Перемены

Наутро, когда будильник прозвенел в семь утра, я уже как два часа была на ногах. Нервы мои были ни к чёрту. Что-то мой любовный дух, который вчера позволил мне выбить себе пару с Сивелом перед Паторном Михайловичем сегодня не подавал живых признаков. Мне было тупо страшно. Мои жилистые руки тряслись, а мои коленки предательски дрожали. И как я, собственно, собиралась танцевать с Сивелом? Беспробудная тоска накрыла меня с головой и в таком состоянии застала меня мама, когда искала доску, чтобы погладить себе платье. — Сатурн, ты чего такая хмурая? — участливо спросила она меня, кладя платье на доску. Мама утром выглядела как майская роза: такая свежая, стоит в одних трусах и лифчике, показывая всему свету свои мягкие округлости. Я уставилась на мамин четвёртый размер. — Мам, а почему у меня сиськи такие маленькие? — мама проследила за моим взглядом, который был чётко направлен на её грудь, и сказала: — Что-то я не думаю, что тебя волнует твой размер груди, Сатурн, что у тебя там случилось? Ты вчера говорила про какого-то принца, с которым собралась танцевать, что там с ним у тебя? — мама была у меня проницательной. — Я иду на танцы с омегой, который мне нравится, — всё ещё продолжая смотреть на мамину грудь, произнесла я, — Мам, можно твои сиськи потрогать? — глупо, конечно, было рассчитывать, что мама согласится, но почему бы и нет? — Сатурн, ты, конечно, не мой родной ребёнок, но всё же я тебя считаю своей родной дочерью. А посему заканчивай свой пубертатный балаган и приходи в себя, — мама строго посмотрела на меня и я с неохотой всё же оторвала взгляд от её груди, — Так-то лучше, — сказала она и стала натягивать через голову своё жёлтое платье, — Ну, так что у тебя там? — Я ему не нравлюсь, — с унынием в голосе пробубнила я. — О-о-о, и когда это тебя останавливало? Ты вообще мало кому нравишься. Так из-за этого ты такая хмурая? — мама била не в бровь, а в глаз. — Мам, ты чё такая жестокая? У твоей дочери, между прочим, любовь неразделённая, я страдаю, — театрально заломив руки, произнесла я. — Сатурн, тебе шестнадцать, ты только начинаешь познавать себя и мир, ничего страшного в том, что ты любишь, а тебя не любят. Лучше бы переживала о том, как с Лидочкой подружиться, — мама подошла к зеркалу и стала причёсывать свои кудри. — А Лидочка тут при чём? — сказала я имя Лидочки так, словно проглотила лимон. — А притом! Лидочка — твоя семья, а омега твоя пока тебе никто, — теперь мама взяла ярко-красную помаду и стала наносить на свои пухлые губы. — Э-э-э, — только и протянула я, — Мам, ты хреновый советчик, — но по какой-то причине, моё состояние стало лучше. — А я и не должна быть хорошим советчиком, я твоя мать, этого более, чем достаточно, — сказала, как отрезала. Суровая у меня была мать. — А ты куда собралась в такую рань и ещё такая красивая? — мои муки прошли и вот я уже с подозрением смотрела на сборы Аглаи Фёдоровны. — За комплимент спасибо, моя милая дочь, всё я побежала, — мама послала мне воздушный поцелуй, который я поймала рукой и проглотила, чем вызвала у неё улыбку, и выпорхнула из квартиры. Оставшись в комнате одна, я подошла к зеркалу, сняла с себя всё и стала разглядывать своё тело. Мда. Одни сплошные мышцы. Грудь у меня была плоской. Увы, ничего от маминой мягкой пухлости в этом районе у меня не было. Стройное тело, атлетичное, мышцы словно выточены из мрамора, мягкий утренний свет проникает из окон первого этажа и падает на моё тело, легонько освещая, создавая какой-то эффект не грубой массы, а изящной чёткости, каждая линия течёт плавно, намекая на скрытую силу, свет от торшера подчёркивает тонкую игру теней на рельефном теле. Мой взгляд падает чуть ниже, к дорожке из тонких, почти что невидимых волос от пупка к лобку. Опустив взгляд я вижу свой половой орган. Длинный, светлый член спокойно лежит, ствол мягко переходит в головку, форма члена — плавная, без резких линий. В голове возникают картинки, когда я дрочу на незапятнанный образ своего любимого омеги. В отражении вижу, как мои уши стали покрываться красными пятнами. Немного залюбовавшись на своё отражение, я не замечаю, как позади возникает фигура Лидочки. — Вауяристка! — цедит она сквозь зубы, и я вижу её прыщавое лицо в отражении зеркала. — Лидочка, а ты не в курсе, что подглядывать за другими — карается законом от старшей сестры, — совершенно голая и совершенно бесстыдная, я оборачиваюсь на Лидочку и начинаю красться в её сторону. Лидочка понимает, что сейчас я скручу её толстые