Разбитые очки

17 ноября, понедельник. Кабинет директора Роберта Хейдена был строгим: коричневые лакированные панели, массивный стол, кожаные кресла, высокий шкаф у стены. Утренний свет из окон ложился на мебель, придавая комнате деловой вид. Роберт Хейден сидел за столом в тёмном костюме и чёрной рубашке.  Напротив него — Ричард Морган, одетый в бежевый свитер, чёрные брюки, коричневые туфли. Роберт Хейден был высоким мужчиной с короткими тёмными волосами, карими почти черными глазами. Его широкая спина и уверенная посадка делали внешность внушительной, привлекательной. Раздался стук. Роберт и Ричард обменялись взглядом. Хейден поднялся, опёрся ладонями о стол и произнёс: — Да-да. Дверь открылась, и в проёме появился Дин. Роберт вышел из-за стола, улыбнулся и подошёл ближе. — Дин, здравствуй. У тебя всё хорошо? Дин нервно кивнул. Он сразу отметил, каким строгим выглядел директор — и в то же время притягательным. На мгновение мелькнула мысль: повезло же его жене. Внутри всё сжалось — он не понимал, зачем оказался здесь. Дин сел в кресло напротив рядом с профессором Ричардом, Роберт снова занял своё место, но замялся, словно не знал, с чего начать разговор. На Дине была белая рубашка, сверху немного расстёгнутая, строгие тёмные брюки. Волосы аккуратно уложены, блестели в свете утреннего солнца из окна. Он выглядел опрятно и красиво, в его облике было что-то свежое и юношеское, как отметил про себя Роберт. Роберт Хейден взял со стола жёлтую папку, раскрыл её и протянул Дину. Тот взял лист, внимательно посмотрел: напротив фамилий студентов экономического факультета стояли оценки — у многих 99%, 58%. Его взгляд задержался на строке с именем Вовы Серова: 32% успеваемости. Дин положил лист обратно и спросил: — А зачем вы мне это дали? Роберт спокойно взял лист, вернул его в папку закрыв её. Роберт Хейден положил руки на стол, скрестил пальцы и заговорил: — Смотри, Дин, у тебя по успеваемости всё хорошо, верно? Он поднялся, подошёл к шкафу, где ровными рядами стояли папки. Достал нужную — на корешке было написано «Факультет биологических наук. Ботаника». Вернувшись, сел на место, раскрыл папку и вынул оттуда лист. Протянул его Дину. Тот посмотрел: напротив его имени значилось — 94% успеваемости. Роберт Хейден продолжил разговор, внимательно глядя на Дина, будто взвешивая каждое слово: — Послушай, Дин. Ты ведь знаешь Вову Серова, не так ли? Вы из одного города, и, насколько я понимаю, там была всего одна школа. Значит, вы знакомы. Он достал с полки папку, положил на стол и раскрыл её. — У Вовы сейчас серьёзные трудности. Особенно по математике. Ситуация непростая: после того, что случилось в начале учебного года, его результаты резко пошли вниз. Дин молчал. Он ещё с самого начала догадался, к чему всё идёт, когда увидел в списке фамилию Вовы, но не хотел в это верить. — Смотри, — директор наклонился вперёд, — ты у нас отличник. У тебя всё стабильно, и ты можешь помочь ему. Я хочу, чтобы ты с ним позанимался. В голосе Роберта звучала осторожность. Он понимал: если Дин сейчас откажется, всё может обернуться слишком плохо. Вова и его родители способны поднять недавнюю историю, и тогда университету будет не отмыться. Эту мысль Хейден держал при себе, но именно она заставляла его говорить мягко и в то же время настойчиво. А для Дина всё выглядело так, будто его просто просят о помощи — просьбе, от которой отказаться было бы неудобно. — Роберт Хейден, могу ли я подумать? — Дин провёл ладонью по колену, стараясь говорить уверенно. — Могу ли я обдумать это предложение? — Конечно, — директор кивнул и перевёл взгляд на Ричарда, а потом снова на Дина. В его глазах мелькнула радость, будто он рассчитывал именно на такой ответ. — Да, конечно, можешь подумать. Но было бы и вправду хорошо, если бы ты помог Вове. Для нас все студенты важны, а Вова Серов — хороший спортсмен, он может серьёзно укрепить нашу спортивную секцию. Я был бы тебе очень благодарен, если бы ты занимался с ним какое-то время. Он сделал паузу и добавил: — И да, Дин, ты ведь платишь за учёбу в нашем университете. Так вот, мы предлагаем тебе оплату за твой труд. Один час в день, четыре раза в неделю — понедельник, вторник, четверг и пятница. За каждый час ты получишь пятьсот долларов. Предложение звучало заманчиво, но Дин никак не мог понять, откуда взялась такая срочность. Почему именно он? Неужели за этим стоит голос матери Вовы или самого Вовы? Мысли путались, и чем больше он размышлял, тем сильнее росло напряжение. Он поднялся. — Я могу вернуться к вам через несколько минут? — Да, конечно, — спокойно ответил Роберт Хейден. — Мы подождём тебя здесь. Дин кивнул, вышел из кабинета директора и направился к кабинету психолога. Через десять минут дверь снова открылась, но Роберт Хайден не увидел Дина. В кабинет вошла Элизабет — психолог университета. Женщина около тридцати пяти лет, блондинка с коротким каре, лёгким макияжем и красной помадой. На ней было бежевое платье, похожее на тёплый свитер, и такие же бежевые лодочки. В руках она держала пару папок, а в другой связку ключей. Закрыв дверь, Элизабет подошла ближе к столу. — Элизабет, могу я чем-то помочь? — Роберт поднялся, в его взгляде мелькнуло подозрение. Она посмотрела сначала на него, потом на Ричарда. — Профессор Морган, не могли бы вы нас оставить? Ричард слегка замялся, поднялся. — Да-да, конечно… До свидания, Роберт, до свидания, Элизабет. Он вышел. Дверь за ним закрылась. Элизабет резко облокотилась рукой на стол, громко стукнув связкой ключей. — Ты что творишь, Роберт? — Милая, в чём проблема? — он поднялся, пытаясь сохранить спокойствие. — Что это за предложение, что Дин должен заниматься с этим парнем, с Вовой? — её голос был твёрдым. — Я не пойму… есть какая-то проблема? — нахмурился Роберт. Элизабет нарушила конфиденциальность и заговорила: — Дин пережил от Вовы насилие в прошлом, в Гэри. Он подвергался побоям от его друзей. У них слишком тяжёлая история. Перед приездом в Боулдер Вова нанёс Дину травму, поэтому они с семьёй приехали сюда не в августе, а в июле. Я тебе говорю: они не могут заниматься вместе. Дин только что приходил ко мне и спрашивал, что ему делать. Роберт нахмурился, резко показал пальцем в её сторону: — Подожди. То есть он пришёл к тебе, сказал, что я предложил ему заниматься с Вовой… И ты решила именно сейчас явиться сюда и всё вывалить? Он сейчас у тебя в кабинете? — Я сказала ему, что