Клыком и песней

Подождав, пока он уйдёт, Эладор выпрямился. — Эй, соседи, — зашептал он бодрым тоном, — приятно было помочь сегодня. Кого интересуют вести из внешнего мира? Меня пленили меньше недели назад, так что я полон событиями и, быть может, даже проезжал через ваши родные края. Из соседних клеток сперва донеслось только сопение да редкий стон — не все рабы в силах были поверить, что к ним кто-то обращается дружелюбным тоном. Но затем слева, из полумрака, откликнулся сиплый женский голос: — Меньше недели?.. — в её тоне звучало недоверие и надежда одновременно. — Значит, ещё есть жизнь за этими скалами… Справа кто-то усмехнулся горько: — Какие вести могут нам помочь? Разве что весть о том, что все орки на свете вдруг передохли. А из глубины, из более дальнего угла, пробился осторожный голос мальчишки, совсем юный: — Скажи, ты… ты видел города? Жив ли Астрагард? Они… они ведь не смогли его взять? Несколько голов повернулись к эльфу — даже в темноте он почувствовал этот голодный, почти жадный интерес. Люди здесь давно были лишены новостей, и бодрая уверенность зацепила их сильнее, чем пустые разговоры. Эладор охотно ответил на их вопросы, понизив голос. В Астрагарде, огромном полисе, столице людских земель, юноша был не так давно, когда навещал с небольшой дипломатической миссией тамошнее эльфийское представительство. В своей поездке заглядывал и на юг, и в окрестности дварфьих земель, но в основном тут были собраны бедняги из северного региона. Он мягко и негромко говорил с рабами — не настолько назойливо, чтобы помешать чьему-то отдыху, но вежливо и ободряюще для тех, кто действительно оказался взволнован вестями с родины. — Не бойтесь, — сказал Эладор им. — Вы видели, что я могу отвлечь их внимание, дать вам передышку. Я помогу всем, чем только смогу, добрые люди. Снаружи есть и свет солнца, и зелень трав, и живые города. Не теряйте надежду! Быть может, если боги будут к нам добры, вы ещё увидите своих любимых. В полумраке клеток он услышал, как чужое тяжёлое дыхание становится чуть тише, как напряжение спадает хотя бы на миг. Женщина слева всхлипнула, но не от боли — в её голосе звучало что-то похожее на облегчение: — Живы… города живы… значит, не всё пропало. Мальчишка с дальнего угла почти прошептал, опасливо, чтобы не привлечь внимания тюремщика: — Я знал… я знал, что Астрагард устоит… я увижу его снова. Даже ворчливый мужчина справа, что выразил скепсис раньше, теперь отозвался снисходительно: — Ха. Ну, хоть один остроухий умеет говорить по делу, а не свысока. Что ж… будь ты хоть раб, хоть танцор, хоть боец — сегодня ты сделал для нас больше, чем кто-либо. Меж клеток прокатился тихий, почти незаметный гул голосов — как общий облегчённый вздох. Рабам действительно было нужно услышать такие слова, пусть даже их надежда была слишком зыбкой. И в этом гуле Эладор вдруг уловил странное ощущение — будто и его собственный голос стал крепче, теплее, внутри появилось немного силы. Он не стал беспокоить людей дольше, ведь им требовался отдых, среди них не было эльфов. Юноша присел у стены и неспешно погрузился в медитацию, давая себе пару часов отдыха. В видениях ему предстал завораживающий образ: он снова танцевал, но теперь перед ним вместо толпы орков оказалась только тень — Горраг, такой, каким он пришёл к его клетке. И в видении эльф не прошёл мимо него, дразня, а опустился на его колени, склоняясь к губам для поцелуя. — Что будет угодно господину? — этот тихий шёпот, его собственный шёпот, почти оглушал в тишине. Он звучал в видении так ярко, что почти обжигал, и Эладор слышал отголоски этих слов наяву, когда прервал медитацию. Странно, он отчасти смутился яркостью образа и тем, как живо отозвалось его тело на увиденное. Дыхание немного сбилось, сердце стучало так, будто эльф и вправду только что касался чужих губ. Видение получилось слишком живым, почти осязаемым. Эльфы обычно воспринимают образы прошлого или будущего с холодной ясностью, без примеси личного… но