ручки и выпорю её филейную часть, и не став ждать своей участи Лидочка, словно колобок, выкатывается из комнаты при этом крича: — Извращенка! — Есть немного, — соглашаюсь я тихо со словами Лидочки. Завершив свои утренние наблюдения себя в зеркале, я натягиваю трусы, майку и штаны. Пойду побегаю. Отбежав километров пятнадцать я бессильно падаю на площадке на землю. Полежав так, я вскакиваю и подхожу к турнику. Мне хочется, чтобы у меня все мысли куда-нибудь улетучились, но даже, когда я была почти без сил, серые глаза Сивела с его презрительной ухмылкой, не отпускали мою воспалённую голову. На тридцатый раз, я понимаю, что на меня смотрят. Спрыгнув с турника я начинаю оглядываться в поисках того, кто наблюдал за мной и натыкаюсь на троих ребят. Три омеги. Сивел, тот омега, который приходил вместе с ним к нам в корпус и ещё какая-то омега-девушка. Они смотрят на меня, тут омега-девушка что-то говорит и они втроём начинают смеяться. Мне становится неуютно, хочу свалить, но тут эти трое начинают своё движение в мою сторону. Чёрт! Чёрт! Чёрт! Я же в самом своём неподходящем виде. Штанам сто лет, майка вся в дырках, и от меня потом разит за километр. Ещё и волосы грязные. Ну какого хрена я встретила именно Сивела? И почему он вообще тут бродит? За четыре года, что я тут бегаю, это впервые, когда я его встретила. Я решила бежать с этого места, но, когда я разворачивалась, чтобы дать дёру, меня окликает голос девушки: — Так ты и есть пара нашего Сивела? — голос у девушки высокий, но приятный, не то, что у моей Лидочки. Я замираю на месте, спиной ощущаю, что эти трое вперили в меня свои глаза. — Э-э-э, — поворачиваюсь наконец и издаю как обычно дурацкие звуки. Глаза этой омеги внимательные, серые с золотыми крапинками по краям, она неотрывно смотрит на меня, вызывая во мне всё больше ужаса. «Жуткие эти омеги», — мысли лихорадочно бьются в моей потной голове, но ничего кроме «бум-бум-бум» ко мне не приходит. — Сивел, как ты и говорил, она экономит на интеллекте, зато вон какие мышцы накачала, — тут она начинает тянуть свои руки, чтобы пощупать мои мышцы, но я слегка отхожу в сторону и она утыкается в пустоту. Девушка с удивлением останавливается и смотрит то на меня, то на своих спутников. — Трогать позволено только самым красивым омегам, — делаю глубокий вдох и произношу фразу, которая сто процентов сделает меня её врагом. А Сивел услышав эту фразу, издаёт смешок, но тут же натягивает на себя суровое выражение лица, чем вызывает волну неудовольствия у девушки. — Уж больно-то хотелось трогать какую-то обезьяну, — обижено-спесиво говорит она, — И вот на это, — делает она акцент на слове «это», — ты, Сивел, променял Петю? — девушка-омега с выражением посмотрела на Сивела, а тот, впервые на моих глазах сконфузился и резко отдёрнул девушку за руку. — Прекращай, Лиза! Увидела её? Достаточно тебе? Пойдём уже! — Сивел развернулся и хотел было гордо удалиться, но площадка была старой, то тут-то там торчало облезшее покрытие, которое неровными пластинами лежало, создавая преграду для очаровательно-стройных ножек Сивела, и вот он уже, спотыкаясь летит носом прямёхонько на железную скамейку. Омега-парень только успел охнуть, а я уже держала в своих руках хрупкую фигуру Лунина Сивела. Он замер, замерла Лиза, замерла и я, только тот омега-паренёк произнёс: — И понятно, почему променял, — тихо-тихо произнёс он, но я всё равно расслышала. — А ну отпусти меня! — я держала Сивела за его талию, и ой, как же сильно мне не хотелось его отпускать, хотелось прижаться, хотелось вдохнуть его запах, хотелось запустить свою руку к нему в штаны, хотелось нащупать и…. Но Сивел больно ущипнул меня, чем вернул меня в реальность и мне пришлось отпустить его на землю. Я с тоской смотрела на то, как он отстранился от меня, но всё же была довольна, как слон, что удалось потрогать его, а ещё, что всё же из разговора этих троих я поняла, что меня предпочли Пети. Ха-ха! Дурацкая лыба стала образовываться на моём лице, обнажая все мои любовные мысли и давая их спокойно читать этим троим сообразительным омегам. Сивел стал покрываться краской, смотреть на его такое лицо, было мучительно не только моей голове на плечах, но и тому, что сегодня я так с утра тщательно рассматривала в зеркале. Блядь! Сейчас ещё и стояк мой увидят. Надо срочно валить! — До вечера, — сипло сорвались слова с моих губ и вот я уже мчу в сторону дома на всех парусах, совсем позабыв о своей усталости. Дома я драю себя мочалкой почти до