Махбуб

Первые лучи утра робко пробивались сквозь щели жалюзи, выхватывая из полумрака комнаты пылинки, танцующие в воздухе. Арми проснулся с привычным тяжелым стояком, тугим и навязчивым. Сознание еще дремало, утонув в остатках сновидений, а рука уже потянулась вниз, начиная привычный, почти механический ритуал. Он водил ладонью по напряженной плоти, погруженный в себя, когда шестое чувство заставило его поднять веки. И он увидел. На тахте, поджав под себя ноги, сидел Тимоти. Он не спал. Кудрявая компна волос на голове выглядела как всполошенное хищником гнездо. Его огромные, подведенные густыми ресницами глаза, были прикованы к руке Арми. Он наблюдал с таким сосредоточенным, будто изучал сложный механизм. Их взгляды встретились. Тимоти не отпрянул. Он лишь смущенно, поправил спавшие на лоб волны, зачесав их за ухо. Затем закусил пухлую нижнюю губу и устремил на Арми взгляд, в котором читалась и мольба, и просьба, надежда, ожидание и обещание, и готовая услуга. «Нет, пошел ты» — хрипло бросил Арми, не прекращая движений. Он не отводил глаз от Тимоти, и это придавало его действиям странную, извращенную театральность. Он кончил с низким стоном, глядя прямо в эти бездонные, впитывающие все темные глаза. Тимоти, увидев это, печально вздохнул, словно ему отказали в самом заветном подарке, и уткнулся лицом в подушку, накрывшись с головой одеялом, как обиженный ребенок. И Арми вдруг стало смешно. Напряжение спало, сменившись нелепой умиротворенностью. Эта картина — он, удовлетворяющий себя, и другой, обижающийся, что его не позвали — до боли напомнила ему детство. Как его младший брат, стрескавший свое мороженное сразу, мог все время, пока Арми, придержавший сладость на попозже, сидеть и неотрывно смотреть на него, не прося, но всем видом показывая, как он хочет хотя бы крошечный кусочек. И как Арми, под этим взглядом, иногда делал вид, что не замечает, и съедал все сам, испытывая потом странную смесь вины и удовлетворения. «Хорошо, ладно,» — сказал он, и голос его звучал уже без раздражения. - Биё инчо! Вале фақат бағала!» [Иди сюда! Но только объятия!] Эффект был мгновенным. Тимоти сорвался с тахты с энергией выпущенной из лука стрелы. В своей стремительности он не рассчитал расстояние, его нога запуталась в одеяле, и он с глухим стуком шлепнулся на пол в промежутке между кроватью и тахтой. Арми инстинктивно приподнялся на локте, испуганно выдохнув: - Эй! Но Тимоти уже взобрался на кровать. Из его носа тонкой струйкой сочилась кровь, которую он с шумом потянул назад — он явно ударился при падении. Омега тут же прижался к Арми, вжимаясь в его объятия всем телом, словно пытаясь стать частью его кожи. Его руки тут же начали свое путешествие — по спине, по пояснице, ниже… - Фақат бағала, гуфтам! [Только объятия, я сказал!] — рыкнул Арми, но уже без прежней злобы, скорее как уставший родитель, в сотый раз повторяющий одно и то же непослушному ребенку. Тимоти на мгновение замер, прижавшись к его груди, и кивнул, делая вид, что понял. Арми вздохнул и начал гладить его по волосам, затем по спине, медленно, почти по-отечески. Он пытался создать тот самый островок безопасности, о котором говорила Флоренс. Раз уж ночью не вышло, может, получится утром. И чудо стало происходить. Тимоти постепенно расслаблялся. Его тело, всегда готовое к соблазну или обороне, стало тяжелым и мягким в его объятиях. Он издавал тихие, довольные звуки, похожие на мурлыканье, уткнувшись носом в шею Арми и явно наслаждаясь его запахом. Его руки перестали искать запретные зоны и просто лежали на спине Арми. - Ба ту хуб аст? [Тебе хорошо?] — тихо спросил Арми, не прекращая гладить. Тимоти кивнул, не отрываясь от его кожи. - Ва ту? [А тебе?] — послышался его приглушенный вопрос. - Ва ман хам. [И мне.] Они лежали так, и это было ново, странно и по-своему прекрасно. В тишине комнаты было слышно только их дыхание. А потом зазвонил будильник. Арми ахнул, потянулся через Тимоти к тумбочке, чтобы отключить назойливый звон. Его пах оказался в сантиметрах от лица Тимоти. И инстинкт оказался сильнее разума. Тимоти, повинуясь тысячелетней дрессуре, молниеносно приник губами к бугру в его трусах, жадно обсасывая ткань, за долю секунды чувствуя под ней оживающую плоть. - Басе! [Хватит!] — рыкнул Арми, отшатываясь. Тимоти тут же отпустил его, как провинившийся щенок. Он отполз, смущенно отводя глаза, и снова накрылся с головой одеялом, словно пытаясь исчезнуть. Арми слез с кровати. На светлой ткани его трусов расплылось мокрое пятно именно там, где к нему прикасались губы Тимоти. Он покачал головой, смотря на скомканное под одеялом существо. - Вот же гавнюк. — произнес он беззлобно, почти с какой-то стыдливой нежностью, и направился в ванную. Закрыв за собой дверь, он прислонился к ней и крикнул в сторону комнаты: - Бирав ба ҳуҷраи худ! [Иди в свою комнату!] За дверью послышалось шуршание, а затем тихие, удаляющиеся шаги. Арми вздохнул. Два шага вперед, один шаг назад. Но прогресс был налицо. Сегодня утром они целых пять минут просто лежали и обнимались. И это было что-то совершенно новое для них обоих.