вышла в туалет, — ответила Элизабет. — Но, Роберт, эти мальчики не могут сидеть вместе. Давай ещё раз подумаем. Она отошла от стола, встала почти в центр комнаты и заговорила спокойнее: — Дин 4 сентября был с Майком на той поляне. После… Вова ударил Майка по голове. Ты понимаешь, Роберт? Вова просит занятий с Дином не ради учёбы. Он может быть просто влюблён в него. Но Дин не может пережить прошлое. Вова был наркоманом, алкоголиком. Да, когда-то они были друзьями, но теперь Дину страшно и неприятно находиться рядом с ним. Он сюда поступил, чтобы уйти от всего этого, а не чтобы снова сидеть рядом с Вовой. Роберт тяжело выдохнул: — Хорошо, послушай, что я тебе скажу. Сегодня ко мне в кабинет вломился Ричард Морган и передал слова Вовы: если он не будет заниматься с Дином, то он и его родители пойдут на телевидение, к журналистам, поднимут всю историю четвёртого сентября. Дверь распахнулась, и в кабинет вошёл Дин. Он закрыл за собой дверь и замер, сунув руки в карманы. Его взгляд был надменным, будто он стал свидетелем разговора, которого не должен был слышать. Он молча ждал, что они скажут. Элизабет сделала шаг к нему, протянула руку: — Дин, послушай… — Что мне сейчас слушать? — перебил он. — Вы сказали, что вышли в туалет, а оказались здесь, вместе с директором. Это как понимать? Вы нарушили конфиденциальность. Элизабет сбилась, перевела взгляд на Роберта. Роберт Хейден поднялся из-за стола и подошёл ближе. Теперь картина выглядела так, словно Дина зажали в углу директор и психолог. Ситуация была для него максимально странной. — Я понимаю, у тебя тяжёлая история с Вовой, — спокойно сказал Роберт, жестикулируя, будто стараясь снять напряжение. — Но, Дин, прошлого уже не изменить. Вова — наш студент. Мы не можем его просто выкинуть, не после того, что произошло четвёртого сентября. Тогда пострадали все, не только он. И если сейчас мы отчислим его из-за провалов в учёбе, это будет выглядеть так, будто мы пытаемся отгородиться от той трагедии, будто хотим стереть сам факт, что она случилась. Он сделал паузу и добавил мягче: — Пойми, парень был подготовленный, документы у него были хорошие. Но после того, что произошло, всё у него покатилось вниз. Лечение, психологическое давление… Он сдался. И именно здесь ты можешь помочь. Ты когда-то был ему другом. Может, сейчас это шанс закрыть твой собственный незакрытый гештальт. Элизабет раздражённо отвернулась: — Роберт, только не надо психологических терминов. Но директор не сбился с тона. — Дин, скажи честно: тебе важно знать, замешан ли он или его родители в том, что я прошу? — — Да, — твёрдо сказал Дин. — Я хочу это знать. — Клянусь, никто из них в этом не замешан, — ответил Роберт, глядя прямо ему в глаза. — Мы просто хотим поднять этого парня, вытянуть его. Он ведь тебе не чужой. Подумай: он приехал сюда, чтобы измениться, чтобы показать, что он другой. Тогда, в тот день, удар по Майку был из ревности. Так? Дин промолчал. Роберт сделал шаг ближе, его голос стал мягче, почти убеждающим: — Дин, помоги ему. Как бы это ни звучало, он действительно нуждается в тебе. И я думаю, что только ты способен справиться с ним. Он трудный, да, иногда вспыльчивый, социопатичный. Но рядом с тобой у него есть шанс избавиться от того, кем он был. Ты ведь сам сумел уйти от своего прошлого. Так закрой этот гештальт до конца — и дай ему шанс закрыть свой. Дин подумал над словами Роберта Хейдена и решил согласиться. В его тоне он слышал манипуляцию, но в то же время понимал: в этих словах есть и большая доля правды. — Хорошо, — произнёс Дин. — Я согласен. Элизабет всё это время не смотрела на них, оставаясь отвернутой. Дин окликнул её : — Элизабет Хейден… Она обернулась. Дин опустил взгляд, потом снова поднял глаза и, вздохнув, сказал: — Я никому не расскажу. Я… обещаю. Элизабет облегчённо вздохнула: — Спасибо, Дин. Спасибо. Дин провёл рукой по штанам, будто успокаивая себя, и тихо произнёс: — Ну, тогда я пойду. Элизабет и Роберт переглянулись, замешкались и ответили почти одновременно: — Да, да, можешь идти. Дин вышел из кабинета. Когда Дин сидел на паре у профессора Ричарда Моргана, его взгляд был устремлён в окно. За стеклом шёл дождь. Студенты перебегали из корпуса в корпус, прикрываясь книгами вместо зонтов. Сегодня понедельник. А значит, придётся встретиться с Вовой. Дин думал: наверное, после этой пары… Да, нужно пойти в экономический корпус, сказать ему во сколько и где. Но почему я так стесняюсь? Почему мне кажется, что Вова замешан? Не верю, что он тут ни при чём. Лора тронула его за плечо: — Эй, Дин, всё нормально? Он посмотрел на неё. Лора была в белом лабораторном халате, волосы собраны в хвост, лёгкий макияж, коричневые тени, губы с блеском. — Да, всё нормально, — сказал Дин. Он колебался, стоит ли говорить дальше, но всё-таки решился: — Сегодня утром, в десять, меня вызвал Роберт Хейден. Там ещё был Ричард Морган. Хейден сказал, что я должен заниматься с Вовой. Лора удивлённо приподняла брови: — Почему? Зачем? Когда? Она понимала, что плохо играет эмоции, но Дин этого не замечал. — Короче, — продолжил он, — Хейден сказал: четыре раза в неделю. Понедельник, вторник, четверг и пятница. Теперь мне нужно найти Вову и договориться с ним, когда и где. Лор, я не понимаю… почему именно я? Он замялся, пожал плечами: — Ладно, проехали. — Всё будет нормально, — сказала Лора и опустила взгляд в тетрадь, куда записывала то, что профессор выводил на доске. Пара подходила к концу. Студенты поднялись, собираясь на выход. Дин сидел до последнего. Лора, уже надев рюкзак, остановилась в дверях: — Ты идёшь? У нас следующая пара на втором этаже. Теперь она была без халата. Кожаная красная юбка, чёрные колготки в нарочитых дырках, бордовая куртка и короткий топ делали её образ дерзким, даже вульгарным, как показалось Дину. Волосы она распустила. — Я хочу ещё немного посидеть — ответил он. Дин посидел ещё минут пять, глядя в окно. Он слышал, как Ричард Морган вытирал доску. Профессор, бросив взгляд через плечо, спросил: — Дин, всё нормально? — Да, да, всё хорошо, — ответил он. — Ну, тогда иди. Сейчас придут второкурсники. Дин поднял рюкзак: — Да, профессор Морган, я уже иду. Выйдя из аудитории, он понимал: теперь нужно идти к Вове. Но, не успев выйти из корпуса, заметил, как в дверях появился сам Вова. На нём была чёрная рубашка, строгие брюки, ремень с серебряной пряжкой, чёрные кожаные туфли и короткая