то, что возникло в сознании Эладора, было не предсказанием или эхом воспоминаний. Это было желание, воплощённое в видение. Оно оставило в нём странный след: тревогу, лёгкое возбуждение, щемящую тоску. Тень Горрага в этом видении смотрела на него не как на врага и не как на раба. Скорее — как на равного. Это чувство сбивало с толку сильнее всего. Эладор сидел у стены клетки, холодный камень остужал разгорячённое тело, и юноша ясно понял: что-то внутри него изменилось. Кажется, его путь переплёлся с путём полуорка куда сильнее, чем эльф сам позволил бы. Он вздохнул. Даже если признать, что полуорк успел стать дорог ему, этого будет мало. Горраг наверняка обижен его отказом на то нелепое предложение (ну кто вообще делает предложение помолвки через пару дней после знакомства, да ещё в качестве врага?!). Но всё же Эладор улыбнулся. Он — наследник одного из знатнейших родов эльфов! — станет бороться насмерть за право стать рабом огромного грубоватого полуорка. Кому сказать, не поверят. Но… ему и впрямь захотелось сейчас оказаться рядом с Горрагом. Рабом, другом, даже врагом — кем угодно, только бы убедиться, что злобный орочий жрец не навредил ему и что Горраг здоров и в порядке. — Ты очень, очень глупый эльф, Эладор, — едва слышно сказал он себе. Эти слова прозвучали в ночном мраке почти как признание. Эльф прекрасно понимал абсурдность всего происходящего: кровь знатного рода, воспитанный при дворе, с безупречными манерами и гордой осанкой — и всё это рушилось в один миг, стоит вспомнить взгляд одного-единственного орка. Глупость? Несомненно. Но это было так: от одних только воспоминаний о прикосновениях Горрага в груди становилось теплее, и даже холод камня за спиной казался терпимее. В этот момент в темноте клетки будто на миг ожило эхо видения: ощущение, что тень Горрага стоит рядом, так близко, что если протянуть руку — можно коснуться. Конечно, это была иллюзия усталого сознания, но она оказалась слишком живой, слишком убедительной, чтобы её игнорировать. Эладор зажмурился и встряхнул головой, пытаясь отогнать слишком живой, слишком желанный образ. Ладно, да, Горраг не безразличен ему, эльф сильно о нём тревожился и хотел бы быть рядом. Да, при воспоминании о взглядах и осторожных касаниях тело реагировало довольно однозначным образом. Но что толку мечтать, если полуорк, быть может, видит третий сон у себя в… где бы он там ни жил, пока остается дома. Эладор действительно надеялся, что молодой сын вождя отдыхает, никем не потревоженный. Потому что ему самому, судя по всему, отдохнуть уже не удастся. Он слишком живо ощущал пространство вокруг — запах сырого камня, дыхание соседей, мерные шаги охранников вдали. И, хуже всего, память о тепле, которого сейчас не было рядом. Ночь тянулась, вязкая, тёмная, звуки пиршества орков сошли на нет — лишь где-то вдалеке глухо ухнул сторожевой барабан, отмечая смену караула. Люди в соседних клетках по большей части уснули, дыхание их стало ровным, тяжёлым. Кто-то тихо покашливал, кто-то стонал во сне, метаясь в кошмарах. И вдруг Эладора пронзило резкое ощущение чужого присутствия рядом. Словно кто-то стоял неподалёку от клетки и молча смотрел. Ни шагов, ни дыхания — только взгляд, слишком пристальный, чтобы его не заметить. Когда он медленно открыл глаза, то в полумраке каменного свода, за решёткой, различил смутную фигуру. Сначала показалось — опять Горраг. Но стоило присмотреться, и в груди похолодело: нет, это не он. Высокая сутулая тень, в одеянии, украшенном костяными подвесками и амулетами, стояла неподвижно, будто вырезанная из самой тьмы. В глазах её не отражался ни единый далёкий луч света, они казались чёрными туннелями в пустоту, но эльф точно знал, что его видят. Шёпот раздался прямо в голове, минуя уши: — Танцор… раб… чужак… Ты пробудил любопытство не только воинов. В следующий миг тень дрогнула, и видение исчезло, будто его и не было. Только холодок на коже остался и странная уверенность: ночной гость ещё вернётся. Его