RedRoom

Мелкая, жирная крошка от чипсов просыпалась на её старенькие пижамные шорты. Соль неприятно скрипела на зубах, на пальцах, на губах. Ана жевала яростно, почти не чувствуя вкуса. Без разбора, горстями, будто не ела, а отчаянно пыталась задушить раздражение, сминая его в каждом оглушительно хрустящем кружочке. В гостиной царил стихийный хаос, так не свойственный ей, обычно педантичной до мелочей: плед скомкан и брошен на пол, пульт от телевизора безнадёжно затерялся где-то глубоко в диванных подушках — замерший на стартовой заставке Netflix безмолвно, но с укором осуждал её за безрезультатное прокручивание меню без единого выбора. Ничего не выбиралось. Ничего не хотелось. Всё бесило. Она злилась. Снова. Так сильно, что сводило скулы. На Лизу — за непрошеную, убийственную проницательность и дурацкие советы. На Даньку — за вечные щенячьи глазки и страдальческие вздохи, которые почему-то всегда вызывали в ней чувство вины. На себя — за то, что снова, в который раз, позволила Алексу оказаться слишком близко, и нарушить её такое хрупкое внутреннее равновесие. Но больше всего — она злилась на него. На этого самодовольного наблюдателя, невыносимо прекрасного, раздражающе холодного, всезнающего засранца. Горло першило. Губы неприятно слиплись от соли и масла. Её ощутимо трясло — и это была уже не просто злость, нет. Скорее, какая-то глухая, вязкая, удушающая смесь из жгучего стыда за утреннее унижение, непонятного, почти животного желания, убивающей растерянности и этой ублюдочной, бессильной обиды, которую совершенно не с кем было сейчас разделить. Ана с силой швырнула диванную подушку в противоположный угол комнаты. Тут же стукнулась мизинцем ноги о журнальный столик, сдерживаясь из последних сил, чтобы не заорать во весь голос от боли и ярости. — «Ты пахнешь так, будто подсознательно хочешь, чтобы тебя поскорее попробовали», — зло пробурчала девушка, чуть не подавившись очередным чипсом. — Ну да, конечно! А ты первый в очереди на дегустацию? Она с силой откинулась назад на диван, резко, так, что подушка под головой съехала набок. Растрепанные волосы неприятно прилипли к влажной от испарины шее. — «Твоя ваниль — это вовсе не случайность. Это почти прямое обещание», — снова передразнила, чуть повысив голос, будто пыталась втереть эту «глубокую» философию в ухо кому-то очень тупому и непонятливому. — Ага! Обещание дать тебе в нос! Коленом! — Не хочу я быть никаким «пирогом»! — выкрикнула в пустоту комнаты. — Не хочу быть «книгой», которую ты собрался «читать не с последней страницы»! И уж тем более не хочу быть «задачей со звёздочкой» для твоего изощренного ума! Я, блядь, просто человек! Обычный! Со своими скучными мыслями. С этой вечной усталостью. С дурацким ПМС! С целлюлитом на бёдрах, и с остро выраженной аллергией на твою непрошибаемую самоуверенность размером со слона! Понял?! Нужно отвлечься. Ана прошла на кухню, налила себе стакан ледяной воды, но даже не пригубила, оставив его на столе. Вернулась в комнату, прошлась из угла в угол. Взгляд снова и снова падал на закрытый ноутбук, лежавший на подлокотнике дивана. Бесполезно. Это было сильнее её. Рука сама, против воли, потянулась к крышке, выдернула ноутбук с подлокотника и с такой силой резко раскрыла, что тот едва не треснул — пальцы на мгновение дрогнули над темной клавиатурой. — Только не вздумай быть в эфире, Третьяков, — беззвучно прошептала она, глядя на экран так, словно он мог её услышать. — Потому что если ты там… я, чёрт побери, зайду. И я не ручаюсь за последствия. Пауза. Тягучая, как смола. Мгновение — короткое, дрожащее, как нервный импульс. Всё внутри неё будто замерло, зависло на этой опасной грани. — И я сожру тебя, — шепот превратился в злобное шипение, с хищными,такими несвойственными ей нотами. — Целиком. И даже без соли. Последняя фраза повисла в напряженной тишине комнаты, тяжёлая, осязаемая, как ладонь сдавившая горло. Ана замерла, прислушиваясь к собственному голосу. К этим словам, которые вырвались так неожиданно, так… первобытно. На губах появилась странная, пугающая, почти дьявольская улыбка. Только экран ноутбука все так же ровно и беспристрастно светился в полумраке, как будто он действительно терпеливо ждал её следующего хода. Она не хотела сейчас заходить в RedRoom. Правда, не хотела. Или хотела?! Нет… Да!

