Путь к Раю

Анри со всех ног мчался по коридору, преследуемый стремительно настигающим братом. Пытаясь оторваться, визжал, радостно смеялся и спотыкался из-за того, что постоянно оглядывался. На этот раз, обернувшись и не заметив позади Айона, он замедлил бег, удивленно озираясь. И угодил прямо в объятия брата, перелетевшего через разрушенную стену, чтобы срезать путь и оказаться впереди. Забарахтался, пытаясь вырваться. Но вскоре понял, что не удастся, и затих. Айон, смеясь, куснул за ушко, за что Анри отомстил укусом в плечо. Наконец угомонившись, они обнялись, довольно улыбаясь и глядя друг другу в глаза. — Раньше в твоих глазах была пустота, — с нежностью произнес Айон, целуя в щеку. — А теперь я вижу, как ты улыбаешься. — Даже в детстве наши игры не были так беззаботны, — хохотнул Анри, уворачиваясь от очередного поцелуя. — Сейчас мы можем делать все, что хотим. Нет ничего плохого. Здесь вообще есть только то, чему мы позволяем быть. — Вот она, моя свобода, — засмеялся Айон, прижимая к себе. — Разве она не прекрасна? — Прекрасна, — согласился Анри, утыкаясь ему в плечо. — Только я очень долго не мог ее принять... Айон зарылся лицом в его волосы, вдыхая их запах. Прижимая его к себе так крепко, словно боялся, что он убежит. Не хотелось отпускать его никогда. Не хотелось позволить уйти. Взяв руку брата и переплетя их пальцы, Айон улыбнулся и повел его к фонтану — их излюбленному месту в Аду. — А ты расскажешь мне дальше о своей жизни? — с интересом спросил Анри, усаживаясь на плиту. — Расскажу, — усмехнулся Айон, обнимая его за пояс и встречаясь с ним взглядом. — Может быть, чуть позже... — Почему позже? — насупился Анри, упираясь руками в грудь и пытаясь отстраниться от настойчивых поцелуев. — А ты не хочешь просто побыть со мной? — улыбнулся Айон, перехватывая его руки и бережно заводя за спину. — Хочу, но мое присутствие рядом не мешает тебе рассказывать! — Еще как мешает, братик. Анри фыркнул, демонстративно поморщившись от очередного поцелуя в шею. Лукаво улыбаясь, Айон погладил его по спине. — Что, все еще не можешь нарадоваться, что я снова с тобой? — недовольно пробурчал Анри, шумно вздохнув от прикосновения губ к груди. — Я никогда не прекращу этому радоваться, — усмехнулся Айон. — Никогда. И, пожалуйста, не покидай меня больше. — Куда мне здесь идти? Айон вздохнул. Пренебрежительный тон брата задевал, но, не желая затевать ссору, он лишь прервал новый поток обвинений нежным поцелуем. Анри прекратил капризы и обнял за шею, отвечая. — Наверное, я всегда был очень плохим братом... — виновато улыбнулся он, утыкаясь в лоб. — Да и я, пожалуй, не лучше, — с грустью признал Айон, прижимая его к себе. — Но теперь я хотел бы все начать сначала. — Тогда расскажи мне все, что ты скрывал. — Если для тебя это так важно, то слушай...