куртка чёрного цвета. На запястье — чёрные часы на кожаном ремешке. Выглядел он необычно аккуратным: недавно постригся. Не тот Вова в спортивном, каким его привык видеть Дин. Дин нервно теребил лямку рюкзака, висевшего на одном плече. И тут заметил, что молния не застёгнута: рюкзак раскрылся, и на пол вывалилась книга. Он наклонился её поднять, но следом из рюкзака выскользнул пенал, из которого посыпались ручки. Одна перекатилась прямо к ногам Вовы. Тот наклонился и поднял её, затем стал помогать собирать остальное. Дин, наблюдая, ощутил странное облегчение: именно эти разбросанные ручки позволили Вове сделать первый шаг навстречу. Взял одну из ручек Вова, посмотрел на неё и вспомнил — та самая синяя ручка с разноцветными машинками. Он помнил, как с первого класса Дин всегда носил её с собой, потому что считал счастливой. Эта ручка оказалась последней, что случайно упала на пол. Протянув её, Вова сказал: — Ты до сих пор её носишь. Дин забрал ручку, положил её в пенал, закинул всё в рюкзак и застегнул его. Посмотрел на Вову и ответил: — Да, ношу. Между ними повисла пауза, и они оба одновременно заговорили: — Тут сегодня мне сказали… — произнёс Вова. — Мне сегодня сказали… — сказал Дин. Стало неловко. — Ну говори ты первый, — сказал Дин. — Нет, давай ты, — замялся Вова. — Окей. Я был у директора. Он сказал, что мне нужно помочь тебе с математикой, потому что ты не успеваешь за программой, — произнёс Дин. — Да, я тоже был сегодня у директора, он мне сообщил об этом, — ответил Вова. Опять повисла пауза. — Где ты хочешь заниматься? И во сколько тебе удобно сегодня? — спросил Дин. Вова пожал плечами, жестикулировал рукой: — Ну… давай как ты скажешь. — Давай сегодня в лабораторной профессора Ричарда Моргана. Я с ним договорюсь. В пять, после пар, — сказал Дин. — Если тебе удобно… давай в пять, — кивнул Вова. Они ещё немного постояли, посмотрели друг на друга. Дин резко прервал тишину: — Я пойду. Он отвернулся и пошёл к лестнице. Поднимаясь наверх, он чувствовал, как сжимается живот. Вова хотел сказать «до встречи», но смелости не хватило, и слова застряли в горле. Когда Дин сидел на паре «Морфология растений», в аудитории стояла тихая рабочая атмосфера. Кабинет был просторный, с длинными рядами деревянных столов и высокими окнами, за которыми всё ещё шёл дождь. На стенах висели гербарные плакаты с изображениями корней, побегов и листьев, кое-где стояли банки с заспиртованными образцами. На кафедре у доски стоял преподаватель — профессор Джонатан Хилл, высокий мужчина лет пятидесяти, с аккуратно подстриженной бородой и в тёмно-синем пиджаке. Он объяснял строение корня, показывая мелом схему на зелёной доске, и иногда поправлял очки на переносице. Дин сидел у окна, на второй парте. Его ладонь лежала на колене, а другой рукой он лениво крутил карандаш, иногда делая заметки в тетради. Но чаще взгляд его уходил к окну — В голове снова крутились мысли о разговоре с Робертом Хейденом. Рядом сидела Лора. На ней был белый лабораторный халат поверх бордового топика. Она наклонилась над тетрадью и аккуратно зарисовывала схему, которую показывал профессор. Её штрихи были чёткими, быстрыми — Лора явно привыкла делать конспекты основательно. Иногда Дин бросал взгляд на её тетрадь и видел, что она в точности повторяет рисунок с доски. В отличие от него, она не отвлекалась, полностью погрузившись в материал. Профессор Хилл в этот момент ходил вдоль рядов и ставил на столах подносы с образцами. В небольших кюветах лежали свежесрезанные корни и стебли — студенты должны были рассмотреть их и зарисовать строение. Лора сразу придвинула поднос к себе и наклонилась ближе, поправив халат. Дин же задержался — он снова посмотрел в окно и только потом взял образец, хотя карандаш так и не коснулся бумаги. В дверь постучали. Несколько студентов обернулись, в том числе Дин и Лора. На пороге стояла Мэг. На ней было длинное чёрное платье, поверх — лабораторный халат, в руках чёрная сумка. Чёрные колготки, сапоги, растрёпанные волосы. Она что-то тихо сказала профессору Джонатану Хиллу, кивнула, явно оправдываясь за опоздание. Тот лишь махнул рукой, и Мэг направилась к рядам. Лора подвинула пустой стул рядом. Мэг торопливо села, поставила сумку, достала тетрадь. С улыбкой спросила: — Ну что вы тут делаете? — Схемы строения рисуем, — ответила Лора, не поднимая головы. Потом повернулась к ней: — А где ты была? — Маме плохо было… — тихо сказала Мэг. — Я не могла её оставить одну. 16 ноября, ночь, 3:49. Центральный парк Боулдера. Мало света, вокруг много ограждений, скрывающих от чужих глаз, что творится в парке. На лавке сидел мистер Том, рядом — Мэг. Она плакала и рассказывала о своей подростковой жизни: о том, как трудно ей общаться с матерью и отцом, как странно для неё самой — продолжать любить их, несмотря на побои. Том слушал молча. Он никогда не поднимал руку ни на Дина, и даже представить не мог, как можно ударить своего ребёнка. В этот момент ему казалось, что все его собственные проблемы исчезли.  Он снова чувствовал себя восемнадцатилетним парнем, который сидит рядом с восемнадцатилетней девушкой и слушает её исповедь. Он положил руку на спинку лавки и смотрел на Мэг с искренним сопереживанием. Она делилась самыми страшными воспоминаниями — побоями и обидой. И когда всё выговорила, тихо добавила: — Дину повезло, что у него такие родители. Том вздохнул, отвёл взгляд в сторону. Мимо прошла компания подвыпивших подростков: два парня и две девушки, разодетые и будто не замечающие холода, без курток, в толстовках и джинсах. Он снова посмотрел на Мэг. Та вытирала слёзы. — Мне очень жаль, что у тебя так сложилось, — сказал он. — Я даже не знаю, что ответить. Но я ведь тоже не идеальный отец. Мэг посмотрела ему в глаза и сказала: — Знаете… мы с Дином часто гуляли. И он всегда говорил, что любит вас. Он рассказывал истории из детства. Благодаря вам у него было счастливое детство.  