крови. Хочу смыть с себя весь пот. Хочу пахнуть вкусно для Сивела, хочу произвести на него впечатление. Хотя, мне кажется, что за сегодня я уже успела произвести впечатление. Довольно насвистывая песенку, я выползаю в коридор и натыкаюсь на Лидочку. — Ну? — Лидочка смотрела на меня с подозрением, — Чё тебе надо? — обходя Лидочку, я иду в сторону комнаты. — Сатурн, ты что сегодня сексом будешь заниматься? — голос Лидочки звучал ещё более противнее, чем обычно. — Чё?! — я охренела от такого вопроса, — Чё за вопросы такие? Совсем попутала? Или хочешь, чтобы я тебе снова руки-ноги поломала? — угрожающе нависнув над круглой и мелкой Лидочкой, произношу я. — Что хочу, то и спрашиваю. Ты вообще приёмыш, — высокомерно отвечала она, нагло смотря в мои злые глаза. — А ты уж больно смелая, коли так легко заявляешь приёмышу такие словечки, давно у травматолога не была, сейчас исправим, — схватив за руку Лидочку, я хотела ей уже свернуть её конечность, как послышался скрип ключа во входной двери, и Лидочка больно ударив меня по голени, вырывается из моих рук и бежит в коридор к двери. — Мама! Мама! Сатурн снова меня бьёт! — Лидочка хватает за руки маму и начинает тыкать в мою сторону, при этом я вижу хитрый и коварный взгляд этой круглой гадюки. — Сатурн! — голос матери звучит недовольно, — Сколько раз я тебе говорила не драться с Лидочкой! — Да я только слегка по-сестрински потрогала за её пухлую ручонку, — пока мама отвернулась, чтобы повесить своё летнее пальто, я жестом, смотря на Лидочку, показала ей «убью», на что Лидочка только показала мне язык и снова стала жаловаться маме на моё поведение. — Сатурн, ты что на танцы не хочешь идти? Ты чего к сестре пристаёшь? — мама смотрела на меня сурово. — Мам, ну чего ты? Ты же знаешь Лидочку, ничего я ей не ломала, — но мама замахала на меня рукой. — Я, Сатурн, тебя знаю, и что ты уже два раза ломала Лидочке руку, так что давай мне тут не заливай о своей сестринской любви, — мама прошла на кухню и позвала оттуда нас обеих. Лидочка катилась как кружок, я шла за ней как штангенциркуль. — Так, девочки, если я ещё раз услышу от вас, что кто-то начинает своры, то ты, Сатурн, отправишься в Мурманск, в училище, а ты, Лидочка, поедешь к бабушке в Тверь до своего девятнадцатилетия, всё понятно вам? — мы с тоской переглянулись с Лидочкой. И я, и Лидочка знали этот мамин тон. Если она так говорит, значит мы её достали. И того глядишь и меня, и Лидочку отправят в ссылку. Обе кивнули и одновременно поднявшись, пошли на выход из кухни. Когда я заползла в свою комнату, то сразу же подошла к шкафу, хотела одеться уже, а не ходить в полотенце, как вдруг в дверь постучали. «Хм, мама, что ли?» — подумала я, крикнув: «Войдите». В комнату вползла фигура Лидочки. Я с удивлением смотрела на неё, но не стала ничего говорить. Лидочка как-то неуверенно постояла в дверях, а потом прошла к креслу и плюхнулась в него, издав старческий вздох. — Сато, ты правда будешь сексом заниматься? — мне снова захотелось разозлиться, но посмотрев в сторону Лидочки, желание отвалилось: Лидочка сидела понурая, взгляд у неё был тяжёло-грустный, а уголки губ печально опущены вниз. — Чего тебе так дался мой секс? У тебя что-то случилось? — натянув, наконец, на себя майку и шорты, я присела рядом с ней на полу. — Ты же тоже бета, но ведёшь себя слишком вызывающе, и я слышала, что тебе нравится какой-то омега. Я, честно говоря, не сильно понимала, что там хотела от меня Лидочка, но тон её был очень уж печален, а я Лидочку обычно знала только с её вредной стороны. — Ну, и у тебя будет любовь, тебе же ещё только тринадцать, прыщи твои пройдут, и всё, — что я имела в виду под «всё», я и сама не знала, но как-то хотелось подбодрить мою прыщавую сестру. Она только вздохнула. — Мне уже нравится одна омега, только вот он совсем на меня не смотрит, — Лидочка теребила свои толстые пальчики и я поняла, что сейчас у нас с ней тот самый «разговор» между сёстрами. Чёрт, и что говорить? — Э-э-э, ну, это, тебе только тринадцать, ты только начинаешь познавать себя и мир, ничего страшного в том, что ты любишь, а тебя не любят, — процитировала я утренние слова матери, ибо не знала, что ещё говорить. — Хреновый из тебя советчик, — точно так же отвечала Лидочка, как и я утром маме. Удивительно, всё же мы были сёстры. Но Лидочка уже не выглядела такой печальной, как минуту назад. — Сатурн, ты мне расскажешь про секс, если он у тебя будет? — Лидочка смотрела на меня с надеждой. — Лидочка, не расскажу, сама