***

Алекс лежал на спине, полуобнажённый, уткнувшись в экран телефона, который держал на вытянутой руке. Голова слегка свисала с края кровати, шея вытянулась, и под тонкой кожей чётко, графично, читались линии ключиц. Свет от экрана телефона неровно дрожал на высоких скулах и переносице. Белая футболка валялась рядом на полу — небрежно скомканная, сиротливо забыта. На нём были только тёмные, свободные штаны, чуть спущенные на бёдрах, открывая полоску кожи над резинкой, где косые мышцы живота сходились к паху, заставляя взгляд невольно опускаться ниже. И в этой позе, в этой детской расслабленности, было что-то особенно домашнее. Словно его застали случайно — в том самом моменте, что не предназначался ничьим посторонним глазам. Его левая рука бессознательно, скользила по обнаженному животу. Туда — обратно. Чуть выше — до самого солнечного сплетения. Немного ниже — не доходя до резинке штанов. Длинные пальцы не спешили, не давили, будто просто прислушивались к внутреннему ощущению. Не соблазняя намеренно. Не играя на публику. Просто… чувствовали. Проверяли: живой ли он еще. Целый? Не рассыпался ли на части после очередного безумного дня. И в этой медитативной отрешенности, в едва уловимых движениях было что-то болезненно интимное, почти запретное. Словно он сейчас находился не в прямом эфире для сотен анонимных зрителей, а в тёплой, нагретой чужим телом постели. Алекс громко, во весь рот, и сладко зевнул, потянулся всем телом, живот на мгновение напрягся, и мышцы пресса легли под кожей упругой, живой волной. Потом снова расслабились. Пальцы опять вернулись туда — к теплой коже. Он не отвлекался на чат, который уже начинал нетерпеливо бурлить. — Мне жарко, — наконец пробормотал, так и не отрывая своего взгляда от экрана телефона. Голос — тёплый, ленивый, с фирменной, чуть заметной хрипотцой. — Если я вдруг усну прямо в эфире — вам придётся смотреть, как я храплю… Хотя… это не худший контент из возможных.. [CherryPie26 joined the stream] Он заметил это уведомление мгновенно. Среагировал, как хищник на движение желаемой добычи. Взгляд тут же вспыхнул новым, острым интересом. Алекс медленно приподнялся на локтях, отрывая взгляд от телефона. Замер. Буквально на одну короткую, но такую напряженную секунду. А потом — так же медленно, без малейшей суеты или неловкости — поднялся с кровати, прошёл к рабочему столу. Сел перед камерой. Ровно. Плечи расправились, ленивая расслабленность исчезла, уступив место внимательной сосредоточенности. Словно так и было задумано изначально. Но весь чат, затаив дыхание, знал — он «включился». — Ого… — его голос вдруг стал заметно ниже, немного тягучим, почти мурлыкающим. — Мне сразу нести маркер, или ты порадуешь меня новой игрой в слова, Вишенка? VelvetChains: «ВИШЕНКА ВЕРНУЛАСЬ!!! Я знала, я знала!!!» [unseenBeast]: «Господи, я ждал этого благословенного дня всю свою грёбаную, никчемную жизнь!!! 🙏🙏🙏» Akulla: «Вы прикалываетесь? Я не за этот детский сад платила!» CherryPie26: «Что у нас сегодня в программе? Снова ритуальное ожидание обнажёнки? Скучно, Lexx. Ужасно предсказуемо. Ты деградируешь!» CherryPie26: «@Akulla, кнопка “выход” ,к счастью, бесплатная)))» LuxeBitch: «Забавно, что CherryPie тут самая громкая, а профиль закрыт. Стесняемся себя показать, дорогая? 🥱» Алекс усмехнулся. С наслаждением. Как человек, который действительно наслаждался, тем что его так дерзко и открыто атакуют. Провёл пятернёй по своим взъерошенным волосам, потом — по широкой обнаженной груди. Не для того, чтобы кого-то соблазнить. А скорее, чтобы заземлиться. Чтобы снова почувствовать, что он здесь. В этом моменте. В этой игре. А значит — нужно держать удар. И отвечать. — Вот так сразу, м? Даже без «привет»? CherryPie26: «Привет.» Он склонил голову набок, внимательно всматриваясь прямо в камеру. — Я думал, твоя выходка с усами была разовой акцией. В духе «напакостила — сбежала». CherryPie26: «Я ушла только потому, что стало невыносимо скучно. А не потому, что испугалась.» milkfan: «Lexx, заткнись и женись на ней!!!» Akulla: «Идиоты!» [Akulla left the stream] Алекс прищурился, и его челюсть на мгновение чуть напряглась. Но не от злости. А от уже знакомого ему внутреннего возбуждения. Того самого — не столько физического, сколько интеллектуального. — Зачем тогда вернулась? CherryPie26: «Хочу убедиться, что помимо той единственной, пусть и выразительной извилины у тебя в штанах, в твоей голове тоже завалялось хотя бы парочка — и ты способен ими впечатлять.» С преувеличенным трагизмом, Алекс прижал правую ладонь к груди: — Ауч! Как больно! Ты ранила меня в самое сердце! Это тонкий намёк, что я тупой? Или ты снова так изящно пытаешься потыкать в меня палкой, пока благодарная публика бурно аплодирует твоему остроумию? Vixxen: «ДА! ДА! ДА! Именно так! Бей его, Вишенка!» NightWitch: “Господи, они оба невыносимы” wetblanket: “я поклялся молчать, но я КРИЧУ” CherryPie26: «Всего один единственный вопрос, Lexx — и я обещаю немедленно уйти. Чтобы ты дальше мог спокойно и лениво расползаться по своей постели.» Он хмыкнул, снова откинулся в кресле, и его пальцы опять легли на обнаженный живот. Уголок губ едва заметно дёрнулся вверх. — Всего один? Что за эконом-режим, Вишенка? Слабо подкинуть задачку посложнее, чем про шнурки и двери? CherryPie26: «Хорошо. Уговорил. Будет три. Но исключительно потому, что я сегодня добрая. И если ты хотя бы с одним не справишься — без всяких отговорок ответишь на один личный вопрос. Честно. Без вранья и увиливаний. Идет?» Алекс нехотя, выпрямился в кресле. Камера поймала его полностью: широкие обнажённые плечи, внешне расслабленная, но внутренне собранная осанка, в глазах — пронзительная, почти физически ощутимая внимательность. Он больше не играл в усталость. Он ждал. Он был готов. — Я не переживу такой щедрости. Окей. Давай свои вопросы.