Том Моррис стал понемногу вставать с лавочки, показывая Мэг, что уже пора домой. — Вы уже хотите уходить? — спросила она грустно. — Да, Мэг. Конечно, уже пора идти, — ответил Том. Мэг подняла глаза и посмотрела прямо в глаза Тому. — Том… мистер Том… пожалуйста, можно я побуду у вас? Просто я не хочу домой. Она говорила это не просто так. Она видела, каким взглядом он смотрит на неё. Видела, как он её хочет. — Ну… я могу вызвать такси. А как же твои родители? — спросил Том. — Мне всё равно. Пусть понервничают, — ответила Мэг, вставая и отряхивая свою одежду. — Ну так идём? Том достал телефон, вызвал такси. Они сели в чёрную машину и поехали к нему домой. В трейлере было тихо и тесно, пахло деревом и сигаретами. Белые простыни на кровати ждали их. Они упали на них почти сразу, не скрывая желания. Целый день Мэг и мистер Том провели в кровати, обнимаясь, целуясь, забыв обо всём. Том скользил пальцами по её телу, заходя всё глубже, и от этого у неё перехватывало дыхание. Она тянулась к нему губами, целовала его шею, трогала щетину, чувствуя её колкость на ладонях. Он кусал Мэг за ухо, его горячее дыхание обжигало кожу. Мэг прижималась к нему всё сильнее, её пальцы вцеплялись в его плечи. Она стонала, стараясь заглушить звонки родителей, которые раз за разом срывали тишину. Но она не брала трубку — не хотела возвращаться в ту реальность. Том гладил её по волосам, по спине, прижимал к себе крепче, будто боялся отпустить. Их страсть захватила всё пространство трейлера, оставив только белые простыни, запах тел и ощущение запретного счастья. Домой Мэг вернулась только утром 17 ноября.  На часах было полвосьмого. Мэг уже заметила, что куртки отца нет — значит, он уехал… куда-то, по каким-то делам, о которых, как всегда, не рассказывал Мэг. Вдруг она услышала шаги и увидела белый халат. Решив включить свет в коридоре, Мэг осветила дом тусклым оранжевым светом.  Дом был в бежевых тонах, с мягкой мебелью и деревянной лестницей того же тёплого оттенка. По этой лестнице в белом халате спускалась мать Мэг, Аманда. У неё были длинные русые волосы такие же, как у Мэг. В профиль она выглядела худой и чуть хрупкой. Она была в слезах и крикнула: «Где ты была, сучка, где ты шлялась?» Мэг уже инстинктивно закрывала лицо, понимая, что сейчас получит удар по щеке. Но вдруг в Мэг что-то щёлкнуло. Она взяла мать за руку, выгнула ей пальцы. Та стала смотреть на свои пальцы, потом на родную дочь и говорить: «Что ты делаешь? Я твоя мать! Как ты со мной обращаешься? Ай, пожалуйста!» Но Мэг не прекращала: она выгибала палец за пальцем, слышала каждый хруст. Мать уже упала на колени, и тогда Мэг схватила её за волосы и стала бить по лицу, отдавая те пощёчины, которые сама всю жизнь получала, одну за другой, с левой стороны. Она усиливала удары, мать кричала, плакала, держалась руками за волосы и умоляла: «Пожалуйста, Мэг, отпусти меня, отпусти!» Но Мэг, расплакавшись, продолжала бить мать по лицу, говоря: «Мама, скажи, тебе больно, мама? Мама, как тебе? Скажи, ответь, тебе как? Как тебе, когда тебя постоянно пиздят, как меня?» И с этими словами Мэг швырнула мать в стену, та ударилась головой. Мэг, сев рядом, схватила её снова за волосы, оттянула, чуть не свернув шею, и сказала: «Запомни, тварь, больше ты никогда меня не ударишь!» И она снова откинула голову матери. Мэг стала подниматься к себе в комнату, но слышала, как мать плачет, и остановилась. Ей было так стыдно и больно за то, что она сделала с матерью. Хотя почему? Почему она так себя чувствовала? Она не могла понять, ведь её постоянно били. Почему, когда она один раз решила ударить в ответ, она думает, что сделала что-то плохое? Почему мать никогда не думала, что делает что-то плохое, когда била её? Почему сейчас должна думать об этом Мэг? Она стала спускаться и подошла к матери. Мать плакала. Мэг сказала: «Мама, почему так?» Мать лишь тихо ответила: «Мэг, ничего, всё нормально. Иди, собирайся. Тебе скоро выходить, мне нужно отвезти тебя. Сейчас только я должна немного прийти в себя.» Мэг сказала: «Мама…» Она встала на колени. Мать заплакала, подняла её и сказала: «Мэг, Мэг, послушай, это я должна перед тобой извиниться за все те разы, когда я тебя била.» Мэг снова сказала: «Мама…» Мать просто отошла и подошла к холодильнику, чтобы достать лед. Мэг просто стояла.  И вот, сидя в аудитории рядом с Дином и Лорой, Мэг не могла рассказать им всего. Как она была с отцом Дина — ночь. Как она провела с ним день. Она не могла рассказать, как побила свою мать. Не могла рассказать, как потом сидела с ней долго, опоздав в колледж, просто сидя рядом и положив голову матери на колени. Они тихо извинялись друг перед другом, Мэг шептала: «Прости… я не хотела…», а мать отвечала, всхлипывая: «И я… прости… за всё…» Мэг не могла смотреть на Дина так, как раньше. Она почувствовала стыд, хотя думала, когда ехала в колледж, что не ощутит его. Дин ничего не замечал — он просто не знал, что происходит. Когда учебный день подошёл к концу, Лора и Мэг выходили из туалета на первом этаже. — Дин, а ты чего здесь сидишь? — спросила Лора, заметив Дина. Лора и Мэг смотрели на сидящего у лаборатории Ричарда Моргана Дина. Он сидел, сложив руки, и чуть ли не засыпал. — Да, мне нужно… хотя что я повторяю, ты же знаешь, — ответил Дин. — А, точно, я забыла. Ну ладно, если хочешь, приходи сегодня ко мне — я всё так же одна. А ты, Мэг, ты придёшь? — спросила Лора. — Ну… можно, — ответила Мэг. — Ладно, пока, Дин, мы пошли, — сказала напоследок Лора. Дин проводил подруг взглядом, пока они надевали пальто и выходили из здания, где их уже ждали родительские машины. Дин увидел, как по ступеням поднимается Вова. Лора и Мэг мельком глянули на него, он будто кивнул им и вошёл. Дин поднялся со стула, сделал пару шагов к двери, ладони вспотели, сердце глухо билось в горле. С каждым шагом Вовы тревога только росла. Тот не задерживал на нём взгляда, смотрел по сторонам, то на стены, то на пол. Дин ловил себя на том же и сердился, что ведёт себя зеркально. Они остановились почти вплотную, на расстоянии вытянутой руки. Дин подал ладонь. Рукопожатие вышло коротким и сухим, словно оба боялись держать дольше. Вова улыбнулся криво и неуверенно, видно было, что ему тоже неспокойно. Дин тихо спросил, глядя в серые глаза Вовы: — Ты взял книгу, тетрадь, ручку? — Взял, — сказал Вова и потянул на себя дверь. Дин вошёл первым. Не задерживаясь, достал из рюкзака тетрадь и ручку и положил их на последний стол у окна, прямо напротив входа в лабораторию. Вова поставил свой рюкзак рядом, мельком взглянул на Дина и тихо спросил: — Мне как садиться? Как тебе удобнее? — Садись, как тебе удобно, — ответил Дин. Он сел на крайний стул. Солнце вынырнуло из-за туч и полосой легло на столы. Дин поправил волосы и сел рядом. Он избегал прямого взгляда, но краем глаза видел, как Вова упёрся щекой в ладонь и следит, как он раскрывает тетрадь. Дин