RedRoom

— Ты охренел? Глеб стоял посреди студии пирсинга, и его голос звучал непривычно громко в стерильной тишине маленькой комнаты, пахнущей спиртом и металлом. На лице застыло выражение человека, который услышал новость о том, что его лучший друг собрался выколоть себе глаза ради искусства или продать душу дьяволу за пачку чипсов. В ярком, безжалостном свете лампы студия казалась ещё более чуждой их барным посиделкам. — Нет, серьёзно, — ворчал он, обводя взглядом полированные поверхности, подносы с инструментами, и висящие на стене эскизы. — Одно дело – подрочить перед красивой девушкой в интернете, я никогда этого не понимал, но окей, каждый дрочит как хочет. Но это?! Это уже какой-то... членовредительство ради неизвестно кого! Идиотизм! Безумие! Алекс усмехнулся, пока снимал куртку, бросая её на один из стульев. В его глазах блеснул тот самый озорной огонёк, который Глеб не видел уже очень давно – но теперь в нём была какая-то новая искра сулящая визит санитаров. — Безумие, – повторил Алекс, расстегивая верхние пуговицы рубашки. Глеб сделал шаг вперёд, и его голос стал ниже, полный недоумения и тревоги. — Ты даже не знаешь, кто она, Лекс! Ты вот только вчера мне говорил, что понятия не имеешь! — Зато она знает, кто я, – Алекс снял рубашку, обнажаясь по пояс. Он не выглядел взволнованным или напуганным. Напротив, в движениях появилась легкость и грация. Друг метнул в него взгляд, полный обвинения. — Может, это вообще не она была на стриме! Может, это какой-то долбаный бот, который теперь будет смотреть, как ты мучаешься с титаном в соске, и "Вишенка" тут вообще ни при чём! Алекс проигнорировал этот поток рационального возмущения. Он бросил рубашку на стул рядом с курткой. Повернулся к зеркалу, что занимало почти всю стену, и чуть наклонился, разглядывая свою грудную клетку. Бледная кожа, яркие татуировки, шрамы от старых приключений... и новое чистое пространство, ждущее перемен. — Знаешь, что я почувствовал, когда она дала задание? – голос был спокойным, в какой-то степени мечтательным. — “Ты сошёл с ума”? – с сарказмом предположил Глеб, подходя ближе. — Азарт, – Алекс улыбнулся своему отражению. — А потом? — Возбуждение. Чистый адреналин. Он провел пальцами по груди, по тому месту, куда, как он знал, скоро воткнут иглу. — Это был вызов. Без соплей. Без слов про чувства или обещаний. Только действие. Она бросила перчатку, Глеб. А я... Я всегда любил поднимать “перчатки”, ты же знаешь. Особенно такие. Серые глаза встретились с карими Глеба в зеркальной поверхности. И друг увидел в них не боль, не страх, а что-то дикое. Ту самую "чертовщинку", только усиленную во сто крат. Словно эта Вишенка, сама того не зная, открыла в Алексе второе, безумное дыхание. Он выглядел... живым. Опасно живым. — Это не просто пирсинг, – тихо сказал Третьяков, касаясь пальцами соска. – Это... метка. След. Который останется навсегда. То, что я буду чувствовать каждый день, даже когда она не смотрит. Это... связь. Настоящая. Не виртуальная. Глеб смотрел на друга, и его бросало в дрожь не от холода в студии, а от осознания. Алекс не просто выполнял задание. А с неподдельным восторгом подсаживался на крючок еще глубже. Добровольно. — Ты реально собираешься это сделать, – это уже не был вопрос. — Уже делаю.

