Ее жестокая империя

Ева

      У меня было трудное утро, мягко говоря. Меня встретило зашифрованное сообщение на ноутбуке, сообщающее, что наша цюрихская поставка оказалась под угрозой после того, как швейцарское банковское расследование выявило три перевода.       Разгребать этот бардак пришлось бы лично, поэтому Леон уже готовит самолет. Минимум целый день уйдет на то, чтобы все это исправить. Может, и дольше, если банк решит вести себя «недружелюбно».       Часть меня хотела отправить кого-нибудь вместо себя — моего дядю Стефана, например, очень компетентного переговорщика. Ведь было несправедливо, купив себе такое «приятное развлечение», не воспользоваться каждой минутой её присутствия.       Впрочем, разозлить швейцарцев имело бы более широкие последствия, и я едва ли могла позволить своему либидо принимать решения за меня. Поэтому я поеду лично, но сначала, решила я, мне нужен еще один «глоток», чтобы хватило на время моего отсутствия.       Я захлопнула ноутбук и направилась в комнату Робин, представляя, как она свернулась под шелковыми простынями, возможно, наслаждаясь завтраком, или, может быть, уже в душе, приводя себя в порядок к тому времени, когда я захочу ее общества.       Или просто ждет меня. Всегда.       С чувством удовлетворения я толкнула дверь ее комнаты, не постучав — с какой стати мне это делать в моем собственном замке? — и обнаружила…       Ничего.       Пустая кровать. Холодные простыни. В камине весело горел огонь, но рядом не было нежной рыжеватой блондинки, которая могла бы согреться у него, а на приставном столике остыл ее завтрак.       Где она, черт возьми?       Раздражение быстро нарастало. Не гнев — Робин не нарушила никаких правил. Я сказала ей, что она может гулять по замку. Хотя чувство, пронзившее мою грудь, было острым и иррациональным.       Предполагалось, что она должна была найти меня. Прийти в мой кабинет с этими широко распахнутыми голубыми омутами и умолять меня остаться. Свернуться у моих ног, как котенок, пока я работаю.       Нашла я ее достаточно быстро, благодаря планшету системы безопасности. Робин сидела себе преспокойно на кухне. Ну конечно, где же еще ей быть? Почему, ради всего святого, она там? А потом я наблюдала, как она моет посуду, пьет кофе, даже попыталась поприветствовать двух моих сотрудников, которых, как известно всем, всегда нужно оставлять в покое.       Это стало последней каплей. Мне придется дать ей понять, что есть четкие правила, и есть неписаные правила. Я позвонила вниз, чтобы убедиться, что повар удержит Робин там, а потом сама спустилась за ней, проходя по коридорам, в которых не бывала с тех пор, как была девочкой.       А теперь Робин без возражений следует за мной, семеня в леггинсах и свитере вместо дизайнерской одежды. У нее был целый гардероб на выбор, как и у каждой женщины, которая сюда приезжает, и она выбрала это?       Я молчу, пока мы идем. Хочу, чтобы она задумалась, что сделала не так. Потому что она действительно что-то сделала не так, даже если я не могу полностью это выразить.       Что-то в том, когда я увидела ее там — смеющейся с моими слугами, моющей посуду, как какая-то посудомойка — вывело меня из равновесия.       Она должна была прийти ко мне.       