***

Айон сидел на крыльце уже больше часа, задумчиво созерцая алеющий закат. Стемнело, на небе зажглись звезды, с реки подул прохладный ветер. Лес умиротворяюще шелестел листвой. Пение птиц оживляло ночную тишину. Здесь всегда было прекрасно. В этом месте царили покой и благодать. Но тоска разъедала душу. Хотелось чего-то давно забытого, светлого, странного... Старая боль навалилась всей тяжестью. Он всегда старался сделать вид, что ее нет. Никогда не говорил о ней вслух. Даже наедине с собой силился не думать, игнорировать, подавлять чувства — лишь бы они не мешали идти вперед. Но сейчас, сидя под полной луной — зловещим глазом космоса — Айон думал, прислонившись щекой к перилам. Полностью погрузившись в себя. Утопая в тоске, позволяя себе принять решение. Которое могло бы избавить от этого раз и навсегда. Пока веселый смех не отвлек от размышлений. И Мариса не бросилась на шею, обнимая сзади и чмокая в щеку. — Я тебя люблю, — шепнула она на ушко. Айон обернулся, встречаясь с ней взглядом. Так грела ее теплая улыбка... Легкое платьице трепетало от ветерка, и вся ее тонкая фигурка казалась еще более хрупкой. Она почти не изменилась за эти годы. Все такая же понимающая, любящая. Преданная. — О чем ты задумался? — с интересом спросила она, залезая на колени. — Я очень долго был совсем один, — негромко ответил Айон, зарываясь лицом в ее волосы. — Уже несколько лет ты рядом со мной, но это чувство, эта пустота, она никуда не делась... Мариса сочувственно вздохнула, обнимая. — Ты скучаешь по брату? — Наверное, да... Но дело не только в этом. Я потерял то, что было мне дорого. Победа такой ценой — это не победа. Мне не нужна часть, мне нужно все. Мне недостаточно. Это мое поражение. Результат моей ошибки. Я мог забрать его с собой, когда уходил. Но что-то пошло не так. На эти слова Мариса ответила поцелуем. Она всегда пыталась утешить, помочь унять боль. Или хотя бы отвлечь. Но Айон, отстранившись, вновь уставился вдаль взглядом, полным тоски. Мариса прижала его голову к своей груди, запуская пальцы в белоснежные седые волосы. Длинные, водопадом рассыпающиеся по плечам. Она не понимала его уязвленной гордости. Чувства вины. Чувства собственного несовершенства. Она видела только утрату былой любви. А это, пожалуй, волновало Айона меньше всего. — Не хочу, чтоб ты страдал. Не грусти. Ведь у тебя есть я, — нежно улыбнулась она. Айон не ответил. Несколько минут прошли в молчании. Все же подняв наконец глаза на Марису, он всмотрелся в ее лицо. Ласковая понимающая улыбка, благодарные и преданные глаза, волнистые черные волосы, развевающиеся от легкого ветра... Все это казалось родным и настоящим, теперь ставшим одним из самого важного в жизни. Это дарило счастье. Это было способно унять боль. Айон улыбнулся, обвивая Марису руками за талию и наклоняясь к ее губам. — Подари мне еще одно существо, которое будет меня любить, — тихо, но решительно прошептал он, глядя ей в глаза. — Роди мне сына. Наследника. Который разделит мое одиночество. И мою мечту. Мариса накрыла губы своими. Айон вцепился в нее, как можно ближе прижимая к себе. — Это счастье для меня, — задорно улыбнулась она. — Если это принесет тебе радость и наполнит счастьем твои глаза, я сделаю это с большим удовольствием. Айон усмехнулся, бросив вдаль последний взгляд, полный боли. — Подари мне существо, которому я смогу дать все то, что не захотел принять мой брат...

***

— Ты полюбил своего сына больше, чем меня? — немного обиженно спросил Анри, отстраняясь. — Нет, — усмехнулся Айон. — Нет... Просто он меня не предавал. Анри замолк, стыдливо прикусывая губу. Снова напоминать брату о своем предательстве совершенно не хотелось. Но Айон продолжил, тут же выбросив из головы эту мимолетную мысль: — Его рождение... Словно было перерождением моей души. Я обрел то, что стало смыслом моей жизни. И отдал ему всю любовь, на которую был способен... Он говорил так вдохновенно, полностью погрузившись в воспоминания, что казалось, будто вновь переживает те моменты своей жизни, глядя проникновенным взглядом в даль своего прошлого. Но потом он вдруг повернулся, с улыбкой заглянув в глаза, и взял за руку. — Хочешь, я покажу тебе свои чувства? Впусти меня в свое сознание, и ты увидишь тот миг моими глазами. Анри доверчиво прижался к брату, утыкаясь лбом в его лоб. Любопытство в нем взяло верх над осторожностью, и через пару мгновений он провалился в омут чужой памяти.

***

Морозным зимним днем, когда за окном валил густой снег, женщина, желавшая подарить демону счастье, родила ему ребенка. Следуя за мыслью брата, Анри вошел в просторную комнату, хорошо отопленную и освещенную, где и увидел его, держащего на руках новорожденное дитя. Айон вылизывал крохотное тельце маленького сына, стараясь унять дрожь, по щекам его текли слезы. Анри замер, пораженный этой картиной. Он никогда не видел, чтобы брат плакал. И, впервые узрев настолько сильные его чувства, понял, что никогда по-настоящему его не знал. Айон аккуратно перегрыз пуповину, стараясь не поранить ребенка острыми клыками. Малыш лежал в руках отца, глядя на него осмысленным взглядом. Тот улыбнулся так нежно, в глазах его клокотало такое счастье... Вся боль, до этого проскальзывающая в тяжелом взгляде, будто испарилась и перестала существовать. Новая жизнь, созданная Айоном, подарила новую жизнь и ему самому.