***

Дверь в глубине студии открылась, и вернулась Лера. Брюнетка с выбритыми висками, в чёрной футболке с логотипом какой-то панк-группы, рваных джинсах и в латексных перчатках. Увидев Третьякова, она коротко кивнула, а потом перевела взгляд на Глеба с лёгким, оценивающим прищуром. — Ну что, – в её голосе звучали одновременно профессиональная отстранённость и едва заметная, давняя фамильярность. – Решил очередную дырку добавить? — Давно пора, – ответил Алекс – Есть тут у меня пара мест, которые требовали внимания. — Какого ещё внимания? – не унимался Глеб. – Ты бл... Лера перебила его, не повернув головы. — Слушай, парень, – в её голосе появился лёгкий, скользящий сарказм, – мы тут такие фокусы каждый день творим. У него по сравнению с некоторыми – детский лепет. Расслабься, брюнет. Он знает, на что идет. А если ты боишься вида крови, то будь хорошим мальчиком и подожди в коридоре. Глеб только вздохнул, понимая, что аргументы бессильны против этой стены спокойного профессионализма и странной решимости друга. Лера снова посмотрела на Алекса, её взгляд стал полностью деловым, но с лёгкой искоркой где-то глубоко в зрачках. — Ты уверен? – спросила она. Это был не вопрос с сомнением, а скорее формальность. Она уже знала ответ. — Это безумие, – всё ещё бубнил Глеб где-то за его спиной. – Просто чёртово безумие. — Нет, – пробормотал Алекс, подходя ближе к кушетке. – Я стал занудой и параноиком. И она мне это показала. — “Она”? – фыркнул Глеб. – Черешня? — Вишенка, – Алекс усмехнулся, ложась на кушетку. Руки по швам. Вдох. Выдох. – Не путай. Лера работала быстро и точно. Холод металла коснулся кожи. Потом марля. Потом... Укол. Резкий. Как удар током через грудную клетку. Алекс сжал челюсти. — Сука, – выдохнул сквозь зубы. Не вскрик. Не стон. Просто тело сжалось, мышцы напряглись до дрожи. Глеб вздрогнул так, будто это прокололи его самого. — Ты... ты реально сделал это, – его голос был полон шока. Алекс дышал, глубоко, пытаясь прогнать боль. Глаза были закрыты. Пот выступил на висках. Но он открыл глаза, посмотрел на Глеба. Взгляд был диким. И... пьяным от адреналина. — Кайф, правда? – выдохнул, не боль, а странный восторг в голосе. Второй укол. Снова вспышка боли. Алекс шипел, сжимал кулак, его тело дёргалось. Но он не останавливался. Он чувствовал, как сквозь жгучую боль пробивалось что-то другое – электричество, энергия. Подтверждение. Метка. Настоящая. Лера что-то говорила про антисептик, про уход. Её голос был ровный, спокойный. Алекс не слышал. Только пульс. Глубоко. В груди. В месте, где теперь поблескивала медицинская сталь. Он поднялся с кушетки. Надевал рубашку медленно, аккуратно. Пальцы дрожали не от страха, а от пережитого шока и хлынувшего в кровь адреналина. Глеб подал куртку молча. Смотрел на него так, будто видел впервые за двадцать лет. — Ты долбаный псих, – выдохнул он. – Но, чёрт… — Что? – Алекс посмотрел на него. На его лице растянулась улыбка. Сломано. Дико. И по-настоящему. Улыбка человека, который только что перешел черту и почувствовал себя свободным. — Ты выглядишь так, будто только что родился...

