Любовник

— Выйдем. На улицу. Мне нужно поговорить с вами. С глазу на глаз. Ее голос звучал иначе. Не тот сдавленный, нервный шепот, что был в прошлый раз у стойки. В нем звенела сталь. Сталь и что-то еще, что заставило его отложить ключ на «десятку» и молча последовать за ней наружу, в прохладный воздух, пахнущий бензином и приближающимся вечером. Она обернулась к нему, засунув руки в карманы дорогих брюк, но не пытаясь скрыть дрожь в пальцах. Ее подбородок был высоко поднят, взгляд — прямой, вызывающий. — Я здесь, чтобы предложить сделку. Четкую, конкретную. Без игр. Он скрестил руки на груди, чувствуя, как напрягаются мышцы спины. Ждал. — Секс. — Слово повисло между ними, грубое, голое, лишенное всякого романтического флера. — Я хочу секса. С тобой. Я готова за это платить. Назови свою цену. Тишина. Гул машин на трассе казался оглушительным. Гнев — мгновенный и обжигающий — ударил ему в виски. Так вот как. Просто купить. Как вещь. Как его работу. Очередная богатая стерва, которая думает, что все в этом мире имеет свой ценник. Он сделал шаг вперед, и его тень накрыла ее целиком. — Вы совсем рехнулись? — его голос прозвучал низко и грязно, намеренно грубо. — Или Вы уже всех в своем кругу перепробовали и теперь решили спуститься пониже, за острыми ощущениями? Решили купить себе немного грубости, да? Поиграть с дикарем? Я Вас не шлюха и не всё в можно купить за деньги. Он ждал, что она вспыхнет, что ее маска уверенности треснет, что она развернется и сбежит, как в прошлый раз. Но она не сбежала. Она выпрямилась еще больше, и ее глаза встретились с его. И тут он увидел это. Да, в них была похоть. Яркая, животная, та, что он видел в клубе и читал все эти недели. Да, была решимость, стальная и негнущаяся. Но было и что-то еще. Что-то глубокое, темное и тяжелое. Отчаяние, клубящееся как черный дым. Боль, острая и свежая, будто от только что нанесенной раны. И ярость. Не истеричная, не показная, а тихая, всесокрушающая ярость, обращенная на весь мир и на саму себя. Это не было предложение от позиции силы. Это был крик души, загнанной в угол. Это был последний, отчаянный способ хоть что-то контролировать в своей жизни. «Если уж меня будут использовать, пусть это будет честно». И его собственная злость вдруг уступила место чему-то другому. Острому, щемящему интересу. Он видел ее разную — надменную, испуганную, потерявшую контроль. Но такой — сломленной и собравшей себя в кулак из осколков, яростной и отчаявшейся одновременно — он ее не видел. Он хотел этого. Хотел сломать ее, подчинить, добраться до сути. Увидеть, что скрывается за всеми этими слоями денег, статуса и наносной холодности. И вот она сама пришла и вручила ему себя на блюдечке. Не в качестве трофея, а в качестве оплаты. Он смотрел на нее, на это странное сочетание непоколебимой уверенности и бездонного отчаяния в ее глазах. И понял, что сказать «нет» — значит разрушить эту хрупкую, новую, такую отчаянную ее версию. Значит оставить ее с этой болью один на один. Его согласие родилось не из желания обладать ею — хотя он хотел ее до безумия, до боли в скулах. Оно родилось из этого странного, внезапного понимания. Из азарта. Из желания посмотреть, к чему приведет эта опасная игра, в которую она сама себя загнала. — Ладно. Договорились. Слова сорвались с его губ с пугающей легкостью, эхом отозвавшись в напряженном пространстве между ними. Он видел, как что-то дрогнуло в ее взгляде — не облегчение, нет. Скорее, удовлетворение хищницы, наконец-то впившейся когтями в желанную добычу. — Вот мой номер. На всякий случай, - холодно выдала она, вынимая из сумочки маленькую золотистую карточку с цифрами. Реджи принял клочок картона и убрал в карман джинс. Она кивнула, резко развернулась и ушла, не оглядываясь, ее каблуки отбивали по асфальту четкий, победный марш. Реджи проводил ее взглядом, пока белая «Бентли» не растворилась в потоке машин, и только тогда позволил себе расслабить сжатые челюсти. Внутри все кипело. Глупая, наивная, чертовски богатая дура. Она пришла к нему, в его мир пахнущий мазутом и потом, и предложила купить его. Как покупала все в своей жизни. Ярость, горячая и едкая, подкатила к горлу. Он швырнул гаечный ключ на верстак, с грохотом покатившийся по металлической