неприятно царапнуло это… этот ночной визитёр. Юноша даже обрадовался, что их разделяла решётка, и чтобы подавить невольную дрожь, озноб, прошедший по позвоночнику, он сосредоточился на чем-то весёлом, как всегда. Представил, что это старый жрец Ургар страдает лунатизмом и бродит по коридорам, натыкаясь на стены, бормоча то ругательства, то нелепые пророчества. В клетке стало холоднее, жар от очагов в главном зале сюда не доставал, так что Эладор поёжился, мимолетно жалея об утраченном плаще Горрага. Под ним и впрямь было тепло и почти уютно. До рассвета, вероятно, осталось недолго, и он, окончательно отбросив мысль о сне, встал и начал новую тренировку, как бы сражаясь со своими тревогами, воображая вокруг себя всё новые тени-врагов. Но чем яростнее он бился с воображаемыми тенями, тем сильнее становилось ощущение, что их действительно больше, чем в его воображении. Будто сама тьма в углах клетки оживала и подыгрывала его воображению. Когда он сделал очередной резкий выпад, в полумраке точно что-то дрогнуло — силуэт, похожий на человеческий, но не имеющий лица. Ему пришла в голову мысль, что в этом месте не просто так пляшут старые шаманы. Орочья магия не менее реальна, чем привычные эльфу заклинания, которые он видел от знакомых волшебников и чародеев. В этих местах обитали духи стихий — воздух, вода, огонь, земля, а быть может, и иные, ему неизвестные. Эладор был удивлён, что на него обратило внимание что-то из этого мира, но поскольку он не мог это остановить, то хотя бы следовало проявить уважение. Он улыбнулся и, сражаясь, крутясь в своей тесной клетке, раскрыл сознание и стал двигаться чуть медленнее. — В вас нет зла, о духи этих гор, — прошептал он чуть слышно. — И я верю, что вы будете на моей стороне — хотя бы потому, что мне так дорог один из лучших ваших детей. Воздух вокруг словно дрогнул. Не как от сквозняка, а будто сама пещера на миг задержала дыхание, прислушиваясь. Тени, которые эльф раньше лишь воображал вокруг себя, начали меняться, проявились по углам. Они не бросались на Эладора — они кружили вокруг, будто отражая его шаги. В их очертаниях всё ещё нельзя было различить лиц, но теперь они стали похожи скорее на спутников, чем на угрозу. Грязный камень пола под ступнями Эладора, кажется, чуть потеплел. В воздухе появился тонкий запах — не дым костров, не вонь затхлой соломы, а что-то иное: напоминание о прохладном ветре под соснами, о свежем дожде, о влажной земле после грозы. Всё сразу, будто отклик живого мира, заключённого в скалах. Не насмешка, не угроза. Это было близко к тому, как в детстве он пел в лесу, ловя шелест листвы и ответное щебетание птиц. А когда он упомянул «лучшего из их детей» — Горрага, — тени слегка замедлили свой бег, словно в знак уважения. Одно мгновение — и Эладор ясно почувствовал: духи гор знают его. Может, потому что он родился здесь, может, потому что к нему они уже привыкли. Эладор не стал просить этих духов (или призраков?) о помощи. Это было бы слабостью, а он, кажется, начал понимать, отчего орки так ценят силу — потому что здешние духи тоже её ценят. Он просто постепенно закончил тренировку, наслаждаясь чувством, что больше не один, и поймал себя на мысли, что больше не думает о Горраге как о ребёнке или наивном создании, диком и первобытном. Нет, раз эта сила, эта горная мощь знает его и ценит, значит, и Эладор тоже должен будет проявить уважение и признать, что Горраг — нечто большее, чем просто юный орк. Тени растворились, будто уступали ему место в углу, и снова осталась только каменная клетка. Эладор подумал, что вскоре ему предстоит показать себя — уже не как смешную забаву или прислугу, а как воина. И мысль о том, что среди его зрителей будет Горраг, придала решимости. Он не подведёт ни его, ни духов этого места. Утро пришло быстро, как всегда в местах, где ночь кажется слишком длинной. Эладор услышал шаги, где-то в туннеле, ведущем к клеткам рабов, заметался огонь факела. Орки поднялись раньше солнца, и их