перевёл взгляд на пустую половину стола. — Ну так ты достаёшь всё, что взял? — Да-да… сейчас, — откликнулся Вова и зашуршал в рюкзаке. Он выложил серую, тяжёлую книгу по математике, тетрадь и ручку, придвинул книгу к середине — ближе к обоим. Ладони вспотели, он быстро вытер их о брюки. Дин подтянул книгу и раскрыл. — Тебе с чем помочь в первую очередь? — спросил он мягко. Голос у Дина был мягкий, красивый, нежный. У Вовы вспыхнули уши. Вова сказал тихо, стараясь держать уверенность в голосе: — Я думаю, нам надо начать с самого начала. И со временем догоним программу. Дин скосил взгляд на него, потом опустил глаза на серую тяжёлую книгу. Он пролистал страницы и остановился на первой теме. Там было написано: функции и их свойства. Простые определения, графики, основа для всего курса. — Хорошо, — произнёс Дин мягким, голосом. — Тогда начнём с этого. Функции и их свойства. Вова кивнул, потирая затылок. Через какое-то время на большом листе А4 у Дина уже было исписано много примеров — формулы, стрелки, пояснения. Он объяснял всё карандашом, показывал, что куда ставить, как решать шаг за шагом. Спустя ещё немного Вова сам попробовал что-то писать в тетради. Он выводил цифры неровно, делал ошибки, и тогда Дин, чуть наклоняясь, упирался локтями в стол и поправлял. То затирал ластиком, то аккуратно зачеркивал и объяснял заново. Вова немного отодвигался, чтобы дать ему место, но они всё равно сидели слишком близко. Дин был сосредоточен, не задумывался о том, что мог бы просто подвинуть тетрадь, а не склоняться так близко. Вова, хоть и знал всегда, какой Дин умный, сейчас всё равно испытывал лёгкий шок — приятный, даже трепетный. Он смотрел, как тот наклоняется, на его затылок, на мягкие волосы, на тонкую шею, на плечи и стройную талию. Как закатанные рукава открывали руки, и как иногда от лёгкого сквозняка на коже Дина появлялись мурашки. Вова замечал, как на нём сидели брюки, как он двигался. Он смотрел на него чуть дольше, чем следовало. Вову будто перестало слушаться собственное тело. Его рука, большая и неуклюжая, сама потянулась к Дину, скомкав тонкую ткань рубашки. Дин отвлёкся от тетради и посмотрел на него с немым вопросом, но Вова уже горел, его лицо и шея пылали румянцем. Он томно вздохнул, и его непослушная ладонь скользнула под рубашку, наткнувшись на горячую кожу спины. Медленно, почти невесомо, он водил по ней кончиками пальцев, чувствуя, как Дина тело вздрагивает под его прикосновением. Шероховатость родинок, упругость мышц, вся эта запретная география манила его. Рука спускалась всё ниже, к гибкой талии, и вот уже мизинцем Вова задел лямку простых хлопковых трусов. Дин отвернулся, сделал вид, что снова погрузился в правку ошибок, но его предательски сбившееся дыхание выдавало его с головой. Он снова бросил на Вову томный взгляд. — Не отвлекайся, — сипло прошептал Вова, но это было сказано скорее самому себе. Дин попытался сосредоточиться на тексте, но было поздно. Вова сильным, но плавным движением обхватил его за талию и усадил к себе на колени. Дин не сопротивлялся, его тело стало послушным. Вова прижался горячим лицом к его спине, двумя руками задрал рубашку и впился губами в обнажённую кожу. Сначала поцелуй был нежным, потом более жадным, влажным. Дин запрокинул голову, и Вова тут же вцепился пальцами в его волосы. Он продолжал целовать его спину — с левой стороны, с правой, вырисовывая губами невидимые узоры. Потом взял его кисть, вынул из расслабленных пальцев ручку, и та с глухим стуком упала на пол. Вова прижался губами к его запястью, к тому месту, где под кожей отчаянно стучал пульс. Одной рукой он расстегнул ремень Дина. Шипение молнии прозвучало оглушительно громко. Брюки сползли на пол, и перед ним открылся вид на упругие ягодицы, прикрытые тонким белым хлопком. Как они смотрелись на его собственных бёдрах… Как будто всегда должны были здесь находиться. Вова притянул Дина ближе, прижал его к своему возбуждению, которое вот уже двадцать минут настойчиво пульсировало, требуя внимания. Дин делал вид, что не замечает этого, или, может быть, замечал, но ему нравилась эта игра — притворяться невинным, пока его медленно развращают. Не в силах больше терпеть, Вова засунул большие пальцы за резинку его трусов и медленно, с мучительным наслаждением, стянул их вниз. И вот Дин сидел на нём уже полностью обнажённый, его голая кожа прижималась к грубой ткани брюк Вовы. Это было так откровенно, так порочно, что у Вовы перехватило дыхание. Он обхватил Дина за живот, прижал его всей спиной к своей груди и прошептал ему в ухо, голосом, хриплым от желания: — Пиши… Но знай, что каждое наше занятие… Я буду играть с тобой вот так… Прямо здесь. Вова вдруг услышал голос, будто эхо издалека. — Вова, Вова, ты меня слышишь? Он моргнул, словно возвращаясь в реальность. Перед глазами был Дин. Он держал его за плечо и слегка встряхнул, чтобы вывести из задумчивости. Очки на переносице у Дина немного съехали, и он поправил их лёгким движением. Вова на секунду растерялся. — Да-да, всё нормально. Просто, я не знаю… может, устал сегодня. Перегрузился очень, — выдохнул он. Он опустил взгляд и заметил то, что слишком явно выдаёт его состояние. Вова вздрогнул, прикрыл пах рукой и торопливо сказал: — Ну что, продолжаем? Он надеялся, что Дин ничего не понял, но Дин понял. Или хотя бы догадывался. По крайней мере, ему хватило взгляда, чтобы заметить: пока он объяснял тему, Вова или что-то вообразил себе, или слишком сильно отвлёкся на его вид. Дин вернулся к тетради и тихо сказал: — Я говорю, ты потерял здесь «Y». Поэтому всё задание и пошло в ошибку. Ты готов продолжать? Теперь он сам избегал взгляда, будто хотел не придавать значения происходящему. И от этого Вове стало ещё более стыдно. — Да-да… вот этот «Y». Окей, хорошо, — кивнул он и снова потёр затылок, возвращаясь к исправлению. Пока Вова исправлял, к Дину вернулось то чувство, которое появлялось, когда Майк его обнимал, целовал, занимался с ним сексом. То чувство, которое его останавливало. Он шёл этому чувству наперекор и тянулся ближе к Майку. «Почему это чувство пришло сейчас сюда, к нам двоим?» — задумался Дин, смотря, как Вова сосредоточенно справляется с ошибками. Он немного ёрзал на стуле. Причина была очевидна. Дин знал, как называется это чувство, но не хотел в это верить. Но сейчас оно не тормозило его, а наоборот — подталкивало к Вове. Последним толчком стали духи