***

Айон с улыбкой смотрел на брата, медленно приходящего в себя. Анри держался рукой за голову, пытаясь осмыслить увиденное. Другая его рука покоилась в ладони брата, которую он сжимал так крепко, что причинял боль. — Я не знал... Что ты такой... — наконец произнес он в смятении. — Даже не догадывался... Айон не ответил, продолжая улыбаться. Лишь, зачерпнув ладонью воду, приложил ее ко лбу брата. Анри прикрыл глаза, пытаясь запомнить это ощущение. Он стал относиться к брату совершенно иначе. Прикосновения рук, которые держали когда-то такого желанного ребенка, больше не были противны. Даже когда он вспоминал о плохом. — Я все понял... — произнес он тихим, дрогнувшим голосом. Сам не понимая, слезы ли текут по щекам, или же вода стекает с ладони брата, лежащей на лбу. Айон с нежностью поцеловал в глаза. — То зимнее утро было утром восьмого января девяносто первого года. Через шесть лет я снова потерял то, что так ценил... Однажды я вернулся в свой дом и обнаружил пепелище на его месте... А мою семью убили... Я даже не нашел тел... — Но ты ведь их не ненавидишь... — всхлипнул Анри. — Тех, кто это сделал... Ты никого не ненавидишь... Но тебе очень больно... До сих пор... — Прошлое... — вздохнул Айон, устало потирая переносицу. — Осталось в прошлом. Я живу здесь и сейчас. Пора бы и тебе поступить так же. Анри опустил голову, скользя взглядом по плите. — У тебя тоже было то, чем ты дорожил... И что потерял... Отвернувшись от брата, Айон лег на плиту, подперев щеку рукой и прислушиваясь к шуму фонтана. Принимаясь задумчиво водить пальцами по воде. Он не спешил продолжать разговор, поджидая, пока брат соберется с мыслями. Каждый из них думал о своем. Анри вновь разрывали на части противоречивые чувства. Противное злорадство где-то в глубине души ликовало — брат получил по заслугам. Расплатился счастьем, расплатился самым дорогим. Ему тоже было больно, он тоже чувствовал себя бессильным ничтожеством перед ликом смерти. Но этой участи не заслужила его семья — невинный ребенок и женщина, у которой больше никого не было. У них не нашлось никого получше Айона. У них не было выбора. Это была не их вина. Их было жаль. И себя было жаль. Ведь здесь тоже не было выбора. Здесь тоже остался только Айон. — Я буду жить в настоящем, — наконец произнес Анри, трогая его за плечо. — Слышишь?.. Я хочу быть счастлив с тобой... Айон улыбнулся, переворачиваясь на спину и притягивая брата к себе. И, ничего не говоря, просто коснулся губами его губ. Анри ответил на поцелуй, собрав всю нежность, на которую был способен. Грыз невыносимый стыд за ненависть, что он осмелился испытывать. Она не должна была касаться кого-то кроме них двоих. Никто не должен был расплачиваться за чужие грехи. Айон смертельно ранил Мираэль своей собственной рукой. Из ревности. Из мести. За то, что она отняла его брата, отняла что-то, принадлежащее ему. Анри отчаянно не желал когда-либо становиться таким же. Даже просто радоваться тому, что брат тоже кого-то потерял. Даже тогда, когда хотел повредить голову матери — он поступил неправильно. Он поступил как Айон. И за это грызло чувство вины. Может, это и отличало их друг от друга? Совесть? Сожаление, что ведешь себя как мудак? Плотнее прижавшись к брату, Анри вдруг почувствовал, что тот гладит ему живот, задрав майку. Заставляя прокатываться по телу приятную дрожь возбуждения. На этот раз Айон гораздо дольше задержался на губах. Углубил поцелуй, проникая в рот языком. В детстве он любил тискать и целовать, но тогда в этом не