***

Алекс всегда считал, что у него высокий болевой порог. Не раз разбивал кулаки в уличных драках, когда был подростком. Рвал связки на тренировках, и когда просто играл в футбол с пацанами во дворе до темноты. Однажды вывихнул плечо, когда неудачно упал с мотоцикла на мокрой дороге – сам встал, сам доковылял до дома. Прокалывал ухо, когда был моложе, – пьяным и по дурости, разумеется, это даже болью не считалось, просто еще один шрам на память. Но это... Это было совсем другой лигой. Прокалывая соски, он думал, что будет готов. Да, неприятно, да, будет ныть, как свежая татуировка или старый перелом на непогоду. Но он не ожидал, что кожа будет пульсировать так, будто по ней прошли паяльником. С каждым ударом сердца, казалось, по телу проходил слабый электрический разряд, концентрируясь в двух новых точках. Ещё больше он не ожидал, что с каждой секундой, проживая эту странную, новую боль, в этом будет расти что-то… другое. Не просто вытерпел, не просто преодолел. А почувствовал…себя. Впервые за долгие, стерильные, выхолощенные месяцы. Почувствовал, как кровь на самом деле стучит в висках, как напрягаются до предела мышцы, как каждый нерв в его теле звенит от этого чистого, незамутненного, животного сигнала. Боль была честной. Она безжалостно срывала все маски, всю эту его броню из цинизма и скуки. Это был не просто пирсинг. Это был разряд дефибриллятора, который снова, с силой, запустил его почти остановившееся от рутины сердце. Эйфория. Алекс смотрел на себя в зеркало в маленькой студии Леры, на гладкие металлические штанги, сверкающие в свете лампы. Кожа вокруг них была красной, чувствительной. И где-то глубоко, под жжением и пульсацией, он ощущал странное, нарастающее возбуждение. Чёртова Вишенка. Она, без сомнения, хотела посмотреть, сломается ли он. Пожалеет ли о своем решении. Увидеть его боль, слабость, которая бы прорвалась сквозь показную, наглую дерзость. Но он не собирался быть просто фигурой на её шахматном поле. Или марионеткой, которая дергается от каждой команды. Он принял её вызов. Осознанно поднял ставки. Сам сделал шаг навстречу этому безумию. Алекс знал, что она обязательно увидит это фото. Неважно где – на его профиле в RedRoom, в личном чате. Она увидит. Знал, что её сердце собьётся с привычного ритма, когда она осознает, что задание выполнено. Знал, что она почувствует себя сильной. Что её власть над ним – реальна. Но он также прекрасно знал, что под скрытым триумфом, под внешне холодной уверенностью, в ней обязательно вспыхнет идентичное ему желание. Он чувствовал их связь, натянутую до предела, как струна. Так же, как чувствовал лёгкое, но настойчивое, пульсирующее напряжение у себя в груди. Уже не просто боль. Сигнал. Постоянное напоминание о том, что их игра продолжается. И ему, чёрт возьми, нравился этот странный, почти извращённый симбиоз боли и возбуждения. Невидимый, безмолвный диалог через холодную сталь и его собственную, живую кожу. Пьянящее ощущение, что он только что сделал что-то по-настоящему безумное и оттого – невероятно живое. С улыбкой, в которой сейчас было гораздо больше дикости, чем простого удовлетворения, он взял в руки свой телефон. Открыл камеру. Сделал несколько снимков своего обнажённого торса, поймав в объективе свет лампы так, чтобы он хищно блеснул на свежем металле. Выбрал лучший кадр. Открыл RedRoom. Отыскал её профиль. Загрузил фотографию в приватные сообщения. И напечатал короткую, бьющую точно в цель, подпись. Отправил. «Вишенка, ты довольна?»

***

Ана с утра ощущала себя оружием, снятым с предохранителя. Это была не та горячая, сжигающая дотла ярость, а другая: острая, колющая, звенящая холодным предвкушением. Как ледяное шампанское с щедрой порцией чистой, концентрированной злобы. Шампанское в ожидании зрелища его расплаты. Она ждала — нет, она жаждала — увидеть его сегодня сломленным, растерянным, провалившим её личный, жестокий тест. Она пыталась сосредоточиться, заставляя себя кликать мышкой, двигать плашки в Figma, вносить финальные штрихи в макеты. В утренней почте ее уже ждало короткое, как выстрел, сообщение от Макса: «Срочный синк в 15:00. Клиент вчера вечером прислал правки к правкам и хочет видеть 'промежуточный вектор'. Срочно. Покажите им магию». Данный