посуди, вот тебе нравится тот омега, и вот случится у вас любовь, ты что побежишь всем в подробностях рассказывать? — я протянула свою руку и дотронулась до руки Лидочки. Обычно я это делала, когда заламывала ей руки, но в этот раз я так удивилась, что руки Лидочки действительно были такие маленькие и они просто утонули в моей лапе. Мне даже как-то совестно стало, что я ей ломала руки. Лидочка взяла меня за руку и легонько сжала своими толстыми пальцами мои пальцы. Так мы с ней посидели ещё минут пять и затем Лидочка встала и вышла из моей комнаты. «Да уж», — я тяжко вздохнула, легла на пол и раскинула руки и ноги по сторонам. *** Танцы. У меня случились танцы. Прокручивая сегодняшний вечер, я никак не могла унять своё бьющееся сердце и пульсирующий фингал под глазом. Сон не шёл ко мне и я уже по пятому кругу стала прокручивать события вечера. Когда я, наконец, выглаженная, надушенная, с уложенными волосами в белом костюме с синей рубашкой шагала по улице в сторону ДК, то завернула в цветочный, мне хотелось прийти не с пустыми руками, но также не хотелось выглядеть, как армянский жених на свадьбе, поэтому я битых полчаса мучала продавщицу, чтобы она мне соорудила миниатюрный букет из анютиных глазок в виде браслета. Получив этот цветочный дар из руки продавщицы, я несла его как хрустальный сервиз от бабушки Светы из Твери. Когда я поднималась по белым ступеням Дома культуры, то увидела Митьку, он был с той девушкой-омегой, которую я встретила днём на площадке. Увидя меня, она скривилась, а Митька мне похабно подмигнул, чем снова вызвал приступ отвращения. Никогда бы не подумала, что Митька, с которым я просидела с четвёртого класса за одной партой, окажется, таким мерзким в любовных делах. Мне даже как-то стало жалко ту девушку-омегу, что ей в пары достался остолоп Митька. Но мои мысли об этих двоих буквально через секунду растворились, когда я у колонны увидел элегантную фигуру Сивела. У меня дыхание спёрло. Немного качнуло, оттого, что коленки мои задрожали, но справившись с волнением, я двинулась в сторону Лунина Сивела. Боже, ну разве он человек? Такая красота достойна мировых полотен, а не нашего обшарпанного ДК. Чёрный костюм облегал то, что должно было быть обтянутым и кокетливо приоткрывал то, куда так жадно падал мой шалый взгляд. Между ног у меня немного стало тревожно и я стала вспоминать стихотворение Бородино: « — Скажи-ка, дядя, ведь не даром Москва, спалённая пожаром, Французу отдана? Ведь были ж схватки боевые, Да, говорят, ещё какие! Недаром помнит вся Россия Про день Бородина!» Придя в кондицию я продолжила разглядывать этого эльфа. А ведь он реально был похож на эльфа: такой же тонкий, с почти что прозрачно-фарфоровой кожей, с серыми, заострёнными к вискам глазами, с длинными ресницами, с капризно-требовательным изломом на его карминовых губах, на его лице ложатся тени, как тонкие трещины света, изломы мягкие, как пухлые лепестки бархатца. Тени скользят по точёным скулам, словно нежная пастель по влажному полотну холста, скрывая в своих складках — очертания красоты не прямой линией, а намёками, загадками. Мне было трудно дышать, такая красота столь близко была для меня непосильным испытанием. И Сивел видя это моё состояние совершенно мне не помогал. А наоборот, поняв какое он имеет на меня воздействие, словно специально повернулся так, чтобы его белая рубашка немного оголила нежный участок его бледно-матовой кожи, где была видна его хрупкая ключица. У меня в голове запульсировало. Да ёб твою мать! Злилась я на себя, ощущая, как предательски дёргается член. — Хм, — хрипло произнесла, — Я сейчас вернусь! И резко развернувшись, я помчалась вниз по лестнице, бросив своего очаровательного спутника совершенно одного. За углом ДК я пыталась привести в норму своё сбившееся дыхание и свой орган. Блядь, если так я продолжу, то мне надо как-то спрятать свою эрекцию. Надо как-то замотать мой член, блядь. Досчитав до ста и проговорив весь стих про Бородино, я стала возвращаться к брошенному мною Сивелу. Он стоял в сторонке, совершенно не обращая внимания ни на кого. Такой одинокий ангел. Ах… — Сивел, добрый вечер, — мой голос задрожал и дал петуха, и конечно же, я чётко ощутила, как стали краснеть мои лопоухие уши, — Вот, — протянула ему свой подарок, но опустила глаза, не сумев выдержать его серого взгляда. — Спасибо, — какой же у него был голос, боже, нежный, густой, так бы и облизать его. Так, стоп, хватит об этом думать, Сатурн, ты же не Митька, у тебя