было такой отталкивающей властности. Желания обладать. Были забота и ласка. Они смеялись вместе. Им обоим было весело и хорошо. Сейчас же постоянно накатывала тревога. Черт знает, чего от него теперь можно было ожидать. Хрипло выдохнув, когда рука Айона переползла на бедро, Анри выгнулся, безотчетно кусая его губы. Все это было так приятно. Каждый раз. Несмотря ни на что. Слишком уж доконали однообразие и пустота. — Что-то я заскучал здесь, — усмехнулся Айон. — Мы одни, мы свободны, мы в безопасности. Но мне хочется вернуться на Землю. Идти дальше. Идти вперед. Анри недовольно заерзал, потираясь о бедра брата и царапая его по груди. Он так некстати напомнил о плохом... — Сколько мы уже здесь? И как долго еще пробудем? У меня остались незаконченные дела... — Незаконченные? — вздохнул Айон, отводя взгляд. — Мираэль... Анри молчал. Так и не дождавшись реакции, Айон продолжил: — А ты не думал, что она уже умерла? Или умрет раньше, чем ты вернешься? Только что ты обещал мне не думать о прошлом. — Она не прошлое! — злобно заявил Анри, резко вставая. — Если ты так легко можешь забыть тех, кого любил, то я так не могу! Я не ты! Айон сел на плите, тяжело вздыхая. Провожая взглядом стремительно удаляющуюся фигуру. Это повторялось снова и снова. Каждый гребаный раз. — Мне казалось, ты понял... — негромко бросил он брату вслед. Но Анри уже не услышал его. Анри лежал один в окружении темноты и маленьких горящих точек за окном — далеких, недосягаемых звезд. Поглощенный тоской, тихо скулил, не находя в себе сил встать и пойти извиниться перед братом. Одиночество угнетало, но мысль о том, чтобы просить прощения, была омерзительна. Анри не желал признавать себя виноватым. Он не был ни в чем виноват. Свернувшись калачиком на кровати и обняв колени, он пытался уснуть, надеясь хоть таким способом скоротать время и заглушить боль. Провалявшись в постели пару часов и нервно ворочаясь и рыча от раздражения под конец, он все же вскочил и быстрым шагом направился к брату. Тоска победила злость. Он застал Айона спящим. Замерев на пару минут в дверях, тихо подошел и осторожно лег рядом, прижимаясь и обнимая его. Положил голову ему на грудь, расслабленно прикрывая глаза. От близости с кем-то родным накрыло долгожданное умиротворение, и вскоре наконец удалось заснуть. — Что ты здесь делаешь? — разбудил тихий бархатный шепот. Анри зевнул и потянулся, словно ненарочным движением обнимая брата и прижимая к себе. — Поцелуй меня! — требовательно заявил он. — Какая наглость, — вздохнул Айон, впрочем, не пытаясь оттолкнуть. — Ты пришел сюда и пытаешься о чем-то просить, даже не подумав извиниться... — И не подумаю! — фыркнул Анри. — Я ни в чем не виноват! — Ах, не виноват? — усмехнулся Айон, и Анри уловил в его голосе настораживающие нотки. Не зря. Нависнув сверху и придавив собой, Айон как-то очень зловеще ухмыльнулся. — Ты обвинил меня в бесчувственности и безразличии. — Я такого не говорил! — возмущенно запротестовал Анри. — Говорил. Завуалированно, но говорил. — Ну и что?! Пусти меня! — Не пущу. Глаза Айона угрожающе сверкнули в темноте. Анри пискнул, вжимаясь в кровать и пытаясь любым способом увеличить расстояние между собой и братом. Можно подумать, он был неправ! Можно подумать, Айон не был бесчувственным бревном! Эгоистичным, самовлюбленным, горделивым! Да будь тут кто-то еще, вообще не было бы смысла все это терпеть! — Я прощу тебя, — усмехнулся Айон, глядя с презрительным снисхождением. — И буду дальше с тобой нянчиться... Если ты кое-что