гулкие голоса разнеслись по коридорам. Где-то вдали ударил барабан — гулкий, размеренный, зовущий. Тюремщик и стражники шумно переговаривались, щёлкали замки, рабов бесцеремонно будили и выводили по одному, чтобы они могли приступить к своим обычным обязанностям. Вскоре дверь клетки Эладора тоже открылась. — Вставай, остроухий, — прохрипел стоявший снаружи орк. — Сегодня покажешь, на что способен. Его вывели наружу, но руки связывать не стали, только лениво подтолкнули в спину, чтобы поторапливался. На сей раз дорога эльфа и его провожатых лежала не в тронный зал к пиршественным столам, а дальше, по широкому туннелю, в котором плясали огни факелов и откуда явственно воняло кровью. Совсем скоро перед глазами Эладора оказалась широкая пещера, в центре которой была выдолблена прямо в камне широкая арена. Яма была не слишком глубока, фута четыре, но просторна, занимала почти всю пещеру — за исключением тех мест по краям, где установили грубые деревянные скамьи для зрителей. По всему периметру ямы тянулись острые колышки — видно, чтобы сражающиеся не могли так просто покинуть арену, если станут проигрывать. На каменном полу виднелись плохо замытые пятна крови. На скамьях уже собралось немало зрителей: орки, орчихи, юнцы, даже дети — все ждали зрелища. Эладор обвёл взглядом толпу, возбуждённую грядущей кровью, и заметил его. Горраг не стал садиться, стоял чуть в стороне от остальных, руки скрещены на груди, взгляд суровый и пристальный. Он, кажется, не заметил, что на него смотрят, но эльф украдкой выдохнул с облегчением — сын вождя не выглядел покалеченным или замученным. Впрочем, почти сразу Эладору стало не до разглядывания Горрага — заговорил вождь Гротт, возвышавшийся на своём месте подобно волосатой горе. — Раб, — гулко произнёс он, и толпа притихла, внимая его голосу. — Сегодня ты докажешь, есть ли в тебе сила жить. Против тебя выйдет воин из наших — один из тех, кто заслужил свою славу и положение в племени. Победишь — заслужишь право на новое испытание и право прожить ещё немного. Проиграешь… — он оскалился, и орки вокруг рассмеялись, — твоя участь решится здесь же. Соперник, с которым Эладору предстояло сразиться, спустился на арену, и юноша изумлённо вскинул брови — это был Корг, тот самый орк из отряда Горрага, что сильно походил на медведя. Видно, молодому воину не терпелось хорошенько потрепать остроухого наглеца и выбить из него дурь, отомстив за то, что он считал унижением своего вожака. Эладор чуть приподнялся на носочки, покачиваясь, тело гудело от нерастраченной энергии. Сила духов земли наполняла его, хотя он не был ни магом, ни шаманом — быть может, это просто милость, духи решили, что чужак интереснее, чем свой боец? Он не знал. Немного тревожило, что ему не дали оружия при выходе на арену — впрочем, в лапищах Корга вроде бы тоже не было заметно даже малого кинжала. Эльф слегка поклонился сопернику и пригнулся в привычную позу танцора теней, готовясь к его атаке. Корг прищурился и медленно стал кружить вокруг, точно зверь, примеряющийся к добыче. Его плечи были напряжены, дыхание тяжёлое, он медленно сжал кулаки. — Остроухий плясун… — рыкнул он себе под нос и вдруг рванулся вперёд. Движение было обманное: сначала казалось, будто он собирался ударить кулаком прямо в голову, но в последний миг он резко опустил руки, стараясь схватить эльфа за талию и опрокинуть на землю. Где-то в стороне заорала толпа, предвкушая быструю схватку и сломанные кости тощего остроухого наглеца. Орк был действительно высоким и огромным, и Эладор не собирался рисковать. Подпрыгнув, он развернулся в воздухе, толстые пальцы противника чиркнули по его поясу — Корг оказался довольно быстр и ловок для своих габаритов, почти как Горраг. Но недостаточно, потому что Эладор уже был на другой стороне арены. И пока не атаковал сам, просто уходил от чужих атак. — Ты опытный боец, — сказал он Коргу уважительно. — Что будет моей задачей, повалить тебя, выбросить из круга? Калечить не хотелось