***

CherryPie26: «Первый вопрос. Для разминки. У тебя есть свеча, лампа и печь. В кармане у тебя одна единственная спичка. Что ты зажжёшь первым делом?» Алекс медленно провел пальцем по столу, смахивая невидимую пылинку. На губах промелькнула едва заметная, чуть снисходительная усмешка. «Серьёзно, Вишенка? Загадка из серии "для самых маленьких"?» — подумал он. Третьяков помнил подобные ещё с восьмого класса — быстрые, с очевидным подвохом, из разряда "проверь свою внимательность". Ответ он, конечно, знал сразу: спичку. Но намеренно выдержал небольшую театральную паузу. Не стал торопиться, потому что дело было вовсе не в правильном ответе. А в том, кто именно задаёт эти вопросы. И, главное, зачем. Он пока не знал, кто на самом деле скрывается за ником CherryPie26, но подсознательно чувствовал: эта девушка (а он почти не сомневался, что это она) не просто так начала с лёгкого, почти детского вопроса. Значит его проверяют. Играют. Или, что более вероятно, — медленно, но верно раскачивают лодку его привычного, такого предсказуемого стрима. — Спичку, конечно. Это слишком очевидно, — наконец сказал он вслух. И тут же добавил, небрежно, но с явным прицелом: — Ты можешь лучше. CherryPie26: «Второй вопрос. На ферме было 17 овец. Все, кроме 9, убежали. Сколько овец осталось на ферме?» — Девять. Серьёзно, Вишенка? Ты случайно не учитель младших классов? Алекс быстро скользнул взглядом по этим простым строкам и снова усмехнулся, зная, что его ответ мог бы прозвучать немного резковато — но сейчас откровенно наслаждался зарождающимся словесным танцем. Вишенка подкидывала легкие мячики, а он с радостью их ловил. Но она почему-то не отступала, что лишь многократно распаляло желание продолжать. CherryPie26: «Даже не мечтай. Я не собираюсь подпитывать твои старые школьные фантазии.» — Если честно, мои преподаватели больше подходили для ролей в фильмах ужасов, чем в эротических фантазиях. — Его голос звучал спокойно, даже чуть насмешливо. — Старые, нервные, с фиолетовыми тенями и вечно простуженные. Понимаю, что вряд ли произвожу впечатление пай-мальчика, но фантазировать на них — это уже из разряда психиатрии… CherryPie26: «Оставь эти откровения на следующий раз. У нас на очереди вопрос номер три. Есть пять домов. У каждого дома — свой, уникальный цвет. В каждом из этих домов живёт человек другой, отличной от соседей, национальности. У каждого из этих пятерых жильцов есть свои особые предпочтения: любимый напиток, любимое домашнее животное, своя марка сигарет. Важное условие: ни один из этих элементов ни у кого не повторяется. Вопрос — кто из них пятерых держит дома рыбку?» Его не испугала сложность, он уже когда-то давно решал эту классическую задачу Эйнштейна. Один из слишком самоуверенных HR-ов на одном из многочисленных собеседований, с ехидной ухмылкой выложил перед ним эту задачку на бумажке, будучи абсолютно уверенным, что «молодой, неопытный дизайнер без нормального образования» с ней точно не справится. Третьяков справился за пятнадцать минут. Построил в уме таблицу, мысленно выписал все известные условия, сопоставил все необходимые логические цепочки: Норвежец — живет в первом доме. Зелёный дом — находится слева от белого. Тот, кто каждое утро пьёт крепкий кофе, живёт именно в зелёном доме. Немец предпочитает курить сигареты марки "Prince". Тот, кто курит "Blends", живёт по соседству с тем, кто держит дома кота... Он всё это прекрасно помнил. И точно знал, что правильный ответ — немец. И что он живет в пятом доме. Но сейчас... Сейчас Алекс смотрел на сообщение на экране, и ему вдруг совершенно, категорически не захотелось быть слишком уж точным и правильным. [Kumiko]: ЭЙНШТЕЙН ЧТОБ ТЕБЯ [milkfan]: «OMG, он что, СЕРЬЁЗНО сейчас будет это СЧИТАТЬ в прямом эфире?!» IceQueen: «Сладкая, твои вопросы звучат так, будто ты очень хочешь доказать, что умнее всех. Но, увы… 🤷‍♀️» CherryPie26: «Увы, уже доказала. Но если у тебя есть возражения, мы с удовольствием оценим твоё умственное