любовь! Но голос разума слабо мне помогал в том, чтобы усмирить моё тело, когда рядом со мной был такой обожаемый мною Сивел. Сивел распаковал коробку и с удивлением поднял свои глаза на меня. — Как ты узнала? — задал он вопрос, но тут же сам себя остановил, — Нет, не обращай внимание. Спасибо, Сатурн, это действительно очень красиво, — Сивел достал из коробочки браслет и протянул ко мне свою руку, — Ты не поможешь? У меня уже на том моменте, когда он назвал меня по имени, все пробки вылетели, и связь с реальностью была потеряна. Мой мозг пытался спасти ситуацию, всячески посылая мне сигнал извне, но я была в прострации. Тупо уставившись на его руку, я не соображала, что он её мне протянул для того, чтобы я ему помогла надеть браслет из цветов, и единственный сигнал, который у меня сработал — это животный. Но слава богу! Я всё же была воспитана на классической литературе и, видать, у меня там стояла программа «в любой ситуации оставайся джентльменом, а не альфа-самцом». Схватив его руку, я протянула её к своим губам и прильнула к его шелковистой коже. Глаза Сивела округлились в немом изумлении, и тут только до меня стало доходить, что я не в романе XIX века, а стою у Дома культуры, и держу руку омеги, как заправский ухажёр, сошедший со страниц романов Вальтера Скотта. Фиаско! У меня горели уже не только уши, но и весь мой доблестный фейс. Через мгновение я услышала заливистый смех Сивела. Но мне было не до смеха. Я хотела произвести впечатление, а не быть посмешищем. Тяжело сопя, я всё же, не отпускала из своих рук, руку Сивела, чем и вызвала ещё больший интерес к себе, со стороны этого омеги. — Уважаемый рыцарь Сатурн, не изволите ли отпустить мою руку? Я не могла смотреть в глаза Сивела, но могла мотнуть головой, что я и сделала, оповестив его о том, что совершенно не намерена отпускать его руку. — Сатурн, помоги надеть браслет, — тихо произнёс он, и тут я уже не смогла удержаться и посмотрела на него. Его глаза смотрели на меня лукаво и озорные искорки так и лились из них. Мне снова стало трудно дышать. Но собрав все свои силы в кулак, я всё же протянула руку и взяла браслет. Мои руки вспотели, впрочем как и лоб. Ужас, я была самым настоящим кобелём. Кое-как справившись с этой задачей, я с победным видом посмотрела на Сивела и тут же отвела взгляд. Сивел смотрел на меня насмешливо, немного приоткрыв свои губы, прикусывая их. Пиздец. Вдох-выдох. Прикрыв глаза, я протянула свою руку, чтобы взяться за его, но услышала слова: — Сатурн, мы же на танцах, а не в детском саду, тут не надо держаться за ручки. Я замерла, потом посмотрела на него и поняла, что он меня дразнит. Такие озорные глаза в этот момент у него были, что мне захотелось схватить его и утащить куда-нибудь в укромное местечко. Видимо, Сивел прочитал это у меня на лице, так как тут же посерьёзнел и подхватив меня под руку, потащил в сторону входа в ДК. Я шла еле дыша, никак не могла поверить, что омега, по которому я сохла два года, держит меня под руку, касается меня своим телом, вызывая адский котёл в моих чреслах. Блядь, я не доживу до конца вечера! В зале было светло, колонны стояли по обе стороны от просторного холла с вечным паркетом-ёлочкой. В зале пахло немного мастикой, пылью и лавандой. В дальнем конце зала стоял рояль с арфой. Красные гардины висели на огромных окнах, прикрывая свет от уличных фонарей. С левой стороны стоял длинный стол с белой скатертью, на котором стояли разные закуски и напитки. При обычных обстоятельствах я бы уже оказалась рядом со столом, поедая местную колбасу и заливное, но сегодня было всё необычным и колбаса, что ещё вчера стояла бы у меня на первом месте, сегодня затерялась где-то в закоулках моей памяти, а на первом плане у меня был Сивел. — Ты хочешь пить? — я всё это время внимательно следила за Сивелом, желая предугадать любое его желание, и как только я заметила, что глаза Сивела скользнули по столу, тут же вставила свои джентльменские аккорды. — Не откажусь, — сладко пропел этот чаровник, — Я хочу сок, виноградный, — он высвободил свою руку из-под моей, давая мне шанс поухаживать за ним. Вот он мой звёздный час. Я должна не оплошать. Быстрее ветра, я метнулась к столу, откопала виноградный сок, а затем я подумала, что можно и печеньки взять, прихватив четыре вида печенья, стакан сока, я подбежала к Сивелу, с которым уже стоял тот паренёк омега, который с ним таскался везде. — А ты что-нибудь хочешь? — передавая стаканчик с соком я слегка дотронулась до руки Сивела