бы, это будет большая потеря для племени. Корг резко развернулся и смачно сплюнул на камни. Толпа на скамьях смеялась — и скорее над ним: уже почти поймать эльфа и промахнуться! Глаза орка налились кровью, но уважение в словах остроухого наглеца ему явно понравилось. — Задача проста, — ответил он неохотно. — Стоять на ногах, когда другой падает. Кто больше раз окажется в пыли — тот и проиграл. У тебя есть три попытки, чтобы попытаться свалить меня, плясун. Он поднял руки, готовясь к захвату — широкая стойка борца, всё его тело было твёрдым как стена. Что ж, борьба голой силой была не так выгодна для Эладора, но при всей внешней хрупкости он скорее состоял из плотно свитых жил, чем из худобы. Слегка кивнув, он одним прыжком оказался рядом с Коргом. — Объятия с большим суровым мужчиной — это то, от чего я не могу отказаться, — весело сказал он и, упёршись ступнями в землю, встретил захват своими руками. В толпе кто-то рассмеялся — кажется, несколько орчих вполне согласились с эльфом насчёт невозможности отказаться от объятий. Но смех быстро сменился удивлённым гулом, когда двое соперников встретились в одном крепком захвате. Орк сразу же навалился всей тяжестью, воняя кожей, дымом и потом, и показалось, будто на эльфа обрушилась стена. Мускулы Корга — как канаты, кожа горячая, сухая. Но Эладор ответил упругим сопротивлением и, к удивлению зрителей, не смялся в пыль под первым же нажатием. Под ногами заскрипели камушки, двое стояли плечо в плечо, грудь в грудь — Корг горячо хрипел в лицо эльфу, скаля зубы. — Ты… — прохрипел он, и в его глазах, кроме злости, впервые проскользнуло уважение, — силён для своей… жидкой крови. Скорее всего, на чистой силе он победил бы, все же Эладор был не воителем, а плутом, хоть и не слабаком. Так что эльф сделал вид, что немного поддался, ослабил хватку, чуть проехался ногами по земле — и, выбросив ногу вперед, зацепил чужую огромную щиколотку в одном стремительном рывке. Пальцы скользнули по запястью, хватка ослабла, и в то же мгновение стройная нога эльфа рванулась вперёд. Огромное тело Корга потеряло равновесие, и эльф едва успел уйти в сторону перекатом, когда его соперник рухнул. Орк грохнулся плечом о камни, громко выругавшись. Со скамеек от зрителей раздались крики — часть воинов взвыла от восторга, часть ругалась на чрезмерно ловкого раба. Но сомнений не было: эльф не только удержался, но и уложил противника на землю — пусть и хитростью. Корг поднялся медленно, рыча, глаза сверкали вызовом — но, как ни странно, не злобой. Он хмуро смахнул каменную крошку с груди, встал во весь рост и криво усмехнулся, обнажив клыки. — Ловкий, — признал орк, тяжело дыша. — Но посмотрим… выдержишь ли второй раз. Эладор снова закружился, чуть припадая к земле. Это тоже был танец, грация против грубой силы. Те орки, что недооценивали его народ, обычно умирали быстро. Эльфы могут быть певцами и танцорами, могут слагать стихи и петь, но они тоже своего рода воины. Улучив миг, он бросился вперёд. Земля слилась перед глазами в мелькнувшее пятно, а потом Эладор всем весом врезался в орка — на уровне пояса, обхватив руками его бёдра. Рывок оказался молниеносным, как стрела. Толпа даже не успела осознать, что происходит: ещё миг назад остроухий кружил, обманывал, а теперь уже летел вперёд, низко, прямо в самое уязвимое место гиганта. Руки крепко сомкнулись на чужом поясе. Эльф ощутил, как мышцы под кожей Корга вздрогнули, как он рефлекторно напрягся, но поздно — небольшой вес, помноженный на скорость, сделал своё дело. Корг пошатнулся, и вновь раздался тяжёлый, рокочущий гул удара: орк снова упал на спину, сбитый внезапным ударом. Толпа орала, азартно обсуждая произошедшее. Кто-то заявлял, что это хитрость, а не сила. Кто-то свистел и потрясал кулаками, радуясь проявленной дерзости пленника. И среди этого гула Эладор отчётливо уловил взгляд Горрага — глаза полуорка сверкали, как угли. Он не отводил взгляда ни на миг. Корг, лёжа на земле, снова выругался, уже с