напряжение в прямом эфире 🤗» Алекс хранил намеренное молчание, игнорируя замечания в чате. Потому что не хотел, чтобы всё так быстро и так банально закончилось. Он ждал продолжения. Жаждал, чтобы Вишенка задала свой личный вопрос, и возможно, дала подсказу, кто же она на самом деле и чего добивается. Ник, аватарка, её острый, местами нарочито “мужской” стиль общения — сумма факторов формирующая определенный образ. Но он слишком хорошо знал, на собственном примере, как легко можно собрать любую маску. Создать образ. Сыграть роль. Особенно, если ты умеешь слушать — и видеть. Подушечки пальцев постучали по колену — будто в ожидании ответа, но скорее в такт собственным мыслям. Он прикусил губу, щелкнул пальцами, задумчиво потёр свой лоб. Жест напряжённого обдумывания для сотен зрителей. На деле — просто выжидал. Тянул время. Дразнил паузой. — Хм… Англичанин, кажется. И дом у него был под номером… блядь, не помню… три, что ли? Или четыре? CherryPie26: «Немец. И дом у него был пятый. Но за старание и потраченное время — твердая тройка с плюсом, Lexx. Можешь гордиться.» Алекс рассмеялся, с диким восторгом. В голове вспыхнуло: «Ещё. Я хочу ещё. Ещё один каверзный вопрос. Ещё один ночной стрим, чтобы узнать, кто ты такая, Вишенка. Кто ты, чёрт возьми?». — Ты просто невозможна. Совершенно… невозможна, — сказал он уже вслух, обращаясь не столько к камере, сколько к ней, к её нику на экране. А потом — намеренно растягивая слова добавил: — Хорошо. Я сдаюсь. Задавай свой личный вопрос. Он чуть подался вперёд, удобно опёрся локтем о подлокотник кресла — и впервые за весь этот длинный, выматывающий вечер почувствовал не азарт и не привычную скуку. А новое, или давно забытое волнение. Как будто за тем, что она сейчас скажет, или спросит, стояло нечто гораздо большее, чем просто очередная игра или попытка его спровоцировать. Алекс снова откинулся назад в кресле, вгляделся в потолок. Затем привычным движением подтянул к груди левое колено, обнял его одной рукой. Поза получилась домашняя и расслабленная. Но внутри всё ощутимо сжалось, в груди отчаянно стучало что-то совершенно неровное. Такое непривычное. Такое… живое. «Блядь, Алекс, что с тобой происходит?» Это же была всего лишь очередная анонимная переписка в чате. Даже не живой голос. Не настоящее лицо. Просто никнейм. Просто холодные строчки, бесдушно плывущие по экрану. И всё же… Он не мог оторваться. И, если быть честным, совершенно не хотел. Его необъяснимо цепляло как она выстраивала фразы — её паузы, интонации, этот особый ритм их диалога. В её словах, даже самых дерзких, не было ни намёка на вульгарность, но в каждом — жило едва уловимое, вибрирующее напряжение. Она каким-то непостижимым образом удерживала эту тонкую грань — и именно это сводило с ума. Потому что Алексу всё сильнее хотелось её нарушить. Переступить. Сместить баланс — и посмотреть, что будет дальше. CherryPie26: «Ну, раз уж ты так и не смог назвать владельца несчастной рыбки... Мой личный вопрос: как у великого и ужасного Lexx’а это случилось в первый раз? С кем, где, когда? Интересует полная, развёрнутая версия. Со всеми пикантными подробностями. И сразу тебя предупреждаю — если мне вдруг станет скучно, я немедленно уйду.» [KissnChoke]: «О БОЖЕ, Я НЕ ГОТОВА К ТАКИМ ОТКРОВЕНИЯМ!!!» [NightWitch]: «ГДЕ МОЙ ПОПКОРН?!» Он хотел по привычке отшутиться, в типичной для Lexx’а манере. Сказать что-нибудь такое же провокационное. Легкомысленное. Умышленно пошлое. На губах зарождалась дежурная шутка. — Серьёзно, Вишенка? Почему именно «первый раз»? Почему не «лучший» или «самый необычный»? Почему не мои любимые позы или самые сокровенные фетиши? Алекс не изменился в лице — всё тот же ленивый прищур, фирменная полуулыбка, руки спокойно лежали на подлокотниках кресла, будто всё происходящее его не касалось. Но внутри — что-то едва ощутимо сдвинулось. Нечто мелкое, но цепкое, неуловимое для посторонних, — и при этом до тошноты явное для него самого. Как будто внутренний