сделаешь. — Что? — недовольно буркнул Анри. Айон неожиданно слез с него, все так же насмешливо улыбаясь. — Встань на колени. Анри задохнулся от возмущения. Нет, это был уже перебор. Даже для брата. В нем не было ничего хорошего — но существовал ли хотя бы предел гадостям, которые он хранил в своей голове?! — Чего?! А ноги тебе не поцеловать?! — Как ты догадался? — засмеялся Айон. Анри засопел. — Не пыхти, — усмехнулся брат, потрепав по волосам. — Это просто игра. Сделаешь, как я хочу — и я снова буду тебя развлекать. Сердито бурча что-то себе под нос, Анри с неохотой повиновался. Встав перед братом на колени, он опустил глаза в пол, краснея от стыда. Вполне довольный такой покорностью, Айон одобрительно погладил по голове и поднес руку к губам. Анри с деланным отвращением поцеловал ее и встал, униженный и рассерженный. Брат прижал к себе, широко улыбаясь. Он был вполне удовлетворен. — Как бы ты ни пытался надо мной возвыситься, твое место там, где ты только что находился, — тихо прошептал он на ухо. Анри раздраженно зарычал. — Это еще почему?! — Это твой характер и твоя судьба. Прекрати делать вид, что это не так. У тебя плохо получается быть тем, кем ты не являешься. Анри притих, не найдя, что на это ответить. Оставалось только молчаливо злиться. Айон перебирал волосы, ласково улыбаясь. Прижимал к себе как величайшую драгоценность. Он любил — наверное, любил — но только как свою вещь. Он всех и всегда так любил. Он не заслуживал искренности. Преданности. Ему хотелось всех использовать — так пусть готовился бы к тому, что когда-нибудь используют его. — Ты обещал меня развлекать, — мрачно напомнил Анри. — Да-да, — усмехнулся Айон. — Я помню. Чего ты хочешь? — Спать... Ты меня разбудил... — А от меня что требуется? — хмыкнул Айон. — Не мешать? — Лежи рядом и меня обнимай... Айон вздохнул и, повалив на кровать, лег рядом. Анри прильнул к нему, отодвигая носом край ворота рубашки и утыкаясь в шею. Ощущая, как под смуглой кожей размеренно пульсирует кровь. Хотелось быть как можно ближе. Вдыхать успокаивающий запах мягких волос. Чувствовать родное тепло. — Расскажи мне сказку, — лениво попросил Анри. — Сказку? — улыбнулся Айон. — Ну слушай... Укутав в одеяло, он принялся тихо шептать на ухо, ласково гладя по волосам. — В космосе, где-то далеко-далеко, никто точно не знает, где, есть одна звезда. Считается, что на ней собрана вся мудрость Бога, и познавший ее обретет его могущество. Но выдержать его может не каждый... Анри мигом расхотел спать, с интересом уставившись на брата. — Правда? — Ну, в общем-то, правда. Звезда существует на самом деле. Звезда Истины. — Ты бывал на ней? — Нет, — засмеялся Айон. — Конечно, нет. Но я знаю того, кто был. Точнее... Я видел его в прошлом нашей матери. Это был ее возлюбленный. — Наш отец? — Нет... Его брат. Я не хочу говорить тебе об этом. — Ну расскажи! — заныл Анри, теребя за плечи. — Я хочу знать все, что знаешь ты! Айон усмехнулся, перехватывая его руки и поочередно припадая к ним губами. — Хочешь услышать страшную историю об изгнании демонов из Рая? — спросил он, хитро глядя на брата. У Анри загорелись глаза, и он тут же выпалил: — Хочу! Айон привстал, сразу сделавшись серьезным. Пока он что-то обдумывал, Анри терпеливо ждал, изнывая от любопытства. Наконец перед ним могла приоткрыться завеса страшной тайны, которую столько лет хранил брат. — Наверное... Наверное, будет лучше, если ты сам это увидишь, — наконец произнес Айон, наклоняясь к нему и утыкаясь лбом в его лоб. Анри послушно закрыл глаза.