звонок был ответственным моментом, который мог стать её личным трамплином к должности Head of design. Особенно если её главный конкурент… сегодня выбыл из строя. Ана мысленно пересобрала всю презентацию. Без него. Полностью рассчитывая на отсутствие Третьякова. Ведь её вчерашний вызов был тестом не только на смелость, но и на безумие. На то, готов ли он ответить за свою экранную браваду настоящей, физической болью. А такие тесты обычно проваливают. Алекс, её ходячее татуированное проклятие... Он не выдержит. Струсит. Очевидно же. Ведь так? А значит... он не появится сегодня. Не после такого. Или появится разбитый, с похмелья, не способный связать и двух слов — жалкое, убогое зрелище. Было бы идеально. Презентация станет полностью её козырем. Неоспоримым шансом доказать, что Ана Романова справилась лучше. Ана даже мысленно отрепетировала пару ядовитых, полных ледяного сочувствия фраз. На случай, если он всё же осмелится приползти. Как красиво, с достоинством, подчеркнуть, что она в одиночку вытащила весь проект, пока он… предавался ночным утехам или просто зализывал раны после их перепалки. "Я всё успела. Без тебя". Идеальный, спокойный, ледяной тон. Холодная, понимающая улыбка. Да, именно так она и скажет. Она уже открыла вкладку с финальным слайдом презентации, в последний раз проверяя заголовки, когда за спиной тихо щёлкнул замок и с легким хлопком открылась входная дверь в их отдел. Шаги. Мягкие, но на удивление уверенные. Не крадущиеся, не понурые. Слишком… обыденные. Алекс вошёл в дизайнерскую так, словно вчера ничего не произошло. Пугающе нормальный. Расслабленный. В тёмной рубашке, расстёгнутой у горла, с чуть спутанными волосами и дьявольской полуулыбкой, которая всегда обещала неприятности. Глаза — тёмные, глубокие. Без привычных насмешливых искорок. В них не было и намека на вчерашнее пьянство или неловкость. Только пугающая, абсолютная ясность и решимость. — Привет, – бросил он, направляясь к своему столу и перекинул куртку на спинку стула, потянулся. Движение было плавным, но самую малость… замедленным? Словно тело двигалось через силу. Ана резко развернулась на кресле. Предвкушение триумфа и идеально отрепетированные фразы вылетели из головы. Его нормальность, и присутствие здесь и сейчас, когда он должен был корчиться от боли или стыда, разрушили все планы и ожидания. Ярость, холодная и острая, выплеснулась наружу, минуя все фильтры. — Ты охренел?! — Где-то я это сегодня уже слышал, — Алекс повернул голову, наконец посмотрев прямо на неё. Его полуулыбка стала чуть шире, наглее. — Что, опять шрифт не тот выбрал? — тон был лёгким, дразнящим. — Ты опоздал! — голос Аны предательски дрогнул от возмущения. — До звонка меньше часа! У нас презентация с клиентом! Ты хоть помнишь?! — Я знал, что ты всё сделаешь, — он буднично уселся, включая монитор, но пароль вводить не спешил. Вместо этого снова повернулся к ней, и его взгляд лениво прошёлся по её напряжённой фигуре, от стиснутых на груди рук до поджатых губ. Голос его стал тише, с легкой, интимной хрипотцой. – Ты же у нас… хорошая девочка. Ана замерла, чувствуя, как от его последней фразы, сказанной с этим особым нажимом, по спине пробежали мурашки. Он издевается? — И вообще, — добавил Алекс, уже глядя в оживающий экран, пальцы забегали по клавиатуре, вводя пароль, — ты мне не начальник. Если бы взглядом можно было испепелить – от него осталась бы горстка пепла. И – да. Ана только сейчас отчётливо заметила – дышал Третьяков чуть поверхностно. Словно каждый глубокий вдох требовал усилия. Или причинял боль? Внутри всё похолодело. А что, если… ? Что, если он и правда… сделал это? Мысль была настолько дикой, что она моментально отогнала её прочь. Нет. Не мог. Это безумие. Он просто пришёл сюда после бурной ночи, чтобы снова всё свалить на неё, очаровательно улыбаясь. Да. Именно так. Новая волна холодной злости подкатила к горлу. Она будет смаковать его провал на презентации и докажет, что он — безответственный идиот. До звонка оставалось меньше пятнадцати минут. Время на догадки кончилось. Нужно было работать. Ана подошла к его столу с распечатками структуры презентации: ключевые экраны, moodboard, примеры упаковки, лого. Она должна была убедиться, что Алекс хотя бы в курсе