Из стали

Раны у него болят. Сломанные крылья тусклые и неопрятные, но большие и пушистые. Они сияют в утраченном былом величии могучего небесного воина. И очки дурацкие свои всё любит носить невесть зачем, похож в них на мальчишку. Мэг их каждый раз отнимала и, смеясь, сбегала. Истинно дьяволица. Сэм снова начал брать в руки потертую гитару и петь в барах песни за бесплатную выпивку. Там каждый раз находит в толпе её лукавые глаза и улыбается, как идиот. Она таки приходит, хоть постоянно туманно пожимает плечами, мол, нет времени и всякое такое. И всё же находит свободные минутки для него. А он счастлив, строки посылает ей, музыку посвящает. Ангел сердцем чует в ней живет мрак, но плевать он хотел на тьму и всю неправильность их отношений. Пусть и надурит его потом, если пожелает, только бы снова упасть в её объятия. Когда её отчаянно не хватает и руки забывают тепло её стана, то Сэм едва не скулит как беспомощный щенок. Она уже там, внутри, хозяйничает на сердце, чертовка, но в реальности даже не помнит где метла в пыльной квартире лежит. Такая вечно пьяная и острая, колючая, норовит взять контроль в свои руки. Да и ведет себя как спившийся мужик, громко и грубо, без лишней лести. Воспитанница самых грязных низов Бездны и ничего с этим не сделать. Но до чего нежна в те редкие моменты, когда понимает, что надо, что пришла пора побыть теплой кошкой, и всегда незаметно снова заводится пантерой. Мэг — коротко и сухо, а Магдалин — звучит томно, нежно и запретно, но полную форму имени она не любит. Морщится всякий раз, когда ангел её так кличет. Говорит, что слишком уж позорна схожесть с именем святой Марии Магдалины. Да и непривычно, не леди, в конце-концов. Не положено вояке адского легиона такие нежности. Теперь он так кличет её только в уме, смакуя имя как блаженный мёд Серебряного города. Угораздило же влюбиться в эту буйную демонессу. Она любит крепкий алкоголь и долгие поездки на мотоциклах, да так чтоб выжимать с железного коня всю мощь, а затем перебирать выдохшиеся железяки в замызганном гараже. Ей по душе пыл сражений и секс где попало, в ней течет горячая кровь адских пустошей и живет удивительная печаль под едва уловимым льдом серо-карих глаз. И никто не знает, что эта взбалмошная женщина, старший сержант по званию и головорез по призванию, одинокими темными ночами рыдает, свернувшись калачиком на давно охладевшей могиле, что серыми днями может сидеть над картинами бесславно умершего художника и ласково водить пальцами по мазкам застывших красок. Она может прийти и кошкой улечься на руки, требовать гладить по волосам до рассвета, молча лежать, запивая свою грусть всяким гадким пойлом. Такую женщину Сэм полюбил. Ему ничуть не стыдно, ни перед собой, ни перед Господом, ни перед сестрой. Он сделал свой выбор и пусть Небеса разверзнуться, накажут его за грех запретной любви. Куда уже ему ниже-то падать? Крылья сломаны и так, с Серебряного города он изгнан, сестра считает предателем. Так чего теперь зря себя корить. Лучше зарыться носом в её непослушные смоляные кудри, жесткие и колючие, как их хозяйка. Вдыхать терпкий аромат сигарет, алкоголя, крови и бензина. Пахла она далеко не как ангельские девы и Святые мученики — обитатели дивного сада. Нет уж. Этот запах стал куда приятнее и роднее. И в еще одну из совместных ночей на её полупустой, пыльной квартирке, среди коробок с вещами и кучи пепельниц, они согревали друг друга в постели. Лечили душевные раны, заполняли пустоту ласками. Завтра он непременно поймает за хвост эту чертовку и заставит наконец-то прибраться. Ну или хотя бы выпытает где лежит метла. И какой-нибудь человеческий завтрак приготовит, кофе горький, как она любит. Вещи погладит, если у этой дурехи утюг найдется в коробках. — О чем ты думаешь? — лукаво прищурилась демонесса, деловито усаживаясь сверху. Когтистые руки уперлись в оголенный торс под ней, выстукивая коготками ритм одной из тех мелодий, которую играл сегодня в баре Сэмюэль. — Да так. Подумал, что убраться бы не помешало, — он улыбчиво пожал плечами. Мэг изогнула бровь. — Убраться бы не помешало, — перекривила она, затем склонилась ниже. — Вот своими перышками пыль смахивать и будешь. Пипидастра то у меня нет, — усмехнулась Мэг, оставляя поцелуй на скуле, затем на подбородке и ямке под ним. — Тряпок и чистящих средств тоже. Только для посуды что-то было, — добавила она, над ухом. — Как скажешь, — засмеялся ангел, обвивая руками талию возлюбленной, водил подушечками пальцев по коже, рельефам мышц. — Схожу докуплю, — выдохнул он, чувствуя влажный язык на шее. Руки нащупали застежку её лифчика. — А с каких пор, позволь спросить, тебя заботит чистота этой квартиры, м? — решила осведомиться