маятник внезапно качнулся не туда. И теперь всё в нём пошло по новой, пугающе незнакомой траектории. Вишенка ответила. Не заигрывая. Не заискивая перед ним. CherryPie26: «Потому что “лучший” у вас, парней, — это всегда стандартная байка из категории "десять часов секс-марафона, двадцать пять незабываемых оргазмов, и она три дня рыдает от неземного счастья и не может свести ноги обратно". В позах ты точно начнёшь с "обожаю, когда партнёрша скачет сверху, чтобы видеть всё тело", — и обязательно вставишь про то, как удобно зарываться носом в грудь. А фетиши… Ну, знаешь, с твоим запредельным уровнем эксгибиционизма и патологического самолюбования? Тут даже и гадать не нужно. Ты сам для себя и благодарный зритель, и неутомимый партнёр, и восторженный критик в одном лице.» [VelvetChains]: «ОНА ЕГО РАЗДЕЛА!» [ghosttag]: «Чёрт, это было слишком… слишком точно. Я аж сам покраснел.» [Kumiko]: «Мне кажется, или он сейчас пойдет плакать?» [milkfan]: «Впервые вижу Лекса в роли ведомого!!!» Алекс не то чтобы растерялся от её слов, скорее просто зафиксировал новую для себя информацию. Осознал. Мысленно переработал. Вишенка, похоже, действительно была из тех редких женщин, кто видел в этой жизни слишком много. Или просто угадывала некоторые вещи слишком точно. Он потянулся за стаканом с водой, дал себе ещё одну короткую секунду на размышление. Пауза затянулась едва-едва — ровно настолько, чтобы всем в чате стало понятно: это его личная, продуманная тактика, а вовсе не случайная заминка или растерянность. Алекс медленно поставил стакан обратно на стол, неспешно откинулся на спинку кресла, не теряя при этом своей царственной осанки. Но внутри всё ещё предательски громко звучали её последние слова. Пальцы чуть крепче, чем обычно, сжали подлокотник кресла. "Ты сам себе и зритель, и партнёр." — Всё-таки, не учитель математики, а психолог, да? — Его голос на этот раз звучал без тени обычного сарказма, оценивав всю глубину и точность её неожиданного диагноза. — И мне выпал уникальный шанс посетить бесплатный сеанс психоанализа в прямом эфире. Уголок рта едва заметно дёрнулся в подобии улыбки. Алекс снова посмотрел прямо в объектив камеры, не моргая. — Я, случайно, не обидел тебя в одной из прошлых жизней, дорогая? — он вдруг заговорил тише, пытаясь сохранить непринужденный тон, но в его собственной голове всё окончательно пошло наперекосяк. — Может, не уступил тебе место в метро? Или дорогу на пешеходном? Или, не дай бог, однажды занял твой любимый столик в кофейне на углу? Ну, должна же быть хоть какая-то веская причина для твоей беспощадной жестокости. И откровенного желания публично меня «раздеть». Он никак не мог отделаться от навязчивого ощущения, что она — эта нахальная, всезнающая Вишенка — только что одним точным, почти хирургическим выпадом безжалостно сорвала с него очень важную, но невидимую для других защитную плёнку. Ту которую он привык считать своей второй, непробиваемой кожей. И это по-особенному будоражило. До мурашек. До внезапной дрожи под рёбрами. До того самого болезненного, испуганного возбуждения, которое невозможно спутать ни с чем. Да, возможно, это и было слишком — даже для такой свободной от предрассудков платформы, как RedRoomгде, казалось бы, не осталось запретных тем. Но именно такие точечные удары по самолюбию и несли в себе настоящий, неподдельный вес. Не обкатанный флирт. Не демонстрация тел на камеру. И даже не пошлости из набора интернет-соблазнителя. А живой, ясный, и безжалостный ум его оппонентки. Алекс медленно наклонился к микрофону. Его лицо приблизилось к камере, как будто он действительно собирался перейти на интимный, почти личный тон. Но голос остался ровным. Глуховатым, низким, чуть мягче обычного — но вполне слышным для всех. — Ладно, Вишенка. Я расскажу. Раз уж ты так красиво меня об этом попросила. Не знаю какую цель ты преследуешь, но награду «За самый острый язык и беспощадную женскую проницательность» сегодня точно забираешь ты.