Вовы, густой мужской аромат. Как же хотелось сейчас нырнуть в объятия, почувствовать этот запах до конца, уткнуться носом в шею. Дин не сдержался — со всей силой схватил рубашку Вовы. Тот облокотился на стол, глядя невинно, будто ничего и не представлял. А пуговицы чёрной рубашки одна за другой расстёгивались, открывая мясистую грудь. Дин посмотрел хищно и прижался губами к соску. Укусил так сильно, что Вова застонал. — Дин, ты чего? Голос вернул его в реальность. Дин моргнул, перевёл дыхание и сказал: — Так, сколько у нас осталось времени? Он перевернул телефон, лежавший экраном вниз. На часах было 17:45. — У нас осталось пятнадцать минут, — сказал Дин, на миг прикрыв рукой пах, поправляя то, что слишком явно выдало его состояние. Щёки тут же вспыхнули. Вова понял — его план работает. На лице мелькнула дьявольская улыбка, и он снова опустил взгляд в тетрадь. — А ты не хочешь, чтобы мы продолжили завтра? — быстро и громко выдохнул Дин. Он явно нервничал, и Вова это заметил. — Ну… если хочешь, давай завтра, — сказал он, потирая руки. — Ну хорошо, — ответил торопливо Дин. Он стал собирать вещи. Всё происходило быстро: поднялся, пожал руку и бросил, даже не глядя на Вову: — Тогда до завтра. И уже через секунду вышел из лаборатории. Вова остался сидеть. Мысли метались: возможно, Дин поймёт, зачем всё это, и перестанет приходить. А может, наоборот — всё сложится так, как он задумал. И тогда он сможет овладеть Дином. Вова заметил, что под обложкой серой книги лежит что-то. Он закрыл книгу — это оказалась синяя счастливая ручка Дина, которую тот забыл в попыхах. Вова улыбнулся, взял её и положил к себе в пенал. Когда наступил вечер, Дин оказался в сауне у Лоры. Помещение было просторным, стены облицованы бежевой плиткой под гранит. Влажный жар наполнял комнату, а вдоль стены стояли три лежака. На одном из них лежал Дин — в одних трусах, накрытый сверху фольгой. Всё его тело было покрыто шоколадной маской, поверх которой блестели капли масла. На лице — грязевая маска, а глаза прикрывали кружочки свежего огурца. Рядом, в таком же виде, расслаблялась Мэг. Вокруг на подставках горели свечи, наполняя комнату мягким светом. В воздухе витал запах благовоний — Лора размахивала тонкими палочками, словно вычерчивала в дыму невидимые линии. Негромкий джаз расслаблял. В глубине располагался круглый мини-бассейн, больше похожий на джакузи. В его бортик были встроены фиолетовые неоновые лампы. Их холодное свечение удивительно сочеталось с тёплым оранжевым светом свечей. — То есть ты не видел, вставал у него член или нет? — резко сказала Лора, подходя ближе с палочками-благовониями. Мэг тут же сняла один огурец с глаза, рывком поднялась — второй огурец шлёпнулся на пол. — Лора?! — выпалила она. Лора выпучила глаза. На голом теле — белое полотенце, волосы стянуты в небрежный пучок. Она вальяжно повела бёдрами и, игриво протянув: — А что здесь такого? Два красивых парня — и почти пустой университет, да ещё с такой драматичной историей. Дин слушал, слегка улыбаясь. — Так вставал у него член или нет? — повторила Лора, не отступая. Дин поднялся, снял огурец и, с той самой смешанной эмоцией — будто злой, но по-доброму — сказал: — Так, прекращай. Ни у кого ничего не вставало. Мы просто занимались. Вове нужно подтянуть математику. — Долго ещё с этой маской быть? — спросила Мэг, откусив огурец. — Мэг, да что ты всё ешь постоянно? — Лора выхватила у неё огурец. — Ещё минут десять так полежать. — Дай второй огурец, я уже устала, — вздохнула Мэг, снова укладываясь. — Лора, а как с твоей интимной жизнью? Лора на миг застыла, потом ровно ответила: — Интимная жизнь? Её как бы нет. Не хочу отношений, не хочу секса. А почему спросила? — Да потому что тебе эта тема всегда интересна, — сказала Мэг, снимая огурец. — Сколько мы уже говорили, а ты всё не занимаешься. — Не знаю… — Лора отрезала кусок огурца, жуя. — В колледже ко мне никто не подходит знакомиться. А ты бы не мог мне помочь Дин? Не хочу снова подойти к парню и услышать, что он гей. Она заморгала, посмотрела на потолок. Дин поднялся и спокойно произнёс: — Лора, ты слишком часто думаешь о геях. — Да просто… мне Майк очень нравился, — тихо сказала Лора. Мэг посмотрела на Дина — огурец снова скатился на пол. Дин встретил её взгляд, но оба промолчали. — Вот если бы… — начала Лора. — Так, стоп, Лора, остановись, — прервала Мэг. Лора стянула полотенце, осталась голой и начала намазывать себя шоколадом. — Ну, Дин, расскажешь нормально, как у вас всё прошло? — Как прошло… — вздохнул он. — Просто репетиторство. Вова взял первую тему, сказал, что надо пройти всё с самого начала. — Ну, видно, хочет побольше занятий, — игриво протянула Лора. — Я от тебя другого ответа и не ждал, — усмехнулся Дин. — Кстати, одет он был не как всегда. Вы же его видели. — Да, я была приятно удивлена, — сказала Лора. — Ему так идёт. И татуировка на шее — эти цветы… И тоже гей, чёрт возьми! Дин, ты у меня забрал уже двух парней. — Боже, Лора… — выдохнул Дин. — Отвернись, — хмыкнула она и продолжила: — Ты у меня забрал двух, которые могли бы потенциально быть моими. Может, ты сексуальнее, чем я. — Ну, я только что посмотрел, я думаю… — начал он. — Боже, ребята, перестаньте! — отрезала Мэг. — Давайте лучше я расскажу, с каким парнем сегодня познакомилась по дороге сюда. Пока Мэг рассказывала про парня, которого встретила по дороге, а Лора всё подшучивала, Вова сидел у себя в комнате. Он занимался математикой. На ноутбуке включил спокойную музыку — тихий ритм вплетался в шум моря, которое мерцало на экране, будто живой ночной берег был прямо перед ним. Мысли крутились только об одном: он должен подтянуть знания, доказать, что не зря попросил у Дина помощи, что он изменился и теперь у него нет права на ошибку. Он вспомнил, как сорвался, и стиснул зубы: второго шанса не будет. В дверь тихо постучали. Вова отвёл взгляд от тетради. Вошёл отец. На нём были привычные клетчатые штаны и серая тонкая майка. Он молча опустился на край кровати. Вова коротко глянул на него, потом снова наклонился к тетради. Отец провёл ладонью по белому одеялу и заговорил не сразу, будто подбирая слова. Отец грубым голосом, но с мягкой интонацией начал говорить, ведя ладонью по белому одеялу: — Так значит, ты теперь занимаешься с Дином? Вова сразу понял, куда клонит разговор. Он знал, как отвечать — упрямо, коротко, так, как делал всегда. Он посмотрел на отца с лёгким