и дрожь пробежала по моему телу, сглотнув, я с усилием перевела взгляд от обнажённой шеи Сивела в сторону паренька и задала свой вопрос. — Да, тут есть клубничный сок? — у него был нежный голосок, в целом он тоже был очень приятной наружности, но моё сердце было уже давно в руках Сивела. — Сейчас добуду, — и вот уже второй раз я оказалась у стола, рядом со мной материализовался Митька. — Тц, Елец, мне Лиза сказала, что хочет «тархун», ты его тут видела? — Митька выглядел взволнованным и потным, — вот что с нами делают наши гормоны, — думала я, ища глазами «тархун», дабы помочь своему товарищу. — Вон он! — чуть ли не крича, дёрнув за руку Митьку, тыкнула пальцем в другой край стола. — Пасиб, — Митька быстро убежал за «тархуном». Тем временем я нашла клубничный сок, налив его в стаканчик, помчалась обратно к Сивелу. — Благодарю, я, кстати, Радион, — взяв из моих рук стаканчик, Радион мило улыбнулся, являя свету чудесные ямочки. Я немного отошла и поклонилась, как велел мне мой внутренний этикет XIX столетия, вызвав тем самым улыбки у двух омег. Я готова была быть шутом сколько угодно, лишь бы видеть, как улыбается Сивел. — Родя, а где твой спутник? — Сивел красиво пил свой виноградный сок, а я всё думала, как мне перестать на него глазеть. — Отлучился в туалет, как мне сказал, — вид Роди был, так сказать, немного игривым, видать, его спутник так же, как и я не отличался выдержкой и свалил по своей природной нужде, дабы не покрыться пятнами позора от своей фалосообразной природы. На горизонте появился Дима Супонин, здоровенный альфа, который учился со мной в одном классе, Дима был отличным парнем, немного тупой, но очень весёлый и безобидный, хотя и был альфой. Вообще альфы у нас были всегда «как бы» первыми. Сильные, ловкие — такие, какие должны быть классические альфы. Со своей вечной историей несдержанности в своих половых связях и таких же несдержанных связях в драках. Я не очень любила альф, считая себя бетой всё это время. Хоть у меня и был член, я не считала себя такой уж не умеющей себя контролировать, поэтому все словечки альф о том, что это было выше их сил, воспринимала через призму их безответственности. Я им просто не верила. Не верила я в то, что они не могут себя контролировать. Да, был гон. У альф. И как-то у Димки прям на уроке начался его первый гон. Картина была немного пугающей, но старшина быстро его утащил в медпункт. У омег были течки, про них я знала с самого детства — мои обе мамы были омеги, и раз в полгода я наблюдала за их поведением. Только вот Аглая Фёдоровна как-то сказала мне, что течка у разных омег протекает по-разному. У кого-то сильнее, у кого-то почти что незаметно. Посему Аглая Фёдоровна предпочитала покупать подавители, дабы не провоцировать альф. А ещё запах. Я только недавно стала замечать запахи от омег, но предпочитала никому про это не говорить, и вообще, мне очень сильно не хотелось быть альфой. Мне не хотелось признаваться себе в этом, поэтому я всячески избегала этой темы. Митька тоже в последнее время стал говорить, что я уж как-то слишком стала большой. На что я ему отвечала, что через месяц мне семнадцать, и ничего удивительного. Хотя, к примеру, моя Лидочка тоже была бетой, только вот она была мелкой и круглой. И никаких признаков увеличения её тела, кроме очередного округления, я за ней не замечала. От Сивела пахло сиренью и слабым запахом апельсина. Я не сильно понимала, отчего менялся его запах, но когда первый раз я его поймала, он пах ярко и сильно апельсиновой кожурой. Я тогда подумала, что это его духи, а уже потом осознала, что это запах этого омеги. По ночам в моих совершенно непуританских мыслях о Сивеле, в моих воспоминаниях всплывал его аромат, наполняя невероятной тяжестью мои яйца, отчего я за ночь могла кончить по пять раз. Ох. И на хрена я сейчас об этом подумала? Дима подошёл, на его фоне Родион просто казался крошечным, хотя на фоне Димы все казались крошечными. И вот такой вот лапушка Радион смог за одно мгновение сломить нашего медведя Димку. Дима стоял, неуклюже переминаясь с ноги на ногу, бросал кроткие взгляды в сторону Родиона и тут же отводил глаза, нещадно краснея. Родион выглядел как сытый кот, ещё бы, наверное, это очень волнительно, когда ты такой мелкий, а кто-то в пять раз больше тебя и при этом слово тебе сказать поперёк не смеет. Вот она власть гормонов, в очередной раз думала я, переживая насчёт своих красных ушей и таких же неловких движений, как у Димки. Когда Дима с Родионом удалились, я