрелищем. Махбуб спал на полу, свернувшись в клубочек на том самом одеяле, словно пытаясь занять как можно меньше места. Он был похож на подстреленную птицу, на птенца, выпавшего из гнезда. Его кудри были диким хаосом. Мягкие, шелковистые пряди цвета воронова крыла растрепались, упав на высокий, мраморно-белый лоб, слипшись толи от слез толи от пота на висках. Длинные, невероятно густые ресницы, казалось, отбрасывали на его щеки легкие, колышущиеся тени. Его лицо, лишенное теперь маски томной соблазнительности, было поразительно юным и беззащитным. Острые, почти хрупкие скулы, прямой, изящный нос с легкой горбинкой, придававшей лицу утонченность, и губы… Пухлые, идеально очерченные, с приподнятыми уголками, розовые, как утренняя заря. Они были сейчас приоткрыты в глубоком, безмятежном сне, и от этого он казался еще большим ребенком. Арми не мог оторвать глаз. Это была не та красота, что обжигает и требует, а та, что щемит сердце и заставляет дыхание замедляться. Хрупкая, неземная, случайно залетевшая в жестокий мир и сломавшая крыло. Каждая родинка на его молочной коже, каждая веснушка казалась сейчас не частью соблазна, а знаком трогательного несовершенства, делающего его еще прекраснее. Он не раздумывал. Наклонился, и его руки с нежностью, которой он сам от себя не ожидал, поддели спящее тело. Махбуб был удивительно легким, почти невесомым. Он бессознательно вздохнул, что-то прошептал на своем языке, сладком, как патока, и инстинктивно прильнул щекой к груди Арми, ища тепла и защиты. Арми бережно уложил его на широкую, мягкую кровать, поправил под головой пуховую подушку, откинул со лба непокорные локоны. Затем поднял с пола одеяло и укрыл им спящего, тщательно заправив края, словно укладывая ребенка. Он постоял еще мгновение, любуясь этой картиной: дикое, прекрасное существо, наконец-то нашедшее покой в безопасности. Потом, стараясь не нарушить тишину, вышел. В холле его поджидала Талор. Она стояла, прислонившись к косяку, с огромной чашкой кофе в руках, которую, казалось, она не пила, а просто держала как источник жизненных сил. Ее лицо было бледным от недосыпа, волосы собраны в небрежный пучок. -Ну что? Уснул, наконец? — выдохнула она скорее с облегчением, чем с вопросом. Арми кивнул, все еще находясь под впечатлением от увиденного. -Да. Спит, как убитый. Талор мотнула головой в сторону столовой, где уже стояли тарелки, и флегматично бросила, глядя в пространство: - Всю ночь, будто антилопа на водопое скакал. У меня висок до сих пор пульсирует. Арми остановился, удивленно подняв бровь. -Скакал? - Комната его с моей смежная, стена одна, — она тяжело перевела на него уставший взгляд. — Сначала слышу — топот. Думаю, кто это? Может, лисица забрела или ветер так воет. Обхожу весь дом, всё проверяю. Заглядываю к нему… а там, прости господи, целое представление. Перед зеркалом в позы кидается, как перед султаном. Уголки губ Арми дрогнули в слабой, понимающей улыбке. Он представил эту судорожную, отчаянную репетицию. - И ты, конечно, сказала ему идти спать? — спросил он, пологая что знает ответ. Талор язвительно щурится, делая глоток кофе. -Я? Нет. Я пошла искать беруши. Мои нервы дороже. Она молча налила ему кофе, поставила перед ним тарелку со свежей выпечкой. Арми, чувствуя неловкость за причиненные неудобства, тихо сказал: - Спасибо, Талор. Но не надо было из-за меня вставать. Мог бы и сам. Горничная лишь покачала головой, и на ее усталом лице появилась снисходительная, почти материнская улыбка. - Как же я могу оставить вас без завтрака? Садитесь, ешьте, а то остынет.