***

В красивом саду под деревом на траве, обнявшись, сидели мужчина и женщина. В окружении нетронутой природы. В месте, в котором хотелось остаться навечно. Вдыхали аромат благоухающих цветов, запах свежести и чистоты — Анри никогда не находил такого воздуха даже в самых потаенных уголках Земли. Ощущали приятный ветерок на коже. Легкий, приносящий прохладу с реки неподалеку. В этот светлый день по небу проплывали лишь невесомые белые облачка, и солнце искрило на поверхности воды причудливыми переливами. Но мать с любовником не смотрели по сторонам. Лишь друг на друга, полностью поглощенные собой. Все вокруг любило и оберегало их. Все вокруг приумножало их силы. Казалось, никто не смог бы быть несчастным здесь. Почему только брат не показал всего этого раньше? Теперь Анри понимал, почему он так сильно хотел оказаться там. Почему так стремился к этой совершенной планете. Почему люди говорили о рае как об эфемерном месте, полном всеобъемлющего счастья. Прошли тысячи лет. Только это осталось в память о родине. Рассказы тех, кто был в Аду с самого начала. Пока им не запретили говорить. Демоны, которым пришлось покинуть родную планету, просто не могли по ней не скучать. Они хранили все в тайне от новых поколений. А может, их всех уже не было в живых. Или Правитель Ада стер им память. Из милосердия или злого умысла. Оставалось только гадать. Анри сразу узнал мать. А вот ее любовника видел впервые, хоть и заметил в нем какие-то родные черты. У него был глубокий, немного грустный взгляд, и отстраненная улыбка. Он с любовью целовал мать, обнимая ее хрупкие плечи. Они наслаждались обществом друг друга, и казалось, будто весь мир в эти мгновения перестает для них существовать. Они не отрывались друг от друга, не отвлекались ни на что вокруг — ведь ничто не могло потревожить влюбленных в прекрасном райском саду. Но в какой-то момент оба вздрогнули от яростного крика, нарушившего их счастливое пребывание вдвоем. К ним подбежал взбешенный мужчина. Его перекошенное, озлобленное лицо внушало ужас. Вряд ли он отдавал отчет своим действиям — ненависть бушевала в его алых глазах. — Самаэ-э-эль!!! — окликнул он брата, и тот попытался что-то сказать, но сразу, без церемоний, получил по лицу ногой, облаченной в тяжелый ботинок. И как подкошенный рухнул в траву. — Лилит! — на этот раз обратился он к матери. — Гребаная шлюха! Думаешь, он сможет тебя защитить?! Испуганно дрожа, мать закрыла любимого собой от нового удара. Напавший схватил ее за волосы, отбрасывая в сторону. И прежде, чем он атаковал, Самаэль с трудом поднялся с земли и приготовился защищаться. Драться с архангелом, с родным братом, отстаивая то, что любил. — Осмеливаешься мне возражать? — криво усмехнулся напавший. — Ударишь меня? — Не трогай ее, Адам, — хмуро, но уверенно произнес Самаэль. Тот схватил его за горло, прижимая к дереву. Красные глаза ангела, сузившиеся от злости, впивались в фиолетовые глаза брата. Ненависть клокотала внутри него, жаждая прорваться наружу и взорваться, уничтожая все вокруг. — В чем я виноват? — прохрипел Самаэль. — Что я сделал?.. — Родился!.. — прошипел Адам, вдавливая его в дерево. Самаэль захрипел. Послышался хруст ломающихся позвонков. Адам разжал руку, отпуская его и позволяя рухнуть на траву. И повернулся к Лилит. Она смотрела на него полными ужаса глазами, пятясь и закрывая руками грудь. Адам без единого проблеска жалости ударил ее ногой в живот. Лилит упала, струйка крови побежала по подбородку с ее губ. — Брат... Опомнись... Пока еще не поздно... — прохрипел Самаэль, с трудом поднимаясь. — Ты мне не брат, ублюдок! — прошипел Адам, пиная его в колено и вновь заставляя упасть. Он повернулся к Лилит, с презрением и злостью глядя на нее. Она плакала от боли, вцепляясь пальцами в ткань платья на животе. — Не трогай ее... — выдохнул Самаэль почти в мольбе. — Пожалуйста... Убей меня, но пощади ее и моего ребенка... — Ребенка?! — процедил Адам. — Когда ты успел?! Самаэль собрался что-то ответить, но брат снова ударил его, заставив скорчиться на траве. — Эта женщина должна носить только моего ребенка! А твое отродье, как и вы оба, не