осталась снова наедине с Сивелом, то в очередной раз стала вести себя как каменное изваяние. Мне было мучительно страшно сделать что-то дурацкое, что могло как-то вызвать неприязнь у Сивела, но также очень сильно хотелось снова взять его за руку, но я боялась выглядеть навязчивой и, как всегда мне говорил Сивел, как животное. Поэтому я просто рядышком стояла, норовя как бы нечаянно дотронуться до нежного локотка своего спутника. Но, наконец-то, зазвучали первые звуки музыки, оповещая о начале танцев. Сделав глубокий вдох, я повернулась лицом к лицу к Сивелу и немного наклонив голову, протянула свои руки. Положив одну руку ему на талию, а вторую взяла в свою. Сивел не сопротивлялся, а как-то очень покорно сдался в мои объятия, тем самым немного напугав меня своей покладистостью. Наши тела были очень близко друг к другу, я чётко ощущала своим телом его тепло, его талия была такой тонкой, что у меня защемило в груди от нежности, хотелось его защитить от всего на свете, только чтобы он такой хрупкий был всегда в моих объятиях. Сивел доставал мне по грудь, в самом начале, когда я его впервые встретила, я была выше сантиметров на пять, но за два года я стала расти как на дрожжах и теперь белокурая головка Сивела была аккурат мне по грудь. Я наклонила голову немного вперёд и нежный букет запахов приятно защекотал у меня в носу, рождая в моём воображении картины летнего сада у моря. Я любила танцевать, Аглая Фёдоровна была моим строгим учителем, и за годы тренировок под чутким оком своего патрона, я научилась вальсировать не хуже, чем Болконский на балу. — Сатурн, ты прекрасно двигаешься, — немного удивлённо проговорил Сивел, — думал, что ты только подтягиваться на турнике умеешь, — бросил он небольшую шпильку в мою сторону, но я была довольна, что он оценил мои танцевальные навыки. — А я ещё на коньках хорошо катаюсь, и плаваю отлично, поедешь со мной на озеро? — снова я не поняла, как мой язык оказался чересчур быстрым и смелым, в отличие от его хозяина, который тут же трусливо отвёл взгляд, ища поддержки в белой колонне. — Ого, а ты оказывается всё-таки умеешь складывать слова в предложения, — да-а-а, Сивел был, конечно, та ещё язва, — Я плохо плаваю и на коньках не умею кататься, — протянул он лениво. — Я тебя научу! — радостно отрапортовала я и встретившись глазами с Сивелом, хотела уже было отвезти их, так как он слишком уж нахально смотрел на меня, но повинуясь каким-то магическим силам, наклонилась и дотронулась губами до краешка его губ. Сивел резко остановился, отбрыкнулся от меня и поспешно стал двигаться к выходу. Я кляла себя на чём свет стоит. Что я за дура такая? Кто вообще в первый раз лезет целоваться? Как я могла так голову потерять? Блядь! Я кобелина! С такими мыслями я стала двигаться сквозь парочки по танцполу в сторону выхода, ища глазами фигуру Сивела. На улице уже было темно, пахло летом и травой. Мой взгляд успел зацепиться за тонкую фигурку, убегающую в сторону парка. Я помчалась за ним. Когда я бежала, то заметила, что рядом с Сивелом образовалась какая-то высокая фигура. У меня внутри всё похолодело. Было темно, в парке, конечно, горели фонари, но мы были школьники, а Сивел так вообще был ещё и омегой. Бежала я как ошалелая, но когда очутилась уже рядом с Сивелом, поняла, что с омегой был тот самый альфа, который приходил к нам в музыкалку. Петя. Тот, у кого я якобы выиграла в предпочтениях у Сивела. Но так ли это? После того, как полезла целоваться. Я остановилась, остановились и эти двоя. Сивел выглядел немного бледным, Петя стоял и смотрел на меня с мрачной физиономией. — Сивел, я, это, то есть, я, я, — снова мой словарный запас вышел из чата и я стала блеять какую-то белиберду. — Что ты ему сделала? — Петя резко выступил вперёд, загораживая от меня Сивела. Мне совершенно не хотелось оправдываться перед этим бугаём, а хотелось как-то вымолить прощение у Сивела, без этого великана. — Не твоё собачье дело, — грубо бросила я и обошла его со стороны. Но рука Пети не позволила мне пройти к Сивелу и схватив меня за руку, он потащил меня вперёд. Я очень сильно не любила, когда меня кто-то хватал за руки, моментально моя кротость слетела и я стала той самой Елец Сатурном, который так часто попадала в кутузку к местному участковому Смурько. Скинув с себя галстук, я встала в стойку и уже буквально через мгновение Петя стал нападать на меня. Только как оказалось Петя всё жы был любителем качалки, а не уличных драк. И уже на первой минуте, я ему так