***

— Без вранья, говоришь? — Алекс медленно сцепил пальцы в замок перед собой, чуть вытянул их вперёд, так, что суставы хрустнули. Голос уже не ленивый, как в начале стрима, — а предельно собранный. Как будто он собирался не просто рассказать какую-то давнюю историю, а осторожно извлечь её из самых глубин своей памяти. — Мне тогда было семнадцать. Кажется. Да, точно, семнадцать. Довольно поздновато по меркам моих тогдашних друзей. Ну, как «друзей» — скорее, просто стая таких же гормонально озабоченных идиотов, одержимых одним единственным стадным желанием доказать друг другу и всему миру, кто из нас уже «больше мужик». Каждый второй врал, что «уже». Каждый первый врал - как именно. Истории были настолько нелепыми и идиотскими, что даже тогда, в свои семнадцать, я прекрасно понимал: это всё чистой воды фантазии. Попытка выдать желаемое за действительное. Но, чёрт возьми… Я всё равно чувствовал себя каким-то отстающим и неполноценным. Лузером. Он опёрся локтями о свои колени, переплетённые пальцы сжал ещё чуть крепче, продолжая рассказ. — Подкалывали, конечно. Постоянно. Сначала так, в лоб — «Ну что, ты всё ещё не того?». Потом изощрённее — «Романтик? Ты у нас из тех, кто для души, не для тела?». Один особенно «умный» и «заботливый» друг подарил мне на день рождения презерватив. Один-единственный. С очень многозначительным комментарием: «Держи, старик. А вдруг тебе сегодня наконец-то повезёт». Я тогда, конечно, посмеялся вместе со всеми. А потом тайком спрятал его в самый дальний отдел своего старого бумажника, потому что… а вдруг и правда? Идиот. Алекс повёл плечами назад, словно расправляя невидимые крылья или просто сбрасывая с себя напряжение. На мгновение его взгляд скользнул вбок, по бегущим строчкам чата. [VelvetChains]: «О боже, если он сейчас расплачется от этих воспоминаний — я точно выйду в ближайшее окно!» [milkfan]: «Lexx, я ПИЩУ от восторга и умиления! Какой же ты был милашка!» [syrupmouth]: «Нельзя быть одновременно сексуальным и таким трогательным! Я не плакать сюда прихожу!» — Я не был девственником из высоких идейных принципов. Я не ждал одну, особенную и неповторимую. И уж точно не «хранил себя» для кого-то там. Просто… всё как-то было не вовремя. Вечно не вовремя. Слишком много учёбы, бесчисленных спортивных сборов и соревнований, каких-то «важных семейных дел» и подработок... И при этом — ноль полноценной свободы. Один сплошной суррогат. И вот однажды меня это ощущение собственной неполноценности начало невыносимо бесить. Он разжал пальцы, устало провёл ладонью по волосам, взъерошив их ещё больше, шумно выдохнул через нос, и лишь потом продолжил: — Хотелось — не потому что хотелось, а потому что пора. Потому что все уже. Потому что «надо быть как все». Такое мерзкое, давящее ощущение, будто кто-то невидимый постоянно стоял у меня за спиной с секундомером и противно, издевательски нашёптывал на ухо: «Ну что, ещё одна неделька такой «праведной» жизни — и ты рискуешь навсегда остаться в лиге инфантильных девственников». Алекс едва слышно хмыкнул, горько усмехнувшись своим тогдашним страхам. — И вот на этом самом фоне… да. Я очень спешил. Очень торопился «стать мужчиной». Он снова откинулся на спинку кресла, на этот раз сцепив руки за головой, и казалось на одно короткое мгновение позволил себе полностью опереться на это тяжёлое, немного стыдное воспоминание. Потом вновь чуть подался к микрофону: — Её звали Катя. И она была заметно старше меня – кажется, лет на пять. Из тех девчонок, что в любой компании считалась невероятно взрослой, такой опытной, и такой уверенной в себе. Из тех, на кого даже уже вполне взрослые парни смотрели с восхищением, снизу вверх. В нашей компании по ней тайно или явно сохли практически все. Она будто бы всегда и во всём точно знала, что именно она делает и зачем. Говорила всегда спокойно, размеренно, смотрела прямо в глаза, смеялась не слишком громко, но так заразительно. И да, она была действительно очень красивая. Нереально красивая для такого сопляка, каким я тогда был. — И да, если честно, для меня до сих пор остается самой большой загадкой, почему Катя вообще обратила на меня своё внимание. Алекс на секунду плотно прикрыл глаза, пытаясь воссоздать её образ, затем едва заметно кивнул сам себе, в очередной раз признавая очевидный факт: да, это совершенно не укладывается ни в какие логические рамки. — Мы тогда случайно оказались на одной вписке. Много дешёвого пива, громкая музыка, невыносимая летняя жара, кто-то из особо «продвинутых» курил траву прямо на кухне, кто-то горланил песни под расстроенную гитару. Обычная подростковая дичь. А она просто сидела на широком подоконнике в большой комнате, курила тонкие ментоловые сигареты и немного отстранённо, со скукой, смотрела на всё это. На всех. И в какой-то совершенно случайный момент — её взгляд остановился на мне. Кажется, накануне она сильно разругалась со своим очередным парнем. Заговорила со мной первой. «Ты же Лекс, да? ». Я молча кивнул. Слова застряли в горле. Она спросила, почему я такой молчаливый. Я что-то промычал в ответ, что просто люблю слушать. Она усмехнулась: «А, значит, ты у нас внимательный мальчик». А потом… потом всё было как в густом, непроглядном дыму. В основном, сигаретном. Слабая тень фирменной усмешки, на мгновение озарила его лицо, и так же внезапно померкла. — Всё самое интересное случилось у неё дома. Ну как — «случилось»… У неё в комнате стоял огромный, старый диван, который скрипел оглушительно громко от каждого малейшего движения, что, я почти уверен, его скрип слышал весь подъезд. И ещё у неё была кошка. Проклятая, рыжая мразь. Серьёзно. Эта тварь сидела на высоком комоде напротив дивана и весь процесс сверлила меня зелёным, немигающим взглядом, как будто точно знала, что я вот-вот сейчас грандиозно облажаюсь. Знала и с нескрываемым удовольствием ждала моего неизбежного позора. [ghosttag]: «СКРИП ДИВАНА И ОСУЖДАЮЩИЙ КОТ! 