имеет права жить! Следующие несколько ударов он нанес почти без перерыва, орошая траву в прекрасном саду кровью родного брата. Когда тот уже не мог пошевелиться, Адам подошел к Лилит, сжимающейся от страха и боли, и ударил ее в живот. Разорвав когтями, рывком вытащил из него ребенка. Лилит вскрикнула, падая к его ногам. Этого было недостаточно, чтобы умереть. Поэтому он материализовал меч и пронзил лезвием ее грудь. На это было невыносимо смотреть. Невыносимо осознавать, что этот жестокий и безжалостный убийца породил их на свет. Айон относился к этому спокойно. Может, потому, что и сам пошел в отца? Адам все еще держал в руке не рожденного ребенка. Он сжал пальцы, желая раздавить ненавистное существо, но Самаэль, подкравшись сзади, из последних сил вонзил в него когти. Адам одним движением отбросил его к дереву и с ненавистью прошипел: — Дьявол! Отныне ты дьявол! Сатана! Ты мне не брат! Я вышвырну тебя из Рая! И только посмей когда-нибудь вернуться сюда! Самаэлю было уже все равно. Он был готов принять все, что угодно. Дороже того, что у него только что отняли, не могло быть ничего. Адам пнул бездыханное тело возлюбленной, словно ненужный мусор. — Можешь забрать это с собой, — презрительно бросил он. — Строй звездолет и улетай прочь отсюда. Если увижу тебя еще раз — будете лежать рядом. В могиле. Мертвые детей не делают. Самаэль подполз к Лилит и крепко прижал ее к себе дрожащими руками. Он плакал. Рыдал, выл в голос, трясся от невыносимой боли. Наверное, последний раз в жизни. Жизнь теперь превратилась в кошмар. И, чтобы его пережить, больше нельзя было чувствовать. Никогда. Брат отнял все. Убил любимую. Вырвал ребенка из ее чрева. И будто вырвал душу из него самого. А теперь просто уходил. Решительно, не оборачиваясь, словно ничего не было. И ему были безразличны их страдания. Как и всегда. Самаэль издал отчаянный крик, припадая к земле и царапая ее когтями. От любимой осталось лишь тело, лишенное жизни, но и его он решил забрать с собой как последнее, что оставил ему брат.

***

Анри трясло. Он не мог выдержать тяжести пережитых впечатлений. Все, что брат говорил раньше, никак не подготовило к этой «встрече» с отцом. Лучше бы он и правда совсем ничего не рассказывал. Никогда. Айон успокаивающе гладил по волосам, крепко прижимая к себе, но Анри не переставал всхлипывать, безотчетно цепляясь за него. Ему и так хватало страданий в пустом Аду, он и так чувствовал, что жизнь кончена — неужели могло стать еще хуже? Но ведь стало. Будущего не было, а прошлое выглядело еще омерзительнее, чем настоящее. И так напоминало... Напоминало то, как поступил брат. С ним и Мираэль. — Так и получился Ад, — тихо прошептал Айон, склонившись к уху. — Адом был назван корабль, на котором они улетели из Рая. За Сатаной пошли немногие. Те, кто иначе все равно бы погиб. Он превратился в тирана. Запрещал заводить привязанности. Запрещал любить. Он потерял себя и смысл своего существования. Испытал страшную боль потери в юном возрасте. И не смог этому противостоять. — Ты его ненавидишь? — всхлипнул Анри. Айон улыбнулся. — Нет. Он не был плохим. Он был несчастным. Желая обрести могущество и смысл, он полетел на Звезду. Но истина не принесла ему счастья. Он долго искал планету, пригодную для жизни. Чтобы не оставаться вечно на корабле. Но и на Земле ничего для себя не нашел. Он умер, покончив с собой. А мама возродилась. И родила нас. Через много тысяч лет. — Расскажи... — попросил Анри, поднимая на брата заплаканные глаза, полные надежды и мольбы. Он знал, что у этой истории все тот же паршивый конец. Что они рождены от изнасилования. Что голова мертвой матери сейчас в лаборатории. Но все равно... — Потом расскажу, — засмеялся Айон, целуя в лоб. — С тебя пока хватит. — Тебе известно так много... — Очень много, — усмехнулся Айон. — А вот тебе многого лучше не знать. Анри удрученно кивнул, захлебываясь слезами. Впервые добровольно соглашаясь с этим утверждением. История Сатаны оказалась настолько впечатляющей? Айон сочувственно вздохнул, обнимая его. — Ты хотел спать, — напомнил он. Анри возмущенно фыркнул. — Рассказываешь всякие