врезала по челюсти с ноги, что он зашатался и рухнул всей своей стокилограммовой тушей оземь. Он стал слабо стонать, но я уже вошла в раж и мне хотелось крови. Мне хотелось скинуть своё мучительное напряжение за этот вечер, и поэтому, совершенно не думая ни о чём, я наклонилась над тушей Пети и со всей дури ёбнула ему кулаком по роже. Но едва успело сердце моё сделать стук, как я ощутила на своём лице чей-то острый кулак, который зазвездил мне по правому глазу. — Не трогай его! — голос Сивела дрожал, как натянутая струна, звеня яростью. Я в изумлении поднялась и уставилась на дрожащего Сивела, который смотрел на меня со злостью. Это он меня ударил. Причём больно. Офигеть! Мне это понравилось. — Ударишь меня ещё раз, — произнесла я, жадно смотря в побледневшее лицо Сивела. — Ты что, мазохистка?! — как-то неуверенно отвечал он, продолжая с опаской смотреть в мою сторону. — Нет, но твой удар мне понравился, — я уже пришла в себя и перешагнула через лежащего на земле Петю, тем самым сократив расстояние между мной и Сивелом. Он заметил это и хотел было отойти, но я была быстрее и оказалась рядом с ним, сократив расстояние между нами до критического минимума. — Т-ты, — заикаясь, произнёс Сивел, — не приближайся ко мне! — он выглядел испуганным, что мне крайне не понравилось. Я отошла от него на пару шагов. — Сивел, прости меня, пожалуйста, я не хотела тебя напугать, и на танцах я не хотела делать того, что сделала, точнее хотела, нет — не хотела, точнее, я, я… — всё, бобик сдох. Эх… Я замолчала, боясь снова ляпнуть какую-то фигню. Понуро опустив голову, я развернулась в сторону Пети и присев на корточки, стала осматривать его лицо. Да уж, нехило я так его расквасила. Но ничего, Петя — альфа, выживет. — Я тут посижу в сторонке, пока он не придёт в себя, а потом уйду, — тихо произнесла я, вставая и направляясь к скамейке, которая стояла в пяти метрах от лежащего Пети. Мне хотелось плакать, ну надо же было мне такое сделать. Эх… Пока я посыпа́ла свою голову пеплом, ко мне незаметно подсел притихший омега. Он сидел на самом краю, но всё же сидел на одной скамейке со мной. Я подумала, что, может, это хороший знак, но говорить побоялась, так как могла снова сморозить очередной шедевр идиотизма. — Ты правда не хотела меня поцеловать? — через пару минут тишину нарушил хрустальный голос омеги. И что тут говорить? Думала я. Ибо, конечно, хотела. Эх… — Конечно, хотела, Сивел, — тяжко вздохнула, когда Сивел от моих слов напрягся и вытянулся в тугую струну, — ты мне нравишься, вот я и полезла целоваться, по-дурацки получилось, теперь ты считаешь, что я настоящее животное. Я хотела произвести на тебя впечатление, а получилось, что просто домогалась, — говоря это, я чётко осознавала, как же сложно быть человеком и как сложно кому-то что-то доносить о своих чувствах. Краем глаза я заметила, что Сивел немного расслабился. — Ты не мог не заметить, что от одного твоего взгляда, я начинаю заикаться, — тут я заметила, что Сивел довольно хмыкнул, всё-таки нравилось этим омегам мучать таких, как я и Димка, — а пугать тебя я вообще не хочу, мне самой от этого страшнее, чем тебе. Боюсь сделать что-то не так, и ты вообще возненавидишь меня. Как вот прям сейчас, — тоска от осознания своих действий накрыла меня с головой. — Я тебя не ненавижу, — тихо произнёс он, — Просто ты так неожиданно от такой вечно краснеющей альфы перешла в наступление, что это испугало меня, и я подумал, что ты такая же, как и все носители звания альф, — Сивел с грустью произнёс это, вселяя в меня надежду, что у меня ещё не всё потеряно. — Сивел, я не альфа, я бета, — я не хотела, чтобы он считал меня альфой. Когда я это сказала, то даже не думала, что через секунду рядом со мной окажется маленький Сивел и потянется своим чу́дным носиком к моей шеи. От неожиданности я потеряла дар речи и застыла словно статуя. — Ты пахнешь яблочным садом, — он перестал меня нюхать, но не отсел на другой край скамейки. Я по-прежнему не шевелилась, боясь его спугнуть. Так мы и сидели, пока не послышался слабый стон со стороны лежащего Пети. — Что ж, Сатурн, думаю, что тебе не надо меня провожать, Петя очухался, так что я спокойно доберусь до дома, — Сивел произнёс эту фразу, теребя пуговицу на своей рубашки в области груди. — Сивел, я… — но я не смогла ничего выговорить, и только смотрела в его серые глаза. — На озеро я бы поехал с тобой, — сказав это, Сивел уже был рядом с Петей, а я всё сидела на скамейке, осознавая, что Сивел дал мне шанс.