недоумением, отвернулся, уставился в пустой угол тетради и сказал: — Да, занимаюсь. Отец поднялся, прошёлся по комнате молча, потом снова заговорил, глядя сыну в спину: — А тебе какая-то девушка нравится? Вова даже не обернулся, только покачал головой, показывая, как ему надоел этот вопрос. — Папа, ну зачем эти дурацкие вопросы? Отец тяжело вздохнул. Он и так знал, какой услышит ответ, но всё равно пытался. Снова сел на кровать, закрыл лицо руками, потом уставился в потолок, вернул взгляд на сына: — То есть совсем нет шанса, что у тебя будет девушка? Вова резко отбросил ручку и повернулся к нему. Взгляд его говорил: «Папа, как же я устал от того, что ты всё ещё не веришь в то, что есть». — Какая разница, нравятся мне девушки или нет? — Хорошо, если тебе нравятся девушки, — пробормотал отец. Вова отвернулся. Его начинало раздражать, как тот ходит за спиной и словно нависает. — Вова, ну как это могло случиться? — снова спросил отец. Вова молчал. — Ты бы хоть попробовал? Сын зажмурился, скривил лицо — столько обиды поднялось внутри. За то, что отец и дальше отказывается принимать его правду. Тогда Вова заговорил тихо, жёстко, грубым голосом: — Я никогда не дам тебе того, чего ты хочешь. Даже не жди. Перестань заводить эти разговоры. Поверь уже в то, что есть. Он встал, оказавшись лицом к лицу с отцом. Тот машинально приподнял голову, будто пытаясь выглядеть выше, но они были одного роста. — Мне не нужна никакая девушка, — твёрдо произнёс Вова. — Мне нравится Дин. И я хочу быть с ним всю свою жизнь. Повисла тишина. Отец сложил руки, отвёл взгляд в сторону. Потом спросил: — Ты будешь счастлив? Вова слегка приподнял брови, посмотрел прямо в глаза: — Конечно, папа. Конечно, я буду счастлив. И в этот момент отец обнял его. Вова чувствовал, как крепкие руки на его спине гладят, и от этого становилось теплее. Он ощущал любовь отца, его голову на своём плече, щетину, которая колола кожу. Смотрел прямо в стену с лёгким недоумением, пока отец чуть отстранился. — Так значит, ты принимаешь то, что есть? — спросил он. Отец на секунду посмотрел в сторону, снова в потолок, потом вернул свои серые глаза в серые глаза сына и с выдохом произнёс: — Конечно, я принимаю, сын. Он провёл ладонью по лицу Вовы и тихо добавил: — Ведь я люблю тебя и буду любить, каким бы ты ни был. Просто питал надежду, что, может быть… — он хрипло засмеялся. Вова улыбнулся, но тут же отвёл взгляд. — Ладно, — сказал отец, легко похлопав его по щеке. — Когда закончишь, нужно будет спуститься и вынести мусор. Он пошёл к двери. Вова, садясь за стол, с иронией пробормотал: — Так вот к чему были эти объятия… — Что ты имеешь в виду? — спросил отец, выглядывая из дверного проёма. Вова бросил на него быстрый взгляд: — Ты просто хотел, чтобы я вынес мусор. Отец улыбнулся, ничего не ответил закрыл дверь. Спустя полчаса, когда Дину уже нужно было идти домой, он стоял в коридоре Лоры, одетый в серые спортивные штаны, белые кроссовки, серую толстовку и чёрную майку под ней. Из гостиной доносился голос Мэг — она звонила маме и тихо говорила: — Я останусь у Лоры. На ней была светлая пижама, волосы скрывало полотенце, наброшенное на голову. В это время из кухни вышла Лора в розовой пижаме и с полотенцем на голове. В руках она несла тарелку с лимонным пирогом, улыбаясь. — Держи, — сказала она, протягивая пирог. — Угости маму. Я вообще-то для неё готовила. Ты-то уже наелся. Она засмеялась, и смех её прозвучал тепло. Дин взял тарелку и ответил: — Хорошо, Лора. Спасибо тебе большое. Он крепко обнял её, прижимая одной рукой, а в другой осторожно удерживая пирог. — Давай тогда до завтра, — сказала Лора. — До завтра, — отозвался Дин и, повернувшись, вышел из дома. Выходя из двора Лоры, Дин вдохнул прохладный воздух. На секунду задержал шаг и заметил слева фигуру в чёрном спортивном костюме — это бежал Майк. В ушах у него были наушники. Увидев Дина, Майк тут же улыбнулся, помахал рукой и начал сбавлять скорость, останавливаясь рядом. Дин тоже остановился. И в тот же момент, прямо через дорогу, из своего дома вышел Вова. В руках у него был чёрный пакет с мусором. Майк сразу же обнял Дина. Но Дин, продолжая смотреть на Вову, как-то быстро отстранился. — Что-то не так? — спросил Майк. Дин перевёл взгляд на него и снова на Вову, который стоял у контейнера с пакетом и смотрел прямо, словно чего-то ждал. Дину стало неловко. Майк заметил, куда тот смотрит, и тоже увидел Вову. Он вздохнул, занервничал и тихо спросил, осторожно, будто боялся услышать ответ: — Ты почему не отвечал сегодня? Дин метался взглядом: то от Вовы на Майка, то обратно. Потом посмотрел вниз, поправил серую толстовку, хотя с ней и так всё было в порядке, и ответил: — У меня сегодня было много дел, я не пользовался телефоном. Он у меня стоял на беззвучном. Майк понимал — телефон Дин всё равно открывал. А может, и правда нет, может, был весь день занят. Он сунул руки в карманы и спросил: — Я хотел тебя спросить… Ты не хочешь завтра поехать снова покататься на конях? Нас отвезёт мой отец сразу после пар, заедет за нами. Дин переминался с ноги на ногу, продолжая смотреть то на Вову, то на Майка. — Да как-то… — он сморщил брови. — Да как-то холодно уже, ты так не считаешь, Майк? Майк поджал нижнюю губу, оглянулся по сторонам и сказал: — Ну а вообще… ты хочешь куда-то со мной пойти? — Да-да, конечно, давай завтра это решим. Завтра обсудим, — ответил Дин быстро. Майк сразу заметил, что Дину неудобно сейчас, в этой обстановке. Он как-то поспешно ещё раз обнял его, бросил взгляд на Вову и сказал: — Ладно. Тогда до завтра. — Да, хорошо. До завтра, — кивнул Дин. Майк надел обратно наушники и побежал дальше, медленно ускоряясь. Дин перешёл дорогу, украдкой посматривая, как Вова всё так же стоит и наблюдает. Когда он подошёл ближе, Вова заговорил: — Дин, ты забыл ручку свою. Дин сделал вид, что не расслышал, и переспросил — слишком нервно: — Что ты говоришь? — Я говорю, ты потерял сегодня свою счастливую ручку. Подождёшь, я вынесу, — повторил Вова, поднимая голову. Дин глянул на свой дом, потом снова на Вову и кивнул: — Да, я подожду. Не прошло и трёх минут, как Вова снова выбежал из дома и подбежал к Дину. Остановившись, он протянул ему ту самую «счастливую» ручку с машинками. — Ты сегодня так поспешно ушёл, что даже не заметил, — сказал он. Дин взял ручку, задержал её в руках, посмотрел на неё, а потом поднял взгляд на серо-голубые