финальной версии. Она протянула ему стопку листов. Рука чуть дрогнула. Совсем лёгкое, мимолётное касание — кончики пальцев сами собой скользнули по мужскому плечу, затем чуть ниже, по ткани рубашки, точно над тем местом, где вчера… Нет. Случайно. Почти случайно. Резкий, болезненный вздох — словно ему на секунду перекрыли кислород. Мышцы под её пальцами мгновенно напряглись, как сталь. Ана почувствовала это даже через ткань. Лицо Алекса на долю секунды стало белым, как бумага, а глаза неуловимо дёрнулись, зажмурившись — инстинктивная, молниеносная попытка скрыть реакцию. Микроскопическое движение. Короткий сбой в его непроницаемости. Не видимый никому, кроме неё. Ана замерла, как будто её ударило током. Стопка бумаг чуть не выпала из онемевших пальцев. Вся её злость и предвкушение исчезли, смытые одной гигантской волной осознания. Остался только гулкий, бешеный стук собственного пульса в ушах. Он сделал это. Он. Действительно. Сделал. Это. Этот ёбнутый, невозможный, проклято-совершенный гад. И не сказал ни слова. Не издал и звука боли. Ни единого признака, кроме неуловимого, пойманного только ею сбоя. Осознание опалило её изнутри, оставляя после себя странную, пугающую пустоту и ужас, смешанный с извращенным, невольным восхищением. Алекс взял себя в руки так же мгновенно, как и потерял контроль. Словно перещёлкнул внутренний тумблер. Дыхание выровнялось, лицо приняло обычное, чуть усталое и непроницаемое выражение. Он просто поднял на неё глаза — спокойные, чуть насмешливые — и забрал из её рук распечатки. — Спасибо. Ана молча кивнула. Вернулась на своё место, как в тумане. Села. Экран перед глазами плыл, узоры на офисных постерах закручивались в диковинные, тошнотворные спирали. Он был всё тем же Алексом – самоуверенным, бесячим, невыносимо талантливым. И одновременно – абсолютно другим. Человеком, который только что доказал ей свою готовность идти на самую настоящую боль. Ради нее? Ради игры? Какая, к чёрту, разница. Мысли работали с бешеной скоростью. Ей нужна была уверенность. Визуальное подтверждение. Не тот мимолётный спазм под его рубашкой, который она поймала, а неопровержимый… отчёт. Рука, чуть дрожа, потянулась к телефону, лежавшему на столе экраном вниз. Перевернула. Большой палец на мгновение замер над темным экраном, а затем привычно разблокировал его. Дыхание застряло в горле. Иконка RedRoom. Привычный, автоматический свайп. Приложение открылось мгновенно. Раздел «Входящие». Одно новое сообщение. От Lexx_707. В сообщении была… миниатюра изображения. Она кликнула, увеличивая фото, и мир вокруг перестал существовать. Ана слышала только гулкий, оглушающий стук собственного пульса в ушах, вытеснивший все звуки офиса. Крупный план. Только его торс. Идеально выстроенный кадр, свет мягко очерчивал рельеф мышц. Две маленькие серебряные штанги, проходящие сквозь его соски. Настоящие. Кожа вокруг них была чуть покрасневшей, воспаленной. Метка. Её метка. «Вишенка, довольна?» Довольна? Слово впилось под рёбра, мешая полноценно вдохнуть. Нет. Она не была довольна. Она была в ужасе. И в ярости. И, что было отвратительнее всего, — она была возбуждена. По-настоящему. До тошноты. Не от вида металла на его коже. А от этого почти животного осознания своей власти над ним. От того, что он это сделал. Для неё. По её жестокому, безумному приказу. Одна фотография плюс короткая фраза на маленьком экране телефона — и её тело снова откликнулось. Волна жара прокатилась от низа живота к горлу, затем выше, до корней волос, заставляя кровь набатом стучать в висках. Ана сжала кулаки, ногти впились в ладони, пытаясь этой мелкой, реальной болью заглушить другую — ту, что затопила её целиком. Нет. Не довольна. Но... да. Возбуждена. И ненавидит его за то, что смог вызвать это. Гремучий коктейль из шока, ярости и... желания. Дыхание стало частым, руки дрожали так, что она едва не выронила телефон. В таком состоянии... говорить? Презентовать концепцию, за которую она так боролась? Защищать идею перед клиентом? Все аргументы и профессиональная экспертиза вылетели из головы, вытесненные новой, подавляющей реальностью. Ей хотелось плакать и кричать одновременно. «Нет. Я справлюсь.» Ана заблокировала телефон и бросила его на стол экраном вниз. Выпрямила