демонесса, вновь подняв голову. Одной рукой она грозно уперлась в подушку, рядом с головой мужчины. — Перебраться ко мне надумал? Зря, я здесь и сама редко бываю. — Может, если у уличной кошки появиться нагретое место и ждущие теплые руки, то ей будет резон куда-то возвращаться? — обратная подколка не застала себя ждать. Мэг прикусила нижнюю губу, выжидающе глядя на ангела хитрым прищуром. — А может кошка свободолюбивая и не захочет послушно сидеть на коленках у того, кто приласкал? — склонила она голову набок. — И как же твоя ненаглядная земная душонка-подопечная, м-м? — с ноткой ревнивого укора добавила женщина, коготки на животе слегка впились в кожу. Точно ревнует. А сама-то… — Думаю, я больше не нужен ей настолько рядом. Моё благословенное дитя Ребекка справится, у неё появилась опора и, теперь, когда всё стало на свои места, ей положено двигаться дальше так, как она того желает, — по-учительски заговорил ангел. — А мне бы хотелось сделать что-то для себя…или тебя, — улыбка стала шире и на его щеках заиграли мальчишеские ямочки. Вроде и старше едва ли не вдвое, но таким уязвимым кажется, пусть и намного сильнее той, кто сейчас бессовестно над ним нависает в искушении. Мэг рассмеялась, согнувшись, ткнулась лбом в его лоб. — Дурак ты всё-таки, — выдохнула она пьяными губами и прильнула в поцелуе. Губы у неё горько-терпкие, пышные и со слоем темно-бордовой помады. Клыками она задевала его язык, обветренные губы, кусая всячески игралась. А затем мурлыкала неразборчиво свои подколы и теплом растворялась внутри. Сэм всё ей позволял. И поцелуи, и укусы, и царапины коготочков прощал. Она ведь, в конце концов, его кошка. И не со зла подколки мечет, такой её воспитали. В Геенне Огненной выживают только те, кто выкован из стали. В Серебряном городе тоже. Мэг видела в глазах ангела томящуюся печаль и под глазами у него тени залегли, заметны они только в косом тусклом свете, но говорят куда больше, чем он сам мог бы. И сразу небесный бравый воин выдавался за побитого жизнью щенка. Хотелось прижать к себе этого пернатого, расцеловать россыпью коротких поцелуев лицо и уговорить дать перебинтовать перебитые крылья, почистить огрубевшие перья. Пообещать, что кошка останется согреть ему сердце до утра послезавтра. Ну до чего же он хороший. Вот просто так и ни за что. Терпит всё, заботится обо всех, ангел — не иначе. Это зашито у них в подкорку — скажут другие, не зная, что воины света беспощаднее демонов. Обычно ангелы безучастны и холодны, их доброта заключается в строгому следовании всех норм и предписаний, в их сердцах любовь это закон божий, милосердие — указ свыше. А он другой, просто такой по себе. Хороший. Теплый. И бесконечно родной. Сэм отвечает на страстные влажные поцелуи отчаянной нежностью, выжидает момент и оказывается сверху. Женщина под ним смеется и подставляется под поцелуи. Теперь он кажется в два раза больше. Широкие плечи сами по себе напоминают крылья, а лопатки под её руками напряженно взводятся вверх, будто вот-вот перья крыльев вырвутся и взметнутся под потолок. Ангел дарит поцелуи каждой родинке на бледных плечах возлюбленной, снова возвращается к уголкам чувственных губ и не забывает про родинку на щеке под левым глазом. Она щурится в усмешке. Теплой дорожкой поцелуев он спускается по шее, очерчивает впадинку на ключице, линию оголенной груди и проваливается вниз, на выступающее под натугой кожи, ребра. Мэг томно вздыхает, прикрывает блаженно глаза и выгибается даже от такой незатейливой нежности. Она приподнимается, настойчиво тянет ангела за лицо к себе, снова впивается в губы. В этот раз требовательно. Затем игриво кусает за щеку. Выражает то, что не может сказать словами, не умеет. Сэм улыбается, к счастью, он и без слов понимает. Дарит целомудренный поцелуй в висок и терпит жжения укуса на шее. Демонесса вожделенно слизывает выступившие бусинки крови и хищно облизывается с вызовом в глазах. Ну не может она по-другому, везде доказывает силу. А затем таит от невесомого поцелуя в нос как девчонка и падает на подушку побежденная. Простыня её белый флаг. Сдается на ангельскую милость. Мужчина ласково обводит ореолы пышной груди, припадает губами с всё-той же нежностью. Она отвечает сдавленными вздохами. И Сэм снова спускается ниже, благословляя каждый сантиметр её точеного тела своими губами, стягивает простое черное белье, а Мэг нетерпеливо скидывает последний предмет своей одежды, бросает наугад в сторону и хихикает. Надо же, как замахнулась, теперь трофей висит на углу двери. Ангел улыбнулся себе под нос, погладил выступ косточки на тазе пальцами и невесомо поцеловал, затем ниже, теплой ладонью очертил бедро, призывая раздвинуть ноги и впустить. Она