💀 ЭТО ПРОСТО КЛАССИКА ЖАНРА!» [NightWitch]: «Бедный котик!» — Теорию, как мне казалось, я уже довольно неплохо знал. Порно кассеты и диски в нашем доме появились довольно рано — родители не особо их и прятали. Один раз я наткнулся на них совершенно случайно, потом уже — искал и включал целенаправленно. Какие-то списанные с чужих видеокассет диски с мутными записями. Сомнительные журналы с фото, которые пацаны, тайком, передавали друг другу, пихая в рюкзаки, будто ценную контрабанду. В общем, все мои ровесники тогда этим так или иначе занимались. Мастурбация была такой же обычной, рутинной частью моего распорядка дня, как почистить зубы или сделать уроки. Никакой особой драмы или рефлексии по этому поводу. Просто обычная физиологическая рутина… Мозг сам, по щелчку, включал в голове нужные, правильные картинки. Я мог кончить буквально от одной только мысли. Быстро. И без особых усилий. И вот в этом, наверное, и заключалась главная проблема. Я прекрасно знал, как быстро и эффективно сделать себе хорошо — буквально за тридцать секунд. Привык к этой мгновенной отдаче под моим полным контролем. И когда дело дошло до настоящей, реальной близости с живой девушкой… Я вдруг с ужасом понял, что совершенно ничего не умею. Абсолютно. Я никак не мог отвлечься от своих мыслей. Я панически боялся, что её родители вот-вот вернутся домой. Боялся, что я что-то делаю не так, не по «сценарию». Что вообще всё идёт совершенно не так, как я себе это представлял. А она была... на удивление спокойной. Может быть, даже слишком спокойной. Или ей просто было на меня наплевать, а я, в своей наивности, этого тогда не понял. Алекс замолчал, задумчиво почесал свой лоб. Затем продолжил, снова понизив голос: — По итогу у меня так ничего и не получилось. Катя, надо отдать ей должное, сделала вид, что всё окей, что ничего страшного не произошло. Я молча оделся и ушёл. Чувствуя себя полным ничтожеством. А уже через пару дней один из наших «общих друзей», слил всем, что у нас с ней всё «было». И всё. Галочка в списке «мужских достижений» — есть. А вот настоящего секса, на самом деле, тогда так и не было. Алекс резко выпрямился в кресле, шумно выдохнул через нос и, чуть заметно наклонившись к экрану, почти с вызовом сказал: — Это был самый ужасный, самый позорный мой «секс». Потому, что его, по сути, и не было. Надеюсь, Вишенка, ты довольна? [syrupmouth]: «😭😭😭 Я бы вернулась в прошлое и всё для него сделала правильно, клянусь!» [KissnChoke]: «Я ХОЧУ БЫТЬ ЕГО ПЕРВОЙ НАСТОЯЩЕЙ!!!!» [NightWitch]: «Дайте мне этого семнадцатилетнего Алекса, я ему всё покажу и расскажу, клянусь всеми богами! И у меня, кстати, нет никакой осуждающей кошки! Совсем!» CherryPie26: «Хмм. А я, всё таки, ждала рассказ про безумный марафон в отеле, где ты довёл до истерики тройняшек и случайно зашедшую на шум горничную.» Он закатил глаза, но на его губах уже играла легкая усмешка. — Извини, Вишенка. В ту ночь все знакомые мне тройняшки были почему-то сильно заняты. CherryPie26: «А проблем с потенцией у тебя не было после этого кошачьего суда? Может, до сих пор остались? Или наоборот, появился кинк на подглядывание?» [VelvetChains]: «ТЫ ЧТО ТВОРИШЬ, ЖЕНЩИНА?!! ОСТАНОВИСЬ!!!» [ghosttag]: «ПОЛОВАЯ ДИСФУНКЦИЯ И СКРЫТЫЕ КИНКИ ОФИЦИАЛЬНО ВОШЛИ В ЭТОТ ЧАТ!!!» [milkfan]: «Lexx, покойся с миром. 2025 год. Мы будем помнить тебя смелым.» MissVenom: «Что, детка, получила желаемое? Теперь можешь перестать дёргать его и уступишь место другим? 😘» CherryPie26: «Уступлю, когда увижу хоть одну достойную соперницу. Увы, пока в чате пустовато 😌» И снова, как в тот вечер с “усами”, он рассмеялся. Резко, звонко и этот смех прозвучал, как долгожданный, облегчающий выдох. Освобождающий. Очищающий от всего старого, ненужного. Алекс откинулся назад на спинку своего кресла и на секунду будто бы полностью отключился от этого эфира, от чата, от её вопросов. Правая рука, без лишнего пафоса, потянулась к краю стола — отработанным движением извлекая сигарету из смятой пачки. Короткий щелчок зажигалки — мягкий, но такой отчётливый в наступившей тишине. Алекс прикрыл глаза, делая первую глубокую затяжку — дым вышел изо рта медленно, мягко, с отдачей. Затем небрежно стряхнул пепел в старую жестяную банку из-под чая, служившая ему пепельницей. Правая рука с дымящейся сигаретой теперь спокойно легла вдоль живота. Левая — коснулась мышки. Чат тут же ожил, почувствовав эту перемену в его настроении. [milkfan]: «Вот… вот сейчас… сейчас я, кажется, прям по-настоящему попала… Кажется, я влюбилась…» [Kumiko] отправила 💸💸💸 [syrupmouth]: «Я ведь никогда в жизни никому не донатила на таких стримах! НИКОГДА! Но… чёрт, Lexx, держи все мои деньги, ты их заслужил сегодня!» — Ты собираешься и дальше выставлять меня полным дураком на всех эфирах, Вишенка? — его голос звучал умиротворенно, — Или на сегодня дневная норма моих унижений выполнена и ты уходишь в закат? CherryPie26:«Пока ты не подтянешь элементарную математику и логику — я буду возвращаться.»