спину. Сделала глубокий вдох. В ушах по-прежнему звенело, но она заставила себя сфокусироваться на окне Zoom, которое только что появилось на экране. Пять окон участников конференции. Два их – с Аней и Максом (Лиза была рядом, у неё на экране шла демонстрация) – и три клиентских. Сухой, вежливый бренд-менеджер с холодным светом лампы на лице и голосом, как выжимка из бизнес-школы. С ним двое — одна дама из отдела упаковки, вторая из маркетинга. Все сосредоточенные, без лишних эмоций. Ана сидела с идеально прямой спиной. Вся её внутренняя буря была загнана глубоко внутрь и заперта на семь засовов. Сейчас – только работа. Только этот звонок. Макс, как и полагалось, взял слово первым. Коротко представил их команду, обозначил повестку звонка. — ...и сейчас Ана, автор ключевой концепции, расскажет о нашей основной идее. Ана, тебе слово. Романова кивнула. Включила свой микрофон. Открыла рот, чтобы произнести первую, отточенную фразу... и замолчала. Слова застряли в горле. В голове, вместо тщательно заученой речи вспыхнул фотоотчёт. Две серебряные штанги. И его вопрос. "Вишенка, довольна?" Она сглотнула, пытаясь прочистить горло. — Добрый день, коллеги. Мы... мы хотели бы... — Голос дрогнул, прозвучал хрипло, неуверенно. Она запнулась. Пульс участился. — Наша концепция... она... она про... Пауза затянулась. Стала неловкой. Ана видела, как хмурится Макс, как вопросительно смотрит на неё Лиза. Она открыла рот снова, но из него не вырвалось ни звука. Паника. Холодная, липкая, парализующая паника. И в этот момент, плавно, без малейшей заминки, словно именно так и было задумано, в разговор вступил Алекс. — Наша концепция, — его голос прозвучал уверенно и глубоко, мгновенно заполняя собой неловкую тишину, — строится на ощущении. Мы предлагаем позиционировать линейку как часть ритуала ухода, а не просто ежедневной рутины. Вся архитектура бренда, все элементы айдентики строятся вокруг тактильности и телесного отклика. На экране сменялись слайды – мудборды с цветами, текстурами. Ана знала эти слайды наизусть. Но в его подаче они звучали совершенно иначе. — Цвета, которые вызывают ощущение тепла и воздуха, текстуры, которые хочется тронуть, — он говорил не заученно. Не слайдами. Живым голосом, который, казалось, касался слушателей так же, как их концепция предлагала касаться продукта. Он смотрел прямо в камеру, и это создавало иллюзию личного контакта с каждым в виртуальной комнате. И каждый раз, когда кто-то из клиентов хотел перебить, задать вопрос — Алекс делал короткую, почти незаметную паузу, ловил их взгляд на экране и продолжал, не теряя ритма и мысли. Он не игнорировал — он контролировал. — Мы провели детальное сравнение с трёмя премиальными линейками: L’Occitane, Aesop, Le Labo. У всех — сильная концептуальная упаковка, но у каждой есть слабые места в интерфейсе e-com, в цифровом присутствии, — Третьяков перешёл к следующему блоку, его тон стал ещё более аналитическим, уверенным. — Мы предлагаем не просто стилистику, или красивую обёртку, а структуру, которая живёт — двигается, реагирует, дышит вместе с пользователем. Это не статичный лендинг, это... опыт. Ана сидела в тени. Смотрела на него. И молчала, не в силах прервать его. Алекс звучал не как дизайнер, или креативщик. Он звучал как директор, как стратег, как тот, кто владеет не только материалом, но и ситуацией. Он говорил на языке бизнеса, на языке метрик и конверсии, облекая и идеи в термины, понятные клиентам. Даже Лиза, обычно невозмутимая и сосредоточенная на визуале, краем глаза посмотрела на неё, едва заметно приподняв бровь. В её взгляде читалось немое: "Ты знала, что он так может? Ты скрывала такого монстра?". — Кроме того, – добавил Алекс, и его голос стал доверительнее, будто он делился инсайтом только с ними. – В технической части лендинга мы готовы интегрировать поведенческую аналитику и отслеживать конверсионные траектории не только по продукту, но и по эмоции. Понимаете? Мы уже обсудили с вашей CRM-системой возможную связку. Визуал – это не просто форма. Это вход в поведение клиента. Инструмент. Пауза. Небольшая, но полная веса. Клиенты на экране молчали, переваривая. Бренд-менеджер медленно кивнул. — Очень… целостно, – наконец произнес он. – И очень... интересно. Спасибо.