глаза Вовы. И в этот момент он вдруг увидел, насколько красивым тот ему показался. Как приятно было целый день осознавать, что Вова помнит эту детскую ручку, помнит её значение. Дин улыбнулся и тихо сказал: — Спасибо тебе. — Да не за что, — ответил Вова. Он оглянулся по сторонам, тонко вздохнул и снова вернул взгляд в карие глаза Дина. Дину в лицо ударил тот самый мужской аромат его духов — насыщенный, чуть дерзкий, который так подходил Вове. Вова чуть скомкано протянул руку: — Ладно, я пойду. Мне ещё заниматься. Дин пожал его ладонь: — Молодец, что это делаешь. До завтра. — До завтра, — коротко ответил Вова, смотря, как Дин уходит. Когда Дин вошёл в дом и за ним закрылась дверь, Вова остался стоять на улице с руками в карманах. Его взгляд скользнул дальше, на поворот под фонарём. Там, в жёлтом круге света, едва угадывался силуэт. Майк. Почти неразличимый, но Вова знал, что тот смотрит прямо на него. Вова поднял руку и помахал. Силуэт остался неподвижным, постоял ещё немного и медленно двинулся дальше. Вова прищурился, ухмыльнулся эхидно, бросил последний взгляд на дом Дина и развернулся, уходя к себе. Когда прошло ещё немного времени, Мэг с Лорой лежали в комнате Лоры. Свет погас, горела только настольная лампа на комоде со стороны Лоры. Они укрылись пледом и лежали, смеялись, разговаривали. Потом оба замолчали, просто смотря друг на друга, лёжа лицом друг к другу. — Я так рада, что у меня есть ты, — сказала Мэг. — Это так мило. Спасибо тебе, Мэг, что остаёшься со мной в этом огромном пустом доме. — Лора улыбнулась. — За такое короткое время это много для меня значит. Как думаешь, мы уже можем называться лучшими подругами? — Если ты хочешь, — ответила Мэг, — мы можем так называться. Лора прикоснулась к плечу Мэг, посмотрела томно и сказала: — Тогда ты моя лучшая подруга. Мэг тихо засмеялась, опустила взгляд на подушку и снова посмотрела на Лору: — И ты моя. Вдруг послышался женский плач — не детский, а взрослый, доносившийся с заднего двора. Лора осторожно посмотрела на Мэг, та — на Лору. Мэг слегка приподнялась: — Лора, ты тоже слышишь? — Не вставай, — прошептала Лора, но вскочила с кровати и подошла к окну. На заднем дворе стояла женщина-брюнетка в длинном чёрном кожаном пальто. В руках у неё была пачка бумаг; тушь под глазами подтекла, она всхлипывала и смотрела прямо на дом. Увидев Лору в окне, женщина закричала: — Я знаю, кто ты! Не прячься, я вижу тебя! Мэг соскочила с кровати, встала у двери и, испуганно глядя, спросила: — Лора, кто это? Лора жестом как бы показала рукой, чтобы Мэг оставалась на месте: — Всё нормально, успокойся. Жди здесь. Но Мэг не слушала: — Нет, я пойду с тобой. Не выходи одна, — сказала она. Лора не стала её останавливать и спустилась по лестнице на задний двор. Было холодно. Лора обняла себя руками. Женщина стояла, дрожа, и продолжала смотреть, разжимая бумаги в трясущихся руках. — Кто вы такая, что вы здесь делаете? — спросила Лора громко. Женщина молчала, затем, словно собрав остатки сил, заговорила громче: — Почему эта девушка называет тебя Лорой? Тебя зовут Лайла. Вам не скрыться от правды — вашей семьи. Где твои родители? Онине уйдут от того, что сделали. — Я не знаю, о чём вы говорите, — сказала Лора. — Убирайтесь с моего двора, иначе я вызову полицию. Женщина вдруг стала показывать бумаги прямо в лицо Лоре: — Послушай меня, Лайла. Скоро все узнают правду о твоих родителях. Я докажу. Я знаю, что твои родители убили моего сына. Лора глянула на Мэг, та с недоумением смотрела на происходящее. Ветер поднял листья, они кружились по двору. Лора резче ответила: — Чего вы несёте? Мои родители никого не убивали. Прекратите. Это ложь. Женщина тяжело вздохнула и протянула лист: — Это отчёт. 26 августа 2023 года. Я еле достала эти документы. Посмотри. Лора, почти не сопротивляясь тому, что её называют Лайлой, взяла лист. Вверху значилось: «Госпиталь “Санкт-Мэри”, Санта-Фе». Настоящий медицинский отчёт: таблицы, графы — дата, время, фамилия и имя врача, действие. Она пробежала глазами список. Имена докторов шли одно за другим. Взгляд остановился: «Елена Стенгард». Женское имя, которое пронзило её сердце. Это было настоящее имя её матери. Рядом значилось время — 16:45. Лора застыла, вглядываясь в строчку. Женщина резко развернула ещё один лист и ткнула пальцем: — Лайла, вот, смотри! Тут запись: я выхожу из палаты своего сына в 16:35. Она распахнула следующий лист: — А вот запись по моему сыну, Джереми. — Её голос надломился. — Время смерти — 16:50. Слёзы катились по лицу женщины, её руки дрожали: — Видишь? Он умер в 16:50. Лайла, посмотри, что твоя мать сделала за эти пять минут! Почему больница это скрыла? Она развернула ещё один документ: — А это — тот отчёт, что больница подала в суд. Тут у фамилии твоей матери стоит время 16:20. Видишь? Но я в 16:20 сама была у сына в палате. Твоя мать никак не могла там быть. А они сделали так, будто она там была, а я пришла только в 16:30. Всё подделано! Лора онемела. Слова застревали в горле. Женщина шагнула ближе, положила руку ей на плечо: — Лайла, ты не виновата. Но твои родители виноваты в том, что сделали в Санта-Фе. Не прикрывай их. Я вижу, ты добрая. Мэг стояла неподвижно, ничего не понимая. Лора прижала бумаги к себе и тихо сказала: — Можно я оставлю их у себя? Дайте мне ваш номер. Женщина достала из чёрной кожаной сумки листок и ручку. Пальцы тряслись, когда она писала. — Вот, держи, Лайла, — протянула она. — Меня зовут Бонни Хейвард. Её глаза блестели в лунном свете. Она произнесла глухо: — Так не должно быть… И, не дожидаясь ответа, медленно пошла прочь, уходя к переднему двору. Лора осталась стоять с документами. Мэг подошла ближе: — Лора… тебя раньше звали Лайлой? Лора посмотрела на неё и тяжело произнесла: — Да. Раньше я была Лайлой. Но теперь, Мэг, я Лора. Забудь всё, что слышала и видела. Попробуешь? — Если ты так хочешь, конечно, — ответила Мэг. — Всё нормально. — Как это может быть нормально… — прошептала Лора. — Я просто пока не понимаю, что происходит. Мэг обняла её, повела обратно в дом: — Когда захочешь — расскажешь. А не захочешь — не рассказывай никогда. Щёлкнул замок двери. Они вернулись в спальню. Через двадцать минут Мэг уже спала. А Лора так и лежала с открытыми глазами, глядя на Луну в окне. И думала: Неужели всё, что всегда говорили о моих родителях, правда? Неужели слухи о том, что они замешаны в торговле органами, — правда…