***

Ана неотрывно смотрела, как он курит в кадре. Как небрежно стряхивает пепел в свою импровизированную пепельницу. Как огонёк сигареты вспыхивает ярче у его губ, когда он делает затяжку: камера выхватывала крупным планом его пальцы, и эти магические "707" на костяшках, чуть напряжённых от простого, будничного жеста. Шрифт на коже был не агрессивным, не кричащим. Скорее церемониальным, как древняя вязь. Она никогда раньше не понимала, зачем взрослым мужчинам все эти узоры на теле. Но эти цифры казались ей сейчас каким-то тайным заклятием. Или вечным, неотступным напоминанием о чём-то важном, известном только ему. А замысловатая мандала на тыльной стороне ладони — она как будто дышала в неровном свете его монитора, пульсировала, жила своей собственной, непонятной ей жизнью. Всё ещё неподвижно сидя перед тёмным экраном уже выключенного ноутбука, Ана нервно сцепила пальцы в замок — как в отчаянной, безмолвной молитве. Но никакой настоящей молитвы внутри неё не было. Всё там металось, и перемешивалось, как вода в хрустальном стакане, который кто-то слишком резко поставил на самый край стола. Она должна была чувствовать пьянящее удовлетворение. Ведь она его поймала. Почти раздела догола. Вывела на чистую воду. Третьяков ведь был таким удобным, таким лёгким для её праведной ненависти — вызывающе красивый, раздражающе самоуверенный самодур. Но теперь… теперь всё почему-то пошло совершенно не так, не по плану. Её вопрос был озвучен не с целью соблазнить. И уж точно не для того, чтобы действительно что-то там о нём узнать. Она просто хотела снова выставить его на всеобщее обозрение, вынудить хвастаться своими прошлыми «победами», быть таким же мерзким, таким же предсказуемым, как и все мужчины. В отчаянной надежде, что он сейчас скажет что-нибудь тошнотворное, типа: «Да, я тогда переспал с сестрой своего лучшего друга, когда нам обоим было по пятнадцать, а уже буквально через неделю — с его новой подругой, просто из спортивного интереса». Чтобы Третьяков снова показал себя очередным альфачом. Дал ей новый, весомый мотив его презирать. Спасительный повод поставить его на место. В её системе координат. А он... Взял и рассказал. И оказался в своей истории не циничным героем-любовником. И даже не жалкой жертвой обстоятельств. А — обычным, растерянным, немного напуганным парнишкой. И это было в разы хуже, чем любая неприкрытая ложь. «Ты должен был оставаться моим врагом, — с отчаянием подумала она. – Простым, предсказуемым врагом. С которым легко и так привычно бороться. А теперь… кто ты теперь такой? И что мне, черт возьми, теперь с тобой делать?» И его пальцы... эти его пальцы с татуировками… Ана снова, уже в который раз, поймала себя на том, что смотрит на свои руки, силясь что-то в них разглядеть. А в мысли врывались его руки. Как они касались его живота во время стрима, как уверенно щёлкали по пепельнице, как двигались, когда он стряхивал пепел. В этих пальцах было всё: и абсолютный контроль над ситуацией, и многолетняя привычка, и какая-то хирургическая точность. Как будто они и правда умели всё – и крепко держать. И безжалостно рвать. И потом, так же нежно, благоговейно, собирать всё обратно, по кусочкам. … его тяжелая, горячая рука — на её бедре… Внутри всё заклокотало. Тепло, смешанное с непонятным напряжением — будто все её тщательно подавляемые эмоции разом вскипели под плотно закрытой крышкой, и теперь она панически боялась, что вот-вот сорвёт предохранительный клапан. Пальцы непроизвольно сжались. Ногти до боли впились в мягкие ладошки. Нет. Стоп. Только не это. Только не сейчас. Нет. Ана резко закрыла ноутбук — плохая привычка, приобретенная за последний месяц. Но пальцы с крышки так и не убрала. Сидела неподвижно, тупо глядя в своё расплывчатое отражение на чёрной, глянцевой поверхности. Ей так отчаянно хотелось продолжать на него злиться. Ей просто необходимо было продолжать эту войну. Это было так привычно. Так безопасно. Чтобы не... чтобы окончательно не провалиться в эту бездну. В это непонятное, пугающее, но такое манящее влечение. Но перед глазами, снова и снова, как наваждение: этот маленький, подрагивающий огонёк его сигареты в полумраке комнаты. … и тихий, такой обезоруживающий голос: «Надеюсь, Вишенка, ты теперь довольна?»