страшилки, а я после этого спать должен! Айон расхохотался, не остановившись даже после укоризненного и обиженного взгляда. — Тебе еще и весело! — недовольно пробурчал Анри, сворачиваясь калачиком и натягивая на себя одеяло. Айон улыбнулся и лег к нему. — Я могу что-нибудь сделать для тебя, если хочешь. А будешь так реагировать — вообще ничего рассказывать не буду. Анри прижался, игриво куснув за шею. — Тут скучно и страшно, — прохныкал он, как капризный ребенок. Явно напрашиваясь на заботу и утешение. — Скучно, когда не рассказываю, а страшно, когда рассказываю? — засмеялся Айон. Анри надулся, высокомерно задирая нос. Айон усмехнулся, касаясь пальцами его губ, но ласки быстро прервались. — У тебя холодные пальцы! — заявил Анри, отстраняясь. — И вообще, тут холодно, плохо и страшно! — Не ной, — вздохнул Айон, вновь прижимая его к себе. — И не ври, что тебе в одеяле холодно. — Зато у тебя руки холодные! Не трогай меня! — Я могу вообще уйти. — Тогда мне будет страшно! — А сейчас мне плохо! — Почему?! — Потому что ты ноешь! Препирательства могли продолжаться вечно, но Анри вовремя одумался, справедливо решив, что не стоит надоедать брату. Так он рисковал снова остаться в тоскливом одиночестве. Сжав в ладонях руку Айона, он принялся согревать ее своим дыханием. Тот снова заулыбался и запустил в волосы холодные пальцы. — Так же лучше. Когда мы не ссоримся. — Угу, — буркнул Анри. — Давай целоваться. Это отвлекает, и становится не так плохо и страшно. Айон с усмешкой припал к губам, принимаясь нежно покусывать их. Анри подался вперед, отвечая на поцелуй. Не хотелось ничего больше, но Айон скользнул рукой под одеяло прямо к животу. — Эй! Мы так не договаривались! — заявил Анри, отпихивая брата и заворачиваясь в одеяло, чтобы спрятаться в нем, словно в коконе. — Как? — усмехнулся Айон. — Мне нельзя трогать твое одеяло? Анри возмущенно фыркнул. Айон расхохотался. — Чего ты в него так вцепился? — Захотел и вцепился! Твое какое дело?! У тебя руки холодные! А одеялка теплая! — Ладно-ладно, — согласился Айон. — Буду тебя только целовать. Он снова потянулся к губам брата, но тот отстранился. — Я кое о чем тебя хотел спросить... — Что еще? — вздохнул Айон, предвкушая новое нытье. — Когда ты потерял своего сына... Это было так же больно, как было Сатане? Вопрос привел в замешательство, заставив надолго задуматься. — Сравнивать такие вещи глупо, — в конечном итоге как-то растерянно произнес Айон. — Я чувствую боль от потери, вину и тоску по тому, что имел. Но я могу идти дальше. Хотя место в моей душе, отведенное им, уже навсегда останется пустым. А он не смог с этим жить. — Ты сильнее, раз смог это пережить? — Не будем об этом. Голос Айона звучал твердо, как приказ, и Анри не посмел настаивать на ответе. Прижавшись, он тихо прошептал: — Братик, я люблю тебя... — Да неужели? — усмехнулся Айон, вздрогнув и обняв в ответ. — Только не надо меня жалеть. — И прости, что я про тебя так сказал... Тогда, когда мы поссорились... Я больше не буду... — продолжал Анри. — И если мы вернемся на Землю, я останусь с тобой... — Мне с тебя еще расписку потребовать? — хохотнул Айон. — Ты же слово никогда не держишь. — На этот раз сдержу... Правда... Я изменился... — Ты не изменился. Просто изменилось то, что тебя окружает. Когда вернешься, снова будешь делать вид, что ничего не было. И относиться ко мне будешь, как раньше. — Не буду! — всхлипнул Анри, утыкаясь брату в плечо. — Ты мне не веришь, потому что я это заслужил... Значит, я могу и твое доверие заслужить... И заслужу... — Заслужишь, — вздохнул Айон без особой надежды в голосе. — Заслужишь... Анри поцеловал его в шею, укрывая своим одеялом. — Какая жертвенность, — усмехнулся Айон. — С чего вдруг ты решил со мной поделиться самым ценным, что у тебя есть? Анри лукаво улыбнулся, утыкаясь ему в грудь. — Мы же близнецы, у нас все должно быть общее. Айон затаил дыхание, почувствовав, что брат положил руку ему на сердце. И счастливо улыбнулся, обняв его и погладив по волосам. Мысли о прошлом и будущем лишь отвлекали, причиняя боль. А в настоящем царило счастье, в которое хотелось погрузиться целиком.