удивлением — двойной победы эльфа он не ожидал. Теперь, если бы даже они сделали третью попытку, было бы очевидно, что остроухий хитрец победил. Орк поднялся на локтях, оскалился в широкой ухмылке, и кровь блестела на его губе, рассечённой при падении. — Ты… дерёшься, как демон в эльфийском облике, — выдохнул он. — У тебя есть не только прыжки, но и сила и напор. Но раз уж ты меня дважды свалил… докажи, что сможешь добить. Эладор шагнул вперёд, к нему, и коснулся левой стороны его груди. — Здесь бьётся смелое сердце воина, — сказал он громко. — И по праву крови и победы оно теперь моё. Я дарю тебе жизнь и твоё сердце, смелый боец. Орки взвыли, изумлённо забормотали, кто-то из детей завизжал. Да, бой был не насмерть, но эльф как бы пощадил своего соперника, будто всё происходило всерьёз и Корг проиграл не спарринг, а настоящую битву. Корг скосил глаза на руку на своей груди, на улыбающееся лицо эльфа, и в его глазах загорелся странный свет. Он поднялся на колено и ударил кулаком в землю, коротко и тяжело. — Пусть духи слышат, пусть кости земли знают, — признал он. — Моё сердце у тебя. Со всех сторон полетели одобрительные выкрики. Это было по-орочьи: тот, кто оказался более сильным, победил, но не добил, а проявил главенство над побеждённым. Пусть даже вскоре эльф снова превратится в раба, но в этот миг многие орки признавали его право победы. Горраг улыбнулся. Его глаза горели, он расправил плечи, и в его лице читалась явная гордость. Вождь Гротт, покосившись на радостную толпу, неохотно промолвил: — Сила принята. Победа засчитана. Свидетели есть. Орки начали одобрительно выкрикивать короткое: «Эльф! Эльф!», но уже не столько насмешливо, сколько с восторгом. Юноша стоял, раскинув руки, прямой как стрела, готовая сорваться в полет, и с улыбкой слушал их крики. Это был риск — возможно, в толпе ещё затесались ненавистники эльфов, и он всё ещё помнил, что их религия, их жестокий бог велит убивать таких, как Эладор. И всё же он не мог отказаться от столь явной улыбки богини Удачи. Эльф подождал, когда рёв голосов немного стихнет, и обратился к вождю: — Должен ли я развлечь уважаемых воителей ещё как-то или у них найдутся дела поважнее, чем пялиться на маленького раба? Гротт усмехнулся, поднимаясь со скамьи, и окинул взглядом крохотную фигурку эльфа. — Ты сам говоришь о себе как о рабе, — бросил он, — но духи и воины видят тебя иначе. Ты танцуешь, как ветер в горах, ускользаешь, как вода в расселине, а сердце твоё дерзко, как огонь. Однако я не стану лишать племя зрелища. Мы любим силу, но ещё больше любим, когда слабый бросает вызов сильному и не падает. Ты доказал, что достоин жить пока что. Сегодня этого достаточно. Иди. Сегодня тебе позволено ходить среди нас. Но завтра… — он чуть прищурился. — Завтра горы снова будут смотреть. Каждый хотел глянуть на странного эльфа поближе, так что ему досталось вдоволь орочьего внимания — не слишком дружелюбного, скорее настороженно-любопытного. Молодёжь осталась, глядя на диковинного остроухого, но большинство взрослых уже возвращались к своим делам. Эладор не спеша поднялся по ступенькам с арены, на сей раз его не пытались сразу же связать или запихнуть в клетку. Корг, который, кажется, не слишком огорчился поражению, шёл следом, а когда эльф оказался у выхода из пещеры с ареной, медведеподобный орк вдруг хлопнул его по плечу так, что остроухий аж покачнулся. — Ты хорошо сражался, Быстрые Ножки, — усмехнулся Корг. — Думаю, с мечом будешь ещё лучше. Теперь верю, что ты нашего вожака не заколдовал. Я хотел тебя в поединке порезать, но Горраг убедил вождя, что достаточно будет для начала простого спарринга — думаю, старик Гротт не ожидал, что ты меня повалишь, да ещё не один раз. Но учти, остроухий: в другой раз тебе с противником не так повезёт. Он бросил взгляд за спину эльфа и, кивнув, отошёл. Эладор обернулся и не сдержал мимолётной радостной улыбки — к нему, сияя от гордости, уже спешил Горраг, явно ускользнувший от надзора шаманов.