Искусство принадлежать

      Машина бесшумно заехала на территорию особняка. Ночь была густой и беззвездной, лишь фасады дома подсвечивались, отбрасывая длинные, тревожные тени. Алиса, все еще дрожащая от пережитого шока, едва дождалась, когда Виктория откроет дверь. Ее ноги подкосились, но не от слабости, а от нахлынувшей, иррациональной потребности в близости.       Не думая, не отдавая себе отчета, она обвила руками шею Виктории и прижалась к ее губам. Это был не поцелуй страсти, а поцелуй отчаяния, попытка убедиться, что она жива, что Виктория здесь, что кошмар позади. Ее губы были холодными и дрожащими.       Виктория не ответила сразу. Она позволила этому порыву длиться несколько секунд, ее руки оставались по швам. Затем она мягко, но твердо взяла Алису за запястья и отодвинула от себя.       — Не сейчас, малыш, — ее голос был усталым, но нежным. — Сначала мы тебя накормим. Потом отмоем. А потом… потом я крепко обниму тебя, и мы ляжем спать. Обещаю.       Алиса надула губы, в ее глазах блеснула обидная капризность ребенка, которому отказали в конфете. Но она послушно кивнула, позволив Виктории провести себя в дом.       В прихожей они молча вымыли руки под струей теплой воды. Алиса смотрела на их отражения в зеркале — свое испуганное, бледное, и Виктории — уставшее, но непоколебимое. И тогда Виктория, стоя сзади, пока Алиса терла руки мылом, наклонилась и прикоснулась губами к ее шее, чуть ниже линии волос. Прикосновение было легким, влажным, почти невесомым, но от него по спине Алисы пробежали мурашки, и она непроизвольно издала тихий, сдавленный стон.       Ужин прошел в тягучем, неестественном молчании. Алиса, сидя напротив Виктории, ковыряла вилкой еду. Ее тело, еще не остывшее от адреналина и страха, требовало не пищи, а прикосновений. Она пыталась поймать взгляд Виктории, нарочито медленно подносила ко рту кусочек фрукта, облизывала губы. Это была неумелая, отчаянная попытка соблазнить, вернуть себе хоть каплю контроля через привычную для них игру.       Виктория наблюдала за этим несколько минут, ее лицо оставалось невозмутимым. Наконец, она отложила нож и вилку.       — Прекращай, Алиса, — сказала она ровно, без раздражения. — Это не поможет. Ешь.       Алиса смущенно опустила глаза, щеки ее залились румянцем. Она чувствовала себя глупо и уязвимо.       После ужина Виктория коротко кивнула Марии, стоявшей у буфета.       — Приготовь нам ванну. В моей спальне. С пеной. И той бомбочкой, что пахнет лавандой.       Войдя в огромную ванную комнату, Алису окутал густой, влажный пар, наполненный успокаивающим ароматом лаванды и чего-то еще, сладковатого. Вода в просторной чаше была скрыта под горой белоснежной пены, в центре которой медленно таяла шипящая разноцветная бомбочка, окрашивая воду в нежные тона.       Виктория повернулась к Алисе. Ее движения были медленными, ритуальными.       — Раздевайся.       Алиса послушно сняла испачканный кремовый костюм, потом белье, стыдливо прикрываясь руками. Виктория подошла к ней, ее пальцы раздвинули руки Алисы, отбрасывая последние преграды. Она наклонилась и поцеловала ее в ключицу, затем в плечо — сухие, легкие прикосновения, больше похожие на метку, чем на ласку.       — А теперь раздень меня, — тихо приказала Виктория.       Пальцы Алисы дрожали, когда она расстегивала пуговицы на блузке, молнию на брюках. Она торопилась, ее дыхание сбивалось. Когда Виктория осталась в одном белье, Алиса, не в силах сдержаться, снова набросилась на ее губы, на этот раз более уверенно, жадно.       Виктория ответила на поцелуй, но снова была та, кто его прервал, мягко отстранившись.       — Не торопись. Все будет. Иди в воду.       Они опустились в горячую воду почти одновременно. Пена скрыла их тела по грудь. Первые минуты они просто сидели молча, закрыв глаза, позволяя теплу снимать напряжение с мышц. Потом Виктория взяла ступню Алисы в свои руки. Сильные, умелые пальцы принялись массировать свод стопы, пятку, каждый палец. Алиса откинула голову на край ванны и закатила глаза от блаженства, тихо постанывая.       Это была простая забота, но после пережитого ужаса она ощущалась как величайшая роскошь.       Затем Виктория встала. Вода с шумом хлынула с ее тела. Она взяла гель для душа и начала мыть себя с отстраненной, почти клинической тщательностью, позволяя Алисе наблюдать. Каждое движение было выверенным, грациозным. Это был странный, интимный спектакль.       Потом пришел черед Алисы. Виктория вымыла ей спину, плечи, ягодицы, а затем… сменила тактику. Виктория поставила Алису «раком» и провела сильно намыленным пальцем по самой интимной, сжатой дырочке Алисы, которая и без того была напряжена от позы и пережитого стресса. Слегка, всего на сантиметр, палец проник внутрь. Алиса резко выгнулась, издав не то стон, не то всхлип. Это было не больно, но невероятно интенсивно.       Вика медленно вынула палец, ее губы были в сантиметре от горячей кожи.       — Как твоя попка? — ее шепот был горячим и влажным. — Может быть, ты хочешь поспать сегодня с пробкой? Чтобы лучше помнить... чья ты.       Алиса вздрогнула, почувствовав не привычные пальцы, а нечто теплое, влажное и шершавое. Язык. Стон, громкий и неприличный, вырвался из груди Алисы и разбился о кафельные стены, смешавшись с плеском воды. Это было одновременно шокирующе, унизительно и невыносимо приятно. Ее тело, преданное страхом, теперь предавалось наслаждению, и она была не в силах ему сопротивляться.       Виктория не сказала ни слова. Она просто продолжала свое дело, как будто мыла ее особенно загрязненную часть тела, уделяя особое внимание чистоте. Ее язык скользил, нажимал, проникал на считанные миллиметры, заставляя Алису извиваться и хвататься за скользкие края ванны. В этом не было страсти в привычном понимании. Это была процедура. Очищение. Стирание следов чужого прикосновения, чужого насилия, и нанесение своего, тотального, властного штампа.       Затем ее руки перевернули Алису, как куклу, и усадили ее на мраморный бортик ванной. Холод камня обжег горячую кожу ягодиц. Вика опустилась перед ней на колени, ее руки крепко держали Алису за бедра, не давая ей упасть. И снова ее язык нашел свою цель, но теперь уже спереди — быстрый, точный, безжалостный в своем мастерстве.       Алиса не пыталась сдержать стонов. Ее голова была запрокинута, глаза закатились, пальцы впились в мрамор. Это было слишком, после всего пережитого ужаса — такая лавина наслаждения. Оргазм накатил быстро и сокрушительно, заставив ее тело содрогнуться и безвольно обмякнуть на холодном бортике.       Она сидела, тяжело дыша, вся красная, мокрая и абсолютно счастливая. Ее глаза блестели слезами и экстазом. Она наклонилась к Вике, которая все еще стояла на коленях, и прошептала ей прямо в ухо, горячо и влажно:       — Теперь...трахни меня той игрушкой. Пожалуйста…       Взгляд Виктории вспыхнул. Она резко поднялась, ее лицо больше не выражало усталости — только яростную, хищную концентрацию. Она одним движением вытащила Алису из ванной, почти не вытирая, накинула на нее халат, на себя — свой. Воздух между ними трещал от нетерпения, от обещания новой, на этот раз добровольной, пытке-наслаждению. Дверь захлопнулась, отсекая мир с его опасностями, оставляя лишь их двоих и предвкушение того, что должно было случиться.