***

— Вот блин, — Лиза нахмурившись уставилась в экран телефона. — Сестра написала, у Лёвы ветрянка. Ана механически кивнула, едва услышав. Ветрянка? Лёва? Мысли были слишком далеки от детских болезней. Она всё ещё переваривала увиденное и услышанное — перегруженная бурей чувств, она сама позволила ему вести презентацию, не встрявая в диалог. — Отлично сработано! — голос Макса выдернул её из ступора. Макс подошёл, пожимая Алексу руку, и его улыбка была чуть натянутой. — Не ожидал такой... полной отдачи. Особенно по концепции Ани. Ты прямо вытянул. «По концепции Ани». «Ты вытянул». Слова Макса ударили наотмашь. Значит, заметили. Все видели, что она "сдалась" и позволила забрать её триумф. Алекс лишь коротко кивнул в ответ, не убирая с лица следов пост-презентационной сосредоточенности. — Я думаю, на сегодня можно расходиться, — сказал Макс, кивая им обоим. — До завтра. — Да, до завтра, ребята! — Лиза поспешила за ним следом. В дизайнерской повисла тишина, нарушаемая только гулом компьютеров и их собственным дыханием. Таким разным. Его – всё ещё чуть замедленным, контролируемым. Её – частым, как у загнанной птицы. Ана начала механически собирать свои распечатки, аккуратно, до миллиметра, выравнивая их в стопку. Движения были отточенными, почти роботизированными, но внутри у неё кипел котёл. Тишина давила. Она не смотрела на Алекса, но чувствовала его присутствие каждой клеткой. И в этой тишине, вместо благодарности, которую она, наверное, должна была бы испытывать, внутри бурлил жгучий стыд за то, как она, профессионал до мозга костей, рассыпалась на части перед клиентом. А Третьяков воспользовался этим. Не просто «подхватил» — выставил её слабой и растерянной. Да. Именно так все и было. Алекс не спас её. Он её подставил! Эта мысль, пусть и совершенно несправедливая, была спасительной. Потому что злиться было проще и привычнее, чем ненавидеть себя за провал. Ана больше не могла это выносить. Ей нужно было вернуть себе контроль. Спровоцировать. Заставить его снова стать тем, кого она понимает. Тем, с кем можно и нужно воевать. — Хорошо выступил, – сказала она, не глядя на Алекса. Голос был сухим, лишённым всякого тепла. Это была не похвала. Это была первая стрела, выпущенная в его спокойствие. Алекс не ответил сразу. Он почувствовал эту новую, почти осязаемую волну враждебности, исходящую от неё, и понял, что хрупкое перемирие последних дней окончено так толком и не начавшись. — Перетянул одеяло на себя, правда, — выдохнула Ана, наконец поднимая на него глаза. Взгляд был острым, полным вызова. — Мою часть. Мою концепцию. Как будто я сама бы не справилась. Или ты просто не терпишь, когда не ты в центре внимания? Алекс резко захлопнул ноутбук. Звук эхом разнёсся по пустой комнате. Его глаза, до этого спокойные и сосредоточенные, теперь сверкнули холодным гневом. Накипело. Её вечное недовольство, беспочвенные обвинения, тупая боль под рубашкой, напряжение от звонка, необходимость держать фасад перед всеми — всё это разом сорвалось с цепи. — Слушай! — его голос взорвался, громкий, резкий, нарушая тишину. — Может, ты заткнёшься уже со своим "одеялом"?! — он поднялся, делая решительный шаг к ней. В его движениях чувствовалось напряжение, и не только от физической боли. — Тебе, блядь, вечно что-то не так! Всегда холодная, всегда с какими-то претензиями! Я вытянул этот чёртов звонок – ДА, Я! – который