поддалась, открылась и тут же задохнулась от поцелуев на впадинке внутренней части бедра, заерзала в нетерпении и закусила губу, наблюдая из-под густо накрашенных тушью ресниц. Ей бы носить роскошные наряды вместо воинского мундира, протертых водолазок и пыльных джинсов в облипку. А когда с ним, то лучше вообще без одежды, чтоб созерцать всю красоту демонически пленительного тела каждую отведенную жизнью секунду. Сэм аккуратно приподнял её бедра, прикоснулся еще одним поцелуем к самой чувственной части. Демонесса судорожно выдохнула, зарылась рукой в его светлые волосы, не хотела терять остатки контроля значит, а ведь второй уже комкает белую простынь под собой. Он снова улыбнулся и языком провел по влажным половым губам, узорами выводил влажные дорожки на набухшем клиторе и наслаждался каждым новым стоном возлюбленной. Мэг довольно запрокинула голову, сладко выгнулась и бессвязно заурчала жаркие слова любви в истоме. А он только и рад стараться, счастлив, что ей хорошо. Уже запомнил, как она любит, что нравится больше, пусть некоторые наклонности и вызывают вопросы. Демонесса повержено содрогается в судороге оргазма и размякает под ним окончательно, блаженно облизывает губы и улыбается, чувствуя легкий поцелуй на животе. Затем порывисто тянет его к себе за плечи и вновь настойчиво впивается в улыбку на его губах. Она снова сверху. Помятая, с залитыми черным белками глаз и игривой усмешкой. Смотрит сверху вниз, быстро расправляется с пряжкой ремня и всем прочим. Приподнимает бедра, и теперь очередь Сэма задохнуться от ощущений горячей скользкой плоти, плотно сжимающей его. Он любовно берет в руки её бедра, талию, проводит кончиками пальцев по щеке, убирает смоляные кудри с бледного лица. А Мэг оставляет царапинки ему на груди, сжимает кожу в ладонях, мнет как кошка лапками, и склоняется в новых поцелуях. Немного грубоватая, но до искр из глаз страстная и до жути любвеобильная. В этот раз она не отставала до самого рассвета. Только когда за окном расцвели первые лучи земного солнца, улеглась рядом, сладко потягиваясь. Эта чудная женщина пальцами ног дотянулась до своих джинсов на краю кровати, подтянула к себе, в забавном акробатическом трюке и невольно ангел улыбнулся, подавляя желание сказать, что сейчас дьяволица похожа больше на обезьянку нежели на кошку. Украдкой, из-под прикрытых век, он проследил как Мэг непринужденно нащупала в заднем кармане джинсов помятую пачку сигарет и зажигалку. Она монотонно вытянула одну и откинула пачку вместе с джинсами в сторону, зажала сигарету в зубах и поднесла к кончику робкий огонек. Сэм неожиданно забрал сигарету. — Эй! — недовольно отозвалась демонесса, где-то рядом взметнулась кисточка бычьего хвоста, его она показывала редко. — Ты и так постоянно куришь. Не кури хотя бы в постели, — поучительно щелкнул он по носу угрюмую возлюбленную и чмокнул в губы, выпрашивая прощение за дерзость. Сэм не особо любил курение, но к чужой вредной привычке обычно дела не имел. А сейчас хотелось позаботится о ней даже таким образом, пусть для бессмертной сущности это дело и не имело вреда, но всё же находить пепел на заднице потом тоже не хотелось. — Ангелы все снобы, — пробурчала она, обиженно сложив руки на груди. Сэм засмеялся и сиюминутно загреб ворчливую даму в крепкие объятия. — Уж прости, каким Господь сотворил, — выдохнул он ей в макушку с поцелуем. — Кстати, ты так и не сказала, где метла лежит, — хмыкнул он. Демонесса подняла на него многозначительный взгляд, давая ясно понять, какие нецензурные слова вертятся на её языке, а затем и вовсе ущипнула за сосок. Ангел охнул с неожиданности и вновь засмеялся, показывая ямочки на щеках. — В коробке из-под холодильника на террасе, — ответила она, прежде чем из вредности укусить за плечо. — Мне днем надо будет в Пандемониум, будет военный марш. Вечером вернусь, — внезапно хмыкнула Мэг. — Хорошо, обещаю приберусь и встречу с теплым ужином, — шутливо ответил ангел, гладя её по волосам. — И покажешь мне что у тебя с крыльями. Понял? — серьезно предупредила она, подняв хмурый взгляд. Сэм опешил, растерялся, но после тепло кивнул. — Понял, — он крепче обнял свою демонессу, ощущая как тепло стало на душе. Раны у него болят. Она их не излечит, но хотя бы немного облегчит боль, пусть неумело. Так, как сможет. А затем покажет свои, на карте тела и памяти, расскажет, откуда шрамы на сердце и ненароком выдаст почему рыдает над картинами бесславного художника. Осторожно спросит, что вообще произошло с его прекрасными крыльями. Возможно, они смогут открыть друг другу столетние печали. Ненадолго, несуразно, ведь жалеть и жаловаться их не научили. В конце концов, они оба воины. Они отлиты из стали.