* * *

      Вернувшись в ее комнату, я с нарочитой осторожностью закрываю дверь. Робин быстро направляется к окну, словно пытаясь раствориться в шторах.       Тишина затягивается, пока она не нарушает ее, наконец, повернувшись ко мне лицом.       — «Ева, я… сделала что-то не так?»       Ее голос тихий. Неуверенный. Этот нервный взгляд в её глазах обезоруживает меня больше, чем следовало бы.       — «Разумеется, нет». — Слова вылетают слишком стремительно, слишком легкомысленно. Будто я отмахиваюсь от чего-то незначительного.       Потому что мне нужно время, чтобы усмирить собственнический голод, пожирающий мое самообладание.       Подхожу к камину, используя этот момент, чтобы собраться с мыслями. Робин двигается позади меня, вероятно, улавливая напряжение в моих плечах.       — «Мне нужно лететь в Цюрих». — Поворачиваюсь к ней, стараясь говорить ровным голосом. Профессиональным. — «Сегодня. Чуть позже. Меня не будет всю ночь, а возможно, и несколько дней».       Лицо Робин слегка омрачается — лишь на краткий миг, однако я замечаю это в зеркале, висящем на стене неподалеку. Интересно.       — «Пока меня не будет, ты останешься внутри замка». — Я делаю шаг ближе, позволяя авторитету прокрасться в мой тон. — «Ты не будешь выходить за пределы замка. Ты, безусловно, не пленница, но ты… уязвима. Есть люди, которые не упустят ни единого шанса, чтобы навредить мне, и они могут увидеть в тебе легкую мишень».       Глаза Робин расширяются.       — «Я в опасности?»       Идеальный момент.       Сокращаю расстояние между нами, пока не оказываюсь достаточно близко, чтобы почувствовать запах ее кожи — мыло, тепло кухни и синтетический аромат клубники, который должен меня отталкивать… но не отталкивает. Я перехожу на шепот, ласковый и смертоносный.       — «Естественно, ты в опасности».       Даю себе мгновение насладиться страхом и замешательством, которые борются друг с другом на ее выразительном лице. Ей нужно осознать всю тяжесть того, что она сделала. Мир, в который она попала.       А затем легко добавляю:       — «А чего ты ожидала, когда продала себя на аукционе?»       Робин не отвечает. Просто пожимает плечами — слегка, скованно, словно защищаясь. Этот жест раздражает меня больше, чем ее молчание.       — «Зачем ты это сделала?» — Вопрос срывается с языка прежде, чем я успеваю его остановить. — «Выставила себя на аукцион, как…»       — «Ничего не подходит».       Она перебивает меня, кивая в сторону гардероба.       — «Я не какая-нибудь гламурная супермодель, как, полагаю, вы предпочитаете таких женщин. Все, что там есть…» — Она замолкает и вновь пожимает плечами. — «Не то».       Не то. Все не то для ее сладких изгибов и искренней красоты.       Чувство вины пробивается сквозь мое раздражение. Я даже не задумывалась об этом. Все женщины, с которыми я спала раньше, были одинаковыми — высокие, стройные, взаимозаменяемые. Подобные дорогим аксессуарам.       — «Сегодня принесут новую одежду. Хотя она тебе сейчас не понадобится». — Слова прозвучали резче, чем я хотела, и она вздрогнула. — «Подойди».       Робин шагнула ближе, и я позволила своему голоду вытеснить вину. Это знакомая территория. Это я могу контролировать.       — «Сними все. Медленно. Хочу видеть каждый дюйм того, что принадлежит мне».       Приказ прозвучал приглушенным, хриплым голосом. Дыхание Робин перехватило, но она не колебалась. Ее руки потянулись к краю этого мешковатого свитера.       Она медленно стянула его через голову, обнажая кремовую кожу, которая в свете огня отливала красно-золотым, следом и хлопковый лиф со вчерашнего дня. Следующими последовали леггинсы, скользящие вниз по пышным бедрам, которые мне хотелось бы укусить, и когда я увидела, что на ней нет трусиков, то застонала.       Стоя обнаженной в лучах утреннего солнца, проникающем сквозь окно, и освещенная с другой стороны огнем камина, Робин выглядела как картина прерафаэлитов. Плавный, округлый животик. Полная грудь с розовыми сосками. Рыжевато-русые завитки между ее бедер скрывали влажный центр, который, я уверена, на вкус — приторно-сладкий.       — «На колени».       Она опустилась на ковер, сложив руки на коленях. Ждет.       Я медленно обошла ее, упиваясь каждым изгибом. Каждой вибрацией. Тем, как участилось ее дыхание, когда я провела пальцем по ее плечу.       Приподняла ее лицо, коснувшись подбородка пальцем.       — «Ты моя до истечения тридцати дней. Моя. Скажи это».       — «Я твоя».       — «Хорошая девочка».       Я помогла ей встать, отвела к кровати и толкнула на шелковые простыни. Ее тело откликнулось на мое с той ошеломляющей честностью, как и прошлой ночью — без игры, без притворства. Только чистое желание и безоговорочное доверие.       Она гораздо более уязвима, чем думает.       Фиксирую её запястья над головой. Держу её, пока страстно целую, язык вторгается в её рот. Забирая, забирая, забирая.       Я оставила ее задыхающейся, когда отстранилась. Она попыталась приподняться, чтобы заново втянуть меня в поцелуй.       — «Не двигайся», — сказала я ей. — «Оставайся на месте».       Встаю, чтобы снять с себя одежду, не торопясь, наслаждаясь тем, как ее взгляд задерживается на моем теле. Нагая, нависаю над ней, и руки Робин ложатся мне на бедра. Я наклоняюсь вперед, направляя ее губы туда, куда хочу, и улыбаюсь, чувствуя, как ее язык кружит вокруг моего соска.       — «Послушная девочка. Пососи».       Робин обхватывает меня губами и нежно посасывает, дразня бутон до твердости, отчего по моему позвоночнику пробегают мурашки сладострастия. Ее язык бережно облизывает, а затем она снова сосет, интенсивнее, заставляя меня застонать. Мои руки запутываются в ее волосах. Она перемещает свой рот к моей другой груди, и ее пальцы начинают играть со скользким соском, перекатывая его между кончиками и легонько пощипывая.       — «О, да. Вот так». — Закрываю глаза, наслаждаясь ее прикосновениями, ее ртом. Ее язык облизывает, кружит. Дразнит, посасывает. Я крепче сжимаю её волосы. — «Да, это славное начало», — мурлычу, дергая ее за волосы. — «Но сейчас мне нужен твой милый ротик в другом месте». — Приподнимаюсь над ней, направляя ее рот к своей киске. — «Давай воспользуемся твоим талантливым язычком», — бормочу я. Мгновение спустя ее язык находит мой клитор, и она жадно всасывает его, заставляя меня содрогаться.       — «Ух, блять. Оу, это так приятно».       Робин стонет подо мной, ее губы и язык работают в тандеме, посасывая и облизывая, целуя и распаляя. Ее руки стискивают мои бедра, ногти впиваются в них. Она наслаждается происходящим.       — «Да, сильнее, — задыхаюсь я. — Еще. Заставь меня кончить на твое великолепное личико».       Я трахаю ее рот, ее язык выписывает «пируэты» внутри меня, лаская мой клитор, а пальцы сжимают мою задницу, притягивая вплотную. Она стонет, пульсация пронзает меня насквозь и подводит ближе к краю. Я двигаюсь быстрее, опускаю руку за спину и хватаю ее за грудь, — плоть теплая и бархатистая; сосок твердый, как камень.       — «Ты моя, пташка, — выдыхаю я. — Разве нет?»       Она не может ответить, однако ее рот не закрывается. Я стону, выгибаюсь, теснее прижимаюсь к ее лицу. Она такая нетерпеливая, ее язык то нежный, то твердый, и горячий…       Я кончаю с резким вскриком, дергая бедрами, стараясь, чтобы мой сок «размазался» по ее лицу. И вот теперь пришло время мне, наконец, попробовать ее на вкус. Скатываюсь с нее, встаю на ноги и, схватив ее за лодыжки, стаскиваю с кровати. Робин издает тихий смешок, от которого меня вновь охватывает дрожь вожделения.       — «Подними колени», — велю ей. — «Раздвинь ноги для меня. Покажи мне свою прелестную маленькую киску».       Робин тут же краснеет, но послушно поднимает колени и разводит их, удерживая в таком положении и открывая свою киску моему голодному взгляду. Волна триумфа поднимается в моей груди.       — «Уже мокрая для меня», — провожу пальцем по ее влажным губкам. — «Держу пари, на вкус ты как клубника со сливками. Давай-ка проверим». — Позволяю ей наблюдать, как я подношу палец к губам, облизывая её сладость с тихим мурлыканьем.       Затем я снова оказываюсь на кровати, пробираясь между её ног.       — «Мм, эта вкусная крошка моя», — мурчу я, позволяя жару в моём голосе перейти в низкий, чувственный тон. — «Скажи мне, как сильно ты этого хочешь».       — «Я очень-очень хочу этого», — выдыхает Робин, ее грудь вздымается. — «Пожалуйста».       — «Недостаточно хорошо». — Наклоняюсь ближе, утыкаясь носом во внутреннюю сторону ее бедра. Она вздрагивает.       — «Пожалуйста, я хочу ваши губы и язык. На моей киске. Умоляю».       — «Какая же ты пошлая малышка», — шепчу я. — «Думаю, я заставлю тебя подождать».       Робин скулит, извиваясь подо мной. Её ноги пытаются сомкнуться, но я между ними.       — «Ева, пожалуйста», — еле слышно просит она. — «Позвольте мне кончить».       — «Придётся подождать».       Робин стонет, выгибаясь, однако я удерживаю её бёдра и ввожу в нее два пальца, наблюдая за её лицом. Её веки трепещут, а рот беззвучно приоткрывается.       — «Вижу, тебе нравится, когда что-то находится внутри твоей жадной маленькой пизды», — говорю непринуждённо, будто мы обсуждаем погоду. — «И я бы хотела оттрахать тебя страпоном до того, как закончится наше время. Тебе бы этого хотелось?»       Робин вздрагивает.       — «Да».       — «Еще бы. Потому что ты моя послушная маленькая игрушка, не так ли?»       Ее затрясло.       — «Да».       — «Скажи это. Скажи мне, кто ты».       — «Я ваша игрушка», — повторяет Робин тоненьким и жалобным голоском.       — «Правильно. И моя «игрушка» будет вымаливать все, что я ей дам».       Робин стонет, когда я, наконец, опускаюсь к ней лицом и начинаю облизывать ее. Мой язык плоский и широкий, покрывающий всю длину её киски и пробующий все её выделения. На вкус она именно такая, какой я ее себе и представляла. Она становится громче, когда я дразню её клитор языком, обводя его, щекоча, посасывая твёрдый бугорок. Её бёдра смыкаются на мне, возбуждение растёт, она дергается, желая большего.       — «Тебе это нравится, да?» — выдыхаю ей в киску. — «Мой рот на твоей восхитительной пизде. И мне это тоже нравится». — С этими словами я возвращаюсь к своей трапезе. Она близка, её бёдра выгибаются. Я ввожу в нее три пальца и сгибаю их внутри, ища её самое чувствительное местечко, и она издаёт полувизг, когда они касаются его.       — «Ты хочешь кончить для меня, детка?»       — «Да».       Она вскрикивает, бедра судорожно дергаются, когда ее оргазм достигает пика. Я продолжаю двигать пальцами внутри нее, массируя изнутри, облизывая ее клитор, пока она не начинает дрожать, слабо отталкивая меня, чтобы я остановилась.       В последний раз смачно облизываю ее киску, а затем отстраняюсь.       — «Очень вкусно», — воркую я. — «Я, вероятно, буду вынуждена держать тебя в постели все время, пока мы будем вместе».       Она смотрит на меня, глаза стеклянные.       — «Думаешь, ты смогла бы это вынести?» — спрашиваю я. — «Лежать здесь и выглядеть умопомрачительно, пока я буду есть твою киску, когда возжелаю?»       — «Эм, да», — выдавила она. — «Да. Думаю, смогла бы».       В ее глазах есть нечто слишком настоящее. Я отстраняюсь с преувеличенным вздохом.       — «Именно так я бы и поступила с тобой, если бы мне не пришлось управлять империей. Эх, ну что ж. Нет покоя грешникам, как говорится».       Иду в ее ванную, чтобы умыться, а затем возвращаюсь, чтобы снова одеться. Она все еще лежит там, на кровати, разбитая и измученная.       И чересчур соблазнительная.       Я смотрю на часы. Самолет скоро будет готов.       Робин тихо наблюдает за мной. У нее опять этот взгляд, как будто она хочет что-то сказать. Попросить взять ее с собой, наверно. Все они просят об этом в тот или иной момент.       Об этом, конечно, не может быть и речи.       — «Я вернусь через два дня. В крайнем случае, через три». — Наклоняюсь, чтобы поцеловать ее в лоб. — «Будь паинькой, пока меня нет».       Но когда пятнадцать минут спустя я покидаю замок, мои мысли все еще блуждают в той спальне, все еще прикованы к Робин.       Осталось двадцать девять дней, за вычетом двух или, на худой конец, трех, пока я буду в Цюрихе…       Этого недостаточно.