из-за твоей паники мог провалиться ко всем чертям! И который прошёл так, как было нужно, поняла?! — Который прошёл именно так, как было удобно тебе! — Ана тоже вскочила со своего места, её собственная ярость мгновенно вспыхнула в ответ на его взрыв, подпитываясь ее внутренним кипящим котлом. — Ты просто присвоил себе мою работу, мой момент! И ты ещё смеешь говорить мне про какие-то претензии, когда сам... Он стоял слишком близко. Живой. Бесячий в своей идеальной, непроницаемой игре, когда она одна знала его тайну. Вместо ответа, вместо нового, уже бесполезного обвинения, вместо того, чтобы слушать его ярость, она просто сорвалась. Схватила его за ворот рубашки – ткань натянулась и протестующе затрещала. Рванула его к себе со всей силы, на которую была способна, неконтролируемо, вложив в рывок всю ярость и отчаяние. Врезалась в его рот. Это был не поцелуй. Укус. Жёсткий, почти злой. Не о нежности, а о силе, о бешеном желании причинить ему боль и получить её в ответ. Привкус крепкого кофе с его губ смешался с горьким привкусом адреналина на её собственном языке. Её зубы больно прижались к его нижней губе, надавливая, пытаясь… прокусить? Нет, не совсем. Просто пометить. Оставить ещё один след. Заставить его почувствовать так же остро, так же сильно, как чувствовала сейчас она. Её тело отчаянно прижалось к нему, чувствуя напряжение его мышц даже через ткань рубашки, зная, что где-то там... болит. По телу прокатилась новая, запретная, сладкая волна возбуждения. Алекс замер всего на долю секунды – от шока? от неожиданной боли? – а потом ответил. Так же резко. Так же жёстко. Голодно. Его рука легла на её затылок, пальцы мёртвой хваткой впились в рыжие локоны, сминая их в кулак, оттягивая назад, заставляя её запрокинуть голову и полностью подчиниться ему. Отвечая на её укус своим – глубоким, властным, собственническим. Не "заткнуть". Разорвать проклятое напряжение вот так, дико и неправильно. Вторая его рука обвила её талию, с силой впечатывая Ану в свое тело, так что тут же почувствовала его эрекцию — безошибочный, пульсирующий ответ на её прикосновения. Короткий, ослепляющий электрический разряд. Поцелуй на грани боли. Тишину взорвал звук их рваного, сбитого дыхания. Они внезапно отшатнулись друг от друга, но остались стоять непозволительно близко. Воздух, казалось, потрескивал от статического электричества. Ана чувствовала, как пульсируют её губы, как горит кожа на затылке там, где его пальцы всё ещё, казалось, сжимали её волосы. Она смотрела ему в глаза и видела в них отражение своего собственного безумия: шок, ярость и тёмный, первобытный огонь, который они только что разожгли. Как напряглись желваки на его скулах, как его грудь тяжело вздымается под темной тканью рубашки, на которой теперь виднелись влажные следы её пальцев. Алекс медленно, не отрывая от неё взгляда, провёл большим пальцем по нижней губе, стирая маленькую каплю крови. Затем посмотрел на свой палец. А потом снова – на неё. В серых глазах больше не было злости. Только чистое, незамутненное, пугающее до дрожи желание. Тело гудело, как натянутый провод. Внизу живота вибрировал горячий, тугой ком, который никуда не делся, а только стал плотнее. И сквозь шок от понимания, что Ана только что сделала, пробивалась одна-единственная, острая, как укол, мысль: «Ещё». — Больше никогда! — сквозь зубы процедила наконец Романова, и вышла из кабинета.