столешнице. Кто она такая, чтобы так с ним разговаривать? Думает, ее деньги дают ей право на все? Даже на него? Но под слоем гнева клокотало другое — темное, животное, непреодолимое желание. Он до безумия хотел ее. С самого первого дня. Память услужливо подкидывала образы. Та самая первая встреча. Она ворвалась в его мастерскую, как ураган в дорогих туфлях, вся такая шипящая кошка, с перекошенным от злости и испуга лицом. И пока он осматривал машину, он чувствовал ее взгляд на себе. Не испуганный, не растерянный — оценивающий. Скользящий по его спине, рукам, задерживающийся слишком долго. Она пялилась, и делала это с таким голодным любопытством, что у него самого зашевелились волосы на затылке. Он тогда подумал — очередная скучающая богачка, ищущая острых ощущений. Вторая встреча. Ее дрожащие пальцы принимающие планшет и его прикосновение, от которого она дёрнулась, как от огня. И снова её взгляд, пожирающий его. Третья встреча, когда она приехала забрать свою машину. Её трясущиеся руки на стойке, пластиковая карта, выскальзывающая из нервных рук. И его касание. Он накрыл ее руку своей, и она аж подпрыгнула, будто ее током ударило. Он почувствовал, как по ее коже побежали мурашки, как перехватило дыхание. Он видел, как треснула ее маска — идеальной, холодной бизнес-леди. И ему безумно захотелось расколоть ее до конца. Увидеть, что скрывается под этим слоем лака и самоконтроля. И черт возьми, эти дурацкие темные очки, за которыми она пыталась спрятаться. Наивная дура. Она думала, он не видит? Не замечает, как ее взгляд, полный неприкрытой, дикой похоти, скользит по нему, пьет его, запоминает каждую деталь? Она строила из себя недотрогу, а сама вся пылала. Это было забавно. И чертовски возбуждало. Это был вызов. Азарт. Он захотел поиграть с ней. С этой высокомерной сучкой, уверенной, что весь мир у ее ног. Он захотел показать ей, что она — всего лишь женщина. С нервами, с плотью, с примитивными, базовыми потребностями. И он добился своего. «Инферно». Музыка, толпа, и она в его руках. Податливая, плавящаяся, забывшая обо всем на свете. Ее тело отзывалось на каждый его жест, каждый вздох. Она была его в тот миг. А потом — та темная улица. Ее ярость, ее крики. И снова — ее дрожь, когда он прижал ее к машине, загнал в угол, как зверька. И ее лицо... Ее лицо, когда он разбил вдребезги последние остатки ее жалкого контроля. В ее глазах читался не только страх, но и порочное, стыдное наслаждение от собственной слабости. От его силы. Он сглотнул ком в горле, чувствуя, как кровь устремляется вниз, к паху. Да, он хотел ее. Хотел подчинить, приручить, заставить признать свою власть. Приехав той ночью домой, он не смог думать ни о чем другом. Вспоминал ее в том чертовом платье цвета горького шоколада, которое облегало ее формы, не оставляя места для воображения. Вспоминал, как оно шуршало, когда она двигалась. Вспоминал запах ее кожи — дорогих духов и чего-то неуловимого, только ее. Он дрочил себе, стоя под ледяным душем, сжав свободную руку в кулак, упираясь лбом в холодную кафельную стену. Представлял, как рвет это платье, как впивается губами в ее шею, слышит ее стоны. Не те притворно-слащавые, что она, наверное, издавала для своего ничтожного женишка, а настоящие, хриплые, дикие. И вот теперь она сама приползла к нему и все ему предложила. Не этого ли он добивался? Реджи медленно провел рукой по лицу, смахивая воображаемую грязь. Гнев все еще пылал где-то глубоко внутри. Он ненавидел ее за этот поступок. Ненавидел за то, что она свела все это пылающее между ними напряжение к банальной, пошлой сделке. Но он согласился. Потому что это была все та же игра. Просто правила изменились. Она думала, что теперь держит все под контролем? Что она покупает его, как вещь? — ¿Estás bien? ¿Qué quería? (Ты в порядке? Чего она хотела?), — где-то сбоку прозвучал голос Жана. — Quiere jugar (Поиграть), — не посмотрев на парня, злорадно усмехнулся он, чувствуя, как злость и возбуждение клокотали внутри. Она и представить не могла, насколько глубоко ошиблась. Он сам станет ее самой дорогой игрушкой. Игрушкой, которая кусается. Игрушкой, которая в итоге сломает свою хозяйку и займет ее место. Игра только начиналась. И на этот раз он диктовал правила.